***
Проснулся рыжик от того, что его трясли за плечо. Нехотя разлепив глаза, голубоглаз посмотрел на нарушителя своего сна. Увидел он улыбчивую зеленоглазую пожилую женщину, которая с нежностью говорила о том,что пора вставать. Пробормотав в ответ что-то невнятное, сонный парень сел на кровати. Женщина ушла, оставляя Харгривза, чтобы тот переоделся. Мэтт, сладко зевнув, спустил ноги на пол и стал ими лениво искать мягенькие тапочки с кроликами. Всё же найдя эту белую пушистую обувь, с прицепленными к ней ушками, он лениво поднялся и взял из шкафа понравившуюся одежду. После Мэтт отправился делать водные процедуры. В обширной ванной, он, наконец, умылся и почистил зубы, от чего взбодрился и даже стал что-то соображать. Он начал расстёгивать свой кигуруми*, но остановился, рассматривая множественные синие ушибы и уже тёмные ссадины. Мэтт сначала просто пялился на все эти картинки на теле, думая о том, где он так запачкался, но тут же вспомнил, что ему исполнилось шестнадцать, а значит на теле голубоглаза сейчас отображается всё, что на данный момент нарисовано или получено соулмейтом. Кигуруми полетел на пол, и взгляд устремился на кожу, оглядывая увечья. По всему телу красовались множественные синяки и ссадины, а на руках иногда ещё и порезы. Тут парня пробила дрожь. На его руке появились новые порезы, и из новых ран потекли красные капельки крови. Он тут же с помощью потёкшей красной жидкости вывел на руке вопрос "Что ты делаешь?". Мэтт очень беспокоился, ведь так и помереть можно! Новые порезы перестали появляться, а кровавые следы были тут же смыты. Мэтт всё ещё ждал ответа. На его руке появились маленькие буковки, написанные, видимо, обычной синей ручкой. Пока его родная душа поспешно что-то писала, рыжик уже успел одеться, не заходя, конечно, в душ, и побежал в свою комнату за каким-нибудь пишущим предметом. Когда парень всё-таки нашёл заветную ручку, он прочёл написанное. «Ты — мой соулмейт?» это единственное, что Мэтту удалось прочитать в потоке почти чёрных закорючек, за которыми раньше были слова. Мэтт незамедлительно написал «Да» и стал ждать ответа. «Неудачное вышло зна_», тут запись прервалась и сразу была зачёркнута, а на свободном месте, трясущиеся буквы говорили «Прости». Мэтт не злился, ему скорее было жалко, что люди и правда могут себе навредить умышлено, и даже не из-за фетишей. Он аккуратными буквами вывел «Ничего страшного». Немного подумав, добавил улыбающийся смайлик и сердечко и, сев на кровать, в ожидании уставился на руку. Ответа ждать долго не пришлось, чуть ближе к запястью выводились слова «Мне правда очень жаль». Тут Мэтту пришла идея, как немного успокоить свою родственную душу. Он стал вырисовывать линии на руках. Так следы ручки продолжались до плеча, пока порезы не закончились, а потом он написал рядом «*Забинтовываю твои руки, чтобы поменьше болело: 3*» Он ожидал ответа пару минут, а потом на руке вывелось короткое «Хаха». Но Мэтт на этом не остановился! Он стал выводить сердечки и пластыри на всех синих пятнах и застывших ранах, и иногда подписывал рядом привычное «У кошки не боли, у собачки не боли и у тебя не боли» или «Всё хорошо! Если я поцелую это место, то оно перестанет болеть *чмок*». Буквы снова начали появляться на запястье, но не успел соулмейт закончить своё послание, как раздался стук. Мэтт коротко крикнул «Входите» и подальше закатал рукава. — Мистер Харгривз! С вами всё хорошо? Вы спускаетесь? — спрашивал заботливый голос домработницы Мэтта, что приходила сегодня его будить. — Да-да. Всё отлично! Я спущусь через минут двадцать, — спокойно проговорил Мэтт, мягко улыбаясь. Женщина досадно вздохнула, но всё же удалилась из комнаты. Мэтт сразу снова закатал рукава и увидел следующее послание «Хаха! Что ты делаешь?». Мэтт, не задумываясь, написал «Потому, что ты мой соулмейт, и я должен заботиться о тебе! Хотя сейчас я могу это делать только так…» Дальше на кисти руки, ведь места почти не осталось, стал выводиться рисуночек, на котором мальчик, изображëнный в минималистичном стиле, закрывает лицо сильно упрощёнными руками и краснеет. Тут у рыжего возник логичный вопрос «Ты парень?». Ответ был утвердительный. Голубоглаз немного потупил взгляд на ответ своего нового знакомого и вывел «Как зовут?». Ответ не заставил себя долго ждать: «Эдд». Теперь время Мэтта рисовать! Он начал старательно выводить свою мордашку на руке, но из-за фактуры кожи и её постоянных растягиваний, и так заведомо плохой рисунок стал ещё хуже. В итоге вышел кривой и поломанный палочный человечек с квадратной и слишком большой головой, с причёской ёжика и анимешными большими глазами и звёздочками рядом. Дальше юный художник в диалоговом окошке, как в комиксе, написал «Я тоже парень! Меня зовут Мэтт!». Он хотел ещё что-то написать, но в дверь к рыжику вновь постучались. Наспех написав «Меня зовут. Пока!», он вновь засучил рукава и, крикнув человеку за дверью короткое «иду», выбежал из комнаты.***
В таком же духе они переписывались где-то месяц. Мэтт всегда поддерживал Эдда, а Эдд на письмах радовался достижениям Мэтта. Каждый раз, как только на теле появлялись новые раны, он их «целовал» сердечками и ставил пластыри. Нарисованные конечно, но потом Эдд их раскрашивал красками и благодарил за заботу. Правда после принятия ванны всё смывалось, так что приходилось вырисовывать всё заново, но нашему рыжику это было не в тягость и даже приносило удовольствие. Правда Эдвард никогда не отвечал, откуда у него появляются новые раны. Он просто либо отнекивался, либо вообще переводил тему. Что Эдд — художник, парень узнал почти сразу, ведь соулмейт часто что-то рисовал на коже, чтобы получше выразить эмоции. Также, как узнал чуть позже Мэтт, у Эдда нет телефона, так что они даже связаться не могут. Мэтт всё уговаривал друга сказать хотя бы свой адрес, чтобы встретиться, но тот всегда говорил, что рыжику не понравится Эдвард и, художник убежит от смущения, если голубоглаз приедет. Родители вполне спокойно отреагировали на сообщение о том, что родственной душой сына стал парень, но когда им стало известно, что неизвестного, похоже, часто избивают, они остолбенели, а потом начали кричать что-то по типу «Почему соулмейта нашего любимого сынишки избивают? Почему эти ублюдки ещё не в суде?!». Мэтт их всё же успокоил и сказал, что попытается сделать всё, чтобы помочь своей будущей паре. Они же сказали побыстрей разузнать, где тот живёт, чтобы забрать его к себе, как будущего избранника своего чада. Мэтт всё отнекивался, ведь у Эдда должны быть родители тоже. Но он не учёл того, что у соулмейта может быть токсичная семья, от которой хочется сбежать, когда вырастешь. На самом деле Эдд был достаточно позитивным человеком, даже несмотря на все унижения и избиения, которые он терпит почти каждый день. Вопреки всему он верил, что однажды всё наладится, что он будет счастлив. «Тем более, у меня теперь есть ты», — кратко говорил художник через письма, а рыжик отвечал: «Великолепный я обязательно тебя спасёт!». А дальше следовали милые рисунки, на которых Эдд обнимает квадратноголового Мэтта с большими глазами и причёской, направленной вверх. Вот очередной день. Почти вечер. Мэтт который раз за день оглядывает себя, в поисках новых посланий, но из нового только синяки да ссадины. Рыжик в очередной раз тяжело вздохнул. Он уже не надеялся, но всё же написал, уже в который раз, эти три слова: «Скажи свой адрес», и стал разрисовывать появившиеся повреждения на теле. Мэтт взглянул на себя в зеркало и ужаснулся. На шее красовались следы от удушья. Он тут же начал что-то придумывать, чтобы хотя бы морально помочь своему избраннику. Дрожащими руками начал вырисовывать маленькие цветочки и сердечки на шее. Где-то он приписал «пожалуйста, живи», и его взгляд упал на просьбу сказать адрес. Мэтт быстро натянул что попало на себя, взял деньги и паспорт и пулей выбежал на улицу, попутно заказывая такси. Как только к нему подъехал автомобиль, Мэтт в него чуть ли не влетел, и, быстро пролепетав адрес таксисту, стал нервно перебирать пальцы. Он ответил. Он сказал. Эдд наконец сказал, где находится. Как оказалось, он живёт в получасе езды на машине. Но для Мэтта эти тридцать минут длились как тридцать лет. Казалось, что машина двигается как черепаха, но он терпел. Терпел, и, наконец, открыл дверь на встречу своему, уже ставшему любимым, другу. Тот, свесив голову, тем самым только больше укутывая себя в большой зелёный шарф, плёлся куда-то, хотя даже сам не знал, куда его несут собственные ноги. Он просто шёл, смотря куда-то вниз, иногда замечая, что становится темнее. —Эдд! Кажется, кто-то кричит его имя, но понурая фигура, по привычке только ускорила шаг, желая поскорее сбежать, но тут до плеча кто-то дотронулся. Шатен очень испугался, но всё же повернулся навстречу к незнакомцу. Перед ним предстал запыхавшийся и, видимо, очень обеспокоенный рыжий высокий парень с веснушками и небесными глазами, шея которого была разрисована цветами и сердечками. — Вы не знаете Эдда Гоулда? — спросил запыхавшийся красавец и осмотрел паренька. Его взгляд остановился на запястье, на котором красовался синяк и небольшое сердечко с пожеланиями всего наилучшего. — Мэтт? — неуверенно, будто боясь ошибиться, прошептал художник. Мэтт тут же отлепил свой взгляд от запястья парня и взглянул на глаза, но в тёмно-шоколадных глазах уже скапливались бусинки слёз. Харгривз тут же обнял своего друга и тихо прошептал «нашёл». Эдд заплакал и сильнее прижался к Мэтту, приглушая громкий плач. Мэтт гладил его по голове и шептал успокаивающие слова. Мэтт говорил, что он рядом, что он больше не даст его в обиду, что всё теперь будет хорошо. Тот же вроде начал даже успокаиваться, и вот через несколько минут он уже просто шмыгал носом в сиреневую толстовку и благодарно улыбался. Мэтт отстранился от Эдда, когда тот уже почти успокоился и смотрел на уже счастливое милое личико шатена, с ещё не просохшими слезами. Харгривз взял руку художника и поцеловал в том месте, где обычной шариковой ручкой было нарисовано сердечко и надпись «Я обязательно поцелую все сердечки по-настоящему».Эдд сильно покраснел, свободной рукой закрыл лицо и отвернулся. Мэтт не удержался и немного посмеялся. — Что смешного? — сердито надул шёчки парнишка, отчего Харгривз усмехнулся и, радостный, снова заключил того в объятия.