***
Поначалу она относилась к нему слегка предвзято. К его внешности — он был совершенно ни в ее вкусе, — манере речи, иногда слишком сильно правильной, к словам и даже действиям. Иногда ей казалось, что он слишком строго обходится с Мэттом, даже чересчур, ведя себя, словно курица-наседка. Они часто ссорились еще в течение целого года после того знакомства, и Мёрдок казался таким несчастным, что ей было его даже как-то жалко. Его взгляды казались ей чересчур консервативными и даже вредными в каком-то смысле, устаревшими. На многое он глядел совсем по-другому, нежели она или кто-либо из ее супергеройских друзей. Более того, он казался ей довольно скучным и даже плаксивым. Как это всегда бывает, кардинально ее мнение переменилось далеко не за одну встречу, но именно одна из встреч заставила ее взглянуть на кое-какие мелочи под другим углом. Это была совершенно другая осень, нежели два месяца назад, глубоко погрязшая в дождях, грязи и первых заморозках. Джесс шла по улице по каким-то своим делам, ежась в тоненькой курточке и совершенно не замечая людей вокруг, когда непонятно каким образом ее взгляд выцепил из толпы знакомое лицо. Нельсон, чье первое, совершенно несовместимое с фамилией имя она уже успела позабыть, широко улыбнулся ей, поплотнее запахивая пальто, и поспешил перейти дорогу, оказываясь рядом. — Добрый вечер, мисс Джонс. — Добрый, — буркнула она, подняв на него взгляд. Они прошли две остановки без единого слова, и Джессика просто успела позабыть о его присутствии, пока он вдруг не заговорил, прерывая тишину. — Знаешь, я провел два месяца и все никак не мог вспомнить, где я тебя видел, пока Мэтт не рассказал, как вы познакомились. — Да? — с безразличием спросила она. — И что же? — Это было как раз после того, как его бывшая, Электра, умерла, — продолжил он. — Мэтт завязал с ночной жизнью — это было чисто его решение, — наша контора развалилась, так что он практиковал один и достаточно успешно, даже успел выиграть дело на одиннадцать миллионов. А потом я заметил — совершенно случайно — во время одной из наших встреч, что он сорвался. Слышал в новостях кое-какие слухи, а потом увидел, что у него все костяшки содраны, и сложил два и два… Его рассказ не встретил никакой реакции, и немного погодя Нельсон продолжил. — Он не стал ничего отрицать, просто разозлился. Я уверил его, что хочу лишь помочь. Видишь ли, я тогда работал в «Хогарт, Чао и Беневитц», — Джессика молча повернулась, приподняв брови. — Да, да, — произнес он, заметив ее интерес, — тех самых. Хогарт часто о тебе говорила, а потом, где-то в начале всей этой заварухи с Рукой, попросила за тобой проследить. Она хмыкнула. — Собственно да, изначально я должен был набиться тебе в адвокаты, следить за тобой пару улиц, а потом попасться. Не на крышах, правда, я паркуром не владею, — усмехнулся он, — в отличие от некоторых. Только этого не случилось, потому что я отдал дело Мэтту. А Мэтт влился в вашу банду и чуть не покончил жизнь самоубийством. Хорошо, что это в прошлом. — Хочешь сказать, все началось с тебя? — Предполагаю, да. Ну еще и с Хогарт. Она сильно волновалась, не наделаешь ли ты глупостей. — Думаю, я достаточно испортила ей жизнь, чтобы она переживала обо мне. Он ничего не ответил. Они прошли еще с десяток метров. Подул холодный ветер. — А ты, наверное, очень сильно хотел этого, — вдруг произнесла Джессика с какой-то скрытой злобой в голосе. Боже, ей надо поменьше общаться с Мердоком, она уже начинает некстати переживать за него. — Чтобы это дело не попало к Мэтту и чтобы он выкинул костюм и держался подальше от всего этого супергеройства. Ведь так? Он как-то поник после ее слов, опуская взгляд в землю и засовывая руки в карманы. Затем поднял голову и нахмурился, поворачиваясь в ее сторону. — Да, я бы очень не хотел, чтобы мой друг снова умирал под завалами небоскреба, жертвуя собой ради других. И проходить заново весь этот кошмар вместе с Карен, видеть как она плачет и не может принять его смерть, совершенно не зная, что делать дальше! — Высказался он и потух, как спичка. — Лучше бы я тогда подзатыльник ему дал вместо костюма… Оу. Много раз оу. Она в самом деле, не знала, что это был он. Вернее они тогда толком знакомы не были, да и ей честно было все равно, от кого Мёрдок получил этот гребанный костюм. Все, что она думала, что это было на руку им и их обдолбанному плану. Она отвернулась в сторону, вглядываясь в витрины магазинов. Возможно, без этого костюма ничего бы и не сработало. Возможно, Мёрдок пошел бы без него и случайно раскрыл всем свою личность. Или его смертельно ранили без должной защиты еще во время самого боя. Или он бы никуда не пошел, и их драка с целой армией выглядела бы еще более хуево. Хотя… лучше бы он реально никуда не пошел. Черт тебя возьми, Мёрдок. Она повернулась к Нельсону и глубоко вздохнула, прежде чем ответить. — Ну… да, реально. Прости. Я ступила в собственное дерьмо. Он вздохнул в ответ и, будто прочтя все ее мысли, махнул рукой. — Забей, Джесс. Она хмыкнула. Ее много кто называл Джесс, но из его уст это прозвучало как-то странно. — Я совершенно забыла, как будет твое первое имя, веришь ли, — с легкой ухмылкой произнесла она. — Фогги**, — простодушно ответил он. — Да? А по-моему сейчас довольно-таки ясно. Он фыркнул. — Ты можешь смеяться по поводу моего имени сколько хочешь, но Мэтт использовал все шутки, доступные человечеству, еще на втором курсе.***
Гудок. Протяжный и долгий. Затем еще один, с помехой. Тишина. Джесс никогда в своей жизни не встречала друга более надежного и верного, чем Фогги. Тот, казалось, жил только ради одной возможности помочь кому-то, и дело не ограничивалось лишь одним Мэттом и Карен. Джессика сначала не понимала, что двигало парнями, а особенно Нельсоном, когда они заводили свою фирму-детище, временами оставляющее их без средств к существованию. Но чем больше приглядывалась, тем больше замечала, что в своей мечте помогать как можно большему количеству сирых и обездоленных Мэттью Мердок определенно был не один. К тому же, Сорвиголова в своей красной броне с дубинкой и отточенным правым хуком во много раз уступал Фогги в его обычном официальном костюме, вооружившимся красноречием, обаянием и цепкими, метящими точно в цель словами. Гудки на линии, тягучие, как карамель, и горькие, как анальгин, сейчас почему-то напоминали Джессике биение сердца. Неравномерные скачки сердечных сокращений на кардиограмме, которые ничего хорошего не значат. Фогги был хорошим другом… И не только для Мэтта. И для неё тоже. Он стал неотъемлемой частью её свихнувшейся жизни и будь она чуть более позитивной, обязательно сказала бы, что он был тем лучом света и оптимизма среди тьмы, что помогал им не опускать руки. Помогал ей не опускать руки. Она не помнит почти ни одного раза, когда бы Фогги отказал ей в помощи, зато помнит с десяток случаев, когда он помогал ей по мелочи просто так, множество раз, когда он вытаскивал ее со скамьи подсудимых и пару случаев, когда он буквально спасал ей жизнь и помогал сохранить рассудок, вытаскивая с самого дна. Да. Фогги был чертовски хорошим другом. — Ну давай же, — прошептала Джесс в телефон. — Черт тебя побери, возьми трубку… Тишина между гудками напрягала. Тишина вокруг, в полумраке комнаты, где единственным источником света сейчас служил экран телефона — напрягала еще больше. В это мгновение — но только лишь мгновение — Джессике вдруг очень захотелось иметь способности Мэтта, чтобы это напряжение, царящее в воздухе, наконец сменилось на гул улиц Адской кухни, разговоры соседей и случайных прохожих, плач ребенка в соседнем здании, на что угодно, кроме тянущего чувства одиночества. — Алло? — наконец ответили ей. Голос шел будто откуда-то издалека, на заднем фоне постоянно слышался какой-то шум, будто кто-то резал пенопласт и складывал его в коробки. — Алло? Джесс? Тебя плохо слышно, ты что-то хотела? Он поднес телефон ближе к уху, и Джесс с удивлением обнаружила, что дозвонилась до Фогги. — Фогги? Где Мэтт, я никак не могу до него дозвониться! И почему у тебя его телефон? — Джесс… — он ненадолго замолчал, на что-то отвлекаясь. Гулкие шаги эхом отражались от стен. Он снова взял трубку, на этот раз говоря чуть громче. — Джесс, он в больнице! Там Карен… она… Он замолчал, запыхавшись и пытаясь выдавить из себя слова. Джессика затихла, ожидая ответа. Шаги вдруг прекратились. — Она умерла, Джесс, — тихо ответил он с горечью в голосе. — Она умерла. Нет… о боже. Нет. Только не это. Нет! Только не она! Только не любимая девушка Мэтта! Только не самый близкий ему человек! Только не опять… — О боже… — прошептала она в трубку. — Фогги… Фогги, подожди, не отключайся! Скажи, пожалуйста, в какой именно больнице сейчас Мэтт! Могу ли я как-нибудь помочь? Она никогда близко не общалась с Карен. Только пару раз пересекалась с ней в офисе да один раз они пили кофе вместе, случайно найдя много общих тем для разговора. Но Джессика знала, как Пейдж много значила для Мэтта. Как много она сделала для того, чтобы он перестал винить себя во всех смертных грехах и бедах. Она понимала его, наверное, в сто раз лучше, чем они с Фогги вместе взятые, она почти всегда знала, что творится у него на уме, она любила без купюр, таким, какой он есть, даже когда он носился по крышам в маске дьявола. Да черт! Они ведь пожениться собирались в феврале! Она не заслуживала умереть! Только не сейчас, только не таким образом! Только не от рук того ублюдка! — Да, Джесс… да… ты можешь помочь, — сглотнув, взволнованно проговорил он. — Ты ведь знаешь, где Главный госпиталь, да? Мэтт сейчас там, ему только сообщили об этом и, черт возьми, я даже представить не могу, в каком он сейчас состоянии, поэтому, если тебе не трудно, не могла ли бы ты сейчас туда подъехать? — выпалил он скороговоркой. — У Марси сердце прихватило, а она еще беременная, черт, и я… врачи сказали, что все в полном порядке, но мы еще точно час в этой гребанной больнице проторчим, пока нам отдадут бумажки, и я понимаю, что все это звучит, как ужасно глупые оправдания, но не могла бы ты к нему съездить, да? Я подъеду сразу, как только смогу. — Я уже выхожу, — сказала она, вскакивая с кровати и чуть не падая. — Считай, что я уже там. — Спасибо, — поблагодарил он, — спасибо, Джесс, я… да, спасибо. А еще Фогги всегда был рядом.***
Говорят — Джесс не знает, кто вообще так когда-либо говорил, но фраза запоминающаяся, а главное правдивая — что лучше всего отпечатываются в памяти первая и последняя встреча с человеком. Джесс хотелось бы, чтобы эта встреча вообще не существовала, может быть, тогда ничего и не случилось бы, может быть эта встреча просто была катализатором, спусковым крючком, после которого запустилась ветка не самых благоприятных событий. Она бы очень этого хотела, честно. Тогда можно было бы взять машину времени — ей не важно, откуда она взяла бы ее, влиятельных друзей-ученых у нее было полно, взять того же Пима — отправиться в прошлое и просто сказать, что «нет, у меня полно дел, мы не можем встретиться». Потому что никто из них не заслуживал этого. Потому что после всего дерьма, что на него навалилось, Мэтт не заслуживал этого. Потому что Фогги уж точно никогда не делал чего-то такого, чем мог бы это заслужить. Джессика не была фаталистом. В ее проблемах всегда были виноваты другие, она, обстоятельства, но никогда, никогда в жизни — чертова судьба. Поэтому и в случившемся с Фогги она хотела винить себя, хотела думать, что все произошло из-за нее, хотя умом понимала — это невозможно. И не хотела даже думать о том, что сделать ничего было нельзя. Этот день отпечатался в памяти разноцветной палитрой осеннего солнца, сизых с белым облаков, огненных и безвольно желтых листьев, хрустящих под сапогами. Это был по-восхитительному яркий осенний день, пропитанный ароматом увядающей листвы, нагретый тонкими пронзительно светлыми лучами изредка выглядывающего солнца, наполненный легким шумом разноцветных крон деревьев над головой и беспечной перекличкой птиц. Она не помнит, когда последний раз так по-детски наивно зажмуривала глаза, вдыхая свежий прохладный воздух, искренне наслаждаясь погодой, за все годы ставшей чем-то привычным, обесцененным. Другие воспоминания, где-то далеко в подсознании, подсказывают, что дул ужасно холодный ветер и она постоянно ежилась, поплотнее запахивая пальто. Увидев это, Фогги, которому должно было быть адски жарко от всей той одежды, что он на себя нацепил, предложил махнуться пальто. Джессика тогда отшутилась, что оно подозрительно сильно на нем висит, прямо видно, что «с чужого плеча». Он задорно хмыкнул (слишком задорно, шептал внутренний голос), продолжая идти рядом и рассказывать о чем-то. Вообще в ее словах была всего лишь доля шутки. Фогги совершенно не был похож на прежнего себя, когда они сегодня встретились у входа в Центральный парк — впервые за несколько месяцев. Он сильно схуднул, просто осунулся, и, черт, это выглядело совершенно нездоровым. Джессика не могла избавиться от какого-то грызущего чувства изнутри все то время, пока они шли. — И вообще, если ты решил похудеть, — она постаралась произнести это как можно веселее, но голос предательски дрогнул, — то знай, тебе это ни капельки не идет. Он вдруг остановился, с искренней улыбкой глядя наверх. Птицы, ласточки, кажется, — Джесс в этом вообще ни черта не разбиралась, — медленно, цепочкой преодолевали свой путь на юг. Она внимательно вгляделась в его лицо, впервые за сегодняшний длинный день, и вдруг отчетливо поняла, что видит перед собой чужого человека. Его лицо было светлым, практически прозрачным, настолько, что Джессике вдруг захотелось ухватиться за Фогги, чтобы он не исчез. Щеки болезненно впали, обнажая скулы, глаза как-то потускнели, потеряв часть той живости и радости, что всегда были его неизменными спутниками. Даже его улыбка уже не казалась ей такой искренней, скорее, слабой и натянутой, будто он изо всех сил старался удержать ее. — Черт, Фогги, — с ужасом произнесла она, выдыхая клубы пара, — что с тобой случилось? Улыбка тут же сползла с его лица, ужасающе быстро, с одним порывом ветра. Он вздохнул, опуская голову. Ее сердце пропустило удар. Он медленно проговорил: — Я не хотел говорить это сегодня, уж слишком хорошо мы проводили время да и пока рано еще опускать руки, но… — он рвано вдохнул воздух и практически перешел на хриплый шепот. — Я вчера получил результаты повторных анализов, томографии, там еще кучу всего, и врачи… врачи… Он судорожно вздохнул и повернулся к ней. — Врачи говорят, что у меня… рак? — произнес он почти одними губами, пытаясь унять охватившую его дрожь и смотря на нее с такой надеждой, будто она могла вмиг опровергнуть его слова. Ее сердце рухнуло вниз. — О боже… — прошептала она, — Фогги… Я… Она почувствовала, как начинают наворачиваться слезы и обняла его, утыкаясь в плечо. — О боже… Он тихо погладил ее по спине. — Ничего… это… ничего… Его дрожь вдруг утихла. Он практически бесшумно выдохнул, расслабляясь и словно сбрасывая какой-то груз с плеч. Джессика медленно отстранилась. Взглянула на него, вытирая уголки глаз рукавом блузки, а когда ее взгляд полностью прояснился… Он тоже плакал. — Ты… ты рассказал Мэтту? — спросила она, шмыгнув носом и стараясь вновь не разрыдаться. Фогги тихо покачал головой. — Я собирался. Сегодня, завтра, не имеет значения. Мне кажется, он уже давно это заметил, — у него на губах появилась едва заметная усмешка. — У него чуйка на такие вещи, ты же знаешь… Она кивнула, облизнув засохшие губы. Кивнула, радуясь, что Мэтт слепой, что его возможно пока что терзают лишь смутные догадки, которые, как он, наверное, надеется, не имеют ничего общего с реальностью. Немного завидуя — хотя чему тут, блядь, завидовать — честно говоря, что Мэтт намного более сдержанный, чем они вместе взятые, и сможет вселить в них побольше надежды и уверенности в завтрашнем дне… Джессика не видела своими глазами, но слышала по телефону от Фогги несколькими днями позже — Мэтт заплакал как дитя и сказал, что догадался обо всем несколькими неделями раньше, чем Фогги сдал анализы, но не знал, как сообщить. Впереди их ждали долгие месяцы надежды и борьбы с неизбежным.***
В тот день… в тот день, когда он… В тот день, когда она не успела, тоже весь день ярко светило солнце. Это было настоящее бабье лето: броское, ослепительное, мучительно громкое, жаркое. Наверное, даже слишком. Джессику воротило от такой погоды, неужели нельзя проявить сострадание к людям, чтобы они хоть осенью не мучились от духоты и разнообразных зловонных запахов, наполняющих улицы? Почему, ради всего святого, в этот единственный день, как в кино, не могут пойти дожди? Она обещала зайти к нему вечером. Обещала уже с неделю как, но постоянно находила оправдания. Тогда они казались очень важными, ведь на кону стояло здоровье и счастье ее клиентов. Сейчас они кажутся мелочными, практически никчемными, как и сама Джесс, могла же ведь, могла послать всех на хер и заявиться в больницу с огромным букетом цветов и открыткой, поддержать, поговорить напоследок, рассказать как много он значил для нее все эти годы. Подарить искреннюю улыбку, настолько искреннюю, насколько она может из себя выдавить, и попытаться не расплакаться, потому что ну сколько можно уже, серьезно. Все, что она помнит из того дня, это духоту, выхлопные газы и тягучее чувство самой настоящей скуки по дороге на очередной токсичный разговор, подробности которого уже никогда, наверное, не вспомнит. Зато навсегда запомнит тот звонок. Слова на том конце были настолько неожиданными, что ей пришлось дважды переспросить медсестру. Но смысл слов все никак не желал доходить до нее, растворяясь в внезапно окружившей ее пустоте. Джессика застыла на месте, прижавшись к холодному поручню автобуса. Пустота все больше сдавливала ее голову плотным кольцом, порождая мерзкий, вплоть до желания блевануть, писк в ушах, который становился только громче; сердце набатом ударялось в виски. Казалось, ее голова сейчас разорвется. Кое-как до нее дошли слова: — Мисс Джонс? Джессика? Ваш друг — мистер Нельсон умер пятнадцать минут назад… …мне очень жаль.***
Дул холодный, пронизывающий до костей ветер. Начало ноября на удивление выдалось довольно холодным. Деревья быстро потеряли свой пестрый окрас, превращаясь в уродливые, скорчившиеся силуэты, которые своими мертвыми скрюченными ветвями пытались дотянуться до последних лучей бледного солнца. Джессика поежилась, сминая ногами пожухлую кладбищенскую траву вперемешку с гниющей листвой, и поплотнее запахнула пальто. Изо рта вырвался клуб дыма, смешиваясь с легкой дымкой, стелющейся по земле и частично в воздухе. Пальцы охватила мелкая дрожь. Еле оторвав взгляд от серой надгробной плиты, Джессика обернулась и удостоверилась в надежности складного стульчика, прежде чем положить туда маленький букетик из белых, словно первый выпавший снег, цветов, перевязанный красной лентой. Сняла перчатки, растирая онемевшие руки и обдувая их теплым воздухом, и невзначай вдруг повернула голову в сторону, на секунду застывая на месте. На мгновение она увидела только длинную полосу полосатого шарфа, свободно развевающегося на ветру, а вслед за ним показался и сам владелец. Мёрдок шел словно парализованный, еле волоча ноги по земле и, кажется, доверяя больше трости, чем собственному равновесию. Ветер изредка мешал его пути, заставляя путаться в собственных ногах и чуть не опрокидывая на землю, но тот все равно продолжал идти. Казалось, ему ни до чего не было дела: ни до адски холодного ветра, закрадывающегося под полы распахнутого плаща, ни до шарфа, который вот-вот должен был сорваться с его шеи. Надевая перчатки, она не знала, подбежать ли ей и помочь или не трогать вообще, ведь, в крайнем случае, она будет достаточно быстрой, чтобы его поймать. Выбор пал на второй вариант. Он доковылял к ней сам с опущенной вниз головой, как если бы он глядел на землю в полуметре от себя. Остановился в двух шагах и замер, прежде чем медленно, осторожно поднять на нее невидящий взгляд в очках. Его лицо будто окаменело, и лишь по чуть поднимающимся вверх бровям и тяжело вздымающейся грудной клетке можно было понять, что он еще жив. Джессика в нерешительности подняла руку, осторожно касаясь кистью его правого плеча. Он еще больше застыл, задерживая дыхание, а затем почти рывком опустил голову, лбом дотрагиваясь до ее ключицы, хватаясь за нее как за спасительную соломинку. Она притянула его поближе, обнимая в ответ и нежно поглаживая короткие волосы. Она не знала, сколько прошло времени, может, пять минут, может все десять, пока они стояли вот так, ища друг в друге то ли силы, то ли остатки надежды на будущее, которое обязательно наступит, но будет уже совсем не таким, как раньше. Мэтт слегка расслабился в объятиях, позволяя переместить свои руки в более удобное для них положение, когда Джессика вдруг сказала, шепотом перебивая ветер: — Мне так стыдно, что я так и не проведала его ни разу, когда могла… На целых две минуты снова был слышен только гул. — Я…— с трудом выдавил из себя Мэтт, будто не разговаривал уже вечность. — Я… думаю, что Фогги, — прохрипел он, — он не стал бы обижаться на тебя. За это. Он выпрямился, прочищая горло и словно бы вспоминая, зачем они сюда пришли. — Он бы тебя простил… — тихо добавил Мэтт и, опираясь на трость, повернулся в сторону могильного камня, будто бы снова застывая от холода, превращаясь в древнюю греческую статую задумчивого атланта с развевающимся за спиной плащом. Джессика встала рядом, кладя руку ему на плечо. Его голова поникла. — Я так и не попросил прощения у него… — он снял очки, потирая переносицу. — За все… то… я… А затем замолчал, закрывая лицо руками и вновь теряя способность говорить. Джессика повернула голову в сторону, смахивая лезущие в лицо локоны и непрошеные слезы. Очень хотелось закурить. Очень хотелось зиму, снежную и суровую, которая покрыла бы одеялом всю эту слякоть, грязь и гниль, оставляя события прошедшей осени в прошлом, укрывая две одинокие могилки, на гробовых плитах которых содержались имена близких им людей. Близких Мэтту людей, которые не заслуживали умереть вот так, один за другим, с разницей в несколько лет. Которым он не успел сказать все, что хотел, все, что они заслужили от него услышать. Он не успел. Да и она, в принципе, тоже. — Мэтт? — негромко воскликнула она, поворачиваясь к нему. — Да? — еле слышно сказал он. — Ты веришь в то, что существует рай? — тихо произнесла она. Впервые ее слова об этом звучали всерьез, без всякого сарказма. И Мэтт, кажется, впервые в жизни сам задумывается об этом всерьез, не беря слова других за аксиому, прислушиваясь лишь к себе, к личному опыту, собственному восприятию мира. — Да, — хрипло отвечает он через некоторое время. — Потому что там, где существует ад, обязательно должно быть место для рая. Джессика смотрит в сизое небо, которое вот-вот заполонят тучи, надвигающиеся с краев. Ее трясет: то ли от напряжения, то ли от мерзкого холода. — Если там где-то есть рай, то наверняка там сейчас Фогги, смотрит на нас, слушает все, что мы ему скажем. Она опустила взгляд. Мэтт, так же, как и она несколько секунд назад, сверлил незрячими глазами небо. — Да, наверное. Ей кажется, что это срабатывает, потому что в его глазах по крупицам появляется надежда. — Да, наверное, — говорит Мэтт, надевая очки, и идет к складному стулу, на который уронил свой букет, когда только пришел. Она берет свой, и они вместе подходят к его могиле. Мэтт присаживается на колени. Он медлит перед тем, как начать, а когда начинает, его голос все еще хрипит: — Фогги, если ты меня слышишь… Прости, дружище. За все. Он облизывает пересохшие губы. Вздыхает. — И знай, с самых первых пор… ты был мне как брат. Когда он кладет свой букет — красные бутончики гвоздик — и встает, отряхиваясь от земли, она знает, что это ее очередь. Ее последний шанс. — Спасибо, Фогги. Спасибо за все.