каждую ночь, вижу я сны. Сны о тебе, обо мне, о любви...
Сэму десять и он впервые просыпается не от кошмара, а от того, что старший брат нежно целует его в губы. Во сне. Ещё такой полумрак, мягкая кровать, крепкие руки Дина, что держат за тонкое тело, придвигая к себе. Сладкий аромат, тепло, и его губы на собственных. Божественно! И страшно. Сэм ещё мальчик, ну, в плане, что ему пока совсем-совсем не хочется никаких отношений, влюбленности, девчонок, мальчишек, никаких свиданий и уж подавно секса. Он знает, что такое секс. Жить в одном доме с Дином и не знать - смешно. Дину уже четырнадцать, у него уже есть девушка. Сэм, правда, не верит этому идиоту, что у них уже было, но каждый раз, когда брат заваливается к нему в кровать и начинает рассказывать о том, какой крышесносный у него был оргазм, Сэмми закатывает глаза. На фразу: «а, ты ж не знаешь, что это» только фыркает, отворачивается к стене. Потом еще долго чувствует теплые пальцы в своих волосах... Сэму одиннадцать. И ничегошеньки не меняется. Снова ночь, снова полумрак, снова кровать, снова губы, снова утро. Только уже трезвонит в груди. Какие губы? Они же братья! Братья не целуются. Ну, им не положено. Ну, не так во всяком случае. Иногда, он думает об этом, мол, ух ты! Дин ещё так ласково касается его во снах. Но стоит уловить взгляд отца, который всегда возвращает в ледяную реальность, то все становится на свое место. Бред! Братья же. Сэму двенадцать. Первая влюбленность. Кейли чудненькая девочка, красивая, общительная, с большими глазами и розовыми губами. Не такими, как из снов у Дина. Совсем не то. И поцелуй не такой. Какой-то тупой. Сухой. И ничего не торкает в груди. Торкает ночью, когда Дин склоняется, проводит сначала языком, а потом невесомо, совсем-совсем, будто по воздуху, вбирает губы в себя. Потом глубже, сильнее. И влажно так причмокивает. Голова кругом идет. Может, дело в том, что Кейли - девочка? Сэму все ещё двенадцать. И он сейчас целуется с каким-то мальчиком из своего класса. Глупо и совсем не вкусно. Вот с Дином - прекрасно, сладко. А тут - словно ладонь свою целуешь. Никакой отдачи. Пусто. Он извиняется и уходит домой. Дело не в мальчиках, девочках. А в Дине. Или в самом Сэме. Сэму тринадцать. И сон немного меняется. Сон совсем меняется! И реальность тоже. Он видит лес. Почему-то, всегда темно во снах. И в этом лесу тоже темно. Небольшая полянка, какое-то покрывало на траве. И сам он лежит на нем, широко разведя ноги в стороны. Дин ласкает его губы не спеша, устроившись между его коленей, иногда медленно покачивая бедрами так, что по паху разливается огонь. Сэм еще ни разу ни с кем... И это возбуждает. Дин целует крепко, гладит руками грудь, плечи, нажимает на низ живота, чтобы Сэмми тихо простонал. Пальцы старшего скользят ниже, под джинсы, останавливаются у резинки белья, но не спешат проникать туда. Ладонь ложится на вставший член, всего лишь сжимая, а потом Сэм выгибается и распахивает глаза. Дин спокойно спит на соседней кровати. Конечно, ему же не снится брат в таком амплуа. И уж точно, он не просыпается с белым пятном на пижамных штанах. Господи, это получается, он только что кон... Боже. Еще ни разу. Даже не пробовал касаться себя. Тринадцать лет ведь только. Слишком аморально для него. Надо переодеться и забыть. Сэму четырнадцать. И Сэма уже достали шутки в плане: «глянь, какая девочка! Закадри ее, Сэмми, она готова будет стать твоей первой». Или: «ты так девственником и умрешь». А что делать несчастному Сэмми, который теперь во снах ложился под Дина, раздвигал колени, сам потирался и отдавался. Конкретно так, до звезд перед глазами, просыпаясь уже с куда большим влажным пятном на серых штанах. Сколько раз он кончал за ночь? Сколько раз ему было хорошо от руки Дина? Сколько раз он со вкусом целовал его губы? И сколько он должен еще поцеловать, чтобы эти проклятые сны прекратили крутиться перед его глазами?! Это же невозможно. Невозможно после таких ночей смотреть брату в глаза. Ему стыдно, интерес берет верх. Вдруг, у старшего действительно такие прекрасные губы? А может, правда? Девчонку попробовать? Отвлечься, заняться сексом впервые, забыть о снах? Но Сэм слишком правильный. Секс в четырнадцать? Бред какой-то. Секс во снах с братом же лучше! Идиотизм... Сэму пятнадцать и его будит Дин. — Хорош стонать. Сходил бы, нашел кого. Он подскакивает на кровати, пытаясь собрать мысли, себя, образы в одну кучку. Кучку, чтобы выбросить ее на свалку. Там, во сне, Дин так невероятно целовал его, так обжигающе имел пальцами, что голова кружилась так сильно, что бедра сами вскидывались вверх, насаживаясь на кисть руки брата. Так сумасшедше ловить его губы, стонать, шепча лишь: «давай, продолжи сегодня, можно ведь уже, я взрослый». Но они ещё никогда не переходили черту в этих проклятых снах. — Я... Это к-кошмар, Дин. — Слушай, — брат снова ложится на свою кровать, — что такого кошмарного может быть в сексе? А, погоди, знаю. Отсутствие его в твоей жизни. Ты так свихнешься, Сэм. Тебе пятнадцать, тебя рвут гормоны. Это нормально. Но ты слишком упрямый осел, живешь по каким-то своим принципам, не трахаешься сам и не даешь той девчонке, которая, может, предназначена тебе Небесами! Подумай об этом. Сэму шестнадцать. И он впервые касается себя. Впервые! Дина нет, отца, слава богу, тоже. Он лежит на полу в ванной, расстелив полотенце, аккуратно поглаживает себя, думая о своей однокласснице. Вита красива. Стройная, высокая, с каким-то красным оттенком волос. Еще она играет на скрипке. И вообще, во вкусе Сэма. Но не получается ее представить, чтобы раскрыться. Тогда перед глазами встает сегодняшний сон. Дин лежит на кровати, быстро-быстро мастурбируя, призывно смотрит на Сэма, закрывает глаза, откидывая голову на подушку. Густое белое семя стекает с его пальцев, а сам он задушенно шепчет: — Хочу так же кончать в тебя. И Сэм, выгнувшись, изливается себе на живот... Сэму семнадцать. И он больше не может смотреть эту порнуху в своей голове. Не может, потому что, Дин трахается сейчас с какой-то идиоткой в их комнате. Сто процентов, сдвинув кровати. Слышится тихий стон, легкое поскрипывание и смешок. Такие же стоны, скрипы и смешки были в его вчерашнем сне. Дин все ещё не взял его. До сих пор еще нет. Только доводит до грани губами и руками. Сэм собирает вещи и уходит. Вообще уходит. Надо это заканчивать. Они братья. И Сэм уже взрослый, чтобы понять, что такое инцест и прочие грешки, тесно переплетающиеся с этим словечком. Дину двадцать один. Он ищет этого семнадцатилетнего придурка четверо суток. Он не спит и практически не ест. Катается по городу, выспрашивает его одноклассников, друзей, просто прохожих. И постоянно винит себя. Ведь тогда, семь лет назад не стерпел, не удержал себя. Склонился над спящим десятилетним братом, чтобы коснуться его еще детских губ... Сэм открыл глаза, только для того, чтобы заснуть тут же. А Дин... Плакал, сидя на полу, около его кровати, проклиная себя за то, что захотел своего мальчика. Десятилетнего ребенка. Педофил и извращенец. Сэму восемнадцать. И он стоит, прижавшись к брату, который спустя год нашёл его. Он прижимается так рьяно, что, кажется, у старшего останутся синяки на плечах. Но и у Дина хватка не уступает. Так еще теплые губы резко касаются щеки. — Не смей больше так поступать со мной, — шепчет брат, сжимая пальцами кончики длинных волос Сэмми. — Прости, — кивает он, но на вопрос: «почему сбежал?», так и не отвечает. Он бы и сейчас сбежал. За этот год ничерта не поменялось. Только, во снах Дин теперь целовал более трепетно, более тоскливо...***
Дину четырнадцать. И он приходит домой поздно, когда Сэмми, его маленький Сэмми уже спит. Он поднимает валявшуюся рубашку мальчика с пола, аккуратно вешает на спинку стула, расправляя складочки. Он не знает, что происходит с ним. Знает только, что не может больше. И вроде, нельзя же, ну, это грех, это ужасно и отвратительно, это же их одна на двоих кровь, жизнь, подаренная одним и тем же человеком. Но не может. Наклоняется, чтобы коснуться теплых губ братишки. И тут же падает на пол, потому что, в груди взрывается что-то, мешает дышать. Сэм сонно открывает глаза, расфокусированно смотрит, и снова засыпает. А на Дина рушится осознание. Он же ребёнок! Еще ребёнок! А Дин - извращенец. Дину пятнадцать. И он глушит в себе эту влюбленность, целуя и обнимая девчонок. Получается. Но только на то время, когда он с ними. А вот когда снова с Сэмми - хочется выть. И не смотреть на эти розовые, манящие губы - вот совсем не получается. Дину двадцать. Сэм сбежал. Сбежал наглым образом. Думает, решил проблему? А вот легче не стало. И Дин мечется из угла в угол, не находя себе места. Стал зависим, заболел им. Срывается в бешеные поиски. Через год обнимает так сильно и крепко, что в груди что-то сладко ноет. И губы хотят найти другие, чтобы получить то, что желают.***
Сэму тридцать семь. И Сэму девятнадцать лет не снился этот поцелуй. Не снился Дин. Дину сорок два. И каждый день, на протяжении девятнадцати лет, ему снится, как он ласкает брата, как дарит ему себя, свою любовь. Как он невозможно любит его. Как делает своим. Сэму тридцать семь. Сегодня ему снятся эти губы, руки, ласки. И он не может. Крутится на кровати, встаёт, то и дело подходит к двери, протягивает руку, чтобы открыть, но снова ложится. Опять встает, крутится, как юла, садится, пытаясь придумать, что скажет брату, когда подойдет и... — Ты не спишь? — дверь приоткрывается, в проеме показывается голова Дина. — Н-нет. А ты чего не спишь? Брат заходит в комнату, но не зажигает свет. Садится рядом, тяжело дышит. — Я с ума схожу от тебя, — тихо говорит Дин, смотря в темноту. Сэма пронзает током и осознанием. Да неужели?! И это он говорит ему?! Ну да. Действительно. — Я так сильно хочу тебя, что мои силы на исходе. Сэм. Ударь меня. Избей, не знаю, сделай хоть что-то. Сэм? И Сэм делает. Седлает его бедра, прижимается крепким телом, обвивая руками. — Сделай хоть что-то ты. Ну? И Дин забывается, отдаёт себя, берет себе, привлекая ещё ближе, раздевая, обнажая, раскрывая. Слушая стоны, лаская молодое тело, вбиваясь так глубоко и сильно, что скрипит кровать, что плавится тело под пальцами, что кожа шлепается о другую. Так пошло и так прекрасно. Что горячее семя растекается по бедрам, по раскрытому отверстию, размазывается по животу и даже губам, когда Сэм сладко облизывает палец брата.***
— Знаешь, — говорит Дин, найдя себе место в проеме между плечом и шеей Сэмми, — я думал, ты изобьешь меня. — Ну, никогда не поздно, — фыркает тот, поправляя одеяло. — У меня много причин для этого. — А у меня теперь есть средство защиты. Они тихо смеются, поглаживая друг друга. — И почему? — Что «почему»? — не понимает Сэм. — Почему ты сделал это? Ну, то, что мы сделали сейчас. Младший Винчестер поднимает руку, переплетая пальцы с пальцами Дина. — А ты почему? — Девятнадцать лет, Сэм... — Та же фигня. Они молчат какое-то время. А потом, снова целуются. И снова раскрываются друг для друга. Отдаваясь полностью, расстворяясь в любви.