nobody promised anything.

      — Так что такое это «заселение»? — спросила Эмма, уже когда Сэнди и Зак их всех осмотрели.       Что, кстати, было довольно забавным мероприятием, поскольку от второго никак не отставали с вопросами Лани и Тома. Зак, надо отдать ему должное, держался изо всех сил. Дон уверен: он так и не ответил им только потому, что мальчики вели себя чересчур… прилипательно. Ну, или из банальной вредности. Дону, к слову, повезло: его осматривал Сэнди, — и тогда он уже у него осторожно спросил про второго врача. «А, это, — махнул рукой зеленоволосый, будто вопрос ему задали совершенно простой и ответ на него значения не имел. — Зак постоянно калечится. Когда-то у нас была теория, что он делает это нарочно, чтобы девчонок попугать и побесить. Джиллиан, например, каждый раз визжит… хотя, знаешь, не только она. И Соня постоянно бесится из-за этого, — хмыкнул юный лекарь. Он поправил одну из своих чудных заколок, прежде чем передразнить Зака. — “Ой, кажись, она сломана”. Ну что за безрассудный идиот?» Дон слушал это с лицом лица, не представляющий, как сильно, наверное, волнуется о Заке вся «Золотая Команда» — так он окрестил их спасителей. «Волнуемся ли мы о нём? Конечно. Он потому и вечно израненный, что всегда берёт на себя самые сложные задачи. Не знаю, как он до сих пор не погиб, — пробормотал Сэнди, и вот тут даже Дон заметил, как врач напрягся. — Но это и хорошо, с другой стороны, так? Так. Благодаря этому он стал гораздо более умелым лекарем, чем я». Дон не нашёл подходящих слов, чтобы успокоить старшего. Наверное, старшего. Он не уверен. Поэтому смуглый полураздетый мальчик ткнул пальцем в повязку на лице Сэнди и сказал, неловко посмеиваясь: «Я не думаю, что Юго и Лукас взяли бы во врачи неподходящего для этого дела. К тому же у тебя, вон, тоже есть боевое ранение».       А через несколько секунд те самые Юго и Лукас услышали из-за двери помещения, куда Сэнди отвёл Дона, знакомый громкий смех первого и то ли недовольный, то ли удивлённый протяжный возглас последнего.       — Ходячий брокколи обосрался? — задал почти риторический вопрос Юго.       — Ходячий брокколи прокололся, — ответил Лукас. Оба мужчины были почти на сто процентов уверены, что Сэнди просто раскрыл карты.       «Нет у меня никакого ранения, — заверил «ходячий брокколи», приподнимая повязку и показывая целиком и полностью здоровый глаз. — Мне просто нравится, как это выглядит».       Из-за описанного выше так получилось, что Дон, Тома и Лани очень задержали весь отряд. Уже начинало темнеть, когда Виолетта наконец подошла к сиротам с намерением вывести весёлую (и до чёртиков уставшую) стайку на улицу. Вот тут-то Эмма и задала этот вопрос.       — Это как раз то, чем вы сейчас займётесь. Я отведу вас туда, где вы будете жить. Конечно, вы можете…       — Стоп, как это «жить»? Как долго жить? — встрепенувшись, весьма эмоционально шепчет Эмма. — Мы должны попасть в убежище! У нас там Рей, Гильда… Не завтра, конечно, но в ближайшие несколько…       Договорить ей не удаётся, потому что Ви зажимает ладонью рот девочке, пока их диалогом не заинтересовались остальные дети. Эту сцену замечают лишь Оливер, Соня да командиры, которые тут же незаметно отдают распоряжение отвлечь возможное внимание сирот от диалога Ви и Эммы. Этим решают заняться Найджел, Джиллиан и Пепе. Уже через десяток секунд поднимается шум:       — Смотри, какие у меня очки!       — Но, Найджел… зачем тебе сломанные очки?       — Так было задумано!       — Я тоже такую шапочку хочу…       — У меня есть ещё одна такая. Могу подарить!       — А я знал, что очки до добра не доводят…       — Да-да, надо будет предупредить Гильду.       — Эй! Это, вообще-то, боевой шрам, просто круглый!       И вот, под такую совершенно беззаботную болтовню Ви приближается к уху Эммы и негромко произносит:       — Ты что, ещё не поняла? — она убирает руку от чужого рта и смотрит в глаза рыжеволосой, пока ещё не осознающей весь масштаб их бедственного положения знакомой. — Вы очень не скоро покинете это место.       Эмма, в чьих ушах эти слова грозятся отдаться эхом, застывает и поворачивает побледневшее лицо к отвернувшейся Ви. Ей не нравится говорить такое новичкам. Никому не нравится, но им приходится, и каждый раз они случайно выбирают того, кто разрушит надежды прибывших. Надежды на что? Буквально на всё.       — Т-то есть как это «очень не скоро»? — едва слышно переспрашивает Эмма. Виолетта отвечает чуть громче, но всё равно так, что этого не слышит никто кроме них двоих.       — Вот так. На то, чтобы все вы переправились в убежище, уйдёт больше года. Очередь самых тихих, возможно, наступит уже через несколько месяцев, но не раньше. Не забывай, в поселении есть не только вы. Здесь много других людей. Даже если учитывать, что некоторым из них уже не суждено увидеть третий ярус…       Эмма не слушает. В теории, она могла бы догадаться, что идёт после, но, честно, у неё не хватает сил думать об этом. Она чувствует себя так, будто находится в вакууме: сначала приглушаются и окончательно затихают голоса её семьи, потом исчезает и голос Виолетты. Откуда-то из груди поднимается жгучее чувство обиды. Подобно волне, его перекрывает отчаяние, а из глаз даже не текут слёзы. Снова обида, затем — опять отчаяние. И нет, не происходит никаких подкашивающихся ног, нет дрожащих рук или дёргающегося глаза. Есть только давящее чувство в груди, когда понимание ситуации, чувств и возможностей других пытается побороть обиду и — о Боже — злость. Эмма, наверное, не помнит, когда испытывала это ужасное чувство, и, скорее всего, это нормально — злиться, чувствовать себя преданной. Нет, скорее, чувствовать, что предали, жестоко обманули всю твою семью. Личную обиду Эмме было бы пережить куда проще, определённо.       Она сжимает руки в кулаки так сильно, что начинают болеть суставы пальцев, — особенно среднего — тяжело дышит и не смеет поднимать на Ви своих слегка покрасневших глаз. Спина потеет, в виски от перенапряжения бьёт боль, и неимоверно сильно хочется сорваться, закричать, избить пару подушек или — даже лучше — стену. Но вместо всего этого Эмма молча кивает и сглатывает. Раз, ещё один. Вместе со слюной вниз, глубоко-глубоко скатывается пессимистичное (а может, и вполне себе реалистичное) «весь мир против нас», оставляя на языке противное послевкусие.       Эмме нужно несколько секунд. Всего несколько секунд, чтобы на время привести в порядок мысли, нацепить на лицо виноватую, благодарную улыбку и выдавить: «Хорошо. Тогда отведи нас туда, где мы будем жить».       Только теперь вся команда, кроме всё так же занятых Найджела, Джиллиан и Пепе, с облегчением выдыхает. Всегда хорошо, когда лидер умеет быстро справляться с эмоциями в стрессовой ситуации, и эта рыжеволосая девочка определённо именно такая.       Размышляя об этом, никто из десяти членов команды не замечает задумчивого взгляда Юго, направленного на Антенну.

***

      Перед тем, как оставить детей у их нового места жительства, Виолетта ясно дала понять: они могут жить, где угодно. Но если им понадобится внезапная помощь и команда Юго и Лукаса не будет знать, куда те переехали, помочь им никто не сможет. После этого дева не спеша направилась обратно в мельницу, а Эмма открыла дверь в двухэтажный дом (домик).       — Заходите. Не торопитесь, не толкайтесь, — просит девочка, глядя, как братья и сёстры спешат зайти внутрь.       — Но Ви сказала, что у нас два дома. Нам будет тесновато в одном, — поднимает палец вверх и преувеличенно чётко произносит Нэт.       — Будет, — кивает Эмма. — Но безопаснее и спокойнее быть вместе, правда? К тому же, сейчас нам надо обсудить, как действовать завтра.       Нэт сжимает подбородок двумя пальцами, не обращая внимание на Дона, который почти силком заталкивает его внутрь со словами: «Чё стоишь, как статуя?» Эмма и Анна заходят последними и присоединяются к детям, разглядывающим дом изнутри.       Они обнаруживают себя в недлинном коридоре. Прямо перед ними — лестница на второй этаж, куда отправляются Дон, Нэт, Тома, Лани, Доминик, Иветт и Росси.       Стоит им подняться наверх, и Нэт с Ланни и Томой бросаются наперегонки направо, к двери в комнату. По пути они чуть не сбивают с подоконника цветы, и Росси, который предвидел такой поворот событий, вовремя подхватывает их почти у самого пола.       — Спасибо! — показывает палец вверх Тома, оборачиваясь на брата. Из-за этого он перестаёт следить за дорогой и моментально врезается в Лани, тот влетает в Нэта, и все вместе они вваливаются в небольшую комнату. Дон с Домиником, Иветт и Росси, который уже успел догнать первых троих, слышат разочарованные стоны трёх отделившихся от них товарищей.       — М-да, — почёсывает затылок Дон, потому что они видят идентичную первой комнату. Едва ли не совсем пустое помещение, где есть только средних размеров круглый стол, пара стульев и табуреток вокруг него и шкафы вдоль стены — что Росси находит очень ироничным.       — Зачем нам шкафы? У нас нет никаких вещей, — бурчит он, дёргая Дона за рукав. Тому остаётся только плечами пожимать. Пока они ещё раз обводят взглядом комнату, происходит следующее: вернувшийся с самой скучной разведки, на которой он когда-либо вообще был, Лани с довольно-таки увлечённым видом шепчет что-то Доминику. После этого они подкрадываются к Иветт и кричат «Ба!» с двух разных сторон. Девочка вскрикивает и от неожиданности швыряет блокнот, который всё это время сжимала в руке, в Дона. Нэт, как наихрабрейший и наизаботливейший старший брат, протягивает руку и ловит вещь в паре миллиметров от смуглого носа. Иветт в это время глубоко дышит, прислонившись к дверному косяку. Продолжается это недолго: вскоре она набрасывается с кулаками (кулачками) на Нэта, уверенная, что это он подкинул такую глупую идею младшим братьям.       —…ах ты! Верни блокнот! — пищит девочка, повисая на ноге любимого старшего брата, а Нэт показывает язык, задирает нос (Нос Великолепный) и машет книжечкой перед лицом Иветт, дразнясь. Дон, у которого глаза были в кучу ещё пять секунд назад, фыркает и выхватывает у младшего несчастный блокнот, возвращает его Иветт, после чего недовольно зыркает на Нэта. Тот только руками разводит.       Девочка гордо поднимает голову и так же гордо уходит по направлению к лестнице. Лани и Доминик, копируя её телодвижения, следуют за сестрой. Последняя это быстро замечает и уже разворачивается на пятках, готовая раздавать тумаков тем самым бывалым блокнотом, когда за её спиной возникает Анна с упёртыми в бока руками.       — И чего вы так долго? Дон? Мы уже давно ждём вас внизу. Что вы… — предложение Анна не заканчивает, потому что Дон, упорно делая вид, будто сестры тут не существует, прошествует мимо неё и сбегает по лестнице. Блондинка качает головой, несколько вымученно и умилённо улыбаясь, а после с напускной надменностью глядит на младших братьев (Иветт эта участь обходит стороной). Поэтому уже через полминуты они оказываются внизу вместе с остальными.       — На первом этаже две комнаты, небольшая кухня и… — начинает Эмма.       — Малю-ю-ю-юсенькая кухонька, — встревает Джемима, недовольная таким положением дел.       — Ну, не такая уж она и малюсенькая, — тянет старшая, однако на неё обращаются сразу несколько пар глаз и смотрят весьма скептически. Даже чересчур для маленьких детей. — Ладно, да, она маленькая, — фыркает Эмма. — Тем не менее, она есть, значит, осталось дождаться, когда Джиллиан, Пепе или Паула принесут еду… Они не объяснили, как именно это происходит. И ещё тут есть ванная комната. Конечно, она далеко не такая большая и удобная, и вообще не такая презентабельная, как ванные в B 06-32… — девочка как-то виновато опускает голову и сцепляет руки в замок за спиной. Груз ответственности за близких вполне ожидаемо даёт о себе знать. Именно тогда, когда она собирается с мыслями, чтобы рассказать им. — Извините, что мы не можем вернуться туда… и что я не могу отвести вас в убежище.       Эмме кажется, что от напряжения у неё краснеет шея. Она почти начинает чувствовать пульсацию вен, и волнение набрасывается на неё подобно жару. Ну, знаете, как когда открываешь духовку и горячий воздух вырывается наружу. Вот только никакой духовкой в коридоре их неказистого домика даже не пахнет.       — Как? Почему? — широко раскрывая глазки и выпячивая нижнюю губу, спрашивает Иветт, а за ней ровно те же вопросы начинают задавать и остальные. Дон, Нэт и Анна только и могут, что тихо стоять и пялиться на сестру с… испугом? Обидой, за то что не рассказала? Эмма не смотрит в их сторону, но очень боится увидеть именно это. Однако со старшими разбираться она будет позже. Рыжеволосая девочка набирает побольше воздуха (стараясь не закашляться от переизбытка кислорода, но иначе она просто не может), чтобы пуститься в долгие объяснения, почему всё так произошло.       — Помните, Юго нам рассказывал о том, чем они с Лукасом занимаются? — внезапно звучит голос со стороны. Эмма шумно выдыхает, резко поворачивая голову к заговорившему Дону. — И помните, Юго говорил, что тут очень много людей, которые тоже хотят в безопасное убежище?       Иветт переглядывается с Алисией, и девочки синхронно кивают.       — Поэтому нам придётся подождать своей очереди, — сменяет Дона Анна. — И… это займёт очень много времени. Вот почему Эмма сказала…       — Но мы обязательно попадём туда! — встревает Нэт, повисая на шеях Дона и Анны. Он широко улыбается младшим и показывает палец вверх. — Просто не скоро, но попадём. Все вместе. Ага?       Пока дети потихоньку приходят в себя и кое-где начинают раздаваться возгласы настроенных на победу людей, все трое старших как по команде переключают внимание на Эмму. Она, привалившись к стене, в немом изумлении смотрит на младших. На Алисию, которая раздаёт пинки вмиг расслабившимся и развеселившимся Лани с Домиником; на Иветт, которая, чтобы отвлечься, разглядывает стоящие неподалёку цветы, — такие же, как на втором этаже — потом открывает блокнот и едва не роняет огрызок карандаша. Им она собирается зарисовать эти самые цветы. На Джемиму и Криса, которые смываются под шумок в сторону кухни; на Росси, который не может понять, чего от него хочет Тома, а последнему просто нравится раскачивать обычно притворяющегося истуканом брата.       Эмма смотрит на всё это, и у неё в глазах стоят слёзы. Когда она сама узнала об этом, она испугалась так сильно, что была готова упасть прямо там, перед Виолеттой. Сейчас же, когда об этом узнали её родные, одни помогли ей, а другие восприняли эту новость донельзя легко и непринуждённо. Эмма чувствует себя слабой, глядя на людей перед собой, вспоминая, как её трясло, как она боялась рассказывать им столь ужасную новость.       Словно почувствовав на себе взгляды Нэта, Анны и Дона, Эмма вновь поворачивается к ним, только теперь уже всем корпусом. Руки, что раньше были сцеплены в замок, безвольно висят по бокам, слёзы льются из глаз, и когда она видит друзей, чувство беспомощности отступает. На неё смотрят трое не очень сильных, но готовых бороться людей — язык не поворачивается назвать их детьми, потому что они таковыми уже не являются. Она не видит в чертах их лиц обиды или злости, или какой-нибудь другой отрицательной эмоции. Она видит лишь фразу: «Ты можешь на нас положиться», — и не то чтобы она не знала этого раньше. Знала, но, как видно, не была готова к этому и, наверное, не готова до сих пор. Потеря Рея и Гильды — двух ближайших друзей — слишком сильно выбила её из колеи, и она не хочет, чтобы Анна, или Нэт, или Дон становились простыми заменами им. Нет. Теперь она отчётливо понимает.       — Ты не должна взваливать всё на себя, — озвучивает её мысли светловолосая девочка, делая шаг вперёд. Стоит ей это сделать, как Эмма в одно мгновение преодолевает оставшееся расстояние и крепко обнимает сестру. Она напугана, потому что помнит, как те же самые слова говорила Норману. Она благодарна, потому что благодаря людям рядом она определённо выстоит. Она спасёт всех, не позволит никому погибнуть. Ни завтра, ни через четыре дня, ни через месяц, ни через год.       Анна улыбается, чуть прищурившись, а с другой стороны заходят Дон с Нэтом и обнимают девочек тоже. Когда они разойдутся, взгляд зелёных глаз изменится. Она всё ещё винит себя в смерти Нормана. Она всё ещё старшая, и от неё всё ещё зависят жизни близких. Но она не одна. Наступило время хотя бы попытаться это принять.       — Спасибо вам, ребята.