***
Арс покидает улицу почти сразу после ухода Белого, предварительно давая себе глубоко вздохнуть с тупой улыбкой на лице, потому что, действительно, находит забавным, что оба раза, когда он хотел покурить, заканчивались указанием на его ориентацию, верную, кстати, только отчасти — он все же считает себя бисексуалом. А еще успевает снять короткое видео для будущей сториз с оставленной персоналом у входа коробкой с фейерверками — рубрика: «Не осуждайте Арсения Попова за контент в его инстаграме». Сравнение того диалога с Антоном и этого с Русланом лезет в голову неосознанно, но отделаться от него Арсений не может, отмечает только, что если разговор с Шастуном оставил после себя свербящее чувство воодушевления и желание продолжить перепалку, то их едва ли не истерический хохот с Белым скорее просто разгрузил голову и позволил расслабиться. Арсений заведомо старается заблокировать поток еще одного сравнения — теперь уже себя и Кузнецовой, — потому что, во-первых, Арсений не связан ни с одним, ни с другим чем-то большим, чем сегодняшний вечер, а во-вторых, ставить себя в один ряд с Ириной кажется ему оскорбительным — он себе измен не позволял. Пересекая порог холла, Арс не может сказать, что атмосфера в зале кардинально сменилась, добавилась разве что какая-то расслабленность с дымкой усталости гостей, но он шагает к своему столу с четким ощущением, что теперь здесь всё слишком другое. Этому способствуют и некоторые открывшиеся подробности о присутствующих, и сложившееся впечатление Попова о них же, о характере вечера и даже о себе — он уж точно не рассчитывал оказаться втянутым то в одну эмоциональную мясорубку, то в другую, причем каждая из них коснулась слишком давних и пустивших в него корни переживаний. Арсений думает, что нормальный человек, наверное, должен чувствовать сейчас неприязнь и к вечеру, и к себе, но вместо этого ощущает только едва поддающийся здравому смыслу подъем — что-то сродни зудящей удовлетворенности, будто он здесь не зря. Наверное, такая оценка пришла именно за счет недавнего выплеска на улице, когда он за своим смехом вылил, кажется, всю грузность и переживания, и это еще один повод поставить в графу мнения о Руслане плюсик. — Боже, наконец-то, — Анин голос доносится до Попова за несколько шагов до своего кресла и заставляет улыбнуться от ощущения, что он здесь вообще-то не один. — Потеряла? — касается ее плеча Арсений, но садиться не спешит, видит, как поднимается Сережа и суетится Оксана — скорее всего сейчас их попросят выйти на улицу. Со сцены в этот момент Руслан, действительно, объявляет о завершении официальной части вечера, и его соведущая подхватывает речь о грядущем уличном продолжении, после которого все приглашены на так называемое афтерпати в более неформальной обстановке. Гости оживляются, и по помещению разносятся гул голосов и шум двигающейся мебели. Арсений только сейчас замечает, как нервно ведет себя Ирина, которая даже покидать стол планирует со стороны Дарины, хоть и пройти через Арсения было бы значительно быстрее — Дима и Стас мешкаются, задерживая движение. Антон стоит с бокалом в руках буквально в метре и потягивает алкоголь, Попову хочется проверить, смотрит ли тот на него, но красноречивый взгляд Ани на того говорит сам за себя — смотрит. Когда Грам наконец равняется с Арсением, он берет её под руку и на энтузиазме утыкается губами ей в макушку, будто бы успокаивая, мол, «Все в порядке», и чувствует, как она расслабленно выдыхает. Люди малыми группками высыпаются из помещения, и пустующим оно нравится Арсению намного больше, отдаленно навевает первый день в Петербурге, когда он заявился сюда к Сереже, и в следующее мгновение Матвиенко оказывается рядом, держа в руках ладонь Оксаны, которая тянет его на выход, стоя на пару шагов впереди. Слуха касается едва различимое перешептывание из-за спины: — Мне нехорошо, поеду в гостиницу сразу после, сюда возвращаться не буду, ты надолго еще останешься? — тараторит Ира, и Арс прислушивается, потому что ответ Антона интересует его не многим меньше, чем саму Кузнецову. — Не знаю, но ложись без меня, — ответная фраза Шастуна выходит ленивой, будто бы даже безучастной, и звучит скорее как одолжение. Для себя Арсений отмечает, что услышать такую фразу в свой адрес было бы даже больнее, чем честное: «Буду поздно». Их диалог прекращается так же быстро, как и начался, поэтому со спины доходят только глухие звуки шагов — Ирины, гулко-рваные от каблуков, и Антона, шаркающие по тонкому ковровому покрытию. Аня запахивает расстегнутый полушубок и придерживает его одной рукой в районе груди — разумно, учитывая ее умение простывать от любого сомнительного сквозняка. Сережа перешептывается о чем-то с Сурковой, и все это приобретает характер какого-то тупого комариного шума или гудящего писка, как когда в юности по телевидению была профилактика. Арсений будто выпадает из жизни на те несколько минут, пока они двигаются до конечной точки, из этого состояния вырывает радостный вопль Сережи, заглушаемый залпами от ярких вспышек на темном небе, после которого собравшиеся подхватывают череду поздравлений, наперебой крича стандартные ура, поздравляем и всё в таком духе. Он переводит взгляд на Аню — та улыбается, завороженно следя за яркими вспышками, и даже не тянется сфотографировать, что, на самом деле, необычайная редкость — её любовь к фотографии соизмерима, пожалуй, только с любовью к Парижу, куда она обещалась слетать хотя бы на пару дней в конце их этого отпуска. Арсений раньше задумывался, может, составить ей компанию, а теперь отчетливо понимает — нет, он из Питера не уедет либо, пока тот его не выгонит сам, либо, пока того не потребует работа. Следом смотрит на Сережу и ловит себя на мысли, что, если его попросят описать, как выглядит счастливый человек, перед глазами встанет именно образ друга в этом моменте. Антон, стоящий рядом с ним, впервые за вечер, кажется, тоже расслабляется, потому что со слегка наклоненной в бок головой улыбается уголком губ, следит за происходящим в небе, и в этом освещении снова кажется Арсению красивым. Поблизости держится Ира, но вот уж кого точно нельзя назвать хотя бы на толику умиротворенным, так это её — она обхватывает себя обеими руками за локти и нервно дергает ногой, жуя губы, а взгляд задерживает на Руслане — господи, какая дешевая драма. Белый, к слову, громко смеется и разливает всем желающим шампанское из открытой бутылки в своих руках, умело шутит, потому что люди вокруг него разделяют его хохот. Он даже обнимает свою соведущую — Екатерину, как-то покровительственно мягко укладывая той руки на плечи, когда один из гостей высказывается, мол, та совсем не умеет открывать шампанское. Это подкупает, снова, потому что «плохие» люди выглядят совершенно не так, если такую группу вообще можно выделить в современных реалиях. Проходясь глазами по остальным, Арсений ухмыляется, потому что в голову ударяет осознание, что Сережа этого всего заслуживает — люди смеются, а он всегда хотел вокруг себя именно этого. Слева Матвиенко, как по заказу, говорит Оксане: «Мы это сделали!», и обнимает её со спины, располагая на её плече подбородок, — Арсений по-прежнему не берется рассуждать о том, кто она для него, хоть и за прошедшие два дня вопрос этот мелькает всё чаще. К ним подходят Дима и Стас со своей благоверной — они вообще расстаются? — кричат что-то, и они обнимаются уже все вместе, подзывая к себе Антона, который, расплываясь в мягкой улыбке, двигается к ним. Ира остается на месте, только провожает его взглядом, который впоследствии задерживает на Дарине, в немом кивке спрашивающей, всё ли у той нормально. Арсений думает, что ничего у этой девушки не нормально, когда Шеминова наконец оставляет мужа, подходя к подруге. — Арс! — голос Сережи отвлекает от наблюдения. — Идем к нам! — он подмахивает рукой, призывая, и у Попова что-то со звенящим звуком обрывается внутри. — Иди, — шепотом поддерживает Аня, склоняясь к самому уху. Арсению хватает двух обычных шагов, чтобы Матвиенко затянул его в их капустные объятия, и он ощущает, как последние капли неловкости пропадают под натиском семейности собравшихся пятерых человек — шестерых, если считать себя. Он чувствует на лопатках хрупкую ладонь Оксаны и приобнимает ее тоже, вторую руку опускает на чье-то запястье, чтобы не оставлять ее висеть без дела. Непонятно, кажется ли ему, или это и впрямь так, но тело под ним на секунду замирает — он только сейчас понимает, кто его обладатель по прохладным металлическим браслетам, и хочет было сдвинуть свою руку, как сделать это становится сложнее — кисть проваливается в покачивающейся мешанине тел — а следом её касаются подрагивающие не то влажные, не то просто холодные пальцы — это сейчас в любом случае приятно, потому что от этих объятий становится жарко. Арс думает, что, не будь у него его нынешней жизни, а вместо нее окажись выгоревшая «Импровизация», он бы, возможно, даже не расстроился. — Блять, прикиньте, уже тринадцатый, — будто бы зачарованно и в бреду шепчет куда-то в ноги Сережа, и эта фраза тонет в негромком смехе — они вообще все значительно сбавили громкость, будто разделяя интимность момента. После самого мощного и продолжительного залпа гости начинают стекаться обратно ко входу в помещение, и все отстраняются друг от друга. Арсений только сейчас чувствует, как недружественно проходится ветер по тыльной стороне ладони — значит, рука Антона была все-таки влажной. Сзади гремит голос Руслана: «Ну развели-то тут, развели-и-и», продолжающийся его хриплым смехом, и Матвиенко бросает: «Ой, иди в жопу», а затем принимает его протянутую ладонь и оказывается притянутым к Белому. Тот приятельски прижимает его за плечи одной рукой, а второй слегка ударяет по торчащей кичке. Арсений оборачивается, пытаясь высмотреть Аню, и она в ту же секунду оказывается по правую руку, возвращая ему его же зальное: «Потерял?». Они идут почти последними, и Арс разрешает себе остановиться на минутку — в душный зал идти совершенно не хочется, в то время как вырвать для себя еще пару коротких мгновений, пока оставшиеся люди окончательно скрываются под крышей — нужно, да еще и Аня так удачно отвлекается на телефон. — Устал? — не отрываясь от гаджета, интересуется Грам, и ему даже отвечать не надо, она и так понимает, что да, раз не торопит его покидать свежий воздух, даже явно кутаясь в одежду. — Иди, не мерзни, простынешь же. Звучать старым дедом — не предел мечтаний, но за здоровье девушки переживания не спрячешь, и Грам, кивая, бросает короткое фыркающее «Ты тоже», но оставляет его, потому что не хочет вмешиваться в их с Питером отношения — знает же, что Арс скучал, не зря так рвался сюда последние пару месяцев. Арсений тратит не больше пяти минут, прежде чем двинуться внутрь, и на входе замечает стоящих Антона и Иру — судя по всему, он ждет с ней такси, провожая. Ничего не стоит замедлить и без того нескорый шаг, чтобы стать свидетелем того, как Кузнецова, увидев уведомление на телефоне, говорит что-то, после чего Антон целует ее в лоб — так обычно целуют либо покойников, либо детей — и разворачивается, на мгновение сталкиваясь взглядом с Арсом, чтобы затем спешно двинуться в зал, поведя плечом в неприязненном жесте. Попову остаётся только войти следом, позволяя дать себе фору в несколько шагов, и уже у стола Арс не замечает на своем месте Аню, поэтому просто плюхается в кресло, оценивая перемены в интерьере — столы немного сдвинуты по периметру, уступая развернувшемуся в центре недотанцполу, а свет приглушен еще сильнее, чем прежде. Сцена теперь отдана в распоряжение небольшой профессиональной диджейской стойки, и парень за ней увлечен настройкой аппаратуры в то время, как музыканты продолжают наполнять зал негромкой живой мелодией. Арс хочет выпить чего-нибудь, что будет значительно крепче шампанского, даже не опасаясь, что завтра наверняка будет страдать диким похмельем, учитывая свой пустой желудок — до стола с закусками идти лень. На секунду задумывается, как сильно его может развезти по тем же причинам, но отпускает и себя, и последующий день — он, по классике, подумает об этом завтра.***
«Ты независим, горд собою, на всё плюёшь. А я скажу: «Пойдем со мною». И ты пойдёшь».
Аня покидает уборную, когда по отражению в зеркале окончательно понимает — усталое лицо никакой косметикой не исправить — с мыслями о том, что в эти недели в Питере ей срочно необходимо отоспаться и привести себя в человеческий вид. В зале по-прежнему душно и запахи разномастных парфюмов обволакивают в удушающий вакуум с претензией на разрушение приятной домашней атмосферы, — со сцены ведущие обсуждают важность правильного подбора музыки в заведениях и, кажется, благодарят музыкантов, сопровождающих этот вечер своей игрой, — это значит, что близится конец «официальной части», и Грам отчаянно хочется запечатлеть момент уходящего торжества, поэтому она следует в угол зала, ближе к сцене, чтобы поймать хороший ракурс. — Думаю, мы не можем отпустить наших прекрасных маэстро без последней композиции, под которую вы, кстати, можете размять кости, — мужской картавый голос звучит немного вызывающе. — О да, Руслан как никогда прав, — приятная ведущая немного сглаживает это странное впечатление. — Мы предлагаем вам закрепить этот вечер танцем, — на этой фразе Аня замечает, как мелодия сменяется на более размеренную. — Кстати, Руслан, я думаю, ты, как один из самых завидных холостяков, если не ТНТ, то хотя бы сегодняшнего вечера, не должен отнимать у девушек возможность потанцевать с тобой, как думаешь? — женский голос приобретает те же нотки вызова, что были у ее соведущего. Аня делает пару кадров зала и ловит себя на необычном желании сфотографировать этих самых странных ведущих хотя бы для истории, поэтому разворачивается, переводя камеру на сцену. — Оу, нет, все эти джаз-фанк, штрудель-мудель, кантемпури, бури-бари-бэрэ* — не мое, здесь без меня, — Руслан смеется со своей же шутки, заражая зал тихим смехом, пока Ане, как ярой ценительнице балетного искусства, хочется сделать фейспалм от такого невежества. — Думаю, девушки простят сегодня, что им не получится отхватить внимание такого завидного холостяка, как я, потому что я все-таки привык сначала убеждаться в том, что на мое «Ты примешь эту розу?», я не получу в ответ какой-нибудь букет, — он наконец затихает, и вместе с тем повисает какая-то неловкая тишина с редкими смешками. Аня думает, что шутка неплохая, но настолько неуместная, что не сдерживается и неожиданно для себя отмечает вслух: «Как дешево», привлекая тем самым внимание так невовремя подошедшего к краю сцены Белого. До гостей в силу Аниного месторасположения это замечание не доносится, однако взгляда Руслана хватает, чтобы Ане захотелось как можно скорее вернуться к себе за столик, пока ведущая со сцены принимается снова смягчать этот неловкий момент. Руслан смотрит в спину удаляющейся девушке и думает, что это его фраза — настолько часто он привык говорить ее в знак неуважения, — а еще отдаленно отмечает, что, как бы то ни было, в этой ситуации незнакомка оказывается права. Он уходит со сцены, стараясь сделать это незаметно, будто все так и должно быть, и почему-то очень хочет пойти следом за ней. Странный порыв, который он на задворках сознания объясняет себе тем, что хоть кто-то в зале вслух, не опираясь ни на образ, ни на мнимый авторитет, выразил протест его грязной шуточке, которая по привычке уже принимается от него как нечто само собой разумеющееся. Аня аккуратно двигается в сторону своего места, когда её отвлекает уведомление о сообщении в директе от человека, которого она уже много лет отчаянно старается стереть из памяти, и который не объявлялся уже так долго, что это заставляет её даже остановиться на мгновение, чтобы убедиться, что это не какая-то зрительная галлюцинация. Грам несколько раз пробегается глазами по содержанию сообщения, на автомате переводя его в голове на русский язык для точности, но никаких изменений не происходит, и от этого «Ты в Петербурге?» её закономерно охватывает злость, растекающаяся по внутренностям смолянистой горячей субстанцией. Люди начинают подниматься со своих мест, стараясь переместиться ближе к сцене, чем немного тормозят скорый шаг Руслана, который следует за темной макушкой девушки. Откуда-то сзади слышится внезапное: «Рус!», на что Белый инстинктивно оглядывается, не сбавляя ход, и врезается в кого-то, едва не сбивая с ног. — Чёрт! — шипя это ругательство, девушка разворачивается, чтобы извиниться за свою резкую остановку посреди зала, и встречается взглядом с тем самым Русланом, фразу которого она не так давно прокомментировала. — Да, чёрт, — Руслан сам не понимает, почему усмехается, то ли от осознания, что догнал, то ли от странно звучащей фразы. — Прошу прощения, не сильно задел? — спохватывается он, протягивая ладонь в честь знакомства. — Я — Руслан, — он сдавленно улыбается, слегка выгибая брови. Ане хватает пары секунд, чтобы сориентироваться и, как в тумане, бросить лаконичное «Анна» в ответ, даже не понимая, зачем делает это — видимо, работает извечная вежливость, потому что в голове по-прежнему мысли о пришедшем сообщении перебивают любые здравые рассуждения. Она не ждет больше ни минуты, стараясь ретироваться подальше от человека, которого за последний, достаточно малый отрезок времени, стало слишком много, и уходит к своему месту, пользуясь тем, что её нового недознакомого отвлекает так удачно подошедший человек. Обернувшись, Руслан узнает Комиссаренко, который говорит ему что-то о запуске своего нового шоу, на которое хочет пригласить его прямо здесь и сейчас — лично, а не по телефону. Белый прослеживает, как Анна садится за стол к Матвиенко, и удивляется, почему не обратил на неё внимание раньше, а затем, кажется, соглашается обсудить со Славой все вопросы позже и спокойнее шагает теперь уже к определенному месту, где расположилась эта возмутительница спокойствия. — Пыталась сделать хороший кадр, — опускаясь на кресло под непонимающим взглядом Арсения, будто в оправдание проговаривает Аня, слабо морща нос, а затем оглядывает зал, думая, что нужно отвлечься от таких не к месту пробудившихся переживаний о напомнившем о себе человеке из прошлого. Её отдаленно радует, что внутри не дергается ничего, кроме растущего в геометрической прогрессии раздражения, но прежний опыт показывает, что лучше обрубить его на корню сейчас, не позволяя разрастись дальше, перетекая в ненависть, которая не оставит внутри ничего, кроме измотанных мозга и нервной системы, от которых начинаются закономерные проблемы с физическим здоровьем. Перезагрузиться и встряхнуться кажутся сейчас жизненно важными действиями. Арсений не спрашивает о причинах непонятного для него, будто загнанного, дыхания подруги и кивает, а затем прослеживает ее взгляд, выхватывая двигающегося к их столу Руслана. — Анна, — находясь в паре шагов от Грам, окликает ее Белый, удивляя тем самым Арсения, потому что встаёт вопрос: «Когда они успели познакомиться?». — Танцуете? — Руслан оказывается перед ее стулом и, слегка опустив голову, смотрит на нее, отмечая даже мелкое замешательство, но все равно снова протягивает ей руку. — Только с холостяками, — Аня кивает в сторону Варнавы, оставшейся на сцене, намекая на её фразу о Руслане пятиминутной давности, и привстает со своего места, вкладывая свою руку в крепкую мужскую ладонь. У нее нет никакого четкого плана, как нет и недавней предвзятости к подошедшему Белому, потому что она расценивает это предложение как ту самую возможность переключиться. Прежде чем проследовать за Русланом, Грам вручает сидящему рядом Арсению телефон, не замечая, как цепляется за этот жест взгляд Белого, и улыбается другу как-то по-своему смиренно, и если до этого Арс мог позволить себе хотя бы мысль о флирте с ее стороны, то сейчас это все развеивается четким осознанием, что Аня последней фразой просто позволяет самой себе согласиться на танец, оглядываясь на болезненное прошлое для закрытия старых гештальтов. Рассуждения о возможных причинах такого поведения подруги совсем не мешают Попову вспомнить об Ире, которая наверняка впитала бы эту ситуацию буквально каждой клеточкой, транслируя растущую напряженность сведенными скулами и мелко подрагивающими губами, если бы не покинула вечер немногим раньше. Арсений по-скотски сдержанно позволяет себе ухмыльнуться, осознавая абсурдность происходящего. Он мельком опускает взгляд на загоревшийся экран Аниного телефона и едва сам не скрипит зубами от увиденного уведомления. Руслан ведет Аню немного левее центра, подальше от играющих музыкантов, слегка сжимая ее ладонь в моменты, когда приходится лавировать среди уже танцующих пар, стараясь не помешать им и не потерять при этом руку своей спутницы. В свою очередь, Грам полностью отключает голову, чтобы не мусолить в голове дурацкие мысли, тревожащие ее последние несколько минут, и старается подчерпнуть из контакта с Русланом как можно больше чего-то хорошего, откидывая воспоминания о его дурных высказываниях со сцены, поэтому она отмечает про себя, что эта выверенная аккуратность — это в первую очередь мило, и едва заметно улыбается, замечая, как он разворачивается, и, не расцепляя рук, приближается, целомудренно укладывая вторую на ее талию. — Я должен что-то сказать? — Руслан смущенно улыбается, заискивающе вскидывая бровь, и этот контраст эмоций вкупе с вопросом окончательно подкупает Аню, потому что ей меньше всего хочется слушать сейчас дежурные фразы об обстановке вечера, мнение об алкоголе и прочем, а ещё у него в шальных глазах бегущей строкой читается загнанное: «Я не умею танцевать и не знаю, что делать, но очень хочу попробовать, помоги мне». Будто бы в поддержку она удобнее располагает руку на его плече. — Смотря что, — легонько улыбается Аня, на секунду смотря на собеседника, а затем снова переводит взгляд куда-то за его спину. — Вы здесь с Арсением? — Грам старается не фокусироваться на бестактности вопроса, поэтому отмечает, что вблизи картавость Руслана воспринимается во много раз приятнее, чем со сцены. Вопрос, по скромному Аниному мнению, не требует ответа, потому что он очевиден, поэтому она делает вид, что по-прежнему увлечена чем-то вокруг них. — Он ваш…? — Руслан не продолжает вопрос, надеясь на то, что она сама назовет нужный вариант. — Вы пригласили меня поговорить об Арсении? — насмешливо возмущенный тон и наконец прямой взгляд Ани заставляют его на мгновение стушеваться, — Грам снова ловит себя на том, что это было бы мило, если бы не парочка бесцеремонных вопросов минутой ранее. — Вообще-то хотел еще раз извиниться за то, что налетел на вас, — поджимая губы, проговаривает Белый, стараясь не разрывать зрительный контакт. Услышанное заставляет Грам в покачивающем движении немного опустить голову и усмехнуться, — «Вот оно что». Аня разжимает свою ладонь, и без того некрепко держащую мужскую кисть. — Извинения приняты, — она снова дежурно улыбается и, отстраняясь, старается выскользнуть из рук Руслана, который почувствовав это, в последний момент крепче сжимает свою руку. — Болеете за Арсенал? — Руслан не знает, зачем спрашивает именно это — мозг сам собой формирует такой нелепый вопрос на основе увиденного несколько минут назад — он просто хватается за любую стороннюю тему в попытках остановить желающую уйти Аню. — Простите… Увидел эмблему клуба у вас на телефоне, — эта ситуация кажется ему настолько дебильной, что он расслабляет руку, позволяя Грам высвободиться, и натягивает извиняющуюся улыбку, осознавая, каким дураком сейчас кажется. От прозвучавшего вопроса Аня даже теряется на мгновение — если уж по-честному, она ожидала услышать что угодно, от попыток остановить до комплиментов в свою сторону, — а здесь такое не к ряду неожиданное заявление, да еще и с отсутствием всяких усилий удержать. Грам думает, что такое внимание к мелочам приятно, и, возвращая прикосновение, неожиданно для Руслана поудобнее укладывает свою ладонь в его, вторую чуть сжимая на плече. — Было бы странно, жить в Лондоне и не болеть за канониров, — теперь она улыбается скорее на его реакцию на собственное желание остаться, чем на саму суть вопроса, потому что резкие перемены в ведении танца отмечают, кажется, даже двигающиеся рядом пары. — О, вы из Англии? — Белый смеется, то ли от так не к месту вспомнившегося идиотского мема, то ли от нервов, потому что за эти пару минут испытал непривычно большое для себя количество эмоций. Анна кивает, чтобы не прерывать свой ответный смех, и думает, что при личном общении Руслан в неприличное количество раз приятнее, поэтому подавляет в себе и без того слабое желание едко уточнить: «А что вы там о танцах с девушками говорили?». — Я удивлен, что вы… Давай «на ты»? — не договорив изначальную фразу, на выдохе интересуется Руслан, вызывая еще один кивок. Ане кажется, что молчаливое согласие будет сейчас правильнее всего, чтобы не прерывать мысль собеседника, который, будто понимая это, спокойно возвращает ей кивок и продолжает: — Я удивлен, что ты согласилась потанцевать со мной после сказанного со сцены, — он немного хмурится, продолжая плавно вести в этом нелепом недотанце. — Это было бы даже остроумно, если бы не было так неуместно, — выдержав короткую паузу, отвечает Аня, слабо поведя плечом, и встречная улыбка дает своеобразный зеленый свет, позволяя продолжить: — Поэтому за «так дешево» извиняться не буду, — она смеется, слыша ответную усмешку. — За «так дешево» и не извиняются, — Руслан не хочет рассказывать о необъяснимом для него совпадении в этой, казалось бы, обычной фразе — просто называет свое правило, надеясь на понимание. — Так все же… — Белый не успевает закончить, как оказывается перебит Аней: — Я его агент, — она не уточняет, об этом ли спрашивал Руслан, но по удовлетворенному кивку понимает, что нисколько не ошиблась в ответе, однако все равно спешит продолжить, чтобы не вызывать каких-либо лишних вопросов: — Так что можно сказать, что я здесь по работе, — наступает ее очередь поджимать губы. — Похвально, работа — это всегда нерушимая доминанта, — он осекается, когда думает, что, вполне возможно, сказал лишнего, но видя несколько быстрых покачиваний головы, расслабляется. — Я здесь тоже, — торопится искоренить любую неловкость еще в зародыше. — Будешь в Москве, забегай в гости, — Руслан нервно посмеивается, осознавая, что загнал себя в еще более нелепое положение. — Какой-нибудь матч Арсенала посмотрим? — Аня думает, что несет чушь, но не может перестать смеяться с собственного вопроса. — Или потанцуем… Еще раз, — Руслан чуть крепче сжимает руку на талии, потому что ему думается: «Если и закапывать себя, то с головой — без возможности раскопаться». — Но я серьезно, — «И руки еще связать, чтобы точно не выкарабкаться». — Заманчиво, — спустя короткую паузу отмечает Грам с деланно-задумчивым видом. Белый пропускает нервный смешок, потому что по своей дурости примеряет этот ответ не только на слова, но и на мысли о связанных руках, и второй раз за вечер убеждается, что количество сеансов с Олей однозначно нужно увеличивать — крыша окончательно едет, оставляя и без того больную и расшатанную психику без всякого крова. — Определенно нужно взять твой номер, — осознавая, что молчание слегка затянулось, подмечает вслух Руслан и думает, что наверняка производит сейчас впечатление старого пердуна с этими одиннадцатью цифрами в эпоху лайков и сообщений в социальных сетях. — Блин, знаешь, я сто лет не оставляла номер на салфетке — определенно нужно это исправить, — вопреки любым ожиданиям, Аня хохочет, опуская голову, и Руслан чувствует у себя на плече теплое дыхание, заставляющее подхватить волну хихиканья. Белый думает: «Как дети малые», и смеется еще громче. Музыка затихает вполне ожидаемо, но все равно оставляет этим какую-то противоестественную тоску. Руслан тянет Аню к первому попавшемуся столику за салфеткой — неподкрепленный ничем уговор кажется нерушимым и обязательным к выполнению. Он просит у кого-то из проходящего персонала ручку и протягивает ее Грам, сдавленно хихикая куда-то в левое плечо, — Аня выводит на белоснежной салфетке одиннадцать цифр и, не глядя в глаза, протягивает ее обратно. — Я позвоню завтра, — без какой-либо вопросительной интонации утверждает Белый, получая в ответ единственный кивок. — Лучше после обеда, — так же уверенно заявляет Аня, глядя наконец в мутно-зеленые глаза, и уходит, прежде чем позволяет сказать себе и ему хоть что-то еще. Так, ей кажется, будет правильнее. — Когда вы успели познакомиться? — Арсений встречает её вопросом в лоб, потому что а) думал об этом последние несколько минут, б) не может отделаться от мысли, что ситуации у этих двоих схожие, а жизнь имеет дурную привычку в ненужное время компоновать нужных людей, но знать сейчас Ане об этом, конечно, необязательно. — Он налетел на меня в зале, обменялись именами, не больше, а что такое? — по Грам только слепой не заметит вполне отчетливых изменений — в настроении уж точно, она тянется к телефону и бесстрастно смахивает то самое уведомление, даже не зная, что пресекает этим еще один вопрос от друга. Аня и вправду не слышит больше от него ничего, только своим немного горящим взглядом вылавливает обеспокоенного Арса и улыбается ему, прикрывая глаза, — надеется, что это сойдет за объяснение, мол, «Всё потом, сейчас давай по-человечески отдохнем», и тянется к новому бокалу с шампанским, поднос с которыми не так давно оставила на столе оперативная официантка.