Обличитель

      Сегодня мы собрались на съёмной.       Мы это Хосок, который всегда за любой движ и "да конечно милости прошу в нашу холупу Юнги очень обрадуется ладно пиздёшь мы его просто спрашивать не будем". Это Чимин, естественно, боже, куда же без него, ведь куда хёны, туда и любопытный Чимин-ши, наш маленький непоседа. Это Чонгук, потому что он всё равно свободен, у него всё схвачено, и вообще никаких забот. И, вот сейчас внимательно, Тэхён. Я в душе не знаю, как так получилось, что у Намджуна и Джина дела образовались, а у этого мальчика с рыбьими глазами не образовалось даже намёка на дружеские со мной отношения, но он всё равно смел переступить наш порог. Ключевое здесь, конечно, "наш", потому как Хосок в этом непонятном фрукте души не чает. Только вот почему отдуваться приходится мне?       Итак, мы собрались на съёмной. Оккупировали комнату Хоби, ибо я на эти посиделки вообще не подписывался, а присоединился лишь потому, что эти ребята всё равно ужасно шумные, и надоедливые, и умеют добиваться своего.       На этот раз выбор пал на "Грань будущего". А идею подал, снова внимание, Тэхён. Он, видите ли, читал японскую лайт-новеллу «Всё, что тебе нужно – это убивать». (Мне кажется, или он надо мной насмехается? Потому что сегодня мне лично и правда хочется кого-нибудь слегка прикончить).Так вот, роман Тэхёну очень понравился. “Временные петли – это отличная платформа для захватывающей истории». И когда Голливуд выпустил адаптацию, он решил, что она обязательна к просмотру. Ладно, чего уж там, я и сам люблю такие концепты. Поэтому шквариться не стал и в сюжет вдуплял предельно внимательно. До тех пор, пока Хосок, распластавшийся на полу, не простонал мечтательное:       - Сейчас бы курнуть, и вообще красота.       С этого всё и стартовало.       - Тэ, - Чимин отвлёкся от поглощения поп-корна, - у тебя ведь травка с собой, правда?       Тэхён оборачивается:       - Ну, типа того… А пыхалка у вас есть?       - Эх, чего нет, того нет, - отвечает Хосок уныло, ероша свою алую шевелюру. - Шуга, подаришь мне кальян на день рожденья?       - Только если за твой счёт.       - Так это уже не подарок!       - Ребят, - подаёт голос Чонгук, - если вы хотите убиться в сопли с одной хапки, то Тэхён, кроме всего прочего, мастер по изготовлению бюджетного бонга.       - А об этом вы не рассказывали! – дуется Чимин.       - Не всё сразу, не всё сразу, - заговорщицки подмигивает Чонгук.       Хосок мгновенно оживляется:       - Ну-ка, научите нас, Ким-сенсей!       Особой радости на лице "сенсея" не наблюдается. И расстройства тоже. Он бросает на меня утомлённый взгляд, лишённый всякого интереса, и вяло поднимает руку. Словно он переживал этот момент уже тысячу раз. Словно он застрял во временной петле и никак не может выбраться.       - Хён, подай колу, пожалуйста.       Я сконфуженно протягиваю ему бутылку.       - Никто не против, если я допью?       - Всё к твоим услугам! - одобряет Хосок, подползая ближе к центру событий.       А центр теперь Тэхён. На фильм все дружно забили. И я забил. Да, да. Мне тоже интересно. Тэхён большими глотками поглощает остатки роскоши. У всех такие лица, словно тут совершается великое таинство. Он говорит, ни на кого не поднимая глаз:       - Принесите холодную воду. Можно лёд. И зажигалку. Ещё нужны трубочки, такие, знаете, для коктейля. Или шприц.       Я ёрзаю, резко почувствовав его присутствие у себя в кармане. Мне просто спокойнее, когда тоненький одноразовый шприц на 1 мл находится при мне. В смысле, максимально. Буквально прижат к телу. Это неудобно. И напрягает. Но так спокойнее жить эту жизнь...       Тэхён тут же начинает жутко таращиться на меня. Я почти уверен, что зрение у него рентгеновское.       Все отправляются на захватывающие поиски названных элементов. А мы с Тэхёном так и сидим. Он ждёт. Я молчу. Я не подаю виду. Я выуживаю из другого кармана зажигалку и небрежно кидаю ему в руки. Он не удивлён. И не смущён. И, видимо, это именно то, что ему было нужно. Никакой он не обличитель. А я идиот.       Пока я борюсь со своей паранойей, Тэхён находит в столе небольшие ножницы и принимается вырезать отверстия в бутылке. Выходит аккуратно, что даже удивительно. Наверное, так выглядит опыт. Сам он, кажется, расслаблен и где-то не здесь. Не знаю, может, в его воображении мы как древние деревья в одной сгорающей чаще. Или как доисторические водные чудовища, которые безмолвно ждут, когда же их море наконец-таки высохнет. И я этому рад. В смысле, нашей неспособности общаться. Потому что после того, что я случайно узнал об этом парне, я ещё больше без понятия, что говорить.       Я смотрю на Тэхёна. Я жду, что он спросит, что подаст знак. Но он не знает. Он не знает, что я был там.       Перед глазами заляпанная ручка клубного туалета, в который я вваливаюсь в алкогольном изнеможении, усиленном трамалом. Я припёрся сюда сразу же после хосписа. Обожаю свою подработку, а ещё больше люблю одну острую на язык девчонку. Мне параллельно, каким образом она достаёт для меня опиоид, может быть, даже с помощью того самого языка, но за эти ампулы я уже давно продал ей душу.       Это не лечение. Не решение проблемы, а путь наименьшего сопротивления, по которому я пускаться привык. Но до того, как я окончательно сверну на дорожку самобичевания, отринув свою одержимость по пути, трамал уже начнёт действовать, и всё повторится снова. Нет боли, нет жалости. Между мной и миром - тёмный и холодный заслон, такой же, как вода в том злополучном озере из моих детских кошмаров. И это по-настоящему хорошо.       Так что я вваливаюсь в туалет. Я врезаюсь в какого-то забулдыгу. Не справляюсь с внутренним неприятием себя же в зеркале. Заторможенно нахожу свободную кабинку методом тыка. Я получил то, что хотел, и тело ликует, а совесть глушит алкоголь. Задрёмываю, полулёжа на унитазе. Через какое-то время меня будит очередная возня очередного желающего облегчиться. Я собираюсь на выход, уже слегка приоткрываю дверь, как топором по голове бьёт протяжный стон. Я подавляю в себе смешок, ну, окей, типа, бывает. Но потом становится не смешно. Отрезвляя, характерные звуки повторяются снова и снова. Моё тело деревенеет. Рука так и зависает в воздухе, не решаясь полностью открыть кабинку.       Это, сука, мужской туалет.       Я в убежище, за деревянной перегородкой-стеной, и она отделяет меня от пошлого шёпота и тихих всхлипов. В этой стене есть трещина. Я вижу, как парень, сидя на умывальнике, плавно вытягивает ногу, крепко обхватывая другого парня. Очень хочу перестать, но продолжаю смотреть, как он позволяет расстегнуть на себе рубашку, как тот, другой, с каким-то даже благоговением ведёт руками по открывшейся груди, а после мокро целует податливую шею. Я еле сдерживаю острый позыв к рвоте, но тут буквально захлёбываюсь воздухом.       Это Тэхён сидит на умывальнике. Его бархатный взгляд рассеянно плавает по пространству, вскользь полоснув по моему лицу, по жалким сантиметрам моей кожи, видимым через щель. И меня пробирает жгучий стыд. Это действительно тот самый мальчик с рыбьими глазами? Ну, тот, неуклюжий и доверчивый дурачок, который ловит своими конечностями все углы, тумаки и блохастых животных? Я отчаянно верю, что он не узнал меня. И очень сильно жалею о том, что сам его не с кем не перепутал.       На его влажном лице, ужасно изменившемся, змеится улыбка, когда незнакомец дёргает ширинку и становится перед ним на колени. Тэхён зажмуривается и широко открывает рот. Тэхён запрокидывает голову, и его голос падает на целую октаву. Тэхён хватается руками за горло. Тэхён давит. В каком-то болезненном очарованном трансе я наблюдаю за тем, как Тэхён возбуждается, пока д у ш и т себя. Из его глотки вырываются сдавленные, рваные хрипы, но он не отнимает рук. Он прогибается назад, упираясь головой в зеркало, но продолжает сжимать своё горло…       Сейчас Тэхён молчит. Но моя память готова к услугам. Так что она достаёт из тайника воспоминаний его чувственный образ. И глубокие стоны. И кончики моих пальцев дрожат. Но Тэхён не знает. Его длинные пальцы остаются спокойными. Держат ножницы легко, как ручку или палочки для еды. На его огромных кистях проступают вены. Одной босой ногой он ощупывает шрамы на другой босой ноге. И моим обществом он совсем не озабочен. А я, кажется, с того самого момента очень даже о з а б о ч е н. Сценой у себя в голове, где этот парень – главный герой.       У каждого есть что-то, о чём он не может рассказать. Нечто такое, что следует держать под куполом. Но через небольшую трещину в стене, сквозь замочную скважину тайна может просочиться. И раньше я думал, что, узнав о чужом секрете, я смогу легче жить со своим. А оказалось, что я просто взял на себя ещё одну тяжёлую ношу.       В пизду всё это. Я действительно горю, как дерево в подпаленной чаще. Я на самом деле водное чудовище, которое должно умереть.       - Так, вот вода. Она из холодильника, так что ледяная. И трубочки, - Хосок раскладывает свою добычу и приземляется на подлокотник кресла, в котором сидит колдующий над бутылкой Тэхён.       - Хорошо, - говорит тот, заливая воду в бутылку так, чтобы не достичь отверстий.       Чимин и Чонгук тоже вернулись из странствия не с пустыми руками.       - Мы принесли дары! Тэ, будешь мороженое? - Чимин занимает второй подлокотник на кресле, и теперь Тэхён в оцеплении.       Мелкий протягивает ему знаменитый Макарунс: эдакий бутерброд из мороженого между двумя миндальными печеньями. Хоби основательно подготовился к приходу гостей. Прелесть-то какая.       В обманчивые глаза Тэхёна лучше никогда не смотреть. Ничего не выражающие в один миг, в следующий они вспыхивают очень опасно. И такое обычно чревато последствиями. Вроде навязчивых образов или нарушений сна.       Пару секунд Тэхён колеблется. Но, видно, это выше его сил. Он бережно берёт Чимина за запястье и притягивает ближе. Он смотрит так, что у меня ком собирается в горле и закупоривает дыхательные пути. Он обнажает ряд белых зубов, подогнанных друг под друга, точно гранатовые зёрнышки. И большая часть мороженого с лёгкостью исчезает в черноте его рта, как в какой-нибудь бездонной дыре, под возмущённые вопли раскрасневшегося Чимина:       - Ты мне чуть палец не откусил! Это как вообще?!       Тэхён нахально скалится:       - Думать раньше надо было, зайчик.       Чонгук свистит. Хосок дохнет, пока Чимин с наигранным возмущением мутузит Тэхёна. А я отворачиваюсь, задушив в себе желание… да любое. Меня от этого парня колотит.       - Мы тут ещё шоколадные батончики притащили, - сообщает Чонгук, смахивая с ресниц слезинки. - Может, фольгу используешь?       - Пойдёт, - соглашается Тэхён, принимая горстку протянутых фантиков.       - Ну-ка, ну-ка, для чего она, Ким-сенсей? - навострил ушки Хосок.       Он воодушевлён и очень заинтересован процессом. Он заглядывает Тэхёну через плечо. Он уже чуть ли не висит на нём.       У меня над головой всплывающей строкой так и горит вопрос: "Знает ли Хосок о пристрастиях своего любимого хубэ?" Если знает, то мне надо съезжать, пока я этим окончательно не заразился.       - Тэхён будет делать колпак, - сообщает Чонгук.       Он тоже стоит над Тэхёном, любовно наблюдая за его работой. Очень естественно играется с его волосами, выуживая тёмные пряди из пучка.       Серьёзно, кто-нибудь, принесите мне уже ведро.       - Что за колпак? - спрашиваю я, просто чтобы отвлечься.       Пока Тэхён наворачивает фольгу на горлышко бутылки и принимает чужие прикосновения за обычный порядок вещей, Чонгук объясняет, что в так называемый «колпак» забивается раскуриваемое вещество и поджигается. Моя фантазия услужливо рисует дырки в лёгких, которые прожжёт оксид алюминия, выделившийся из подпаленной фольги.       Чонгук говорит, что сделать колпак можно из винной пробки и напёрстка. Из сантехнического штуцера с наружной резьбой. Из стартера от ламп ЛДС. Из балончика от пневматики. Из латунного охотничьего патрона 12 или 16 калибра. Я слушаю и просто надеюсь, что они познали всё это не на собственном опыте.       - А для чего эти дырки? - Хосок сегодня сама любознательность. - Одна, чтобы вдыхать, да? Туда, я так понимаю, трубочка вставляется. А вторая зачем?       Чонгук рассказывает:       - Это типа такое турбоотверстие, или kick. Когда тянешь воздух из бонга, нужно зажать его пальцем, вот так. Получается, мы создадим область с повышенным давлением, куда повалит воздух. А путь у него только один: через колпак и воду, которую мы зальём в бутылку, чтобы охлаждать и фильтровать дым, типа того. Когда дыма вот тут станет достаточно, мы снова откроем турбоотверстие. И теперь при вдыхании мы будем испытывать меньшее сопротивление.       - Воу, парни, шарите!       - Готово, - сообщает Тэхён бесцветным голосом. - Хоби-хён, закрой окна.       Тэхён копошится в рюкзаке. Достаёт небольшой пластиковый пакет, в котором лежит несколько свёртков вощёной бумаги. Осторожно вынимает один и раскрывает, распространяя по комнате мощный пряный аромат.       - Это шалфей что ли? – Чимин в недоумении.       - Угу, - мычит Тэхён, забивая содержимое в колпак.       Он медлит перед тем, как зажечь траву. Будто делает то же самое, что обычно делаю я прежде, чем зайти в воду: мысленно считает до десяти.       - Его экстрактом ромашки обработали, - Тэхён подпаливает траву моей зажигалкой.       Протягивает. Наши пальцы соприкасаются. Я одёргиваю руку. Он бросает на меня быстрый взгляд.       - Новый рецепт от нашего гровера, - гордо улыбается Чонгук, - он любит мешать гербарии.       Почему мне кажется, что спину этого самого гровера я имел честь лицезреть в туалете клуба, пока тот с обожанием мешал свою слюну со спермой.       - Наверное, дорогое удовольствие...       О, Чимин, ты себе даже не представляешь.       - И как это на вкус? – скептически выгибает бровь Хосок.       - Сейчас узнаешь, - Чонгук потирает руки.       На вкус это пиздец, конечно. С прошлым разом не сравнить. Только пахнет всё равно сладковато-паршиво. Как плавленые провода, сжавшие моё горло. А чувство и правда такое, будто меня душат. Только изнутри. Как отёк гортани. Как мгновенная аллергическая реакция.       Я хочу забыться. В каком-то смысле я достигаю желаемого. Вот только есть один побочный эффект, и имя ему – обострённая паранойя. Не могу сказать ни слова, потому что уверен, что любое слово будет использовано против меня. Меня прошибает холодный пот. Мне хочется убежать до одури. Но я боюсь даже моргнуть, не то, что пошевелиться.       Сто процентов, меня наебали. Они всё это выдумали. Я тут единственный, кто дунул по-настоящему. А они только сделали вид. Пока я кашлял и задыхался, они гаденько так ржали. И лишь притворялись, что у них тоже взатяг. Не знаю, зачем, но они что-то замышляют. Да. Это заговор. Против меня.       Я с недоверием смотрю на гогочущего Хосока. Он кренится на бок, словно Пизанская башня, и пытается объяснить, что чувствует время буквально, и что оно ужасно тяжёлое. А ещё он с какой-то огненной энергией начинает читать реп на английском, даже несмотря на то, что в его лексиконе есть только "sprite", "hamburger" и "chicken noodle soup".       Чимин повернулся ко всем спиной и умилённо ощупывает стену. Говорит, что она очень просит, чтобы ее цветную шерсть чаще расчёсывали, потому что колтуны, и она цепляется ими за всякие колючие растения, и шерсть приходится выстригать, а она ею очень гордится.       Где-то у меня над ухом Чонгук самодовольно констатирует:       - Максимальный объебос.       Как тупо. Я сдаюсь и опускаю веки. А когда поднимаю, вокруг совершенно темно. Я моргаю снова. Я не чувствую разницы. Я ослеп. С у к а. Дышать.       Шалфей – природный галлюциноген. Так что нужно успокоиться. Это всё у меня в голове. Если только я не сделал в бессознательном чего-нибудь не того.       Сколько я так уже? Час? День? Вспомнить. Нужно срочно вспомнить хоть что-нибудь. Думай, блять, пожалуйста! Стоп. Я вижу. Там, наверху, луна. Только она зелёная и расплывчатая. Словно отражение в воде...       ...В воде.       Я сижу в наполненной ванной, обхватив ноги. Меня трясёт. Вся одежда мокрая. Кожа мокрая. Волосы липнут ко лбу.       - Всё нормально.       Тэхён стоит на коленях рядом с ванной и держится руками за край.       - Не бойся, я никому не скажу.       О чём он вообще? У него сейчас такие глаза жуткие, хуже, чем обычно.       - У тебя глаза жуткие.       - Я знаю. Ты мне уже говорил.       Это враньё, мы с ним ни разу толком не разговаривали. Или разговаривали, только я об этом забыл? Он грустно улыбается, словно прочитав мои мысли.       - О чём ты никому не скажешь?       - Эй, Юнги, - он произносит моё имя, и всё в моём теле останавливается. - Ты думаешь, что я какой-то неправильный?       - Хах?       Он придвигается ближе, так что теперь куда бы ни упал мой взгляд, он наткнется на Тэхёна.       - Я не заслуживаю твоего внимания, да? - продолжает Тэхён, и его странные глаза, которые почти всегда кажутся мне мёртвыми, улыбаются.       - О чём ты, мать твою...       - Ты боишься меня, Юнги?       Великодушно предупреждаю его, выдохнув вроде бы свирепое:       - Я тебя сейчас ударю.       В его взгляде что-то очень пугающее, похожее на нежность...       - Так ударь.       Проходят годы. Воды высыхают, деревья горят. Наши лица невозможно близко. Моё жалкое отражение смотрит на меня из чёрного омута его глаз. Словно из глубокого каменного колодца. Словно со дна того самого озера, в котором я чуть не утонул.       Я слышу свой голос прежде, чем осознаю его принадлежность:       - Тебе бы понравилось?       Моё отражение в его глазах расплывается, идёт рябью, дрожит и мерцает, как от брошенного в воду камня.       - Очень, - шепчет Тэхён.       Я чувствую его дыхание на своих губах.       - Что ещё… - я сглатываю это ощущение, - что ещё тебе бы понравилось?       Тэхён приближается. Высовывает язык. И смотрит. И не моргает. Я тоже смотрю. Мы пялимся друг на друга до рези в глазах, пока он медленно, медленно, медленно очерчивает линию моих плотно сжатых губ.       - Вот это, - говорит Тэхён, отстраняясь. Он проводит языком по зубам. Он сглатывает это ощущение.       Я зажмуриваюсь сильно-сильно. И снова темно. Вообще ничего не видно. Только слышно. Какой-то знакомый монотонный гул. И то не гул, а чей-то низкий бархатный голос. Будто бы издалека. Будто бы из-под толстого слоя мокрой ваты, набитой мне в мозг. Слов вообще не разобрать. Да я и не пытаюсь. Я тону. Я растворяюсь в этом голосе. Я вижу сон.       Мне снится мутная, почти чёрная вода. Снится, как она медленно заполняет мои лёгкие, вырывая изо рта пузырьки воздуха. Как закладывает уши. Как мышцы гортани горят. Луна по ту сторону затянута туманной дымкой. Кроме её света здесь нет ничего, и с каждой секундой я сам превращаюсь в ничто, опускаясь всё глубже. Чувство расстояния как-то расплывается, но я точно закончусь ещё до того, как достигну дна. Я знаю. Когда кислород иссякнет, я потеряю сознание, а две минуты после моё сердце остановится.       Страха нет. Я законсервирован. Я не сопротивляюсь. Все благие намерения, большие надежды, чувство неполноценности, сожаления, боль – всё это осталось там и больше не принадлежит мне. Эйфория замедления. Вязкая и затхлая.       Лунный свет – единственное, что существует одновременно в обеих параллельных вселенных. Правда, даже он преломляется, проходя сквозь барьер, и изменяет своё направление. Я тоже чувствую себя иначе. Чувствую себя кем-то другим. Я смотрю на свет, прорывающий водную гладь. Я хочу отпечатать его в своём сознании. Хочу, чтобы он стоял на стоп кадре в моей личной фантасмагории после того, как тело умрёт.       Пузырьков всё меньше.       Веки тяжелеют.

Можно я останусь здесь навсегда?

      Обнаруживаю себя в своей комнате под двумя одеялами и без малейшего понятия о времени. Возле кровати стоит тазик, и по запаху я догадываюсь, что мной он уже использовался. Догадываюсь, но отнюдь не помню. В квартире тишина. От стыда и отвращения к самому себе меня мутит снова.       На тумбочке стакан воды и какой-то скомканный листок. Я тянусь к нему, надеясь, что там завернуты таблетки, или новая нервная система, или лезвие, на худой конец. Но то, что я вижу в итоге, способно убить меня гораздо быстрее. Чувствую, как струйки пота высыхают и стягивают кожу.       На дрожащей ладони лежит ампула трамала. Лежит одноразовый шприц.       Тэхён тоже кое-что знает обо мне. Случайно посвящён в мою тайну. Пальцем затыкает замочную скважину в двери, ведущей в мой внутренний мир, равно как и я заслоняю в его стене трещину. Мы обменялись секретами. И это странно, но только теперь мне почему-то становится легче.