Псина

Боль. Жгучая, непрерывная и нестерпимая. Она медленно расползается по руке, чувствуясь каждой клеточкой. Вскоре сковывает настолько, что трудно допустить мысль о самой возможности пошевелиться. Только смотреть на острые как лезвия зубы, которые впиваются в кожу, грозясь разгрызть кость. Тихое, полное ненависти рычание доносится до ушей. Оно противно, хочется немедленно закрыть уши. Два карих глаза смотрят в упор. Что в них? Такая же ненависть и злость, что переполняет сейчас его, Окиты, сердце? Нет. В них только одно желание: защитить, спасти. Как бы не так! Здоровой рукой крепче сжал тоненькую шейку. Нечеловеческий писк оглушает, а затем застывает в воздухе. Это походит на последний, предсмертный хрип противника. Переполняющие чувства почти походят на те, которые испытывал Соджи, видя стекленеющий взгляд ронина. Ухмылка на губах, кажется, только больше злит мать-собаку. Она не помогла ему, не уберегла. Окита обводит валяющиеся тут и там бездыханные тельца. Стоило ли это его покусанной руки? Однозначно нет. Здоровая же разжимает пальцы. Маленькое, ещё тёплое тельце падает на пол с характерным звуком. Всё ещё тёпленькое, но так быстро остывает. Прикоснуться бы к нему, почувствовать медленно подступающий холод. Взгляд псины становится ещё более злым, а челюсти сжимаются сильнее. Хруст. Она всё понимает. Боль. Она пронзает всю конечность, медленно расползается по телу. Нельзя кричать, плакать. Это глупые эмоции. Но и вытащить руку из стального захвата не выходит. Губы искривляются как ухмылке. Оказывается, он чёртов мазохист! На фоне овладевающих разумом чувств пролетает одна мысль: когда же отпустит? Стоит лишь немного подождать. Всё равно эта шавка пришла слишком поздно. Хруст соломы под ногами незваного гостя заставляет собаку отвлечься, скосить взгляд на пришедшего. Она почти ослабляет хватку. Почти. Стоит гостю подойти ближе, как зубы впиваются с новой силой, вызывая болезненный стон. Насколько же забавно будет лишится руки после маленькой шалости. Боль уже затуманивает разум, сосредоточиться на силуэте становится сложнее. Кто мог забрести сюда в столь поздний час? Наверняка какой-нибудь пьянчуга искал бесплатный ночлег. Что ж, этот сарай прекрасно бы подошёл. — Пошли. Один миг. Сколько всего может случиться за секунду, чего отключающийся мозг даже не успеет осознать. Блеск катаны в неровном свете свечи, последнее, особенно сильное сжатие зубов и прекращение надоедливого, словно жужжания мухи, рычания. Ослабшее тело псины с грохотом опадает на пол. Кровь… Окита на несколько мгновений отвлекается от боли, завороженно наблюдая как не спеша вытекает алая жидкость из шее животного. Шерсть по краям темнеет, сворачивается, будто бы закрывая от посторонних глаз неровные концы. Это вроде должно вызывать рвотные позывы, но на губах мелькает лишь слабая улыбка. — И что же, вы просто так уйдёте? Даже не поможете разжать зубы этой твари? — Окита опускает взгляд на висящую голову. Ему всё ещё чудится её озлобленный взгляд, хотя он уже застыл, потерял последние эмоции. Правильно ли будет сказать опустел? Пожалуй, да. Со стороны входа слышится тяжёлый вздох, а затем грузные шаги. Голова идущего опущена, словно бы он не хочет показывать лица. Одежда у него добротная, правда, вся в какой-то грязи и пыли, словно он долго шел или же бежал по дорогам. Слишком много мелкого мусора осело по низу хакама. Пара секунд сомнений и сильные руки незнакомца берутся за собачьи челюсти. Зубы не сразу поддаются. Сначала приходится приложить значительные усилия. Болезненный стон вырвался из уст раненого, и кровь из головы теперь капала не на пол, а на хакама доброго человека и лишь затем челюсти наконец поддаются. — Идём, — вновь повторяет мужчина. Соджи лишь слабо кивает, ощущая, как стекает горячая жидкость вдоль руки. Раны пульсируют. Приходится напрячься, чтобы сфокусировать взгляд и пойти вперёд, переступая через разбросанные маленькие тельца. Они были столь беспомощны, что показались вначале слишком лёгкой добычей. Но вскоре эту глупую мысль вытеснило осознание: он не может более сражаться с сильным противником. Лишён права доказать на что способен в честном бою. Так разве не оправдывает это его поступка?! — Спасибо, — голос хрипит. Соджи идёт пошатываясь, еле поспевая за быстрым шагом спасителя. Будь на месте добродетеля кто-то из командиров шинсенгуми, Окита почти уверен, ему бы не то, что не помогли, а наоборот возжелали бы скорейшей смерти. И он бы согласился с этим, понял бы весь ужас своего поступка, но не сейчас, когда обида рвёт душу, а писк несчастных стоит в ушах. Никогда не забудет полёт бездыханного тела наземь, словно труп поверженного врага. В один момент показалось, что спаситель ушел очень далеко и успел скрыться из виду. Вскоре перед глазами начало плыть, а виной тому тянущийся след алой жидкости, которая уже пропитала собой всю одежду. Нечто мокрое и тёплое уже начало ощущаться на животе, к которому прижималась рука. Ещё несколько шагов, попыток сосредоточить взгляд. Куда он идёт? Зачем? Окита ловит себя на мысли, что казармы должны быть где-то в другой стороне. Кажется. Ему следует присесть и прийти в себя. Перетянуть рану… Но стоит опустить взгляд на руку как перед взором появляются разъярённые глаза собаки. Эти воспоминания отчего-то греют сердце. Как бы там ни было, он смог избавиться от всех пищащих комков. Когда на следующих шагах запинается о камень и летит наземь, встречи с холодным грунтом удаётся избежать лишь чудом. Ранее исчезнувший из виду человек подхватывает ослабшее тело, перехватывает удобнее и уже просто несёт. Лицо его простоватое, лишённое аристократических черт, сильно хмурится, а из широкого рта вырывается тяжёлый вздох. Он хотел бы знать в какой момент следовало вмешаться. Когда провести чёткую грань между защитой родины и просто бездумным насилием. Неужели ощущение крови на собственных руках стало подобием наркотика для этого парня? Не могла же война убить всё человеческое в этом добром юноше? Мужчина хотел бы в это верить. Он быстро шел вперёд, не обращая особого внимания на мелкие камушки, пыль, что поднималась от грузных шагов. Благо, до домика лекаря оставалось с два десятка шагов, а то и меньше. Преодолеть даже такое расстояние с телом на руках было достаточно тяжелой задачей, но не в тот момент, когда от страха за этого мальчишку в кровь выбрасывается огромное количество адреналина и пройденный путь уже просто остаётся незамеченным. Голос срывается и не стразу удаётся выкрикнуть имя лекаря. Медлительность открывшей двери девушки уже просто выводит из себя. Чёрт знает, кем она этому травнику приходится. Парня же удаётся уложить в небольшой комнатушке. Уже там он понемногу приходит в себя, глядит затуманенным взглядом на спасителя. Наконец может увидеть его лицо, глаза. Увидеть и криво усмехнуться. Вот значит, как… Никак не ожидал он увидеть в глазах этого человека не ненависть, а желание помочь. Точное такое же, как было в глазах той псины. Забавно. — Спасибо, Кондо-сан, — шепчет Соджи и прикрывает веки. Ему хочется немедленно провалиться в сон…