Часть 1
12 апреля 2021 г. в 13:30
Её имя знают не понаслышке. Каждый, кто хоть раз ступал на поле боя, обязательно сталкивался с ней и не мог ещё долгое время отделаться от этого безумного коллекционера, пока не давал ей то, что она хотела.
Вот беловолосая девушка, во всей своей привычной "красоте и величии" преследует свою очередную жертву, не отставая буквально ни на шаг, а лишь наоборот, настигая её. Колетт громко смеётся, чувствуя свою победу. Этот проворный робот точно попадёт в её личный фанатский дневник. Она даже не чувствует посторонний взгляд знакомого лица, однако знает о его присутствии.
— Стой! Я просто хочу твой автограф! — кричит девушка вслед.
И потом, оба участника погони останавливаются, ведь на их пути встаёт весьма известная на арене дама-красавица по имени Пайпер де ла Прим. Измученный робот прячется за её спиной, а та только и рада служить ему укрытием. Кассирша сувенирного магазина недовольно фырчит, однако осознавая, что перед ней стоит её кумир, резко загорается огоньком искреннего восхищения.
— Ох, Пайпер! Всамделяшняя Пайпер де ла Прим! Могу я взять твой автограф?! Пожалуйста! — от нетерпения, девушка едва стояла на месте и бешенно щёлкала ручкой, которую крепко сжимала в своей руке.
— Ещё один? Колетт, дорогая, вчера ты брала у меня уже третий за неделю. Лучше объясни, что за сыр-бор вы тут с Рико устроили.
По правде говоря, картина того, как высокий, массивный робот прячется за хрупкой, красивой дамой выглядела забавно. Но, так или иначе, Рико был не таким уж и стойким, каким мог показаться на первый взгляд, особенно если учитывать то, что его тело – просто стеклянный сосуд с попрыгунчиками внутри. Поэтому часто и он нуждался в защите со стороны Пайпер, правда, в данный момент больше моральной, нежели физической.
— Оуу, ну я просто хотела роспись Рико! — блондинка уж было закатила глаза и захотела обратиться к стрелку, стоящему позади себя, как вдруг Колетт дополнила себя, — А также попрыгунчик из его тела! Ведь он мой любимый бравлер!
Дама хотела спросить у бедняги, мол, "Это правда?", но его испуганный взгляд и то, как обычно вела себя всем известная кассирша, говорило само за себя. Пайпер де ла Прим вздыхает, после чего повторно обращается к своей собеседнице:
— Роспись это не беда, но пожалуйста, не мучай ты его. Достать шарик из Рико это... Наверное сравнимо с тем, если ты полезешь вырывать чью-то печень. Ужасно, не правда ли? Плюс у него есть и другие попрыгунчики, которые не жалко отдать, да и вытаскивать из труднодоступного места не придётся, это уж я точно знаю. Так что давай не будем идти в крайности, хорошо?
Слушая отчитывания со стороны своего кумира, Колетт хмурила брови, явно оскорблённая тем, что её занятие только что приравнили к чему-то поистине страшному, извращённому. Но её настроение быстро улучшилось и та согласилась с предложением Пайпер. Просто взять автограф и купить сувенир – звучит не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Однако Рико явно не стал чувствовать себя уютнее от таких разговоров.
Колетт была готова на всё, лишь бы только пополнить свою коллекцию чем-то интересным и запоминающимся. Бывало такое, что та едва ли не рисковала своей жизнью, чтобы взять какую-нибудь безделушку, которую потом можно было вложить в её личный дневник. Покупка целой банки маленьких, разноцветных попрыгунчиков у явно обиженного робота – пустяк, денег девушке никогда не жалко. Однако красивые странички альбома, который увидит всё равно только один человек навряд-ли стоили до сих пор не заживших царапин на теле его автора.
Кассирша до сих пор помнит, как её подобрала добрая, немного полная женщина, которая с материнской заботой ухаживала за её ранами. Колетт шипела от боли, но зачастую просто хихикала в привычной своей манере. Пэм даже допускала сомнения, что у этой бедной девочки всё в порядке с головой, но ничего говорить по этому поводу не стала: каждый из нас по-своему безумен.
Девушка просила, точнее, буквально молила лекаря о том, чтобы та не выкидывала шипы, которые та недавно вытянула из её тела. Женщина такой просьбы поняла не сразу, но всё же исполнила её и после процедуры довольная Колетт могла с удовольствием вклеить кактусовые иглы в свой дневник. Разумеется, для начала вытерев с их окончаний свою собственную кровь: эти страницы посвящены её самому-самому любимому, неповторимому и немногословному бравлеру, а это значило, что ничто другое, вроде чужих кровавых капель не должны были как-то запятнать бумагу, целиком и полностью предназначенную лишь для него одного.
Но даже безумные люди, которых общество, как правило, принимать не желает, находят в качестве своей родственной души таких же "отторженцев". Колетт была не одинока. В сувенирной лавке, в которой она работала, всегда был тот, кто сквозь плотную ткань полосатого шарфа с угрюмым видом скажет ласковое "Доброе утро", спросит про успехи на арене и в целом составит ей компанию в рабочий день (и не только).
Эдгар сторонился компании других, прикрываясь видом крутого и холодного парня, но его неуёмная подружка одним лишь своим присутствием ломала его образ вдребезги. Многим известна эта картина: беловолосая девушка плотно держит беднягу за руку и радостно машет какому-то мимо проходящему бойцу рукой, а тот неподвижно стоит себе, со стыдом пряча лицо в шарф, да так, что только видно его покрасневшие от смущения уши. И ничего ведь, терпит. Потому что несмотря на их разный характер и своё неуравновешенное поведение, в происхождении которого по большей части виноват переходный возраст, парень всё равно более чем ценит компанию двинутого коллекционера.
Потому что он знает её другую часть.
Искренне внимательную к его словам и к нему самому часть. Никто так не слушает его, как это делает она, никто так не интересуется им, как Колетт. И Эдгар это прекрасно знает. Уж так сложилось, что он привык часто видеть её бледное лицо перед собой, разглядывать каждую частичку физиономии своей собеседницы и вместе иронично смеяться с последствий переутомления и плохого сна: огромных мешков под глазами.
— Когда-нибудь я к чёртовой матери уволюсь, — комментирует парень, разглядывая свои тёмные круги на своём лице, — Я становлюсь гипер-эмоциональным из-за плохого сна и стресса.
— Мне ли не знать! — отвечает Колетт, делая какую-то запись в своём дневнике, — Я тебя давненько полностью прощупала и твой характер тоже. Но мне даже вторгаться в твоё личное пространство не пришлось, знаешь ли.
Колетт переводит взгляд на своего коллегу – и боже, как широко играет на её физиономии улыбка, когда тот в ответ ей делает лицо, всем своим видом говорящее это заветное "Да ну?"!
— Мне это и записывать не пришлось, к слову! Всё держится в голове, хе-хе... Я вот знаю, что ты ненавидишь любой другой лак, кроме чёрного, помню о том, как ты два месяца назад расстроился из-за того, что вспомнил, как в детстве тебя обижал соседский мальчик. Я даже видела, в каком неудобном месте у тебя образовался синяк, после того, как два дня назад ты упал с первой ступеньки у лестницы!
— ВСЁ! Перестань, даже не смей продолжать вообще! — раздражённо рычит Эдгар, по привычке скрывая своё красное, словно спелый помидор, лицо шарфом.
Он держит обиженный вид, но глубоко в душе подтверждает, что поведение Колетт его ничуть не задело. Парень ни за что не признает это на словах, но мысленно он даже не отрицал данный фактор:
Колетт, одна такая единственная на весь мир Колетт – самое лучшее, что случалось с ним в этой жизни. Насколько бы странной и непонятной она не была, Эдгар всегда будет принимать её выходки как должное сквозь свой скверный характер. И насколько бы он не был противен своей неуравновешенностью, Колетт также будет искренне любить его компанию, терпя повадки нудного подростка. Не исключено, правда, что тот жаркий, дурной пыл будет нередко давать слабину, когда высовывая свой нос из под ткани полосатого шарфа, парень с сувенирного магазинчика медленно и почти едва ощутимо в очередной раз коснётся губами щеки своей коллеги. Так, на прощанье, ведь на следующий день они встретятся вновь. И вот опять Эдгар будет наблюдать за тем, как Колетт, задорно хихикая, кусочек за кусочком собирает новую коллекцию, посвящённую какому-то там бойцу с арены.