***
Спасательная капсула приземлилась. Стикмин даже не может соориентироваться, в глазах всё плывёт и двоится от слёз. В ушах звенит, до сих пор слышно тот ужасно громкий взрыв. Только ступив на землю, Генри падает на колени и невнятно кричит, захлёбываясь слезами. Бьёт кулаками землю, вырывает волосы на голове, но никак не может поверить в одно — Чарльз погиб. Погиб, вероятно, с улыбкой на лице, и стоит Стикмину задуматься об этом, то в горле застывает ком, а наружу вырывается лишь немой крик, сопровождаемый потоками слёз. — Генерал! — в шатёр заходит Пол Аскотт, вся карьера которого строится только на донесении плохих новостей, потому Гейлфорс уже сразу напрягся, — Станция Топпат была уничтожена, — потирая шею, военный доложил, на удивление, хорошее известие. — Отличные новости! — генерал улыбнулся, но потом заметил явно подавленного Стикмина, красные глаза которого уже выплакали всё, что только могли. — Что-то не так? — Чарльз Келвин… — Пол только успел произнести это, как Гейлфорс вскочил на месте. — Он погиб, генерал, — Аскотт всё же продолжил, генерал уставился на Генри с ужасом, на его лице читалось отчаяние. — Генри, что произошло? — сдерживая дрожь, спросил Хьюберт. Стикмин промолчал. — Что произошло, я тебя спрашиваю! — генерал не выдержал и сорвался, ударив по столу, его глаза взмокли. Чарли был ему очень дорог. — Генерал, он сейчас не в состоянии говорить, не стоит давить на него, — Пол хотел вмешаться, но его перебили. — Тебя не спрашивали! — прикрикнул на солдата генерал, а после снова повернулся к Генри. — Отвечай, живо! Что произошло на этой миссии?! — взгляд Гейлфорса в момент стал диким. Утрата своих людей это всегда больно, а Чарльз был профессионалом в своём деле, потерять такого человека — нестерпимая боль. — Он… — Стикмин только начал, как тут же расплакался, закрывая лицо руками. В дальнейшем он не мог выдавить из себя ни слова, ему едва удавалось даже дышать. — Ох, Чарли… — поняв, что от Генри уже нельзя получить никакой информации, генерал безнадёжно сел за стол, подпирая лоб руками, лишь бы пришедшие на шум солдаты не видели его слёз. — Как же так получилось? — отчаянно шептал Гейлфорс, по его морщинистому лицу текли одинокие слезинки. Келвин был для него сыном, которого у него никогда не было. Генерал любил его, позволял делать всё, что душе угодно, допускал ко всему, что только делали военные учёные. И сейчас он потерял его. И из-за чего? Из-за идиотского криминального клана, которому уж никак не сиделось на одном месте. — Найти каждого грёбаного участника Топпат и осудить их по всем статьям, — сухо приказал Гейлфорс, встав из-за стола и направившись к толпе военных. — Аскотт, — генерал вытер глаза и посмотрел на Пола, тот сразу выпрямился, готовясь выполнять указания, — подготовь место для захоронения. Стоя у одинокой могильной плиты, под которой даже не было останков, Стикмин едва мог держать себя в руках. За эту неделю он уже столько выплакал, что приходилось много пить, чтобы не умереть от обезвоживания. И до сих пор он не может свыкнуться с фактом смерти своего друга. Того, кто верил в него от начала и до конца. Даже зная, что он преступник, всецело доверял ему и всегда был на его стороне. И сейчас его нет. На надгробии висели красные наушники. Но они не принадлежали Чарльзу, они были взяты со склада. При одном взгляде на них хотелось плакать, Генри пытался смотреть в землю, чтобы не разрыдаться в очередной раз. Из-за шума разбивающихся о утёс волн Стикмин не слышал происходящего за ним, потому его сильно напугал чужой голос из ниоткуда. — Я тебя поздравляю, ты разрушил жизнь очередному невинному человеку, — Генри обернулся и увидел перед собой Руперта. Он дрожал от злобы и грусти, но его голос на удивление был спокоен. — Но в кои-то веки тебе стыдно за себя, это хоть что-то, — окинув Стикмина взглядом, Прайс подошёл поближе. — Или тебе всё-таки плевать? Так же плевать, когда ты разрушил жизнь тому бедняге из банка, Дэйву и ещё многим и многим мирным людям, — солдат сжимал руки в кулаки, сдерживаясь от того, чтобы ударить Генри в его заплаканное лицо. — Эти слёзы тоже часть твоего притворства? Я не могу поверить, что суд признал тебя невиновным. Ты и вправду удачлив, — Руперт продолжал разговаривать со Стикмином, остановившись на расстоянии двух метров от него. Прекратив ходить вокруг, да около, Прайс сказал прямо: — Это твоя вина, Стикмин, — эти слова для Генри, как нож в сердце. — Ты должен был умереть на этой проклятой станции, не Чарли, — слова Руперта были жестоки, но правдивы, даже для самого Стикмина. — Я знаю, — наконец ответил Генри. — Чарли сам затолкнул меня в капсулу и активировал её, я хотел спасти его, — по его лицу снова потекли слёзы, но он спокойно вытирал их. — Можешь мне не верить, но я делал всё возможное, чтобы как-то спасти его, но у меня не получилось, — голос Стикмина дрожал, солдат напротив него лишь нахмурился и поджал губы, в его глазах блеснули слёзы. — Мне не нужны твои раскаяния. Его уже не вернуть. Я просто хочу, чтобы ты жил с этим грузом всё жизнь и не относился к этому так же спокойно, как к другим пострадавшим из-за тебя людям, — голос Руперта подрагивал, он наконец пошёл дальше и, пройдя мимо Генри, положил перед плитой небольшой букет подсолнухов. — Ты ублюдок, Стикмин. Это всё, что я хочу тебе сказать, — напоследок сказал Прайс. И Генри согласен с этим.***