turn the lights out (i'll light up the room for you)

— Фред, эй… Привет, я твой дядя Йен!.. Лежа на нижней койке и закрыв глаза, Микки представлял себе выражение лица Йена, воркующего с новым членом своей семьи. Слушать его в такой тональности было одновременно лучшей наградой и худшей пыткой: это был тот же самый голос, которым Йен разговаривал с Евгением, когда тот был еще крошечным комочком детского жирка. Все эти мысли пробудили в нем нежелательные воспоминания о том коротком периоде их жизни, когда они оба плыли по течению любви и все вокруг казалось таким прекрасным. Нелегальные махинации с двоюродными братьями, ужины Светланы, детский лепет Ева и бесконечные летние ночи, в которые они с Йеном были счастливы и свободны, лежа в их постели, обнимаясь, смеясь и разговаривая, разговаривая, разговаривая… Йен, вероятно, посмеялся бы над ним, если бы узнал, но Микки на самом деле скучал по его голосу, когда они были порознь. По тому, как рыжий взволнованно рассказывал о своем дне, или тому, как он шептал самые грязные непристойности, пока трахал его. Он скучал по его серьезному тону, когда они сидели на заднем крыльце, курили одну сигарету на двоих, и Йен внезапно начинал говорить о глубоких вещах: о своих мыслях, сожалениях или планах на будущее. Микки редко участвовал в этих монологах, но он впитывал буквально каждое произнесенное им слово. И теперь, услышав его голос здесь, вот таким… Он уже бывал в ситуации, когда думал, что больше его не увидит, не услышит. И он, блядь, не мог прожить без него еще несколько лет. Просто не мог. Его плану лучше бы, черт возьми, сработать. — Приятно познакомиться, Фредди. Галлагер старался проглотить слезы умиления, и Микки слышал это. Он почувствовал, как его собственное сердце болезненно сжалось в груди: после всего дерьма, через которое ему пришлось пройти, этот парнишка остался таким же чистым — он все еще был самым светлым человеком, которого брюнет когда-либо знал. Он хотел защитить его от всего плохого, что может произойти. А плохое всегда случалось. Галлагер понятия не имел, каково это, когда ты выходишь из колонии или тюрьмы и понимаешь, что жизнь по ту сторону шла своим чередом без тебя. Не было никаких сомнений в том, что это подкосит Йена. Как Микки мог оставить его одного совладать с внешним миром? Тем утром они практически были готовы убить друг друга, но, по иронии судьбы, два года, проведенных вместе в их общей крошечной камере, были самым спокойным временем для брюнета с того самого лета. Он всегда знал, где находится Йен и никто не мог отнять его у Микки. Он мог защитить Галлагера от любого ебанутого придурка, который неправильно на него посмотрит. Мог обнять его, когда тот лежал с ним внизу, свернувшись калачиком и дрожа от слез, потому что скучал по семье или боялся за свое будущее. Он наконец-то контролировал то, что происходило между ними. И все это время Микки изо всех сил старался сделать так, чтобы тюрьма больше походила на летний лагерь для Галлагера, которому не нужно было знать, сколько «темных» ему пришлось устроить только для того, чтобы они могли быть теми, кем были сейчас — гей-парой в тюрьме, без необходимости прятаться. Да, это было чертовски тяжело и опасно, учитывая, что все сомнительные операции Микки проводил под носом у охранников. Но каждая гребаная минута того стоила. И здесь, прямо сейчас, лежа на нижней койке в их тюремной камере, он был уверен, что сделает для этого парня все, что угодно. Все на свете. Это было чертовски просто. — Твои пять минут почти истекли, Галлагер, — предупредил охранник, стоящий у двери. Микки хотел сказать ему, чтобы он заткнулся и позволил Йену еще немного посмотреть на малыша. Неужели он не слышал, как тот счастлив? Но разговаривать с охранником в подобной манере было бы глупо. Он и так уже рисковал своей карьерой ради лишних денег. К тому же никому здесь не хотелось нажить себе неприятностей больше, чем было необходимо. Йен попрощался с братом и передал телефон охраннику, который положил его обратно в пакет и закрыл дверь камеры. Микки даже не успел отсчитать десять секунд, как с верхней койки соскочила рыжая мартышка и набросилась на него. — Микки… Большие, наполненные слезами, зеленые глаза смотрели на него с таким обожанием, что у брюнета снова сжалось сердце. Блядский Галлагер. — Микки, — повторил Йен. — Спасибо, огромное спасибо… Голос Йена дрогнул, и Микки обнял своего парня за плечи, призывая его придвинуться ближе. Одеяло между их телами мешало полностью почувствовать друг друга, но ни один из них не сделал ни малейшего движения, чтобы избавиться от него. — Как ребенок? — спросил он, с восторгом наблюдая, как лицо Йена расплылось в нежнейшей улыбке. Микки был так влюблен в него. Боже. — Это мальчик, — трепетно произнес рыжий. — Он такой маленький, Микки! Ухмыльнувшись, Микки был не в силах оторвать глаз от ошеломленного лица Галлагера, тоже улыбнувшегося ему в ответ и принявшегося покрывать его лицо легкими поцелуями. Брюнет нахмурился, притворяясь, что ему это не нравится, но в итоге не смог сдержать предательскую улыбку. — Спасибо, спасибо, спасибо, — шептал Йен, щекоча бледную кожу дыханием, пока целовал его щеки, лоб, глаза. — Ладно, ладно, — засмеялся Микки, толкая рыжего в грудь как раз в тот момент, когда погас свет. — Иди сюда, — пробормотал он и потянул за одеяло, на котором лежал Йен. Тот подвинулся, вытащил полотно между ними и накрыл их обоих, после чего они тут же прижались ближе, чувствуя кожу и тепло друг друга. — У Липа есть ребенок, — выдохнул Йен. — И я его видел! Микки! Его голос казался счастливым, но, когда Микки нашел его теплые губы своими в темноте, они все еще были солеными на вкус. Поцелуй был медленным, позволяющим обоим расслабиться в нем, испускать тихие вздохи удовлетворения. — Я люблю тебя, — прошептал Йен. — Я так тебя люблю. Он не дал Микки шанса ответить, снова завладев его губами. Целоваться с Йеном всегда было восхитительно, но со всеми теми эмоциями, которые Йен пытался передать в данный момент, Микки чувствовал себя по-настоящему непобедимым. Я тоже тебя люблю. Я люблю тебя. Он собирался разрушить голыми руками все стены между ними. Собирался сделать все возможное, чтобы быть с ним. И оно того стоило. Это всегда того стоило.