Пабо

Один прижимает к стенке другого. Так они и стоят уже битую минуту. В коридоре. В полумраке. А в общежитии ни души. Что сказать — удобно! Только вот кое-кто так и не решается воспользоваться этим удобным случаем. - Эм, Чольён-а. То, что я хотел сказать... Точнее, хочу сказать. Это... В общем... И снова молчание. Миру уже откровенно скучно от такой нудной тягомотины, а у Джуна всё никак не выходит это простое, как три копейки «ты мне нравишься». То, что Мир нравится своему хёну, макнэ уже давно понял, как и тот факт, что старший — непроходимый балбес, каких поискать. - Я... Ты... Мы уже давно знаем друг друга, и... И. Что «и»? И он так и не родит эти дурацкие три слова? И всё будет как прежде: взгляды, намёки, слова, но никаких действий? И Миру снова придётся заставлять этого дурака ревновать к лидеру, чтобы тот, наконец, слетел с катушек и, как сейчас, прижал его к стене, пытаясь признаться? О нет, Чольён этого не выдержит. Макнэ морщит нос: от Джуна неприятно пахнет его ярым одеколоном, и зачем он налил на себя эту мерзость в два часа ночи? Соблазнять младшего? Попытка не удалась. Чольён фыркает своим мыслям и машинально облизывает сладкие от недавно выпитого молока с корицей губы. И Джун застывает на месте, в то время как глаза его жадным взглядом впиваются в полураскрытые поблёскивающие в темноте губы младшего. Он шумно сглатывает накопившуюся слюну, так и не отводя изумлённого взгляда от пухлых уст раздражённого Чольёна. - Мир-ааа... Твои губы... Знаешь, мне всегда хотелось, но я никогда не решался. Ты понимаешь, я всегда так хотел... А Мир лишь закатывает глаза, обреченно вздыхает и сам льнёт к уже разгорячённому телу его глупого хёна. - Поцелуй меня наконец, пабо.