like a little fish

в парке, через который они решают срезать, шумно: повсюду резвятся дети, а взрослые лениво болтают друг с другом, перебиваемые непрекращающимся гулом деревьев, что пролетает по тропинкам вместе с ветром, принося с собой тепло. когда они добираются до конца квартала, тэхён на прощание обнимает сокджина и намджуна и смотрит, как они, сцепив руки в замок, перебегают пешеходный переход. когда тэхён разворачивается, дабы пересечь одну из множества лужаек, он вдруг слышит: «хей, у тебя есть краш?» и, широко распахнув глаза, оборачивается, сталкиваясь лицом к лицу с парнем-блондином, который комично тычет в него пальцем, пуская солнечные зайчики своими очками. рядом с ним, на мягком на вид голубом покрывале, постеленном на траву, сидит ещё один парень, только с серыми волосами, тяжело, со смирением вздыхая. тэхён указывает себе за спину, туда, где ещё минуту назад был его брат со своим парнем. — ты о… них? блондин машет ему рукой, продолжая улыбаться. — я имел в виду вообще. разум тэхёна мгновенно заполняют картинки лица чонгука, то, как он ерошит свои волосы, отображаясь на маленьком экранчике его телефона, когда они созваниваются по фейс-тайму. он поправляет повязанную на лоб бандану, гадая, не пытаются ли над ним пошутить. — конечно. — не хочешь позвонить ему на камеру, — блондин хлопает по стоящему рядом с собой на покрывале штативу, — и признаться? — чимин, — бормочет другой парень, — мне больше не нужны- — это юнги, — обрывает юнги чимин, нежно ероша его волосы, — он заснял своё признание мне, и теперь это его видео-проект. тэхён подходит ближе. ярко-зелёные травинки звучно хрустят под подошвой его высоких ботинок, пока он не останавливается у края голубого покрывала. на нём стоял штатив с громоздкой камерой, которая очень походила на чонгукову, лежал ноутбук и микрофон. юнги слегка дует губы, явно раздражённый тем, что чимин обвёл его вокруг пальца, а тэхён пожимает плечами и, основываясь лишь на том, что увидел и услышал, соглашается. — окей. чимин тут же подскакивает, освобождая своё место на мягкой ткани, и призывно хлопает по ней же. — видишь, какой я хороший? — спрашивает он у юнги, краснея пухлыми щёчками. — я очень хороший! юнги щурится, глядя на стоящего на коленях чимина, ожидающего похвалы, и хватает того за воротник, быстро пробираясь языком в чужой рот. — очень хороший. — ну, присаживайся и получай удовольствие, — взволнованно говорит тэхёну чимин, по шее которого стремительно распространяется румянец, пока он отступает всё дальше по лужайке. — я вернусь с парочкой новых жертв! пока тэхён усаживается в позу лотоса и пытается скрыть своё замешательство, юнги возится с ноутбуком, настраивая камеру так, чтобы та была направлена прямо на тэхёна. — как тебя зовут? — тэхён. — первого поколения? — ам, — тэхён вытаскивает из кармана куртки свой телефон, укладывая тот себе на колени, — ага, переехал из Тэгу, когда мне было четыре. — отлично, — неразборчиво шипит юнги, но после поднимает голову с куда более милым выражением лица. камера мигает — на ней вспыхивает маленький зелёный огонёк. юнги косится на неё и поворачивается к нему лицом. — так кто этот человек? тэхён чешет кончик брови, внезапно почувствовав лёгкий укол беспокойства. — ам, мой лучший друг. он приехал сюда на год по обмену для участия в одной кино-программе. он действительно обожает режиссуру и продюсирование, но его мечтой было обосноваться на родине, в корее, и… он вернулся туда несколько месяцев назад. — вы, ребята, продолжаете общение? — да, да, конечно. мы регулярно созваниваемся, и он показывает мне множество своих роликов, чтобы я мог поделиться с ним своими впечатлениями, а я, в свою очередь, репетирую на нём большую часть своих сцен, и... да, плюсом мы вдвоём увлекаемся видеоиграми, и я думаю, ну… много чего изменилось для него после его приезда сюда? типа, его вкусы в еде, искусстве и стиле… сейчас он чувствует большую связь с нью-йорком, нежели с сеулом, как мне кажется. и я просто пытаюсь быть рядом, даже несмотря на это. — ты всегда испытывал к нему романтические чувства? тэхён переводит взгляд на объектив камеры, на мигающий зелёный огонёк. теперь он точно чувствует это, пока идёт запись и пока сам собирается произнести это вслух, и это пугает. он никогда не придавал своим чувствам какой-либо конкретики. — думаю, да? — слабо хрипит он, смущённо смеясь, пока юнги просто продолжает за ним наблюдать. — я имею в виду, я никогда по-настоящему, эм, не задумывался, — он бесцельно жестикулирует руками, — я просто думал, что мы действительно близкие друзья. мне никогда прежде не нравились парни, и поэтому мне в голову никогда не приходила даже маленькая мысль о том, что именно это со мной и произошло, — он снова смотрит в камеру и смеётся, зарываясь лицом в свои ладони. — хочешь, я выключу камеру? снова выпрямившись, тэхён моргает, прогоняя накатившую панику, и качает головой. — нет, всё в порядке. я, как бы, не боюсь, моя семья всё понимает и принимает, у меня брат гей… наверное, я волнуюсь, потому что никогда не произносил этого вслух. это всё по-настоящему взаправду. — не торопись, нам некуда спешить. тэхён тянет за концы своей банданы, прежде чем перебросить их через плечо. брюки обтягивают его согнутые ноги, и он чувствует, что немного потеет от волнения, но слабый ветерок, проносящий листья над головой, убаюкивает его. он сглатывает и кивает. — я просто подумал, что… он — мой лучший друг, и, когда мы подружились, всё это стало частью чего-то масштабного, да? потому что, по правде говоря, у меня никогда прежде не было лучшего друга. я всегда был кем-то вроде изгоя, жил в очень маленьком городке на библейском поясе, и наши с братом лица отличались от лиц всех остальных. поэтому я просто… даже не задумывался об этом. он такой, знаешь, типичный корейский парень: всегда рассуждал о своей будущей жене, детях и карьере, которая позволит ему проводить время со своей семьёй, а не торчать в офисе, и я… думаю, я принял это за главную нашу цель? я — перед камерой, он — за ней, и мы вдвоём думаем о том, как, повзрослев, обоснуемся каждый в своей маленькой семье. я даже не знаю… — фыркает он, глядя на двух маленьких мальчиков, играющихся с обручем на полянке вдалеке. — не знаю, как бы он отнёсся… к двум встречающимся парням. надеюсь, я знаю его достаточно хорошо, чтобы самому догадаться, но это ведь действительно странно, да? — он смотрит за камеру, откуда ему коротко кивает юнги. — никогда не знаешь, придёт ли всему конец, если вдруг попытаешься что-то изменить. — как ты убедился в том, что что-то чувствуешь к нему? тэхён выдыхает, отчего его чёлка немного вздымается, а затем откидывается на свои руки, цепляясь взглядом за верхушки деревьев. — любая моя мысль, даже самая маленькая, была тому подтверждением. но… однажды ночью, перед тем, как он улетел домой в июне, мы пошли в бар со всеми с нашего потока: приехавшие к нам одиннадцать студентов по обмену должны были возвращаться на родину, а со всеми ними мы успели хорошо подружиться. и он действительно напился тогда, сидел такой с розовыми щёчками, хихикал и постоянно спотыкался на ровном месте. он всю ночь лип ко мне как банный лист, ни разу не отошёл к кому-то другому. я не переношу вкус многих спиртных напитков, поэтому не так активно участвовал в празднестве и запомнил всё. после вечеринки я проводил его до дома, потому что ему, ну, нужно было вылетать в пять утра, и он, облокотившись о свои двери, очень странно взглянул на меня. тяжело так, как будто всё знал. потом он схватил меня за футболку, притянул к себе и долго, правда долго целовал. я пришёл домой и заплакал — от счастья, наверное, — потому что это помогло мне многое осознать и понять о самом себе. а он не запомнил ничего. -- покачав головой, юнги негромко присвистнул. — это грубо. ты спрашивал у него об этом? тэхён издаёт удивлённый смешок. — чёрт, нет, ни разу. я бы никогда не смог этого сделать. я, блин, еле сумел обсудить с ним ту ночь, точнее, всё, что не касалось произошедшего: ребят, с которыми мы тусили, бар, в котором были. и он словно, ну, обходил стороной всё, что так или иначе касалось окончания той ночи. а во втором семестре он стал брать уроки танцев и сблизился на них со своим инструктором, хоби, и- — погоди, чон хосок? — спрашивает юнги, наклоняя голову так, что та выглядывает из-за камеры. тэхён прищуривается. — ты его знаешь? — он мой сосед по комнате. именно он и начал всё это, — юнги невнятно указывает на камеру. — окей, конечно, потом я вырежу это, но, эм, мы с чимином большую часть жизни ненавидели друг друга, а потом в выпускном классе старшей школы что-то будто щёлкнуло, и я понял, что не могу быть ему просто другом. потом мы ещё и поступили вместе, и к моменту выпуска всё так завертелось, что я не мог дышать только при мысли о нём… как бы то ни было, всё шло как-то не очень, и я решил остаться у себя в комнате, отменил все планы, ничего и никому не объяснив, а потом меня охватило чувство вины и такой ужас, что я напился, включил камеру и стал снимать какое-то идиотское видео о том, что если я умру, так и не признавшись, то я хочу, чтобы чимин узнал об этом. ну, и так далее по списку. потом домой вернулся хоби, застав меня безвольно лежащим на диване со всё ещё включённой камерой в руках, и потом я узнал, что она записывала полнейшую тишину около двух часов. тэхён усмехнулся, почувствовав, что узел у него в груди немного ослаб. — и что хоби? — он позвонил чимину и дал трубку мне, а остальное уже было проще простого. тэхён кивает, уходя в свои мысли. — проще простого. — вот почему я занимаюсь этим: мне кажется, что людям просто нужно оказаться в ситуации повышенного давления наедине со своими гаджетами. и то ли я, то ли камера и свежий воздух помогают им чувствовать себя комфортнее, но они успокаиваются и всё-таки нажимают кнопку вызова, и это — самая сложная часть. — сколько людей уже сделали это? — ты сорок второй. — а… обычно всё заканчивается хорошо? юнги переводит взгляд на небо, когда вдруг низко над землёй, маневрируя между двумя дубами, что отбрасывали на них свою тень, пролетает небольшая птица. — обычно нет. — оу. — меня радует то, что это помогает людям выбраться из того одинокого угла, в который они зажимаются, слишком боясь сделать первый шаг, но в то же время настолько оберегая свою крохотную надежду, что боятся отступать. неважно, заканчивается это хорошо или нет — все мы, по сути, хотим, чтобы нашим терзаниям пришёл конец. тэхён кивает, возясь с кнопками переключения громкости на своём телефоне. мальчики с обручем начинают громко визжать, прыгая по небольшому участку, заросшему травой, который виден со скамейки их родителям, что обнимают друг друга, стоит малышам завалиться набок. юнги некоторое время смотрит за наблюдающим за детьми тэхёном, а затем спрашивает: — как думаешь, тебя ждёт счастливый конец? — я… я не знаю. — какой вариант концовки тебе кажется самым ужасным? тэхён фыркает, поправляя края своих джинсов, и признаётся в своём самом большом страхе: — наверное, если он почувствует отвращение и больше не захочет со мной дружить. он очень важен для меня, и потерять его… я имею в виду, мы переписываемся каждый день, созваниваемся по фейс-тайму по сто раз в неделю, и он просто, блять, огромная часть меня, и… да, это было бы не очень. у меня нет никого, кто был бы для меня настолько важен, как он. — так, по-твоему, всё закончится? — тэхён вспоминает яркие, милые чонгуковы улыбки, любопытство, с которым тот участвовал в прайд-параде, проходившем в прошлом году, поцелуй той ночью и качает головой. — я не знаю. — расскажи мне о вашей первой встрече. ну, это легко. — факультет искусств моего универа просит небольшие школы время от времени устраивать различные перекрёстные мероприятия: ученики школы изобразительных искусств, к примеру, посещают оперу, танцевальной — участвуют в просмотре фильма, снятого студентами, ну и тому подобное. и в первую неделю занятий в том году мы были в музее современных искусств: как раз тогда, когда там проходила крупная выставка в честь винсента ван гога. тогда я стоял у одной из картин, пытаясь перерисовать её в свой альбом, и он вдруг подошёл ко мне, начав хвалить мою работу на корейском. и мы… мы тут же поладили, как я тогда подумал. он казался немного ошарашенным, — это было забавно, — как будто подумал, что я был знаменитым красавчиком-художником, пытающимся слиться с толпой. он спрашивал меня о ван гоге, потому что не особо разбирался в живописи, так что я рассказал ему всё, что знал, попытался объяснить, почему он является важной частью постимпрессионистского движения и почему я люблю его, — он вздыхает и окунается в воспоминания того дня, когда их судьбы переплелись. — это стало огромной частью нашей дружбы. своеобразной основой всего, я бы сказал. он всегда ведёт себя так, словно я постоянно чему-то его учу, не хуже губки впитывая каждое моё слово. и, думаю, из-за этого я в какой-то момент просто-напросто расслабился и с лёгкостью влюбился, даже не заметив этого. — это касалось и учёбы? — эм, немного. немного. я учусь на актёрском, а он — на режиссёрском, так что мы не сильно пересекались. но когда у него было туговато с английским или он не понимал чего-то из теории, то я ему всё объяснял. в итоге это вылилось в то, что я стал его музой, — юнги с подозрением изогнул бровь, заставив тэхёна рассмеяться. — он брал меня сниматься в нескольких своих фильмах. первый, в котором я принял участие, назывался ‘познание тишины и покоя’, и во время съёмок мне нужно было не двигаться вообще или, в некоторых сценах, передвигаться очень медленно, и почему-то это нравилось ему больше всего. в конце концов он снимал только меня. — о боже, — фыркает интервьюер. — нет, он… он не такой, — оправдывается тэхён, пылая щеками. — он не думает так, потому что там, где он вырос, всё по-другому. он был очень ранимым, но это ничего не значило, ты ведь знаешь, — он многозначительно смотрит на юнги. — или ты пятого поколения? тот, ничуть не смутившись, закатывает глаза. — уже готов позвонить ему? тэхён со свистом втягивает воздух сквозь сжатые зубы и откидывается назад, вновь принимаясь разглядывать пышные зелёные кроны. стоит погожий весенний денёк, тёплый и спокойный, и он собирается эту идиллию разрушить. до конца занятий ещё неделя, и он почти абсолютно свободен от груза бумаг и экзаменов, почти выпустился, почти, почти. но чонгук в сеуле, будь то сейчас или же через неделю, а тэхён ставил свою жизнь на кон все эти полгода, живя минута в минуту: он молился в ожидании хотя бы одного сообщения, предложения поиграть или очередной видео-работы чонгука, которую он мог бы посмотреть. — он не возьмёт трубку, — наконец выпаливает он, садясь ровно и устремляя взгляд прямо в объектив камеры. — он никогда не отвечает, если звонок не запланирован заранее. юнги закрывает глаза. — тогда выходит, что ты зря тратишь моё время? — нет! — тэхён смеётся, — я хочу это сделать! может быть, я отправлю голосовое сообщение? мне нужно сейчас решать? юнги указывает на маленький мерцающий огонёк на камере и делает строгое лицо, и руки тэхёна начинают потеть. — он не возьмёт трубку, так что моё сообщение… всё должно быть идеально. юнги цыкает. — ничто в мире не идеально. чувства не идеальны. однако, что самое важное, он тоже не идеален. заглушив в себе острое желание доказать ему обратное только из-за страсти своих чувств к чонгуку, тэхён зарывается рукой в свои волосы и нервно поднимает с колен телефон. сердце буквально грохочет в его груди, когда он видит три новых сообщения от чонгука. -- — блять, — хрипит он, бросая телефон прямо перед собой на покрывало. его глаза мгновенно фокусируются на объективе камеры, направленном прямо на него, на маленьком зелёном огоньке, и одна его половина задаётся вопросом, ругался ли он всё время до этого момента. — прости. юнги продолжал сверлить его безучастным взглядом. — он написал мне, — объясняет тэхён, рассеянно разглядывая свой чехол. — это знак? юнги пожимает плечами. — если тебе хочется так думать. чонгук никогда не присылал ему больше одной смс-ки за раз, умудряясь вложить все свои мысли в одно-единственное сообщение, прежде чем нажать на кнопку «отправить». тэхён же относился к тому типу людей, что строчили по куче маленьких сообщений и три, и семь раз подряд, как только в их голову приходила даже самая короткая и маленькая мысль. но просиживание штанов и размышления по поводу того, хорошее это предзнаменование или нет, не изменит того факта, что на экране его телефона по-прежнему отображалось уведомление о трёх чонгуковых сообщениях. тэхён ведь уже согласился поучаствовать в съёмке этого видео, а потому делает глубокий вдох и смотрит наверх. — очень жаль, что он не помнит. было бы куда проще, если бы… если бы появился контекст, понимаешь? мол, вот мои чувства, вот почему я их испытываю, и именно произошедшее натолкнуло меня на мысль, что нам было бы хорошо вместе, но он… кажется, всё, что он помнит, это объятия с хоби, который дал ему какое-то напутствие, что-то типа «следуй за своей мечтой, разбогатей и возьми меня с собой и своими деньгами, заработанными в качестве знаменитого режиссёра, в Хэмптон», как-то так. но потом ему неожиданно захотелось домой, и этого он уже не помнит. и, по сути, он добрался до своего дома наполовину благодаря мне: он не мог идти самостоятельно, постоянно хватался за меня, чтобы не упасть. просто… почему именно эту часть? почему он забыл именно её? интервьюер переводит отсутствующий взгляд на его лицо, глядя прямёхонько в центр тэхёнова лба. он выглядел так, как будто практически не слушал, но именно благодаря этому тэхёну стало легче продолжать свой печальный и тревожный монолог. кажется, валяющийся возле его ботинка телефон засветился, умоляя о внимании. и он продолжил говорить. — я не собираюсь читать сообщения. что бы там ни было, это заставит меня передумать и просто-напросто напугает, и я просто… — он дрожащими руками снимает со своего телефона блокировку и просто смотрит на главный экран. на обоях стоял скриншот, сделанный во время одного из их разговоров по фейс-тайму: в уголке сверху был смеющийся тэхён, а лицо чонгука, скосившего глаза, занимало собой весь экран. — это он, — говорит тэхён, поворачивая телефон экраном сначала к камере, а потом к глазам юнги. последний косится на фотографию со странным выражением лица. спустя мгновение он кивает. — мне оставить это фото в ролике? — оу, — тэхён переводит взгляд на зелёный огонёк. — нет, вырежи это, пожалуйста. это было глупо. я просто люблю его лицо, вот и переволновался немного. юнги поворачивается к ноутбуку, молча водя пальцем по трекпаду и нажимая пару нужных кнопок. — ясно. — он часто так делает: подбирается максимально близко к экрану и смотрит в него вот так, и я почти злюсь, потому что создаётся такое впечатление, как будто он что-то читает или отвлекается на что-то ещё, пока я говорю. но он всегда всё слышит и отвечает, так что… не знаю. он каждый раз так делает и каждый раз выглядит как маленькая рыбка. юнги хмуро смотрит в экран своего компьютера, озадаченно склонив голову набок, и тэхён позволяет себе расслабиться всего на мгновение, глубоко вздохнув, пока его большой палец то и дело зависает над кнопкой вызова напротив контакта чонгука. он не помнит даже, когда в последний раз открывал его, но всё-таки приглядывается к установленной фотке: снимок годичной давности, на нём они, пьяные, сидели, наклонившись друг к другу, за столом с шашлыком из баранины, и чонгук, который прижался носом к тэхёновой щеке, что-то шепча на ухо. теперь ему становится немного грустно, что он вот так вот взял и показал лицо чонгука всему миру, пытаясь признаться, и начинает злиться на себя. раньше это ещё было что-то тайное, личное, поскольку он не называл его имени, и чонгук оставался просто абстрактным расплывчатым образом, но теперь его видела камера и юнги, и это ощущается так, словно всё, что произойдёт чуть позже, станет либо ещё хуже, чем было, либо удивительнее, чем могло бы быть, если бы чонгук остался тайной, наполовину нереальной. — эти видео что-то вроде учебного проекта или…? — когда он поднимает взгляд на юнги, то видит, что тот ухмыляется, глядя на тэхёна, позабыв о ноутбуке. — нет, я снимаю на ютуб. выложил уже три видео, и на каждом миллион с лишним просмотров. желудок тэхёна ухает куда-то вниз. — оу, вот дерьмо. — ага. но, — тянет юнги, откидываясь назад и почёсывая живот, — знаешь, я включаю в ролики не всех. иногда случаются и проколы. сощурившись, тэхён спрашивает: — и что за проколы? — кто-то трусит, что-то может пойти не так во время звонка, а кто-то заранее просит не выкладывать их в сеть. как я и говорил, обычно всё заканчивается не хэппи эндом. тэхён закрывает глаза. — ты действительно не вынуждаешь меня хотеть пройти через это. юнги смеётся. — мне кажется, что ты переживаешь на пустом месте. исходя из услышанного, могу сказать, что он любит тебя слишком сильно, чтобы разрушить всё, что есть между вами, даже если и не поймёт. — тебе легко говорить, — бурчит тэхён. — ты был пьян, когда признавался. юнги вздыхает, и его голос становится на порядок мягче. — тебе серьёзно это не нужно. я имел дело с людьми, которые звонили не на камеру, а потом возвращались и рассказывали обо всём мне. были люди, которые говорили, что слишком напуганы, но доводили всё до конца. если ты не готов прыгнуть с обрыва, то ты не готов, в этом нет ничего постыдного. но он ведь поцеловал тебя, — он делает паузу, кривя лицо. — значит, он не сильно отличается от тебя, так? резко выдохнув, тэхён звонит, прикусив ноготь большого пальца зубами. негромкие детские вопли, доносящиеся откуда-то с другого конца парка, ещё больше усиливали не отпускающую его тревогу, и он кривит лицо, фокусируясь на двух мальчиках с обручем, которые теперь сидели в траве и щекотали друг друга. — включи громкую связь, — тихо бормочет юнги, безмятежно наблюдая за ним из-под полуопущенных век. гудки были просто ужасно долгими, отчего заставляли сердце тэхёна колотиться в ожидании того, что очередной станет последним и он услышит щелчок трубки по ту сторону провода и заспанный голос чонгука. — сейчас там, на минуточку, только семь утра, — шепчет он, глядя на фото, установленное на контакт чонгука, и нежно поглаживает его пальцем. — он бы всё равно не взял трубку, а особенно так рано. он спит минимум до полудня, когда с головой уходит в очередной свой проект. а спать не ложится вплоть до рассвета. юнги хмыкает в ответ. в конце концов, гудки заканчиваются — вместо них начинает говорить автоответчик, и тэхён отбрасывает телефон куда подальше, так, словно обжёгся о него. — я думал, что ты планируешь оставить ему голосовое сообщение? — спрашивает юнги чересчур весёлым для своего бесстрастного лица голосом. — ну, ладно, хорошо, я солгал. я грёбаный трус. ты просто представь: просыпается он такой в пятницу днём и слушает этот бред, думая, как бы помягче сказать «спасибо, но нет». мне нужно, чтобы он был на линии, и тогда я сразу пойму, в какой момент он почувствует себя некомфортно, — кто-то вдалеке радостно смеётся, и тэхён накрывает глаза ладонями, страдальчески застонав. — ну что ж. — твой телефон звонит. тэхён резко дёргается, и его сердце чуть не выпрыгивает из груди. — а? юнги кивает в сторону мобильника, лежащего между ними, который светился, оповещая своего хозяина о входящем звонке от чонгука. — не забудь про громкую связь. тэхён пинает его, подбирая вибрирующий девайс дрожащей рукой. на другом конце провода слышится очень тихое, неуверенное приветствие: — хён? -- тэхён моментально закрывает своё лицо свободной рукой, беззвучно впадая в истерику. он уверен, что юнги разбавит кадр чем-нибудь милым и беззаботным, добавит чего-нибудь зелёненького, вроде травы вокруг, и шума гуляющих по парку случайных людей, живущих своей жизнью. в каком-то смысле он даже хочет увидеть этот сюжет о себе, где он, один из множества незнакомцев, незаинтересованно шатающихся по улицам нью-йорка, набирается достаточно храбрости, чтобы позвонить тому человеку, в чьих руках находилось его сердце, только ради того, чтобы увидеть, чем же всё обернётся. но прямо сейчас ему кажется, что это видео непременно превратится в фильм ужасов, психологический триллер, который послужит примером того, как ни за что в жизни нельзя поступать. он изо всех сил давит рвущиеся наружу визги, когда чонгук с лёгкостью переключается на английский и начинает говорить с небольшим акцентом. — привет? — да, — бормочет он, поднося телефон ближе к себе нижней его частью и грубо потирая пальцами свои глаза, — привет, куки. и он снова слышит его мягкий, юный и застенчивый голос: — привет, хён. — я разбудил тебя? — ам, — прерывисто говорит чонгук, — н-нет? — слышатся какие-то помехи, и когда тэхён подносит телефон ближе к уху, то слышит множество накладывающихся друг на друга шумов, слабо отдающихся эхом, и звучало всё так, как будто чонгук находился на улице или в каком-то общественном месте. он отодвигает телефон от себя и хмурится. — ты где? я тебя отвлекаю? прости, это как-то спонтанно вышло- — хён, — перебивает его чонгук, прежде чем отстраниться от телефона и приглушённо сказать что-то кому-то ещё, и в конце его голос звучит так, словно он задаёт вопрос. глаза тэхёна цепляются за мигающий зелёный огонёк, а затем за юнги, у которого на лице застыло явное любопытство. его сердце гулко ударяется о рёбра, горло сжимается так, словно его сейчас вывернет наизнанку, а руки нещадно потеют. но на камеру видно лишь то, как он часто моргает, продолжая сидеть на голубом покрывале и возиться с кнопками на своём телефоне, и это какое-то сумасшествие — это безумие. в нём разрастается полномасштабная катастрофа, и никто этого не видит, никто об этом не знает. точно так же он чувствовал себя той ночью, когда чонгук посмотрел на него своими тёмными глазами, а потом вжал в двери собственной квартиры, забираясь руками глубоко под тэхёнову футболку и в отчаянии прижимаясь к нему губами. а потом он исчез. что же тогда творилось в его голове? а что там сейчас? чонгук, наконец, возвращается на линию и прочищает горло. — нет, хён, эм… ты прочитал мои сообщения? — нет, — говорит тэхён, запинаясь, — нет, извини, я видел их, но я- я прочту их, когда повешу трубку, обещаю, просто… у тебя есть минутка? мне нужно у тебя кое-что спросить. — оу, — говорит чонгук дрожащим голосом, — ох, да, подожди секундочку, дай мне… — какое-то время слышится только белый шум, а затем повисает полная тишина, как будто он поставил тэхёна на удержание, и тэхён пялится на экран, глядя на цифры, отображающие время разговора, и видит, как они увеличиваются, как продолжат утекать и утекать его время как песок сквозь пальцы. — окей, я весь твой, — оповещает вернувшийся чонгук. на фоне слышны всё те же слабые звуки: из динамика раздаётся автомобильный гудок, и чонгук едва слышно выругивается себе под нос. тэхён же нервно почёсывает висок. — я слушаю, клянусь. он кивает, хотя чонгук и не может его видеть, и фокусирует взгляд на точке прямо за объективом камеры, где изумрудные кроны двух деревьев, закрывая друг друга, мерцают в свете заходящего солнца. когда он позволяет глазам расслабиться, его взгляд превращается в сплошную панораму из различных оттенков зелёного, дрожащих на ветру. — а, да, так вот… вау, это странно. мы никогда вот так просто не разговаривали по телефону, — он слабо смеётся, пытаясь разбавить атмосферу, которая, казалось, стала слишком напряжённой. чонгук, должно быть, почувствовал его серьёзность, деликатно ответив на неё, как и всегда, с чувством и расстановкой. — ты… тогда, может, поговорим по фейс-тайму, ам…? — нет, — мгновенно отвечает чонгук, что совсем на него не похоже. его голос звучит хрупко, но настойчиво. — нет, всё хорошо. тэхён ещё немного грызёт свой ноготь и кивает, по-прежнему не отрывая взгляда от трепещущих на ветру листьев. юнги в этой сцене никак не участвовал, приняв позицию стороннего наблюдателя, которому нечего терять. в центре же всего был тэхён, в голове которого — визг шин и грохочущая музыка. забавный факт: ещё полчаса назад он просто собирался отдохнуть после дневной прогулки с двумя своими хёнами. — ох, прости, да- я не задержу тебя на долго. — нет, хён, — обрывает его чонгук своим сладким, успокаивающим голосом. — всё хорошо. у меня есть время. у меня уйма времени, — он слабо смеётся. — столько, сколько тебе нужно. как дела? тэхён хмурится, в голове анализируя тон чонгука, но тут же терпит неудачу. — ты в порядке? младший громко зевает, а затем хихикает. губы тэхёна дёргаются абсолютно бесконтрольно. — да, просто… просто устал. у меня был длинный день. — ты… — он резко опускает свой телефон вниз, чтобы посмотреть на экран, и растерянно моргает. — чт- сейчас семь тридцать утра, ты опять всю ночь не спал? чонгук хмыкает. — что-то типа того. но… хватит об этом. ты никогда раньше не звонил просто так, ты… ты в порядке? — на фоне слышится очередной автомобильный гудок, только ещё громче, и на тэхёна накатывает что-то похожее на трепет. — окей, — вздыхает он, крепко жмурясь. — в порядке. ты… прости, что я никогда не спрашивал тебя об этом напрямую, и я знаю, что у меня была уйма возможностей. но помнишь ли ты что-нибудь о той ночи перед своим отъездом? ну, что произошло после того, как мы попрощались со всеми в баре. на другом конце провода наступает непродолжительное молчание. — немного, да. ам, только кусками. почему… а ты нет? — вопрос резкий, стреляет прямо на поражение. тэхён сглатывает. — нет, я помню. я помню всё. на этот раз молчание затягивается, а потом чонгук бормочет: — это всё, о чём ты хотел меня спросить? — ну, я… я хочу о многом тебя спросить, но я позвонил, потому что… я хотел сказать тебе, что- — хён- — подожди, куки, пожалуйста, дай мне- — извини, да… я молчу- — у меня уже давно к тебе чувства. романтические? чувства. да. я- — что? с каких пор? — куки, — стонет тэхён, потирая лоб и дёргая свою бандану. — послушай. — прости, хён. — с тех пор, как мы встретились, наверное? и я не… я имею в виду, это так ново для меня… я тогда не понимал этого. думаю, если я буду честен на этот счёт, то не сделаю тебе больно, ведь ты… ты так далеко, и я так скучаю по тебе, и это… это ведь действительно ничего не изменит, да? я имею, ам, в виду, что очень сильно люблю тебя, несмотря на… даже без чего-то там ещё. я не прошу у тебя того, чего ты мне дать не сможешь, но кое-что произошло той ночью перед твоим отъездом, и это дало мне маленькую надежду? и, — он делает паузу, тяжело сглатывая, и снова смотрит на мигающий огонёк, — я просто хочу, чтобы ты знал. о том, что я могу подарить тебе эту любовь, столько, сколько ты и представить себе не можешь, куки. я так люблю тебя. всё… всё в порядке? на мгновение кажется, что звонок оборвался: воцарилось абсолютное безмолвие, но вскоре из динамиков вновь доносится слабый уличный шум, и чонгук прочищает горло. — хён, ты мой лучший друг. и это. могу я… ты выбрал, блин, максимально неподходящее время для звонка, и я не могу… я не хочу продолжать этот разговор вот так. м-можем ли мы остановиться на этом? ты… ты же, блять, мой сраный лучший друг. глаза тэхёна буквально горят. — конечно, куки. — спасибо, — младший вздыхает, — пожалуйста, прочти мои сообщения. вызов завершается. -- тишина затягивается, и тянется она достаточно долго, ощутимо поглощая собой каждую минуту. тэхён смотрит на зажатый в руке погасший телефон, динамики которого теперь молчали. через какое-то время юнги всё-таки нарушает это молчание и спрашивает: — как ты себя чувствуешь? тэхён переводит свой затуманенный взгляд наверх, чувствуя, как горят его глаза. он осторожно касается каждого, смахивая солёные капли и растирая их подушечками пальцев. — ам, — начинает тэхён, и его голос звучит совершенно незнакомо даже для него самого, — не отлично, не ужасно, мне кажется? — он рвано выдыхает и вновь косится на зелёный огонёк. — отказ — это всегда… ну, хотя, по сути, это не отказ? он назвал меня своим лучшим другом и вроде не хотел что-либо менять… он, как бы это сказать, закрепил за собой эту роль в моей жизни. так что, наверное, отказ не самое подходящее слово? просто другой… ам, другой вид принятия. юнги хмыкает. — он не виноват в том, что не испытывает того же, что и я. и пусть он лучше скажет мне об этом, чем будет притворяться. я просто… — он ищет глазами мальчиков, игравшихся с обручем на траве вдалеке, но не находит их. его глаза отчаянно мечутся по полянке, пока вдруг не натыкаются на трёх взрослых, идущих по мощёной дорожке к задним воротам парка; мальчики же идут между ними, обняв друг друга за плечи. тэхён крепко зажмуривается и выдыхает. — я просто был так уверен… но это было глупо. у меня не было ни единого повода воздвигать воздушные замки или строить большие надежды, — юнги гримасничает, пожимая плечами так, словно он не согласен с его словами, но тэхён на это только качает головой. — нет, это было глупо. я глупый, мне не следовало- интервьюер протягивает руку вперёд и обхватывает ею штатив, медленно отворачивая камеру от тэхёна куда-то в сторону. тэхён растерянно хмурится, а затем, проследив за направлением объектива, видит чонгука, стоящего прямо в траве и держащего в каждой руке по чемодану. за его плечами висел огромный рюкзак, под глазами пролегли тёмные круги, а одежда полностью измялась, и это лучшее, что тэхёну когда-либо доводилось видеть. но его мозг всё никак не может обработать увиденное, а потому он склоняет голову вниз и закрывает уши руками, что-то неразборчиво прохрипев, а после поворачивается к юнги с застывшей в глазах яростью. — ты знал об-? — вообще, блять, нет, — фыркает он, — но, думаю, под попкорн зашло бы получше. тэхён тяжело дышит, чувствуя, как всё его тело охватывает всепоглощающий жар, прежде чем снова разворачивается лицом к тому месту, где чонгука совершенно точно быть не могло, где наверняка просто стояла его воображаемая копия и где обязательно будет лишь пустое место, и это причиняет одну только бесконечную боль. но он там. и он делает неуверенный шаг вперёд, как будто не знает наверняка, оттолкнёт его тэхён или же нет. — чт… — тэхён шмыгает носом, становясь на четвереньки, — что? — привет, хён, — тихо здоровается чонгук. — сюрприз. тэхён слышит донёсшийся из-за спины невозмутимый голос: — он однозначно так и не прочитал твои сообщения. чонгук кивает, по-прежнему не сводя с тэхёна взгляда, но потом, кажется, вспоминает о присутствии юнги, и его глаза моментально расширяются. — хей, я знаю тебя. тэхён приземляется обратно на покрывало своей задницей, чувствуя слабость во всём теле. младший наконец отставляет свой багаж в сторону, стоя всего в паре шагов от него, и устало массирует свою шею. — угу, узнал вот вашу историю. твоё видео по-прежнему у меня, — тянет юнги, а затем слышится стук, который явно приходится по тому, что, должно быть, его ноутбук. — вы оба провалились. — погоди, — бормочет тэхён, прикрывая ладонью глаза. — что сейчас происходит? — влюблённый парнишка пытался признаться тебе несколько месяцев назад, — фыркает интервьюер, и тэхён смотрит сквозь пальцы на чонгука, который застенчиво отворачивается, обхватив себя руками. — только вот он струсил. поразительно, у него ведь точно такая же история. «я живу в трёх общежитиях от него, но мы постоянно созваниваемся по фейс-тайму, и каждый раз единственное, что я делаю, — придвигаюсь близко к камере и смотрю прямо в экран своего телефона, пока он разговаривает, потому что он такой красивый, и я знаю, что скоро он всё поймёт, потому что я ужасно очевиден». вы оба — просто нечто. ты сказал мне в июле, что признаешься к августу, — возмущённо выпаливает юнги. чонгук краснеет. — хоби-хён не смог убедить меня даже в августе, — говорит он тэхёну, коротким движением плеч сбрасывая на землю свой рюкзак, который падает между ними двумя. — он велел мне сделать это в ту ночь перед вылетом, но я сумел лишь поцеловать тебя, а потом сбежал к себе в квартиру и ещё где-то час не мог нормально дышать. тэхён наклоняется прямо к земле, позволяя острым маленьким травинкам исколоть кожу его лба. — ты помнишь. чонгук смеётся. — конечно я помню. на этот раз ему не хватает сил, чтобы сесть нормально, и он только кивает куда-то в землю, глубоко вздыхая. где-то вдалеке слышится пение птиц, и это его убаюкивает. он парит где-то, это всё неправда. он ведь скоро проснётся, да? — хён? — зовут откуда-то сверху голосом чонгука, снова таким же мягким и неуверенным. — мне не следовало…? сначала, когда мы говорили по телефону, я был уверен, что ты пошлёшь меня куда подальше, а потом… но, кажется, ты не особо рад меня видеть, либо… я…? тэхён с трудом поднимается с травы, и его глаза снова на мокром месте, а на щеках виднеются влажные дорожки от слёз, и он почти не чувствует жжения, когда грубо стирает влагу рукавом. — нет, чёрт, я… иди сюда, — хрипит он, поднимая руки наверх. чонгук моментально наклоняется к нему и утягивает в свои объятия. тепло. он пахнет так же, как и всегда. его маленький подбородок упирается в тэхёново плечо так же, как и всегда. да уж, будет хреново, если его вдруг вырвут из такого сна. — почему… почему ты не сказал этого п-по сраному телефону? — шепчет он. чонгук сжимает его ещё крепче, когда чувствует дрожь, сотрясающую тело тэхёна от беззвучных рыданий. — я… я думал, что ты скажешь мне лететь обратно следующим же рейсом! я написал тебе, чтобы узнать, дома ты или нет, не занят ли ты, и ты не ответил мне, но зато позвонил, и я подумал… я просто замер посреди улицы, уверенный, что ты всё понял и не хотел, чтобы я прилетал, и тогда меня только-только высадили на углу метро джин- и намджун-хёны, сказав, что ты уже должен быть дома. и я подумал, что ты даже видеть меня не хочешь, но потом ты сказал всё это, полностью описав причину, и я даже… — он наклоняется, держа тэхёна за плечи, и легонько встряхивает его. тот улыбается, несмотря на своё изнеможение, красивый даже через пелену слёз, что всё ещё застилала тэхёновы глаза. — я даже прилетел сюда только ради того, чтобы попытаться сказать тебе всё то же самое, и… я был в грёбаном квартале отсюда. я не мог позволить нам обоим сделать всё вот так. ты ведь мой лучший друг. тэхён закрывает глаза. — это всё? ответа так и не последовало, и он едва не теряет сознание, когда мягкие губы на пробу прижимаются к его собственным. он судорожно выдыхает куда-то в чонгукову щёку и обхватывает его поперёк груди, прижимая к себе до тех пор, пока они не сливаются вместе от плеч до колен. в конце концов младший отстраняется и осторожно проводит пальцем по тэхёновой бандане. — ты выглядишь так, как я себе и представлял, — говорит он по-корейски. тэхён фыркает. — мы с тобой уже виделись. — однако я продолжаю время от времени представлять тебя в своей голове, — глаза младшего возбуждённо бегают по лицу тэхёна. — ты — настоящее искусство. — бве, — стонет сидящий позади них юнги, складывая свою технику. — эта концовка самая ужасная. как бы то ни было, я рад за вас, но убирайтесь уже с моих глаз долой. и с моего покрывала тоже. — спасибо, юнги, — смеётся в ответ ему тэхён, чувствуя, что его голова идёт кругом. — и спасибо чимину. и хоби-хёну. джин- и джун-хёнам. думаю, мне придётся перечислить всю деревню, — юнги ещё какое-то время ворчит, и тэхён сияет изнутри, чувствуя себя в безопасности в чонгуковых руках. — не могу поверить, что благодаря нам у этого парня теперь есть видео, которое непременно станет вирусным, — негодующий юнги вновь начинает протестовать, но тэхён не может отвести глаз от сонного парня перед собой даже на секунду, а потому обрывает его: — и да, ты солгал, ты солгал мне. он идеален.