***
Первый раз его назвали спасителем на втором курсе. Джинни, проснувшаяся рядом с ним в больничном крыле и окруженная своей семьёй, промямлила это просто так. С другой стороны её кровати Рон кинул на Гарри нечитаемый взгляд. Татуировкой Рона было слово Идиот, аккуратно написанное на лодыжке. Ещё Гарри знал, что на бедре Невилла написано Лапуля, и случайно увидел слово Мотылёк* на запястье Джинни, когда спасал её из Тайной комнаты. Он не был уверен, что когда-нибудь скажет такое слово. Однако подозрение, что Джинни была его соулмейтом, было довольно очевидным для двенадцатилетки, и Гарри провёл следующие два года, убеждая себя, что они с Джинни созданы друг для друга. А потом Флёр Делакур назвала его спасителем, когда он вытащил из озера её сестру. Если быть честным, Рона довольно часто называли идиотом разные люди, включая Макгонагалл, Хуч, всех его братьев и сестру и половину их однокурсников с Гриффиндора, так что Гарри благоразумно предположил, что кто угодно может назвать его словом с метки души и при этом не быть его соулмейтом. Однако он всё равно провёл целый месяц, посылая невероятно неловкие письма Сириусу, прежде чем понял, что играть с Джинни в квиддич ему нравится намного больше, чем держать её за руку.***
Рон вернулся в лес. Гермиона с глубокими тенями под глазами и срывающимися слезами назвала его идиотом и подлетела к месту, где он стоял, упала в его объятия и поцеловала. Она никогда не рассказывала им про свою метку, но той ночью Гарри узнал, что слово Любимая было аккуратно выведено на её лодыжке. На том же месте, где и у Рона.***
Гарри вырвал страницу Ежедневного Пророка. Затем он методично разорвал её на мелкие кусочки, пока его фотография не перестала двигаться, а заголовок – Спаситель возвращается в Хогвартс – не превратился в набор букв в его руках. Бросая обрывки в огонь, он подумал о родителях. Он подумал, наверное в тысячный раз с тех пор, как впервые вошел в гриффиндорскую гостиную, было ли это первым местом, где мама назвала его отца Мерзавцем. Было ли это тем самым местом, где он назвал её Принцессой. Ему так и не выпал шанс спросить об этом у Сириуса. Они разговаривали о соулмейтах всего один раз. Тогда Сириус сказал ему, что не важно, сколько раз его назовут тем самым словом с его груди, когда это сделает правильный человек, Гарри поймёт. Но когда Гарри спросил Сириуса, чувствовал ли он сам это когда-нибудь, его лицо помрачнело, и он лишь покачал головой. Сейчас Гарри подумал, а знал ли Сириус, о чём говорил. Было ли это бессмыслицей: осознание, бабочки и фейерверки, которые он себе представил после слов Сириуса, сама идея, что где-то там был тот самый человек, который назовёт его спасителем. Существовали ли соулмейты на самом деле, или это всё было плохой шуткой, призванной заставить его чувствовать себя так, как будто он обречён быть одиноким, даже когда вокруг всегда есть люди.***
Всё должно было стать лучше после окончания войны. Гарри думал, что так оно и было; весь мир приходил в себя. Подобно тому, как два его лучших друга цеплялись и присматривали друг за другом, замок постепенно становился тёплым, гостеприимным домом, которым он всегда был, и его обитатели тоже. Гарри чувствовал, как будто тонет. Как будто он был слишком сломан, чтобы его можно было починить, рана была так глубоко, что никто, казалось, не замечал её наличия. Возможно, именно это и притянуло его к Малфою. Малфой, который выглядел сломанным и уставшим, и таким же полным боли, как и сам Гарри. Малфой, которому потребовались месяцы молчаливого сидения рядом с Гарри, вялых драк и бессонных ночей в коридорах Хогвартса, чтобы открыться Гарри и сказать, что для него больше не существует ничего, за что стоило бы бороться. Малфой, который через несколько месяцев после окончания школы закатил глаза и пробормотал чёртов спаситель, когда надевал шарф Гарри. Он начал бесконтрольно чихать, при этом одетый явно не по погоде для ноября. Гарри потребовалось больше времени, чтобы заметить – или, скорее, признать – что из уст Малфоя эти слова ощущались совсем по-другому. Что моменты, когда Драко использовал это слово, чтобы указать на самые обычные вещи, которые делал Гарри, когда ловил его улыбку мгновением позже, всегда наполняли его грудь теплом. Что Драко был первым человеком, который не заставлял его ненавидеть это слово впервые за долгое, долгое время.***
Вскоре это слово стало для них внутренней шуткой. Вскоре оно начало сопровождаться мягкими прикосновениями, интимными взглядами озорства и соучастия. Вскоре Драко называл его своим спасителем, пока Гарри передавал ему сахарницу, и Гарри просто улыбался в его шею, а Драко лишь наклонялся ниже, позволяя Гарри скрыть свою улыбку. Он не знал, почему всё ещё не рассказал Драко. Что слово спаситель было его меткой. Что он был первым человеком, который смог заставить это слово звучать нормально. Что он хотел его. Что быть рядом с ним было так же легко, как и дышать. Хорошо, возможно он знал, даже если старался не думать об этом. Он был напуган. Напуган, что это всё разрушит – что он ошибался, и Драко на самом деле не был предназначен ему. Разве Гарри не должен был уже начать как-то слащаво называть Драко, если бы всё это было по-настоящему? Разве они не должны были уже поговорить? — Кто-нибудь уже называл тебя словом с метки? — однажды спросил Гарри. Они сидели, ссутулившись, на диване в дерьмовой квартирке Гарри, как часто делали в последнее время, смотрели какое-то странное шоу и время от времени отрывались от телевизора. Они никогда не разговаривали о своих метках. Это имело смысл, Гарри понимал – знание слова с чьей-то метки до того, как ты начинал их так называть, воспринималось как жульничество. Всё равно, его разум всё никак не мог успокоиться; не переставал говорить ему, что всё, что было между ними с Драко, могло в любой момент исчезнуть, как песчинка в ураган. — Много раз, — ответил Драко, странно уставившись в телевизор. Обычно они больше смотрели друг на друга, чем на экран, каждый занимал свой подлокотник дивана, а ноги были переплетены. Он старался скрыть свою реакцию, Гарри был в этом уверен. — Меня тоже, — Гарри перевёл глаза на экран, но ничего интересного там не заметил. Он снова посмотрел на Драко. — Чьи-то слова ощущались по-другому? Глаза Драко встретились с глазами Гарри. Затем он перевёл их на часы. — Мне пора идти. Той ночью Гарри плохо спал, утопая в мыслях об уходе Драко. О Драко, которого называли словом, которое было написано на его коже – словом, которое Гарри, конечно, никогда не произносил и даже не думал о нём – множество раз. Что, если Драко был предназначен для Гарри, но для Драко был предназначен кто-то другой?***
Он вывалился из лифта, держа Драко, который навалился на него всем своим весом. Пока он возился с ключами, Драко невнятно прошептал ему на ухо: — А ты действительно спаситель, да? — А ты действительно пьян, — сказал Гарри, открывая дверь. — Посиди здесь секунду, я разберу диван. — Поспи со мной. Гарри отшатнулся, когда Драко, опасно наклонившись со стула, попытался схватить его за куртку. — Подожди здесь, — сказал он, слегка запыхавшись, и исчез в гостиной. Но когда он вернулся на кухню, успокаивая стук сердца после слов Драко, его там не было. Гарри нашёл его в спальне, сидящим на кровати, и сосредоточённо пытавшимся расстегнуть пуговицы на своей рубашке. Он уже справился с половиной, и Гарри бросился ему на помощь, хотя это зрелище и заставило что-то в его груди шевельнуться. — Эй, прекрати… — начал говорить он, но Драко, поняв, что Гарри вернулся, встал и попятился назад, стараясь поднять край рубашки, как будто хотел показать Гарри… — Да, я знаю. Забавно, не правда ли? — сказал Драко, хотя ничего забавного в том, что видел Гарри, не было. — Ты разрезал мою метку пополам, а потом стал единственным человеком, из уст которого моё собственное имя имело хоть какое-то значение, — он рассмеялся. Драко. Слово, вытатуированное прямо под острой ключицей, было разделено надвое злым, глубоким шрамом, который сделал букву к почти незаметной. — Мы… — начал Гарри, не осмеливаясь закончить предложение. Драко фыркнул, его усмешка была слегка утрированной из-за алкоголя. — Не валяй дурака, Потти. Тот факт, что ты время от времени произносишь моё имя, совершенно не значит, что я когда-нибудь скажу какую-нибудь глупую, слащавую чушь, которая вытатуирована на твоей миленькой заднице… Гарри потянул себя за ворот рубашки, показывая Драко слово, написанное под ключицей. — Не на заднице, — пробормотал он, пока Драко пялился на его грудь. Мгновением позже, Драко покачал головой. — Но… я… я не… — Ты не думал, что это слово может быть моей меткой? — спросил Гарри. — Добро пожаловать в мой мир разочарования. — Я… — он снова покачал головой, подходя ближе. — Называл тебя так только потому, что ты начал называть меня по имени, и это ощущалось так… — Драко тронул грудь Гарри. Он наверное хотел, чтобы это было нежно, но он еле стоял на ногах, так что в итоге просто навалился на Гарри с закрытыми глазами и ладонью, прижатой к надписи. — Я был в ужасе. Что ты… что ты заметишь. Это не мог быть ты. Я… — Драко нахмурил брови, как будто ему было больно. — Я не мог быть предназначен тебе. Так что я просто… подумал о самом смехотворном прозвище, которым мог тебя называть, которое точно не могло быть на твоей коже, ни при каких обстоятельствах, и я начал называть тебя так, чтобы не называть никак по-другому. Гарри усмехнулся. В ответ на их удачу; на облегчение, которое накрывало его волной. — Отличная работа, — промямлил он, и Драко, издав низкий, болезненный стон, полностью наклонился к нему, положив подбородок на плечо. — Значит ли это, что я могу спать в твоей кровати? — спросил он после долгой паузы. — Тебе бы там не понравилось, — Гарри с почти болезненной улыбкой повёл ворчащего Драко обратно к дивану.***
— Привет, — сказал Гарри. Всё, что донеслось с кровати, было низким стоном, который Драко издал, повернувшись к нему. Он снял свою рабочую мантию и даже не потрудился надеть пижаму, а глаза были едва открыты. — Долгий день на работе? — Тебе даже и не снилось, — пробормотал Драко. — Хмпф. Не могу дождаться выхода на пенсию. Гарри сел на край кровати и сбросил ботинки. — Мой бедный, бедный Драко, — он тихо засмеялся, уткнувшись носом в шею Драко. Он тут же схватил его и заставил упасть животом на одеяло. — Боюсь, что до пенсии ещё несколько лет. — Хмпфм, — Драко повторил свой обычный ответ и понюхал волосы Гарри. — Хочешь, чтобы я приготовил ужин? — Может быть. — Может быть? — удивлённо переспросил Гарри. — Не так сильно, как провести с тобой весь вечер в кровати, — еле произнёс Драко. — Для такого варианта есть простое решение, — сказал Гарри, вытаскивая телефон. – Пицца или суши? — Суши, — Драко придвинулся ближе и нахмурился. — Снимай эти ужасные джинсы. — Хорошо, хорошо, одну секунду, — Гарри рассмеялся, когда Драко затащил его под одеяло. Повторил их последний заказ и оставил телефон на прикроватной тумбочке, затем сбросил одежду вниз. — Дай мне ногу. Драко поёрзал в постели и положил ногу на грудь Гарри. Когда Гарри начал массировать ступню, он вздохнул, и улыбка, наконец, открыла любимые морщины Гарри на лице Драко, а не те, которые появлялись, когда тот хмурился. — Ммм. Мой спаситель. Гарри улыбнулся и поцеловал Драко в коленку.