what do u want? — тебя.

— Ну, здравствуй, очередное недоброе утро, — привычные мысли уже без некой украдки, что на самом деле вызвало сожаления со стороны темноволосой бестии, пронеслись в её голове. Не открыв глаз, она твёрдо поставила себя перед фактом, что предстоящий день окажется таким же скучным, монотонно рутинным, испорченным чрезмерно накаляющими выговорами матери, как и практически все предыдущие. Юна улыбнулась. Окатила себя многочисленными ругательствами, побила по щекам, но для себя решила, что стоит попробовать поверить в возможность более лучшего варианта проведения дня. Дня замечательной осени, безумно вдохновляющей и вселяющей веру в чудо своими неповторимыми тонами и ароматами… Коричневые плотные шторы не давали ни малейшего шанса игривым лучам светила проникнуть в темное помещение, и только верещание будильника доказывало, что уже утро, а не глубокая ночь. Кряхтя и пыхтя от боли в мышцах ног, испытавших на себе длительную нагрузку вчерашним вечером, Юна скинула с себя пуховое одеяло и приняла вертикальное положение. Неохотно отдёрнув занавес, она распахнула окно и невольно съежилась от потока влажного воздуха, сию же минуту принявшего прежде согретое тело в свои холодные осенние объятия. Босые ноги мгновенно погрузились в пушистые тапочки, а ладони спрятались в длинных рукавах ночной рубашки. А за окном жизнь. Запах осени сгребали метлами активно работающие дворники. Небо ползло белесыми пятнами. Ветер шептал желтым ворохом, пытался сдернуть еще неготовые клочки минувшего. Люди, явно довольные более-менее приятными температурами хмурого времени года, ехали куда кто и радовались — день такой. И сама Ким, расслабившись и невольно прикрыв глаза, не заметила, как на бледном лице, под напором совсем маленькой надежды на легкость и яркость начинающегося дня, вновь мельком проскользнула тёплая улыбка. Однако теперь она была искренняя. Вчерашней ночью девушка долго не могла уснуть, переваливаясь с одного бока на другой, раздражаясь глупому неумению подушки, обёрнутой в скользкую ткань, подарить ей комфорт; то открывая, то закрывая широкое окно, через которое неугомонный ветер пробирался в наполненную тяжестью и мраком комнату и целовал разгоряченные девичьи щеки, а потом, когда ей становилось холодно, прекращал втискивать свою прохладу и печально рассеивался. Так или иначе, Ким прекрасно понимала, что все-таки являлось причиной ее бессонницы: стоило закрыть глаза, как свежие воспоминания вновь всплывали в голове, проносясь одно за другим с бешеной скоростью, заставляя зажмуриться и болезненно всхлипнуть. Карусель бесконечных кадров, на которых то и дело мелькал единственный образ с равнодушным выражением лица, бессовестно кружила, не давая отдышаться и прийти в себя. Вечер в кругу новых и старых знакомых определенно подарил долю неподдельных эмоций и особого наслаждения, однако явно уходил на второй план, уступая более короткому промежутку времени, проведённому наедине с волнующим душу парнем, мотивы и сущность которого ей были еще непонятны. Он словно тяжелая книга с невероятно привлекательной обложкой и содержимым, находящимся под огромным железным замком, ключ от которого ей был недоступен. Безумно очаровательный и совершенно разный, он продолжал терроризировать мозг Юны. Его взгляд то безразличный, то гневный, то мягкий, то заинтересованный, то отрешенный и печальный. Чаще всего на лице мелькало самое настоящее и пробирающее в дрожь равнодушие, подтверждением которого являлась изредка появляющаяся пустая, натянутая, совсем не искренняя полуулыбка. Ко всему стоит добавить, что там, на мосту в темном парке, наедине с ней Шим проявил себя с новой стороны. Сосредоточенный на своих мыслях, он все же не забывал о присутствии Юны, периодически бросая заинтересованные взгляды, присматриваясь к чертам лица и проверяя, не замерзла ли она. Первым заговорил и даже проводил до самой калитки, на прощание коротко кивнув и подарив слабую, но настоящую, наполненную добром и заботой, улыбку. Она тогда долго приходила в себя, очнувшись, когда почувствовала покалывания в пальцах, окутанных ночным холодом. Хлопнув себя по щекам, оторвалась от калитки и, глупо моргая, зашла в дом, в котором, благо, царила мертвецкая тишина. Готовая закопать лишь обременяющие чувства как можно глубже, вопреки всему, Юна точно понимала, что не может на это как-либо повлиять, и все продолжала тяжело вздыхать, в сотый раз прокручивая совершенно противоречивые, неоднозначные мысли в голове: «Что же мне мешает?..» Стоя в ванной комнате, она устало глядела в зеркало, прищурившись, словно изучала каждый миллиметр худого лица. Безнадежно выдохнула. Нахмурилась, стёрла полотенцем стекающие капли и вновь взглянула. Те же янтарные глаза, русые волосы, впалые скулы и покусанные бледно-розовые губы — не изменилось ничего. Усмехнувшись над собственной жалкостью, Ким завязала слегка вьющиеся волосы в высокий хвост и поспешно отвернулась, а после и вовсе вышла. Очевидно, она была расстроена. В школе чертова туча шикарных девиц, трясущихся над каждым прыщом и дополнительным сантиметром в талии. Милые и женственные, одной лишь походкой способные вскружить голову любого парня, а после, в качестве последнего штриха ненавязчиво подмигнуть, зажигая искру в мужских глазах, пробуждая интерес к своей прекрасной персоне… Юна, пользуясь самыми банальными уходовыми средствами, тушью и неярким тинтом, а в качестве повседневной одежды выбирая уютное худи и любимые чёрные джинсы, вряд ли претендовала на роль красавицы школы или хотя бы класса. Вполне симпатичная, но самая обыкновенная. «Нерешительность? Неуверенность? Закрытость?» — ты сама ответила на свой вопрос. Что ж, ко всему хорошему, дополнительного масла в огонь подливала природная привлекательность Шима, который, вероятно, только войдя в новое учебное заведение, привлечёт уйму внимания со стороны юниц любого возраста. А Ким как и обычно останется в тени. — Когда вернулась? — по ушам ударил властный тон привычно невозмутимой госпожи Ким, которая, казалось бы, увлечённо читала журнал. Закатив глаза, Ким с шумом опустилась на стул, пододвигая к себе тарелку с едой. Утро никогда не бывает добрым, даже если с самого начала могло показаться иначе, ибо кто-нибудь любезно его испоганит, беззаботно растоптав последние надежды на отличие предстоящего дня от всех предыдущих — все по старой схеме. — Сама ведь знаешь. Не понимаю, к чему все эти церемонии, — устало выдохнула Юна, не желая налаживать зрительный контакт с уже вовсю глазеющей на неё женщиной. Ким прекрасно знала, что мать не спала, специально дожидаясь ее прихода, чтобы найти повод для очередных придирок и выматывающих лекций. Благо, не удумала скандалить ночью, позволив и без того загруженной пожирающими мыслями Юне спокойно добраться до комнаты. Однако, что и требовалось ожидать, материнские нравоучения вовсе не отменились, а лишь отложились на утро. — Внезапно осмелела? — шикнула женщина, показательно замахнувшись журналом, — Мы договаривались, что приходишь ты не позже десяти, понравилось находиться под домашним арестом? Пора бы уже и за учебу взяться, как думаешь? — она сердито нахмурилась и сложила руки на груди, не сводя грозного взгляда с равнодушно жующей дочери. А Юна в очередной раз подавила желание высказать, насколько сильно ей надоели эти бесконечные упрёки. И как давно она стала такой? Такой упрямой, колючей и закрытой. Как давно забросила попытки учиться хорошо, как и желает ее драгоценная мамочка? Тупик, к которому ее привели родительские ожидания и слишком высокие запросы, появился неожиданно, заставив задуматься и решить, чего же она желает больше: создавать видимость счастья, угождая родителям, или быть по-настоящему счастливой, делая то, чего жаждет душа. — Спасибо за завтрак и отличное настроение на весь день, — шумно отхлебнув сок, Юна бросила на мать безразличный взгляд и направилась на выход, на ходу втыкая наушники без желания выслушивать продолжение бесполезных распинаний. На улице тепло, тепло не по-осеннему. Солнце нещадно даёт по глазам. Зато сегодня Юне удалось нацепить легкую ветровку вместо длинного и неудобного пальто; все еще влажные волосы аккуратно развеваются на приятном ветерку, а руки все равно мерзнут. В восемь утра, что вовсе не удивительно, на улице народу полно, но самая большая концентрация людей на остановках общественного транспорта, куда вразвалочку направляется хмурая девушка.       Ее автобус. Негатив давно рассеялся, или, правильнее выразиться, поменял своё направление, объект, каковым теперь является проталкивающаяся в дверь транспорта кучка таких же серых людей. А в голове лишь: «засунь чертову вежливость подальше, бросайся в толпу, чтобы принять участие в любимой игре за место, тебе ведь ехать сорок минут!» Юна обязательно должна попасть внутрь одной из первых, чтобы сесть на свободное место, которое на самом деле уже давно занято. Ну и черт с ним. Со своими «160 см» Ким все же дотягивается до поручня, приложив максимум усилий. Как и обычно глядит по сторонам, оценивает обстановку и — о, самое любимое — раздает ярлыки пассажирам. «Гопник, стерва, задрот, заучка, этот вообще не от мира сего…» Гордо вздернув носик, Юна важно отвернулась, не желая лицезреть эти глупые выражения. Вот только пожилая женщина, стоящая в метре от Ким, твёрдо уверена в том, что та неформалка или просто глупая школьница с чрезмерно большим эго, способная на беспричинные грубости. Юна же искренне не понимала и не желала вовсе понимать, почему большинство людей поколения этой женщины столь чувствительны и негативно настроены против ярких волос, тату и прочих интересных современных штучек. От раздражения и яростного взгляда в сторону не перестающей презрительно глазеть женщины спасает только играющая в ушах музыка. Со скрипом в зубах Ким переводит взгляд в окно. Мимо проносятся уродливые серые здания, мрачные люди и бездушные автомобили. И она несомненно часть всего этого. Для стороннего наблюдателя Юна такая же уродливая, мрачная и бездушная. Но это явно не совпадает с её собственным мнением. Она знает себя лучше, чем кто-либо. Её внутренний мир богат — Ким в этом уверена. Она не обречена. Вовсе нет. Жизненные невзгоды и тяготы еще не разрушили теплую капельку девичьей души, то превращающуюся в нечто большее, то в страхе забивающуюся в темный уголок бездонного внутреннего мирка, не желая исчезнуть и погубить хрупкую девушку. Она все еще дышит… Мысли обрываются: её остановка. Ким стремительно вылетает из автобуса, подхваченная потоком говорливых, словно стая чаек, людей. И этот солнечный день не отличался от предыдущих ничем: все те же потоки медленно и шумно семенящих школьников, бесконечно несущиеся автомобили по правую сторону от ограниченной деревьями и кустами узкой асфальтированной дорожки и слабо покачивающиеся на ветерку, зачастую опадающие листья. Сначала держатся из последних сил, желая служить естественным, изящным украшением сухим ветвям как можно дольше, затем, подхваченные ветром, еще долго кружатся в воздухе, создавая ту самую таинственную атмосферу любимицы-осени. Хаотично, бесцеремонно, с соответствующим шелестом. Прямо как совершенно новые, ползущие шипящими змеями мысли, забившие свежую голову с самого утра, мгновенно обрекши на явно неудачный день в плане качества получения знаний и успешности отметок. Предвкушение, волнение и неуверенность — все, что она ощущала, изо всех сил оттягивая момент встречи, направляясь к зданию, затем стоя перед кабинетом и даже сидя за партой. Как себя вести? Что говорить? А стоит ли вообще? Вдруг даже не взглянет? — Ким нервно теребила подол клетчатой юбки, пропуская мимо ушей эмоциональную речь заурядного классного, как раз оповещающего учеников о скором прибытии их нового одноклассника. Радостные писки девушек и возмущенные возгласы парней не заставили себя ждать. Бьющий по нервным окончаниям звонок. Глухие шаги. Уверенный громкий стук и еще больше нагнетающий протяжный скрип деревянной двери, казалось, длившийся целую вечность вместо пары секунд. Темные кроссовки на шнуровке, прямые черные брюки, светящаяся идеальной белизной рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами и растрепавшиеся густые волосы, не закрывающие красивого лба. Вдох — окинул класс беглым взглядом. Выдох — успешно представился и ступил занимать место. Юна нахмурила брови, опустила взгляд в учебник и стала бегать глазами по плывущим строкам на иностранном языке, естественно, без малейшего понимания. Уткнулась, словно типичная зубрилка, и напрочь отказалась отрываться, лишь бы не лицезреть профиль, занимающий ее мысли утром, днем, вечером и ночью. Решила вести себя непринужденно, будто ничего необычного и не произошло вовсе. Продолжит делать вид, что учится, и спокойно отсидит сегодняшний день… Ссутулившись еще сильнее, она сузила глаза, вычитывая одно слово вот уже в пятый раз, сама того не замечая. Ах, как будет замечательно, если Шим влюбится в какую-нибудь красавицу школы и никогда не заметит ее, серую, жалкую и трусливую… Поджала губы, опустила плечи и тяжело выдохнула, расстроившись своим же мыслям, которые, стоит отметить, походили на правду. Она безнадежно уронила голову на книгу, не желая думать ни о чем. Чего же ты желаешь на самом деле? Самообман — это хорошо? Стоит научиться принимать свои чувства, истинные желания и пытаться идти к ним навстречу. Юна привыкла закрываться в себе, пряча голову в песок от безысходности, безвыходности, наличие которых постоянно внушает себе сама. Так ли это на самом деле? Она нервно перебирает взмокшие пальцы, вновь придумывая оправдания своему глупому поведению. Думала, что, отказав прихотям родителей, стала свободной. Бестактно, глупо и совершенно по-детски. Когда ничего не мешает воплощению мечт, открытию новой стороны себя и полному раскрепощению, разве не грех останавливаться и наивно ждать, когда все придёт само?.. Ты ставишь крест перед собой. Спустя секунду по ушам Ким ударил глухой стук предмета о твердую поверхность, кажется, прямо справа. Подошедший негромко прочистил горло и упал рядом, начав вытаскивать из рюкзака нужный предмет. Юна вздрогнула, всем нутром ощущая чужое присутствие и даже улавливая запах свежих фруктов и мужского парфюма. Короткие шмыги и возня со страницами нового учебника. Она осторожно подняла корпус, все не решаясь повернуться. — Может, скажешь, на какой странице мы работаем? Юна опешила. Моргнула пару раз и вновь замерла. Голос с легкой хрипотцой, глубокий и успокаивающий — она явно знала, кому он принадлежит. Громко сглотнув, девушка аккуратно выглянула из-за учебника, мгновенно встретившись с парой устало прикрытых кофейного цвета глаз. Разомкнул, вглядываясь уверенно и без стеснения, а она чуть ли не подпрыгнула, поглядывая из-под подрагивающих ресниц. — Д-да… — Юна заторможенно кивнула, продолжая неотрывно глазеть, в первый раз получив возможность изучить прекрасный лик столь близко — подметила пару родинок, густоту черных ресниц и, вероятно, колючие сухости кожи губ с кровоподтеками, — То есть… Что? — она тряхнула головой и часто заморгала, не сумев контролировать свои желания, слова, чувства. — Страница… Какая страница? — Шим прищуренным взглядом прошелся по красному лицу уж больно странной девицы, которая вчерашним вечером сидела под боком и мило с ним беседовала, а сейчас и слова связного проронить не в силах. Джейк прикусил губу, склонив голову в бок, а Ким чуть опрометью не бросилась за соседнюю парту, лишь бы не ощущать на себе этот пристальный взгляд, казалось, пронизывающий каждый слой кожи, оставляющий легкий оттенок приятно волнующих чувств. Она боялась, что навсегда запомнит это мимолетное мгновение, когда парень смотрит только на неё, явно сканирует, считывает все эмоции на лице, затем ненадолго отводит взгляд, что несёт за собой пугающее разочарование и желание ощутить это краткое внимание вновь… Противоречие заставляет беспокоиться, вселяет тревогу, в то же время уверенность в своих чувствах. — Сделай это снова… — тихое признание, поражение перед истинной Ким Юной беспечно вырвалось из уст буквально загипнотизированной девушки. Она взглянула уверенно, серьезно, окрылённо… Неужели правда перевесила ложь? Они наладили зрительный контакт: Шим поднял удивленный взгляд, замер в немом вопросе и нахмурил брови, явно не понимая, что имела ввиду юница. Его губа дрогнула, затем на лице появилась краткая ухмылка, и Джейк слегка поднял голову, теперь глядя несколько свысока. Опустил шоколадные омуты на чуть приоткрытые пунцовые губы, затем поднял на неморгающие, спокойные глаза напротив и приблизился, сощурившись. — Чем вы там занимаетесь, молодые люди, что вы, мисс Ким, просите новоиспеченного одноклассника сделать «это» снова? — пара вопросительных глаз, обладатель которых, право, просто желал внимания и демонстрации показушного влияния, вмиг нашла своих жертв в виде сосредоточенных друг на друге особ. Учитель был скользкий тип, считавший и внушавший окружающим, что он донельзя важная персона, без лекций и нравоучений которого не обойдётся никто. Понимая, что ученикам даром не сдался его предмет, основы безопасности жизнедеятельности, преподаваемый им без всякого знания в данной сфере, мужчина продолжал доказывать всем, однако скорее себе, что на пост учителя он ступил не благодаря своей любимой тетушке, занимающей должность директрисы, а с помощью, как оно и должно быть, полученного образования, хотя на самом деле являлся самым обычным маменькиным сыночком, по глупости оставшимся у разбитого корыта, когда натворил пьяных дел и был выгнан из университета, так и не окончив последний курс, — Поделитесь? Или, может, желаете навестить директора? — гадко улыбнулся и выгнул бровь. В классе стало шумно. Подростки залились громким смехом, отовсюду слышались шептания и обидные слова в сторону поджавшей губы Ким. Молчит. Снова молчит и не может ничего сказать в свою защиту. Ещё одно проявление твоей истинной слабости, Ким Юна. — Я извиняюсь за то, что помешали вести урок, мы постараемся подобное больше не повторять, однако суть диалога касается исключительно меня и Ким Юны, мы не обязаны докладывать вам подробности личной жизни. Вы имеете право знать только то, что имеет отношение к учебе и вашему предмету. Я ведь не копаюсь в том, почему вы позволяете себе трапезничать прямо во время урока, непрофессионально проводите занятия и понятия не имеете о том, что представляет собой преподаваемый вами же предмет, верно, учитель? — шатен зачесал пятерней густую копну и невозмутимо взглянул на шокированного мужчину, что, взволнованно поправив галстук, подпрыгнул со стула и надел очки, вглядываясь в бесстыдно взирающее лицо ученика. — Не понимаю, о чем вы, мистер Шим, кого из себя строите? Решили подобным образом самовыразиться перед одноклассниками? Какая наглость! — он буквально завопил, тыча пальцем в спокойного Джейка, привлекшего к себе чрезмерное внимание, — и не смей даже возражать мне! Я с тобой ещё разберусь! — учитель демонстративно тряхнул кудрявой шевелюрой, и пара злобно блестящих крошечных глаз стала бегать по остальным присутствующим, — Прекратили глазеть! Записываем следующий термин! — Чего уставилась? — глядя на доску, хмыкнул парень, заставив Юну отмереть и начать глупо моргать, не в силах ни на что большее. Она закусила губу и задумчиво перевела взгляд на окно. Странный. Как оказалось, с хорошо подвешенным языком, абсолютно бесстрашный и до жути невозмутимый. Шим Джеюн, каков же ты на самом деле?

***

Резкий вздох, очередной случайный, но довольно болезненный толчок в спину, и глаза вновь бегают по всей площади кабинета, помогая оценить всю серьезность, в то же время забавность происходящего. Казалось, все девушки, даже всем известная как самая нудная зубрилка, теперь стояли вокруг их с Шимом партой и беспрестанно осыпали одноклассника кучей самых разных вопросов, на которые тот еле успевал отвечать. Однако делал это весьма мило и даже с улыбкой на лице. «Что он творит?» ЮнА стойко молчит, не принимая участие в оживленной беседе. Сорвется, накричит, снова сдаст свои уже не такие уж и тайные желания. К черту. Ей это вовсе не нужно. Опозориться во второй раз она себе не позволит. Поэтому молчит. Боится, что голос ее будет похож на змеиное шипение, либо жалкий комариный писк. Потому что, какого черта, Шим Джеюн? Ким сейчас зла, невероятно зла. И этому нет объяснения. Точнее оно есть, но для того, чтобы быть раскрытым, слишком абсурдно и нелепо, ибо какое австралийцу дело до ее глупых чувств? У нее кровь вскипает под кожей, вены набухают, и сердце крошит в пыль ребра. — Джейк-а, расскажи что-нибудь еще! Ты такой интересный! Юна в бешенстве. Она готова придушить обладательницу этого писклявого, противного голоса, что до дрожи неприятно бьет по ушам, заставляя отвращенно сморщиться. Им весело, конечно. Облепив парту, не обращая на уже красную Ким никакого внимания, общаются, смеются, кокетничают, черт подери. Правильно, они же подошли именно для этого. Борьба за сердце австралийского красавчика — м-м-м, что может быть лучше? Но Юне не до веселья. Потому что кто этим наглым курицам позволил вести себя так распутно? Цепляются за каждого красавчика и не знают никаких забот. Кратко фыркнула, закатила глаза и резко встала, ненароком задевая одну из участниц столь глупой и бессмысленной толкучки вокруг нового принца, однако сделала это без всяких сожалений, потому что зариться на чужое непростительно. Да чтоб тебя! Он ведь свободен… Ким Юна, очнись! Ещё сильнее взбесившись своим мыслям и проявлению слабости, она выбежала из кабинета и направилась прямиком на улицу, дабы «подышать свежим воздухом». Солнце по-прежнему не щадит никого, обдавая неумолимым жаром, что опять же крайне несвойственно для ноября. Задний двор школы роскошен по-своему: здесь посажены самые красивые и разные цветы, кусты и деревья, создающие особую атмосферу неповторимо прекрасной природы. И это на сегодня пока единственное, что радует Ким Юну. «Ты спрашиваешь, к кому я тебя ревную? Ко всем тем, кто отнимает у меня твоё внимание.» Юна опустила голову, начав разглядывать изъяны своей белоснежной обуви, как это делает в случаях, если чем-то обеспокоена или расстроена. Правильно, слишком глупо было полагать, что Джейка обделят женским вниманием, все продолжала отрицать свои же мысли о том, что он в скором времени найдёт подходящую привлекательную бестию и вовсе позабудет о жалкой Ким, чьи чувства так и останутся открытыми лишь перед ней да и только. Привыкла сдаваться, искать себе оправдания, проявлять слабость и смиренно отступать. Единственный раз, когда ты не походила на себя, проявив храбрость и прислушавшись к сердцу, момент, в который пошла наперекор желаниям родителей. И то ведёшь себя жалко, по-детски нерационально. Возможности, которые открылись перед тобой, перестают существовать с каждым днём, поди, вовсе исчезнут, словно их никогда и не было. Счастливая жизнь? Полная свобода? Открытые желания и их воплощение в реальность? Ты имеешь право на все это, однако продолжаешь топтаться на месте, находя очередные причины и отговорки. — В вашей школе всегда так на новеньких реагируют? Или, может, я особенный? — прерывистая реплика выбила девушку из колеи, не позволив прийти к определённому умозаключению и уже решить для себя что-либо дельное и походящее на правильное. Он стоял, согнувшись, тяжело дыша, словно на протяжении некоторого времени убегал от кого-то. Все такой же красивый и очаровательный, излучающий особенный шарм. Ненавязчивый аромат фруктов вновь коснулся носа, оставляя приятное послевкусие, внушая желание подойти впритык и вдохнуть его полной грудью, а затем и вовсе утонуть, забываясь в мечтах и реальности… Юна лишь хмыкнула, отворачиваясь. Не в ее стиле разговаривать с предателями. Стоп, что? Что ты снова внушила себе, госпожа истеричка? — Эй, покажешь мне школу? Я могу заблудиться, — присев рядом, совсем близко, Джейк подпер подбородок ладонью и, сощурившись от слишком ярких лучей, устремил ненавязчивый взгляд на несколько хмурую одноклассницу, что, кажется, даже незаметно отвернулась, словно демонстрируя легкую обиду или негодование… — Думаю, ты вполне в силах справиться в одиночку, — дернула бровью, закусила нижнюю губу, но так и не решилась взглянуть в его глаза, — или попроси любую из одноклассниц. Уверена, отказа не последует. Треск. Ты проиграла. Терпение лопнуло, разбилось на тысячи острых осколков, позволяя правде выскользнуть наружу, ты не станешь скрывать ее, верно? Тогда к чему были все эти игры в молчанку, заикания и подавления злости? Нет, сейчас возьмёт, соберёт все острые крупицы и незаметно склеит, словно ничего подозрительного и не происходило вовсе. — Ты видишь во мне дурака, Ким Юна? — на щеках вмиг появился румянец, когда она ощутила горячее дыхание на своём ухе, дурманящий разум аромат теперь заполнял всю ее, каждый сантиметр тела, проник в легкие и не давал спокойно дышать, словно наркотик, заставляющий желать ещё и ещё. Тише. Неконтролируемо приятнее. Ближе. В животе стянуло резко. Дурацкие чувства, словно латы, сжимают ее естество, ограничивая его в движении и в стремлении что-либо познать отвлечённо, беспристрастно и безоценочно. Стоит ли понимать, что они словно специи, без которых любая вкушаемая пища лишена не столько изыска, сколько удовольствия, ибо чувственная природа осязаний, вкусовых оттенков и смакующих ощущений не оставляет равнодушными не только гурманов… — О чем ты? — с силой сжав поверхность скамьи, как и собранные в клубок мысли, эмоции и чувства, Юна наконец взглянула на собеседника, пытаясь выглядеть бесстрашно и самоуверенно, не желая, чтобы тот прочёл на ее лице все, что творится на душе. Нельзя. Не позволит. Это смешно, жалко и дико. Ни за что не узнаёт, что в последние дни приходит к ней во снах и обходится с ней крайне ласково и нежно, чувственно, с любовью. Правильно, исключительно во снах, не наяву… Никогда. Радость и боль, гнев и сожаление, удовольствие и страдание, любовь и ненависть… Все они разного порядка и калибра, значения и наполнения, смысла и содержания. Чувства, словно команда игроков, постоянно сменяющих друг друга по одну или по разные стороны игрового поля. — Я тебе нравлюсь, Ким Юна? — бесцеремонно, прямолинейно, бесстрашно. А внутри девушки словно пожар разгорелся. — Ч-что? — Доверять неразумным ощущениям — свойство грубых душ. Тебе следует подумать лучше.