Мрак, сияющий тысячей Солнц.

Мои глаза стали чёрными. Нет. Нет-нет-нет. Чёрт возьми, только не это! Поверить не могу. — А ведь я говорил, Миллер: признай пока не поздно, — Севилл был явно удовлетворён той картиной, которую созерцал в данный момент. А меня же душила паника вперемешку со жгучей ненавистью к этому подонку. — Чёрт возьми! , — я вот уже десять минут стояла на крыльце, потроша взглядом отражение в зеркале. Господи, почему? Кому я так насолила? Я же ничего не сделала! — Это какая-то ошибка! , — в который раз возмутилась я, не желая мириться с произошедшим, — Ещё никого я не ненавидела столь сильно, как тебя. Слышишь, Севилл? Я ненавижу тебя! — Британи, успокойся. Если бы ты действительно ничего не чувствовала ко мне, твои глазки не потухли бы, как моё зрение после бурной пьянки. Я тебе нравлюсь, это факт. И никто кроме тебя не виноват в том, что ты солгала. Так что злиться на меня не нужно. Лучше подумаем, что тебе делать дальше. — Подумаем? Да я в жизни с тобой больше не заговорю после этого! У меня от тебя одни неприятности, Севилл. Больше не подходи ко мне. Испепелив напоследок обсидиановым взглядом Элвина, я вбежала в дом под гул собственных мыслей. Надо что-то делать. Чёрт, что мне делать? Я постаралась тихо проскочить наверх, чтобы мама не услышала. Забравшись в комнату, я на секунду остановилась, оглядев всё вокруг. Мне нельзя оставаться. Откопав в шкафу чемодан, я принялась быстро собирать вещи, закидывая всё, что могло бы пригодится. Времени нет, счёт идёт на минуты. Мама не должна меня видеть. Собрав вещи, я достала копилку, вытряхнув из неё всё содержимое. Накопила немало, ведь откладывала на студенческую жизнь с восьмого класса. В гостинной заметила мамин кошелёк. Прости, мам, мне правда нужно. Забрав некоторую сумму оттуда, я достаточно бесшумно вышла из дома. Напоследок огляделась. Да уж, совсем не так я планировала покинуть родное гнездо. Я буду скучать, мам. Прости за всё. Так будет лучше для всех. От этих мыслей глаза мгновенно покрылись солёной пеленой. Надо идти. Стараясь не оглядываться, я стремительно удалялась от дома. Мне здесь больше не место. Интересная штука эта ваша жизнь. Забавно то, как стремительно в ней всё развивается, и как один человек, одна ночь, одно грёбанное слово может всё перевернуть вверх дном. И всё ведь происходит так быстро — успевай понимать. У тебя всё отлично. Моргнул. Что-то идёт не так. Моргнул. По уши погряз в проблемах. Моргнул. Жизнь танцует чечётку на твоих рёбрах, нещадно отбивая каблучками ритм и выплясывая на внутренних органах. Моргнул. И глаза больше не открываются. Туман в голове начал рассеиваться лишь на станции, когда сквозняк прибывающего поезда обдал холодным воздухом моё пылающее и, несомненно опухшее лицо. Не поднимая глаз, я протянула билет проводнику, после чего апатично, и, к счастью беспрепятственно прошла в салон поезда. Маршрут до Нью-Йорка. Ехать два дня. Отлично. За это время обдумаю немного происходящее и планы на будущее. С чёрными глазами я далеко не уеду, так что придётся запастись линзами, дабы увеличить свои шансы на наличие адекватной (по мере возможности) новой жизни. Ох, надеюсь, Севиллу хватит совести никому не рассказать о случившемся. Уж лучше быть пропавшей без вести. Поезд тронулся, а я тем временем стала искать линзы в интернете. Хвала небесам, в нашем мире существуют косплееры, да и просто любители экспериментов со внешностью, так что данный атрибут значительно упростит мою жизнь. Разумеется, мои глаза в них не будут выглядеть как прежде, но можно найти что-то похожее. Очевидно, возникает вопрос «Почему тогда я не могу продолжить жизнь в Лос-Анджелесе, дома?». Ответ прост. Я не могу лгать маме. А правда её уничтожит. Не хочу разрушать её жизнь. Да и не выдержу сама. Будет лучше для всех, если меня там не будет. Эти два дня я провела словно в каматозе, и немного пришла в себя уже выходя с Центрального вокзала Нью-Йорка. Вот и всё. Сейчас начинается моя новая жизнь. Ты справишься. Скрипя душой и колёсиком чемодана, я поспешила в город, следуя адресу магазина для косплея. Вспомнив о прекрасном изобретении — солнцезащитных очках, я почувствовала себя гораздо увереннее. Я приобрела пять упаковок с линзами оттенка «Стерлинговый Серый», надела их в туалете ближайшего кафетерия. Господи, какие же они неудобные! Ладно, к ним можно привыкнуть. Главное приловчиться надевать их раньше, чем я выцарапаю себе глаза. И тогда всё будет супер. Итак, ещё один важный пункт для моей прекрасной новой жизни — жильё. В поезде я успела найти неплохие апартаменты, которые я могу себе позволить. Правда буду жить не сама, а с девушкой. Но я уверена, что это не так уж и плохо. Стоимость аренды будем делить пополам, а если подружимся — это будет просто замечательно. Может всё к лучшему? Итак, моя новая соседка — Мэдисон Дэвис. Весьма милая девушка восемнадцати лет. Местная, окончила школу и поступила в Колумбийский университет, что невероятно престижно. Спокойная и расчётливая. Не любит шумихи, предпочитает литературу и безмятежный, умиротворённый способ жизни. Что ж. Полагаю, мы подружимся. *** — Почему ты переехала? Лос-Анджелес — прекрасный город. С момента переезда прошла неделя. Я немного успокоилась здесь. Нашла для себя онлайн-программу на время, ведь я бросила школу и ищу подработку. — Да… Это правда, там невероятно. Так сложились обстоятельства, уехать оттуда, полагаю, было лучшим решением для всех. Мэдисон взволнованно оглядела меня: — Хэй… Ты в порядке? В уголке глаз вновь скопились слезинки когда я вспомнила о маме. Она ведь даже не дозвонится до меня — новый номер. Прости, мам, мне очень жаль. — Да… Конечно, — мои губы растянулись в фальшивой улыбке. Будет правильнее не рассказывать Мэдисон обо всём этом, — Ох, как же я надеюсь, что всё делаю правильно. — Жизнь покажет, Бри. Но если тебя что-то волнует, ты всегда можешь поговорить со мной, помнишь? , — она заботливо оплела мои пальцы своими. — Конечно, Мэдди. И я безумно ценю это. *** Жизнь действительно стала лучше: Нью-Йорк принял меня весьма трепетно. Жить вместе с Мэдди было легко и комфортно, а пока она была в университете, я тоже не сидела на месте— мои онлайн-занятия и работа. Кстати, да, я устроилась на работу, в «Frannie's YoArt Frozen Yogurt Boutique», расположенный на этажах отеля «The Plaza». Там очень мило, ребята довольно дружные. Так что я начала привыкать. Ведь теперь так выглядит моя новая жизнь. *** — Всем хо-хо-хо, — поприветствовала я присутствующих, когда прибыла на место работы. С момента переезда прошло три месяца, сейчас за окном декабрь. На улице 4° по Цельсию, ну или около того. Средняя температура для декабря в Нью-Йорке, однако в Лос-Анджелесе температура может достигать 20° в это же время, поэтому мне слегка прохладно. — Привет, Британи, — как всегда тепло улыбнулся Норман, помогая мне снять пальто. Норман, пожалуй, — лучик солнышка в нашем коллективе: всегда милый и добрый. Порой слишком наивен, но, это, полагаю, пройдёт. Выглядит он… Ну как-то так и выглядит лучик солнышка, наверное: не сильно высокий, слегка пухловат, но ему это к лицу, достаточно длинные волосы, часто спадающие ему на щёки, оттенка светло-русый блонд и светло-карие глаза. Сколько я его знаю — всегда носит рубашки и джемперы, которые частенько убавляют ему в возрасте. И, несмотря на то, что ему девятнадцать, выглядит он года на три моложе. Как минимум. — Замёрзла? , — Норман обеспокоенно оглядел меня, слегка дрожащую. — Скоро привыкну. Никогда в жизни не сталкивалась с зимой. — Надеюсь, тебе нравится? — Разумеется. Я переоделась в униформу и вышла к прилавку. Удобное расположение магазина обеспечивало постоянный поток клиентов, многие постояльцы отеля были у нас завсегдатай. День проходил довольно размеренно и однообразно, но мне нравится — моя спокойная, тихая гавань. — Ита-а-ак, это тво-о-ё, — пропел Норман, протягивая мне некоторое количество долларовых купюр. — Неплохой улов. — Ну что, есть… к-какие-то п-планы? , — глаза и брови Нормана хаотично задвигались, что выдавало его волнение и неуверенность. Стоп. Он хочет предложить мне свидание? Нет-нет. Мне это не нужно. Как минимум, не с Норманом. Он же мне как брат! Уф-ф. Только не это. Я нерешительно и с опаской глянула на него, он так же посмотрел на меня. Ну вот и какая из нас пара?! — Эм… Да-а-а… Мои планы… Очень… Грандиозные. Огоньки жизнерадостности в его глазах стали гаснуть. Ох, прости, Норман. — Очень жаль… Я д-думал, что… Мы… Мы могли бы… Ах… Прости. Он попытался улыбнуться, но уголки его губ тяжёлыми грузиками вновь опускались вниз. — Хэй, Норман, не извиняйся… Ладно? Я понимаю, что ты имел ввиду, но… Нет. Извини. Думаю, мне всё это вообще не нужно сейчас, так что… Да. Прости. — Оу. Эм. Да. Да, разумеется. Я д-должен был подумать об этом. Конечно. Я… Понимаю. Всё в порядке. Тогда… Мы… Мы можем сделать вид, что этого не было и… Продолжить дружить как раньше? — Да! , — его просьба меня обрадовала, поэтому мой ответ прозвучал чуть громче, чем стоило бы, — Да, конечно, Норман. Спасибо. Это было бы замечательно. Он оживлённо протянул мизинчик, и я сразу же обвила его своим. — Я проведу тебя? Уже поздно. — Да, я не против. Норман как всегда галантно помог мне надеть пальто и после мы вышли из отеля. *** — Так… Ты ему нравишься? , — неспешно прожёвывая картофель, поинтересовалась Мэдди. — Ох-х, видимо. Только этого мне не хватало сейчас. Мне так жаль его, Мэд. Ему может быть тяжело теперь… Ну, знаешь… На работе. Мы всё время вместе, но… Я ведь правда ничего не чувствую к нему. Не могу же я его обманывать. Это было бы несправедливо по отношению к нему. Он ведь такой хороший. Он этого явно не заслужил. — Да и ты бы пострадала от этого. — Что? — Ну, знаешь… Ложь, чёрные глаза и всё такое. Ни разу в жизни не видела людей с чёрными глазами. Должно быть, жутко. Как думаешь, им тяжело живётся? — Поверь мне, жизнь с чёрными глазами — это ад. Вилка Мэдди стукнулась об бортик тарелки, отрекошетив металлическим звоном от керамики. Её глаза непонимающе уставились на меня. — Я… Я ч-читала об-б этом… Вроде бы… Она коротко кивнула, медленно вернувшись к трапезе, временами бросая на меня взволнованный взгляд. — Что бы ты сделала, если бы твои глаза почернели? , — голос Мэдисон вернулся в привычное состояние, а мой наоборот — покрылся гусинной кожей и задрожал. Ох, Мэдди, почему ты так хочешь поговорить об этом?! — Что бы я сделала? Ну-у… Я даже не знаю, я… Не могу представить себя… С… Ч-чёрными глаз-зами. Врать я конечно же не умела. Но теперь у меня есть такая возможность. Мои глаза уже чёрные. Темнее они не станут. А это ложь во благо. Мэдди не стоит об этом знать. Продолжать тему мне не хотелось, поэтому встречный вопрос я не задавала, однако Мэдисон справилась сама: — Я бы сбежала, наверное. Мои родители консервативные, они бы не поддержали меня, поэтому я бы уехала. Куда-нибудь очень очень далеко. Клубнично-банановый смузи битым стеклом застрял в горле, когда Мэдди озвучила свои мысли. Кажется, я умостырилась на пороховой бочке. — Ты в порядке? — Да… Да, — прокашливалась я, — Поперхнулась. Очередное враньё. Прости, Мэд. — Кстати, моя мама хочет приехать. Ты не против, если она поживёт у нас пару дней? — Да, разумеется. Когда она приедет? — Где-то через две недели. — Без проблем, Мэдди, — у меня проблемы! У меня просто невероятные проблемы! , — Без. Проблем. *** Последующие дня три я была сама не своя: вечно на нервах, содрагалась от малейшего шороха и молилась всем существующим (а то и несуществующим) божествам, чтобы Мэдисон перестала затрагивать тему чёрных глаз. Однако она помешалась на ней! — Почему ты так часто говоришь об этом? , — выкрикнула я, чтобы Мэдисон, заперевшейся в ванной, было лучше слышно. — Не знаю, — послышался приглушенный ответ, — Мне кажется, всё это довольно интересно. А родители всегда присекали на корню любые мои вопросы, затрагивающие эту тему. Говорят, что это омрачит мою душу. Но ведь я не хочу лгать! Мне просто любопытно как всё устроено. Ошибка многих родителей в том, что они уверены: если табуировать какую-то тему, то ребёнок не будет думать, говорить об этом. Запретный плод сладок. И скорее всего, ребёнок захочет его вкусить. Потому важно говорить обо всём. — Мэдди, ты там застряла? Я же на работу опоздаю! Щёлкнул замок и дверь открылась. — Беги-беги, Брит. Я тоже убежала, у меня пары. Хорошего дня! Она наспех обняла меня и быстрым шагом удалилась из квартиры. Я же зашла в ванную. Надо приводить себя в порядок. Мэдди ушла, так что дверь можно не закрывать на замок, а лишь прикрыть. Поднимаю взгляд на своё отражение в большом зеркале в центре комнаты. Каждый раз начинают дрожать руки, когда я делаю это. Достаю контейнер, заполненный раствором для линз и делаю глубокий вдох, вновь глядя в отражение. Когда-нибудь я к этому привыкну. Аккуратно достаю стерлингово-серую оболочку, укладываю её в контейнер и проделываю то же самое со вторым глазом. Опять поднимаю глаза вперёд. Из зеркала таращится худшая версия меня. Отличает лишь одна деталь, но она же разбивает меня на две личности. И та, что вылезла сейчас — обречена гнить в одиночестве. Я посмотрела в отражение собственных глаз, отчаянно пытаясь разглядеть в пустом аспиде оттенок лазури. Тщетно. Сплошной зрачок. Надо смириться с тем, что теперь это — тоже я. Но лишь от одной мысли об этом внутренности, словно блендером, смешиваются до гомогенности. Каждый раз когда смотрю на себя настоящую, время начинает плыть несоразмерно реальности. Оно словно обретает физическую оболочку, благодаря которой имеет возможность пытать меня здесь и сейчас. Моя персональная адовая петля. Мой личный всадник апокалипсиса. И конь его то скачет голопом, то переключается на грациозную рысь, ускоряется в иноходь и сбавляет темп до шага. И ипподромом для оттачивания его навыков стал мой позвоночник. — Это что, чёрт возьми? Рупором оглушил голос Мэдди. Совершенно не услышала как она открыла дверь. — О-о-о, чёрт! Мэд! Мэдди! Послушай! — У тебя чёрные глаза?! Во взгляде напротив застыла истерика, паника и липкий страх. — Мэдисон, я могу объяснить! А может и не могу, но я скажу ей, что могу. — Господи, у тебя чёрные глаза! , — её голос срывался на холеричный вопль, а на мои попытки приблизиться к ней хоть на шаг — её тело сдавало на два назад. — Мэдди, прошу тебя, сядь. Успокойся. Пожалуйста, а я… — Ты говоришь мне успокоиться?! Я больше трёх месяцев жила вместе с человеком с чёрными глазами и ты говоришь мне успокоиться?! — Мэдисон, прошу тебя, послушай. Давай мы это обсудим, ладно? Пожалуйста. — С какой стати я должна тебе верить? Ты же обманщица! — Нет! Нет, Мэдди, это не так! Ну-у, не совсем так. — Не совсем? Я не могу больше доверять тебе. Ты лгала мне! Лгала о самом важном! — А зачем мне говорить тебе об этом? Ради чего? Вот этого? Куда бы это нас привело? Ты бы даже не общалась со мной! — Смысл нам общаться, если ты лжёшь? Ты могла солгать на счёт всего, о чём мы говорили. Ты ведь можешь лгать? — Могу. Но я не стала бы. Мне противно от этой смоли не меньше, чем тебе. Мне гораздо хуже, чем ты могла бы себе представить, — по щекам тихонько заструились солёные ручейки, — Чем кто-либо мог бы себе представить. Моя жизнь полетела к чертям после одного слова. Представляешь? Всего одного! Я лишилась семьи, потому что мама бы не справилась с этим, а я не хочу причинять ей боль. Я ушла из дома, а она даже не узнала почему. Она даже не видела как я ушла! Я бросила лучшую подругу, школу, целый город! Здесь у меня никого нет, я приехала в пустоту с этими дурацкими линзами, которые помогают мне не скончаться на месте, ведь у всех вокруг коленки подкашиваются от того, что я вижу каждый долбаный день в зеркале! Без цветной оболочки на глазах у меня нет будущего, представляешь? Теперь я — никто. И ведь никто не задумывается о том, хочу ли я врать. Мне это также противно. Но всем плевать. Мне ведь теперь нельзя верить. А теперь подумай, Мэдисон… Как много людей вокруг может носить линзы? И представь на минуту, что тебе самой нужно будет их носить. Как ты будешь себя чувствовать? — Британи, уходи. С моих губ слетел истеричный смешок: — Что, прости? — Я. Прошу. Тебя. Уйти. — Это ведь и мой дом тоже. Почему я должна уходить? — Британи, прошу тебя. Не так много времени осталось до того, как приедет мама, и я не хочу, чтобы она тебя видела. Я сомневаюсь, что наши отношения будут прежние. Я тебе не верю. Больше не могу. Думаю, ты понимаешь. — Нет, Мэдисон. Не понимаю. Знаешь, мне самой теперь хочется уйти отсюда. Так что ты права, я съеду. Только верни мои деньги. — Хорошо. Я занесу после университета тебе на работу… Мне надо идти, пара уже началась. Собери свои вещи пожалуйста. И постарайся покинуть дом до того, как сюда приедет мама. — Будь уверена, меня не будет уже сегодня. Смирив меня презрительным взглядом, она быстрым шагом покинула дом. Именно так закончилась наша «дружба». Следующим моим действием был звонок Норману, я предупредила его о том, что задержусь. Он, естественно, спросил в порядке ли я, нужна ли мне помощь, и ответом на оба вопроса было «нет». Пришла на работу я с опозданием в полтора часа, но лучик солнышка заверил меня в том, что запары не было и при необходимости я могла бы задержаться ещё. — Я уже закончила с делами, так что всё в порядке. Спасибо, Норман. — Ты пришла с чемоданами, ты… Уверена, что всё в порядке? — Скоро будет. Не стоит переживать. — А я буду. Ты же мой друг. Мы ведь друзья? , — он с надеждой протянул мне мизинчик. — Разумеется, — я без колебаний протянула мизинец в ответ, заметив, как при этом расслабился Норман. — Тебе нужна помощь с жильём? Может, я смогу помочь? — Нет, нет, не нужно. Я некоторое время поживу в отеле, пока буду искать новое место. Ну-у… Зато до работы близко. Он рассмеялся, одобрительно закивав головой. На этом приключения за день кончились: день на работе выдался спокойным, не считая визита Мэдисон, а вечером я заселилась в свободный номер отеля. Наконец существует место, где я могу хоть немного расслабиться, отдохнуть от линз и представить, что я — это я. Прежняя я. Та, которой уже не стану. Душ с массажной насадкой расслабил тело и я быстро погрузилась в сон. В нём я снова была дома. Видела маму, обнимала её. Она как обычно опаздывала на работу и очень забавно пыталась застегнуть молнию на платье, неестественно выгибая руки. Потом я шла в школу. В наушниках играли привычные песни Лили Аллен, а распущенные волосы слегка трепал ветер. Вот только несостыковка: прежняя я всегда собирала волосы, ей неудобно с распущенными прядями, и уж точно на учёбу она бы так не пошла. Продолжаю идти и чувствую, как мою руку ласкает несколько загрубевшая кожа, поднимаясь лёгкими касаниями к шее. Это приятно. Останавливаюсь и закрываю голубые глаза, позволяя рукам ласкать меня. Руки мужские. Движутся уверенно, однако трепетно и с некой заботой. Не могу понять кто это, но его действия определенно мне нравятся. Опрокидываю шею немного назад, увеличивая территорию доступа для рук, в ответ на что слышу одобрительную усмешку. Тихий бас разливается топлёным молоком. Тёплым, нагретым солнцем. Немного пряным и отчего-то дурманящим. Руки тёплые и, несмотря на загрубевшие подушечки пальцев, довольно мягкие. Пропитанные немного ароматом лосьона. Запах нерезкий, едва ощутимый, ведь близок к запаху тела. Сладкий, но не приторный. Тёплый, почти солнечный. Нежный и вместе с тем будоражащий мурашки. Чертовски притягательный. Руки самими кончиками пальцев касаются щёк. Мне приятно. Я подставляю их под руки снова и снова, точно котёнок трётся о руки хозяина. Мягкие губы нависают над моим ухом, слегка задевая его: — У тебя очень красивые глаза, Британи, — мурлычет баритон, — Чёрный определённо идёт тебе куда больше. Чёрный? Разве? Глаза же были голубые. Передо мной, прямо на дороге, появляется зеркало. Ощущение, будто так и должно быть. Словно оно всегда тут стояло. Смотрю в отражение. За мной стоит парень, но не могу разглядеть его лицо: видно лишь пепельные джинсы и чёрную рубашку, облегающую мускулистую фигуру. Изображение обрывается в области кадыка. Теперь смотрю на себя. Глаза действительно чёрные. Но меня это не пугает. Смотрю на отражение так, словно впервые вижу оттенок гари. Наблюдаю с интересом, любуюсь. — Нравится? , — спрашивает Он. — Да, — отвечаю немного погодя, продолжая рассматривать обсидиановые радужки, — Спасибо. Благодарю Его. За что? За цвет глаз? Видимо. Но почему? Он становится в паре сантиметров сзади от меня, Его руки невесомо ложатся четырьмя пальцами на ключицы, а большие пальцы легко касаются шеи. Рассматриваю Его руки в отражении. Кожа немного бледновата, сквозь покров эпителия выбиваются широкие дорожки голубых вен. Вытянутые пальцы, аккуратные и явно музыкальные. На среднем пальце правой руки перстень. Чёрный. Матовый. Строгий. — Я знал, что тебе понравится. Голос уверенный, дурманящий и до чёртиков харизматичный. Звучит всегда с некой издёвкой и смешинкой, лишь только от которых дыхание уже становится более глубоким и частым. Он это чувствует. Доволен. Но не увивлён. Поразительная самоуверенность. Безмерная, выводящая из себя. Но она же и цепляет. И это Он тоже знает. А знание это провоцирует очередную волну самоуверенности. Говорят, вечного двигателя не существует. Что ж, Он изобрёл его. — Тебя ждут, — басс вновь растёкся шёпотом над ухом, — До скорой встречи, Миллер. Я обернулась назад, но его уже не было. А когда повернулась вперёд, ощутила резкую боль в области лба. Глаза резко распахнулись. Уже утро. Об этом свидетельствовал свет, пробивающийся сквозь шторы и надрывный писк будильника. Руки автоматически потянулись к лицу, аккуратно потирая его. Но когда пальцы коснулись лба — стало больно. Видимо, ударилась во сне. Иду в ванную, приводить себя в порядок. Склоняюсь над умывальником, ополаскивая лицо. Через мгновение встречаюсь с угольными глазами в отражении зеркала. — Чёрт, — шумно выдыхаю, — Когда-нибудь я к этому привыкну. Привет, я. Извини, но мне придётся тебя спрятать. К сожалению, люди не понимают таких как ты. Так что тебе пригодится во-о-от это, если ты хочешь выжить, — с этими словами надеваю линзы, и вновь становлюсь похожей на себя. Ну-у… Другую себя. Прошлую версию. Наряжаюсь в чёрную водолазку, короткую обтягивающую юбку в бордовую и оттенка красного моря (почему красного, цвет ведь тёмно-зелёный) клетку, и-и-и… Гулять так гулять, надеваю чёрные чулки. Что за парад? Без понятия. Хочется. Я всегда была милой, почти зефирной девочкой. Но теперь я не только такая. У меня две стороны. И сегодня очередь новой Британи. Хочу-не хочу, но теперь это часть меня. И нам придётся подружиться. Линзы мне всё ещё необходимы, поэтому компенсирую недостаток чёрного ярковыраженными стрелками. В уши вставляю кольца вместо привычных серёжек — гвоздиков. Волосы выравниваю утюжком, сегодня они будут распущенными. Обуваю замшевые ботинки на каблуке, и, полагаю, я готова. Каблуки небольшие, я справлюсь. Я же справлюсь? Я справлюсь. Новая Британи всегда уверена в себе. Беру небольшую сумку с необходимыми вещами, и выхожу из номера. Пальто мне не нужно, я даже не выйду из здания. Опускаюсь на несколько этажей вниз, и, вуаля — я на работе! Во всём есть свои плюсы. Что ж, мне пора идти за прилавок, а Мэдисон Дэвис пора идти нахрен. Захожу в кафе в полном расположении духа. — Британи! Оу… — Норман оглядел меня с нескрываемым интересом и… Не могу понять что это за эмоция. Его привлекает мой внешний вид, однако он ищет причины почему я так разодета. — Б-британи, ты… В порядке? — Думаю, да. В первые за долгое время я чувствую себя прекрасно. Я наконец начинаю понимать себя. Это не может не радовать. Лучик солнышка всё ещё пытался найти подвох. Его глаза недоверчиво сщурились и вцепились в мои. — Что ж, твои глаза голубые как и всегда… Ладно, я тебе верю. Ох, Норман, мои глаза да-а-авно потеряли оттенок лазури. И когда ты это узнаешь, твоё доверие погаснет так же быстро как мои радужки три месяца назад. — Тогда вперёд за работу? , — лучезарно улыбнулся Норман, и я одобрительно кивнула. Некоторые постояльцы отеля, посетив нас сегодня, думали, что я новый сотрудник, и выпучивали глаза из орбит когда узнавали во мне меня. Это забавно. Так много внимания ко мне было приковано… Мне это льстило. Что ж… Эксперимент показывает, что новая Британи тоже заслуживает внимания. Она тоже интересная, необычная и может нравится людям. Если бы люди знали какого цвета мои глаза на самом деле — всего этого бы не было. Хотя… Это ведь глупо. Я — это всё ещё я. Какая разница как выглядит моё лицо или тело? Оно моё. И заботить должно только меня. Соврать может каждый, и всю жизнь проходить в линзах, ты и не заметишь. Так что, теперь не доверять никому? Можно и так, конечно же, но… Человек не может обезопасить себя от всего и ото всех. Боль — часть нашей жизни, её не исключить. Лучше жить полной жизнью, пусть ошибаться: в себе, в людях, словах и поступках. Но жить. А не изолировать себя от всего, что является потенциальным источником страданий и существовать в одиночестве. Эй! Может вы не заметили, но теперь этот источник — ваша жизнь! Её вы тоже изолируете?! Закончив рабочий день, я собрала вещи и, пожелав Норману доброй ночи, отправилась на выход. Меня ждёт мой уголок, в котором мне не от кого скрывать всех своих личностей. Ох, как же устали ноги! С каблуками моя новая Британи немного поспешила. Девочки, вам стоит находить компромиссы, иначе нам будет сложно уживаться. Почему бы не совершить набег на вазочку с конфетами с ресепшина? Набег, конечно, громко сказано, но вот находьбу или даже наползание — самое то. Ноги плетутся на автомате в холл к стойке ресепшин. Но в двух метрах от своей цели они устраивают перевалочный пункт, зацепившись за ковёр. Отлично, Британи! — Ох, чёрт! , — успеваю лишь выругаться, а после больно падаю прямо у ног в начищенных ботинках. — Мисс, я понял, что нравлюсь Вам, но, клянусь, я бы поверил на слово, падать к моим ногам — лишнее. Ради всего святого! Я узнаю этот голос везде. Дурацкая ухмылка, раздражающая самоуверенность и… Как же ты вкусно пахнешь, придурок! Что, чёрт возьми, он здесь делает?! Не хочу его видеть! Я не встану с пола, ни за что на свете! Ковёр, между прочим, довольно мягкий, я могу и здесь полежать до выселения Севилла. Ещё быстрее до работы добираться, разве не здорово? В голове посеялась паника, и стоило обрубить одну её мысль, вырастало две новых. К власти пришла прежняя Британи. Девочки, помните, что я говорила про компромисс? Так вот, я совсем не это имела ввиду! Уф-ф, новая Британи, сейчас твой выход! Убей эту паническую Гидру в моей голове и поставь на место этого говнюка! Что ж, полагаю, лежать в его ногах не лучшая идея. Чтобы быть выше него во время выяснения отношений психологически, думаю, стоит хотя-бы немного сравняться ростом физически. Плавно поднимаюсь, отряхивая с водолазки пылинки с ковра, успевшие прилипнуть к ткани. Мистер Зазнайка галантно подаёт руку помощи, но я и сама справлюсь, так что игнорирую его жест этикета. С каких пор ты следуешь этикету, Севилл? Ты вообще знаешь, что это?! — Ясно-ясно, леди с характером, — хоть я и не видела, но ощутила как игриво насупилась его морда и брови сползли к переносице. — Леди с характером, — видели бы вы его глаза сейчас! Я явно не тот человек, которого он ожидал здесь увидеть, — А вот джентльмен абсолютно явно без мозгов. Неужели забыли их в чемоданчике ручной клади на рейсе из Лос-Анджелеса? Карамельные глаза довольно сощурились. Я — единственная, кто ставит тебя на место, Севилл. Я знаю, что ты скучал по этому. Поверь, я тоже. Какое блаженство опустить твой задирающийся к потолку нос хоть ненадолго к прохладному плинтусу. — Британи Миллер, — губы Элвина растянулись в искренней улыбке, а сам он почтительно опустил корпус, имитируя поклон со снятой шляпой. — Мистер Севилл, — я сделала глубокий (насколько того позволяла юбка) реверанс и так же приветливо улыбнулась ему. Хочешь поиграть, Элвин? Договорились. Играй пока думаешь, что правила диктуешь ты. Поразвлекайся немного. — Каким ветром в Нью-Йорке, Элвин? — Соревнования. Вся школьная команда здесь на выездных. На неделю. Несколько матчей. Мой номер 207. Ответил быстро, словно ждал, что я спрошу. Да ты подготовился, Севилл. — Сменила образ? Тебе идёт. Вот только глаза… — Линзы, — отвечаю лишь на последнее, комплимент игнорирую. Такая банальность меня не берёт, Севилл, придумай что-нибудь поинтереснее. — Я пожалуй пойду. Вероятно ещё когда-нибудь пересечёмся. Спокойной ночи. — Даже номер не дашь? , — хмурит брови и опять эта ухмылка. Да, Севилл, это сексуально, но всё ещё банально. Ну же, где твоя фантазия? Спустил всё на своих однодневок? — Номер телефона или апартаментов в отеле? , — я всё равно переиграю тебя, Элвин. Почувствуй, что добился желаемого. Тем неприятнее будет осознавать, то ты это не получишь. — А что если всё сразу? , — ухмыляется так, словно я лежу под ним уже голая. Забираю с ресепшина ручку и пишу на салфетке цифры от балды. — Твой счастливый день, Элвин, — складываю салфетку в карман его джинс, замечая как с каждым движением моей руки в его брюках округляются его глаза и натягивается ткань в зоне паха. Указательным и средним пальцами притягиваю его лицо и невесомо целую в краешек губы. После проделанной работы отстраняюсь как ни в чём не бывало и вальяжной походкой ухожу к лифту. Кто-нибудь, прошу, добавьте взрыв на задний план! Я не обернусь на него. Ну и за кем раунд теперь, Элвин? Захожу в номер, ощущаю как тело трясёт. Но это опредёленно того стоило! А сейчас мне нужен релакс. Ванна с пеной и вино — то, что надо. Вот о подобных компромиссах я говорила, рада, что мы наконец друг друга поняли. Пока набирается ванна, достаю вино из минибара. Самое время научиться открывать спиртное. Какая же взрослая, самостоятельная жизнь без этого полезного навыка? Это оказалось несложно. Наливаю вино в широкий бокал, я же не собираюсь из горла хлестать. Ванна готова. Ставлю на широкую часть бортика бокал, включаю музыку и залажу. Как же хорошо. Признаться, я всё же скучала за этим надменным, наглым и, о чёрт, он всё ещё невероятно пахнет. Мне не хватало его запаха. Но я всё ещё его ненавижу. Вопрос только за что? Ведь он прав, в том, что я солгала, виновата исключительно я. Но… Он ведь мог не провоцировать меня на ложь? Правда? Уф-ф. Что за глупости несёт мой пьяный мозг? Забудь его, Британи. Прости за всё, на что ты злилась и рассуждай трезво. Эмоции вынуждают тебя мыслить необъективно. Так нельзя. Забудь его. Он засранец. Ладно. Невыносимый, заносчивый и наглый засранец. Но ты всё-таки влюбилась. Ничего страшного, так бывает. Но пойми, что для него это не всерьёз. Так что у вас ничего не получится. Поэтому пей своё вино, Брит, и ложись спать. В своём номере. Ты пьяная, но даже это не затащит тебя в его постель. Да. Точно. Не затащит. Спустя пятнадцать минут моё пьяное тело, пусть не совсем устойчиво, но всё же стояло в коридоре на его этаже. Какой, он там говорил, у него номер? 208? Ну хорошо. — Севилл! , — стучу в дверь, но никто не открывает. Поэтому принимаю немного радикальную меру — снимаю туфли и стучу каблуками. Улавливаю в голове мелодию и стучу с ней в ритм. Открывается дверь номера напротив. Что такое? Я мешаю соседям? Мне вот мой семнадцать лет мешал, и как-то жила! Одну ночь потерпят. — Британи? , — слышу его голос, — Что ты тут делаешь, оставь дверь в покое! — О! Я тебя там, а ты тут. Вот ведь… незадача. — Ты пьяная? — Что-о-о Вы, я — сама трезвость и рассудительность. Он устало выдохнул: — Да, я заметил. — А вот не н-надо вот так вздыхать! — Пошли в номер, а то ты сейчас всех разбудишь. — А я-я-я к тебе не пойду-у! Вот так вот. Я пришла, чтобы сказать это. — Угу. То есть ты… Пришла ко мне под номер, чтобы сказать, что не пойдешь ко мне в номер. Я правильно тебя понял? — Д-да! , — я амплитудно кивнула головой, из-за чего в шее что-то весьма дискомфортно хрустнуло. — Аккуратно, мисс рассудительность. — И трезвость! , — я поспешила его исправить. — И трезвость, а как же. Пошли ко мне, и не вздумай брыкаться. Побудь умницей хоть немного. Элвин взял меня на руки, словно я ничего не весила и вернулся в номер. — Я уже была умницей. Три месяца назад, на дне рождения Корни, помнишь? И к чему это меня привело? Моя жизнь слетела с катушек. — Я же не виноват в том, что ты влюбилась, — он усадил меня на кровать, навис надо мной и стал раздевать. Его движения были скупыми и механическими, но вместе с тем заботливыми и нежными. — Виноват! Ты бы мог не вести себя со мной так, чтобы я влюбилась. Но ты опять использовал все эти свои проверенные на невероятном количестве девушек манипуляции и… Я повелась. Повелась как дура, и… Оставь мою одежду в покое, я больше не буду с тобой спать! , — я стала брыкаться, махать руками, отгоняя его от себя. Он лишь выдохнул усмешку: — Я не собираюсь пользоваться твоим состоянием, Миллер. Я пытаюсь уложить тебя спать. Так что успокойся. Я устало облокотилась на вытянутые за спиной руки, позволив ему раздеть меня. Элвин присел на корточки, потянувшись к моим ногам, а после слегка засмеялся. — Боже, ну почему ты вечно надо мной смеёшься? Я ведь ещё ничего не сделала. Что тебя рассмешило? — Мне просто любопытно… Ты поздно ночью пьяная пришла ко мне в чулках, чтобы сказать, что у нас ничего не будет? А, мисс рассудительность? — Ну-у. Я… Да-а-а, а что? Могу себе позволить. Севилл в открытую рассмеялся: — Я так и понял, ты явно дала громкое заявление о том, что не планируешь спать со мной. Он встал, направляясь куда-то в конец комнаты. — Ты куда-а-а? Элвин не ответил. Вернулся через минуту с чем-то в руках. — Возьми. — Что это? — Моя футболка. В ней будет удобнее спать. — Не хочу эту. Он вновь засмеялся. Да я просто комик! — А какую хочешь? Пойдём к шкафу, выберешь ту, которая понравится. — Во-о-от эту хочу! — Какую? — Эту! , — указательный палец полетел в направлении торса Элвина. — Ту, что на мне? — Ага-а-а, — я многократно закивала. — Откуда принципиальность, леди? , — он посмотрел на меня с усмешкой, но без злобы, как-то очень тепло и нежно. Это точно тот Элвин, которого я знаю? Я сделала глубокий вдох, и протянула на выдохе, закатив глаза: — Тобо-о-ой пахнет. Трезвой я вряд-ли скажу тебе, но я просто обожаю как ты пахнешь! — Трезвой? То есть ты всё-таки признаёшь, что пьяная? — Что? Я? Нет! Отдай футболку, мне долго в белье сидеть? , — я в нетерпении затарабанила руками по простыни. — А может я наслаждаюсь, потому и оттягиваю момент? — Сдал себя добровольно? Ну-ну. Тогда будет правильно, если я тоже буду наслаждаться! Несправедливо, что только ты получаешь визуальное удовольствие. Он задумчиво хмыкнул, и почти мгновенно подцепил пальцами чёрную ткань футболки, оголяя торс. Так же быстро он расстегнул ремень на джинсах, а после откинул штаны куда-то вслед за футболкой. — Довольна? , — он развёл руки в стороны, демонстрируя полуобнажённое тело. Кажется где-то в этот момент на простынь упала капелька моей слюны. Я почти грациозно сползла с кровати и быстрым шагом приблизилась к нему, крепко вжавшись в тело. Я уже забыла как это. Хотя… Я даже и не знала, наверное, не помню, чтобы мы обнимались когда-либо. Однако он прижал меня к себе так же сильно, опустив подбородок на мою макушку. — Я постараюсь запомнить тебя таким, — куда-то в грудь произнесла почти шёпотом, — Если вообще вспомню эту ночь. Его живот и грудь немного содрогнулись в усмешке: — Я буду тебе напоминать, обещаю. — Зачем? — Хочу. — Не нужно. Пожалуйста. — Почему? Я же тебе нравлюсь. Да? — Угу. В этом и вся проблема. — Разве это плохо? Я подняла голову вверх, чтобы заглянуть в его глаза. Густая тёмная патока размеренно плескалась в его омуте. В моём же — пустой, безжизненный аспид. Мы смотрели друг на друга, всё ещё не прерывая объятия. — А ты как думаешь? Ты же видишь, что со мной произошло из-за тебя. Зачем ты всё это делаешь если это для тебя ничего не значит? Если для тебя это — очередная забава, то пойми, что это причиняет мне боль. Я не могу жить так, как ты. Твой образ жизни — не моё. Так что пустую страсть ищи в ком-то другом. Хорошо? Его взгляд всё ещё был прикован ко мне. Он приоткрыл губы, пытаясь что-то сказать, но прикусил нижнюю, — не нашёл слова? Между его бровями образовалось несколько складок кожи. Элвин на несколько секунд опустил глаза, спрятав карамель под веером густых ресниц, а после, вернув взгляд, спросил: —А кто сказал, что ты для меня ничего не значишь? Честно говоря, я приготовилась услышать что-то вроде «Ладно, тогда представим, что между нами ничего не было», и уже готовила объёмный монолог. Однако он мне не пригодится. Нужно думать новый. — М? , — неплохое начало, правда? Повёв уголком губ, Элвин прервал объятия. Через мгновение он снова был рядом, стоял с футболкой в руках. — Стой смирно, леди, я помогу. Он аккуратно продел одежду сквозь мою голову и поочерёдно протащил руки через рукава. Его руки легли на моё лицо, а карамель в омуте была такой ласковой и тёплой, что топила обсидиан, вновь обращая его в лаву. — Пора спать, — мужские руки вновь подхватили меня в воздух. Элвин зашагал к кровати, бережно опуская меня на простынь, и укрывая тёплым одеялом, кутая в него всё тело. Я легла на бок, чтобы видеть его. Севилл сел на корточки, нависая над моим лицом. Он недолго смотрел на меня, а после его губы нерасторопно легли на мой лоб. Кожа отреагировала на прикосновение резкой болью. Ну да, я ведь ударилась ещё утром, даже раньше, чем успела покинуть сон. Ты был в моём сне, Элвин. — Я знала, что мы увидимся, — потирая ушибленное место, улыбнулась я, — Ты мне сказал об этом. Потратив последние силы на улыбку, я провалилась в сон, закрыв уставшие глаза. *** Не знаю сколько было времени когда я проснулась. Солнце не светило, его затмил туман и густые облака. Который вообще час? Я приподнялась с кровати, чтобы глянуть на будильник, стоящий на тумбочке. Но его там не было. Как странно, он всегда стоит на этой тумбочке. Я медленно оглядела номер, и когда до меня дошло осознание — глаза заболели от того, насколько сильно я их выпучила: на мне нижнее бельё, поверх которого лишь чужая футболка, я лежу в чужом номере чёрт знает сколько, и ничего не помню. Хаотичным взглядом цепляю часы на стене, и вновь впадаю в ступор: почти четыре вечера. Моя смена на работе почти закончилась, а я даже не появилась на месте. Какой кошмар! Где я вообще, чёрт побери?! Смотрю на футболку, в которую я одета и наконец ощущаю её запах. Сладковато—пряная дурманящая смесь. Севилл. В голове неясными вспышками стали проявляться воспоминания. — Долго же ты дрыхнешь, леди, — в дверном проёме соседней комнаты показался он. Стоит как всегда невозмутимо, оглядывая меня без зазрения совести. — Нет! Слышишь? , — я затараторила хриплым голосом, — У нас ничего не было. Ты понял? Даже если у нас что-то было — у нас ничего не было, так что закрой рот и не говори ни слова. Севилл свёл брови к переносице, на его лице то-ли вычертилась гримасса «Да-да-да, мне очень страшно», то-ли он очень старался не засмеяться. Ну или всё вместе. — Ты вообще помнишь, что было вчера? , — он не переставал улыбаться, я даже была уверена, что в какой-то момент ямочки на его щеках соприкоснутся. Но этого не произошло. — Местами фрагменты всплывают, но они мне совсем не нравятся. Что я здесь делаю?! — На данный момент — лежишь. Я удовлетворил твои информационные потребности? — Какой же ты засранец! , — я запустила в него подушкой, однако Элвин ловко увернулся. — Почему увернулся, Севилл? Не хочешь удовлетворить мои визуальные потребности? — Мне казалось, я удовлетворил их сполна ещё вчера. — Что?! — Неужели не помнишь? , — сканирует мой взгляд, и понимает, что я абсолютно без понятия, — Очень зря, упускаешь достаточно интересный момент. — Что это значит, Элвин? Что было? — Ты велела мне закрыть рот, — он раскинул руки в стороны, через чур театрально изобразив сожаление и безысходность. — Элвин! Что? Было? Говори. — Что ж, я пытался уложить тебя спать, раздел, дал свою футболку, но ты решила, что она тебя не достойна и захотела взять ту, что была на мне, потому что, цитирую: она мно-о-ой пахнет. Потом тебе в принципе не понравилось, что я одет и, как ты сказала — несправедливо, что один я получаю визуальное удовольствие, и будет правильно, если ты тоже будешь наслаждаться. Поэтому ты потребовала меня раздеть и полезла обниматься, а потом… — Стоп! Достаточно. — Уверена? Пропускаешь самую суть вчерашнего вечера. — Я как-то обойдусь. Как ты вообще затащил меня к себе? Последнее, что я отчётливо помню — я принимала ванну с пеной и забрала вино из минибара. — Я тебя затащил? Ты не умеешь пить, Британи Миллер. Ты пришла ко мне ночью при полном параде, чтобы сказать, что не собираешься со мной спать. Как тебе такое? Элвин, видимо, вновь вспомнил события прошлой ночи, так как залился смехом, периодически совершенно неразборчиво пытаясь что-то рассказать. Надо валить. — Ты куда? , — непонимающе спросил Севилл, заметив, что я собираюсь. — Подальше от этого дурдома. — Брит! Британи, подожди, — он подбежал ко мне, пытаясь остановить мои сборы. — Что опять? В очередной раз собираешься глумиться надо мной? Думаю, с меня хватит. — Брит. Ну прости. Прости. Слышишь? Я не пытался тебя обидеть. Правда. Мне жаль, если я всё же сделал это. Но… Я подумал, знаешь о чём? Я здесь на неделю, ну… Уже немного меньше. Мой номер оплачен, а вчера нам было довольно весело. Обоим. И, надеюсь, дело не в том, что ты была пьяная. Так что… Живи у меня. Пока что. Сэкономишь деньги. А позже мы вместе вернёмся в Лос-Анджелес. Твоя мама… Она же с ума сходит, ты просто исчезла, оборвав все связи. Ты нужна ей. Она любит тебя. — Я не могу вернуться. Понимаешь? Не-мо-гу! — Не понимаю. Почему ты так думаешь? — Для неё это будет слишком тяжело. Она будет думать, что я — теперь не я. Она не примет меня такой. Я испорчена. А ходить с линзами, обманывать её я не хочу. Поэтому я и уехала. — Это всё глупости, слышишь? Я понимаю твои переживания, и уверен, что они возникли не на пустом месте, но я уверен, что всё будет куда лучше. Разумеется, она будет… В шоке. Но ты её дочь. Она невероятно сильно любит тебя и эта твоя особенность никак не изменит её материнских чувств к тебе. Понимаешь? Я стояла в ступоре, обдумывая всё сказанное. Спустя пару минут я закивала, хоть и не до конца верила в то, что говорил Элвин. Но мне так хотелось верить его словам. Хоть бы он был прав. — Ладно, — произнесла я вместе со всхлипом, вытирая с щёк солёные ручейки. — Да? Ты согласна? Мы поедем домой вместе? — Да. — Здорово. Спасибо, что ты веришь мне. Всё будет хорошо, Брит. Ты её не потеряешь. А сейчас успокойся, ладно? Иди умывайся и закажи себе что-нибудь покушать. А я схожу в твой номер, заберу вещи. Элвин натянул худи, и двинулся к выходу из номера. — Элвин! А ключ? — Я нашёл его ещё вчера, вывалился у тебя из кармана пока ты брыкалась. Кстати говоря, подсунуть мне левый номер апартаментов было подло, но весьма забавно. Номер телефона тоже фальшивый? — Никогда не придумывала порядок цифр так же быстро, как вчера, — улыбнулась, вытирая слёзы с раскрасневшихся щёк. — Вот же чертовка! Растёшь в моих глазах, Миллер, — подмигнув мне напоследок, Севилл всё же вышел из номера. На слове «Чертовка» внутри меня всё сжалось: маленькими змейками мысли оплели воспоминания о той ночи три месяца назад. Я принялась выполнять указания Элвина — умылась и заказала завтрак, который по факту был ужином, ведь на часах уже было почти пять. Итак, впереди шесть дней совместного проживания с Элвином Севиллом. А после мы вместе уедем домой. Надеюсь, я не пожалею об этом. Около получаса понадобилось Элвину чтобы забрать мои вещи и помочь разложить их в его номере. Под конец нашей совместной работы в дверь постучали — принесли еду. — Итак, — начал разговор Севилл. Неужели специально выбрал время для беседы пока мой рот набит едой? — Итак? , — повторила за ним, неспешно прожёвывая еду. — Завтра у меня матч, так что весь день тебе придётся развлекаться самостоятельно. — Не обольщайся, Элвин, я прекрасно справлюсь и без тебя. — Сделаю вид, что я тебе поверил и спрошу чем ты займёшься: да, я полностью уверен в сказанном тобой, а чем ты займёшься завтра? Я закатила глаза от его очередной самовлюбленной выходки, однако всё же улыбнулась. — А меня-я-я… Ждёт работа. Тем более, что сегодня по очевидным причинам я на неё не пришла. — Тебе, кстати, нужно уволиться. И желательно не в последний день перед отъездом. Поняла? Тяжело выдохнув, я пропела: — Та-а-ак точно, Сэ-э-эр. — Вот видишь, можешь ведь быть умницей. — То есть делать всё, что ты попросишь? Не дождёшься. Он как обычно усмехнулся: — Ну-у да, чтобы Британи Миллер делала то, что просят — вот так бессмыслица. Вечер, на удивление, прошёл достаточно спокойно. — Уже поздно, Миллер, мне рано вставать, так что давай ложиться спать. — Я не буду спать с тобой в одной кровати! , — выпалила чуть громче и эмоциональнее, чем стоило бы, но я побоялась, что сейчас он уляжется в койку вместе со мной. А Элвин лишь выгнул бровь и ухмыльнулся краешком губ: — Много на себя берёшь, леди. Я не собираюсь ложиться с тобой. — Да? , —озадачил меня… Даже не попытаешься, Элвин? Он молча кивнул, принимаясь стаскивать с кровати подушку и одно одеяло, бросая их на пол. — Ты… Здесь будешь спать? На полу? — А тебя это удивляет? — Н-нет, наверное. — Ложись в кровать, Миллер, мне рано вставать. — А чем я тебе мешаю, м? — Боги, ты не можешь без препирательств, да? Делай что хочешь, только тихо. Элвин заёрзал, поудобнее умостыриваясь, укутался в одеяло и притих. А мне спать совсем не хотелось, я ведь встала часов шесть назад. Ну вот и чем мне заняться? В голову снова ударила мысль: я ведь совсем скоро поеду домой. Так волнительно. Надеюсь, всё будет в порядке, и мама примет меня. А что я вообще ей скажу? Мне же нужно ей что-то сказать? Конечно же, нужно, меня почти четыре месяца дома не было. А если она не сможет смириться? Куда мне деваться? Опять сюда, в Нью-Йорк? Я ведь уволюсь с работы, придётся искать новую. А где мне жить? Ох, сколько вопросов. Знать бы ответ хоть на один из них. Заснуть удалось ближе к рассвету. Открыв глаза, я заметила отсутствие двух вещей: Элвина в номере и собственного бодрствования. Если бы не работа — завалилась бы спать дальше. Надо приводить себя в порядок. Поднимаюсь с кровати и иду в душ. Довольно прохладно, ведь на носу Рождество, поэтому пытаюсь согреться в горячей воде. Отлично, теперь хочется спать ещё сильнее. Вылажу, и принимаюсь одеваться: чёрные джинсы с завышенной талией и укороченный вязаный свитер с небольшим горлышком цвета жжёной умбры. На голове сооружаю высокий объёмный пучок и обуваю низкие ботинки на платформе. Выглядит весьма уютно. Забираю с комода рюкзачок с необходимыми вещами, и отправляюсь на работу. Всегда, насколько бы пунктуально я не появлялась на рабочем месте, Норман уже был там. — Иногда у меня складывается ощущение, что ты живёшь здесь. — Знаешь, у меня, порой, тоже. Мы засмеялись. С Норманом всегда было комфортно. И не только мне. Каждый, кто был знаком с ним, ощущал себя невероятно спокойно и умиротворённо. Норман — воплощение чего-то домашнего, уютного и крайне родного. — Мне будет тебя не хватать. — Как и мне тебя. И, Британи, я всё ещё не понимаю, что за срочность? Почему ты уедешь так скоро? — Скажем так, обстоятельства. И я сама ещё не до конца верю, что сделаю это. — И… Куда ты поедешь? — Домой. Наконец-то я поеду домой. После завершения рабочего дня я вернулась в номер, в котором меня встретила лишь тишина. Видимо, Элвин ещё не вернулся. Странно, я думала, он уже должен был прийти. Ну да ладно, найду чем себя занять. И пожа-а-алуй, начну с переодевания. Стаскиваю с себя джинсы, вслед за ними на кровать летит свитер. Ух, ну и холодина. Ну и куда я опять спрятала свою пижаму? Ох-х, новая Британи, как выяснилось, понятия не имеет о том, что существует в природе термин «организация». — Если ты ищешь меня — дам подсказку: я бы явно не поместился в комоде. Да твою ж мать… Серьёзно? Опять? Медленно оборачиваюсь назад. И, разумеется, сзади меня стоит Он. Весь такой довольный, с мерзкой ухмылкой и… В одном полотенце, висящем на бёдрах. — Где-то я уже видел этот сценарий, как думаешь? , — смотрит из-под лба, слегка прищурившись. Невозможно быть трезвой и рассудительной, когда он рядом почти в негляже, и вот так поедает меня взглядом. — Я тебя не видела, — почти по привычке заматываюсь в одеяло, — Знала бы, что ты здесь — не устроила бы показ нижнего белья. — Очень жаль, — дёргает краешек губы вверх и прячет карамель под ресницами. — Ты давно вернулся? — Час назад. Вроде бы. После матча решил расслабиться в ванной. Но ты, видимо, предпочитаешь меня в напряжённом состоянии. — Угомони свой тестостерон, Севилл. Я уже говорила, что больше не собираюсь спать с тобой. — Ты действительно в это веришь? Брови маленькими магнитиками свело к переносице, а губы слегка приоткрылись, выпустив из себя возмущённый стон. Почему меня всё ещё поражает его наглость и нарциссизм? Пора бы уже привыкнуть. — Севилл, иди нахрен. Закройся в ванной и дай мне переодеться. — Не смущайся, я уже давно там всё видел. — Вот именно, Элвин! Это меня и не устраивает. — Только не говори, что тебе не понравилось. Не поверю. — Гр-р! Какой же ты невыносимый! Покрепче затянув вокруг тела одеяло, подхожу к Севиллу вплотную, залепив звонкую пощёчину. Сконфуженная гримаса на его лице мгновенно сменилась привычной ухмылкой. — Знаешь, малышка Миллер, у меня дежавю. В прошлый раз после того, как ты сделала мне больно, мы делали друг другу о-о-очень приятно. Я смотрю, тебе полюбился этот сюжет? , — его лицо стремительно приблизилось к моему, от чего я судорожно вздохнула, замерев на месте. Севилл закусил губу, припечатав свой взгляд к моему. Уголок его губ дерзко и так пьяняще потянулся вверх. От этой ухмылки моё сердце пропустило пару ударов, а во рту повысилось слюноотделение. Он продолжал смотреть мне в глаза. Его руки были сцеплены между собой на груди, они меня не трогали. Но даже одного его взгляда хватало, чтобы ощущать себя так, словно эти руки давно побывали в самых интимных местах. — Говоришь, тебя это всё не устраивает? , — его лицо потянулось ещё ближе, замерев над моим ухом. Моя голова медленно, неуверенно кивнула, отвечая на его вопрос. Реакцией на это стал тихий, басовый смешок, а после горячий шёпот опалил моё ухо и щёку: — Почему мне кажется, что ты врёшь, Британи? Внизу живота всё сжалось в сладостной истоме. Неужели снова на те же грабли? Элвин немного отстранился, нарочно задевая носом пылающую щёку. Среагировав на прикосновение, кожу обдало новой волной жара, от чего по телу пустились мурашки. Меня закоробило, а Севилл остался непроницаемо стоять на расстоянии ладони от меня. Я чувствовала, как его взгляд буквально впитывается в меня. Он в открытую исследовал меня, мои реакции на его провокации и с победным восхищением признавал, что я поглощаю их. Изголодавшись, проглатываю, даже не жуя, и прошу добавки. Он понимал, что счёт всё ещё идёт за ним. Это его бой и он застал меня врасплох. — Ты не сможешь меня провести, Миллер. Я тебе нравлюсь и ты меня хочешь. Я знаю это. Если бы это было неправдой, продолжала ли бы ты смирно стоять рядом со мной сейчас? , — его руки плавно легли на мои кисти, чуть надавив на них. Повинуясь, я опускала вниз руки, и вслед за ними к полу струилось одеяло. Редкая форма мазохизма. Знаю, что это ошибка. Знаю, что пожалею. Опять пожалею. Но это всё как дурман. —Если бы это было неправдой… Позволила бы снова раздеть тебя? Он прав. Слишком хочу его. Не смогу отказать. Даже осознавая, куда это меня приведёт, повинуюсь ему, оставаясь перед ним лишь в нижнем белье. — Сомневаюсь. Это не в твоих правилах. Он вновь отстранился, разглядывая моё тело. Стоял сдержанно, однако то и дело вгрызался в губы. — Не устану говорить, как тебе идёт чёрный. Элвин приблизился, опустив руку на мои ключицы. Плавными, выверенными движениями его пальцы скользили вдоль рук, груди, живота. После поднялись по шее и продолжили двигаться по лицу, касаясь подбородка, щёк, вплетаясь в волосы, скользя по уху и застывая на губах. Слегка надавив на нижнюю, проникает большим пальцем в рот, и я рефлекторно обхватываю его губами. Выдыхает одобрительную усмешку, перетекающую в блаженный стон и на секунду прикрывает глаза. — Как же я хочу тебя, — не выдерживает, и первым сокращает дистанцию до минимума. Притягивает к себе за запястья и впивается в губы. Отвечаю на поцелуй мгновенно, с силой вжимаясь ногтями в рельефную спину. Кусает меня за губу и звонко накрывает ладонью ягодицу. — Не любишь ты быть послушной, — выдыхает в губы и жадно втягивает воздух. — Не в моих правилах, помнишь? , — ухмыляюсь, прокладывая дорожку поцелуев вдоль его шеи. Тело дрожит от вожделения, адреналина и холода, ведь я всё ещё в белье, а за окном почти Рождество. — Что такое, Миллер? Неужели замёрзла? Коротко киваю, и вновь тянусь за поцелуем. Не дав мне желаемого, Севилл опускается на корточки, и когда поднимается — я оказываюсь перекинутой через плечо. Снова. Никакого разнообразия, Элвин. Но присекаю эту мысль на корню, когда понимаю, что он не несёт меня в кровать. — Ты что удумал, Севилл? — Несу тебя греться, — придерживает мои ноги одной рукой, а вторую заносит к плечу, на котором лежу я, и трижды, в такт словам, коротко шлёпает по ягодицам. Понимаю, что он имел ввиду, когда, не спуская меня с себя, стягивает с бёдер полотенце, и становится под душ. Возвращает меня наземь, когда кафель полностью нагрет тёплой водой. — Так будет даже интереснее, —поднимаю взгляд на его лицо и замечаю довольную ухмылку, — Так на чём мы остановились? Ах да. Я хотел раздеть тебя. Впивается губами, наощупь расстёгивая бюстгальтер. Опускает руки мне на бёдра, и грубым рывком стаскивает с них чёрную, промокшую под душем ткань. — Ты же говорил, что мне идёт чёрный, — ухмыляюсь его рвению раздеть меня с такой стремительностью. — И это правда, — целует, — А знаешь, что ещё правда? , — прислоняет к стене, по-собственнически прижимая к себе всё моё тело, — Допустим, заинтриговал, — провожу кончиком языка вдоль его горла, а после, прильнув к коже, всасываю её до появления красных пятнышек. — Больше всего тебе идёт без одежды. Прижимает к себе ещё сильнее, чувствую, как он проникает в меня. Мгновенно становится жарко, взгляд затуманивается, ноги становятся ватными. Ощущаю, как реальность ускальзает с каждым новым проникновением. Чтобы не упасть, сцепляю что есть силы кисти вокруг мускулистой шеи. Двигаюсь в ритме с Севиллом, ощущая, как глаза начинают закатываться. — Нет-нет, Миллер, на меня, — сбивчасто выдыхает Элвин. Возвращаю взгляд на тёмную карамель, с трудом удерживая его прикованным. — Вот так, — толчок, — Умница. Струи воды с сильным напором летят на нас, рекошетят от тела и стекают вниз. Шумные капли смешиваются со стонами и тяжёлым дыханием. — Я сказал смотреть на меня, Британи, — слышу сквозь шум в ушах. Возвращаю обсидиан к карим глазам. Они довольно щурятся, ведь их обладатель осознаёт своё верховодство. Как же он доволен, подчиняя меня себе, ощущая власть надо мной. Стоны становятся громче, голос порой срывается на крик. Да, Элвин у меня первый. Но отсутствие опыта с другими не мешает осознать насколько он хорош. Чувствую наростающее напряжение, приближающее меня к разрядке. Мышцы начинает сводить в приятных спазмах, от чего прижимаюсь к телу Севилла насколько это возможно, и с силой вдавливаю ногти в спину. Целует в ответ, гортанно порыкивая в губы. — Что, Миллер? Неужели настолько приятно? Вместо ответа продолжаю стонать, наращивая бёдрами темп. — Я не слышу ответа. — Д-да, — выговариваю, нет, скорее мычу. Мой ответ его устроил. Севилл ухмыляется, кусая нежную кожу на шее. Опускает руку вниз. Запрокидывает ею мою ногу себе на бедро. Затем подхватывает вторую, и я оказываюсь на его руках лицом к лицу. Снова входит, и одновременно целует. Немного отодвигает, а после вновь роняет себе на бёдра. Ускоряюсь и по душевой кабинке разносятся приглушённые шлепки от столкновения тел. Ещё одно глубокое проникновение и наступает долгожданная разрядка: мышцы приятно свело, по телу потекло тепло. Когда спазмы прекратились, я застыла, обмякнув в руках Элвина. Он тихо засмеялся, оставив невесомый поцелуй на моём плече. — Если я тебя поставлю, ты не упадёшь? — Думаю, нет. Мои ноги медленно коснулись кафеля. Я как-то робко, нерешительно глянула на Севилла. Он стоял боком ко мне и был увлечён отмыванием с себя конечного продукта нашего времяпрепровождения. Но, заметив на себе мой взгляд, обернулся: — Ты в порядке? — М? Не знаю. Думаю, я давно не в порядке. Как минимум, последние месяца три. Он понимающе кивнул. — Ты хочешь поговорить об этом? — Что? Нет. Уж кому, а тебе так точно это не нужно. Элвин шумно выдохнул, укладывая назад спавшие на лицо пряди: — Миллер, я спросил «Хочешь ли ты поговорить об этом?», а не «Нужен ли мне этот разговор?». Если тебе это важно — мы можем поговорить. Он выжидающе посмотрел на меня. — Не понимаю… Зачем ты это делаешь? — Что именно? — Всё это… Милые беседы, несвойственная для тебя… — я сделала паузу, подыскивая нужное слово, —Забота что-ли… По поводу секса у меня вопросов нет — тебе просто хочется. А это всё зачем? На его лице заиграли желваки, словно я сказала что-то неприятное для него. Он мгновенно посерьёзнел, брови недовольно сползли к переносице. — Тоже хочется. Не знал, что для тебя это такая проблема. — Я… Просто не понимаю этого. — Тогда давай разберёмся, — его голос стал спокойнее. Он всё ещё говорил серьёзно, но уже без злобы или что это было. Элвин отошёл от струи воды. — Я иду в комнату. Ты со мной или ещё купаться будешь? — Да, постою ещё. Вода тёплая, а в комнате холодно и я не помню куда спрятала пижаму. — Хорошо, я найду. Грейся и не заплывай за буйки, — тон его голоса сменился на привычный озорной. Но сейчас почему-то я чувствовала в нём фальш. — Элвин? Он обернулся, застыв у двери. — Ты в порядке? На его губах лишь повисла улыбка, в которую я тоже не поверила. Он не ответил. И невозмутимо покинул ванную комнату. Так странно. На него совсем не похоже. Почему его так задел мой вопрос? Разве его вообще задевает подобное? Это же Элвин. Это он кого хочешь заденет. А сам пуленепробиваемый. Был, по крайней мере. Я всегда знала его таким. Что его изменило? Вернувшись в спальню, я заметила на бортике кровати свою пижаму. Элвин уже лежал на полу в импровизированной кровати. — Хэй, ты нашёл её! Где пряталась? — Не поверишь, в моей постели. Даже пижама смекает, что я хорош, и просится в мою койку. Лежу и думаю: почему мне легче добиться куска тряпки, чем тебя. Его тело слегка затряслось в усмешке. — И ты говоришь мне об этом после того, что у нас было в душе? Он снова усмехнулся, но как-то устало: — Н-ну да… Сделаю вид, что мне этого хватит. — Ты о чём? , — на моём лице застыла глупая улыбка. Элвин ответил немного погодя: — Я устал, Миллер, ложись спать и выключай свет. У меня завтра матч. Я спросила его ещё раз, но больше он ничего не говорил. Не осталось ничего, кроме как выполнить его просьбу. Но уснуть не получалось ещё некоторое время. *** Пять дней прошли достаточно быстро. Ещё за два дня до отъезда я уволилась с работы, но приходила туда к Норману, поскольку заняться больше мне было нечем. Элвин отсутствовал почти весь день, приходил лишь вечером после матча или изнурительных тренировок. Всё это время он вёл себя как ни в чём не бывало, но я чувствовала, что с ним что-то не так. Однако каждую мою попытку поговорить с ним об этом он присекал на корню. Времени до возвращения домой оставалось всё меньше, и, осознавая это, меня лихорадило. Элвин придумывал вместе со мной стратегию диалога с мамой, пытался меня успокоить, но я чувствовала, что сам он переживает не меньше. Каждый вечер он говорил, что всё будет хорошо, и все мои опасения — не более, чем персональные страшилки на ночь. Как же я надеюсь, что он прав. *** — Тренер Уильямс, она может поехать с нами? — Да. — И… Всё? Вы так быстро согласились? Даже не поспорите со мной? — Разумеется, нет. Севилл, ты принёс команде первое место, мы как следует надрали зад тем выскочкам, которые обскакали нас пять лет назад. У нас первое место, я порхаю от счастья, а автобус очень вместительный. Не вижу причин тебе отказать. Присвистывая, мистер Уильямс отправился к ближайшей бургерной, а Элвин удовлетворённо пожал плечами: — Я думал, будет сложнее. Сегодня я поеду домой. Меня трясёт от волнения и холода, ведь у нас всё ещё зима. Уф-ф. Скоро я буду в Калифорнии. Там тепло-о-о. — Залазь в автобус, Миллер, там теплее. Постарайся сесть в хвосте и не привлекать особо внимания, иначе поездка будет не из лёгких. Проблем не будет, не переживай. Если и будут — я всё урегулирую. Но это не значит, что тебе можно нарываться. — Элвин, по-твоему я похожа на человека, нарывающегося на проблемы? Он усмехнулся, сосканировав моё тело: — Да. Похожа. Залазь, а то в ледышку превратишься. А я тебя тащить не буду, мне лень. Улыбнувшись, я закатила глаза, но всё же зашла в автобус. Народу почти не было, все либо стояли на улице, либо в очереди за бургерами, так что я прошла к последнему ряду мест, и села у окна. Через время остальные стали подтягиваться, но, как и говорил Севилл, меня никто не трогал. Он тоже вскоре сел в автобус. Умостырился на первых рядах, что поначалу вызвало у меня негодование, но немного погодя я поняла почему он не сел со мной: Элвин — та ещё звёздочка в школьном коллективе, к нему всегда приковано внимание. Сел бы со мной — внимания бы «удостоилась» ещё и я, а мы этого избегаем, ведь меня три месяца не было в школе. Впереди два дня дороги. Всего каких-то два дня, а после я буду дома. Я наконец-то увижу маму. И мне придётся ей всё рассказать. Надеюсь, она меня не бросит. Это было бы лучшим подарком на Рождество. *** — Господи, я так волнуюсь! Двадцать седьмое декабря. В Америке всё ещё празднуют Рождество, поэтому дома в переулке похожи на пряничные: такие яркие, в мишуре. Почти на каждом крыльце висят гирлянды, рождественские венки, статуэтки Санты и прочие украшения. В детстве я обожала наряжать дом и ёлку. Мама всегда ставила виниловые пластинки со старыми новогодними песнями. Мы украшали дом, а вечером пекли печенье. С имбирём и корицей. Вы и представить не можете, как вкусно пахло на весь дом! А новогодние ночёвки с Кортни! Мы надевали невероятные новогодние пижамы и всю ночь объедались чем-то вкусным, рассказывая друг другу секреты. Сейчас я стою возле собственного дома. Он не такой, как те, что рядом. Выглядит почти как всегда. Лишь веночек из сосны на двери да пара игрушек. Мама не наряжала дом в этом году. Представить не могу, насколько ей плохо сейчас. Надеюсь, я смогу это исправить. И не сделаю ещё хуже. — Ну что? Готова? Элвин кончиками пальцев прошёлся вдоль моей спины.  — Да-а-а… Не-е-ет! Я столько раз репетировала то, что скажу ей. А сейчас в моей голове вакуум. Я понятия не имею, что мне говорить! Я вообще не уверена, что ещё помню как говорить. Ох-х, кажется, я вот-вот забуду алфавит. И вот-вот выламаю себе руки от нервов. Элвин усмехнулся, что привело меня в бешенство: — Эй! Я ведь и в правду нервничаю. — Я знаю, Британи. Всё будет в порядке, слышишь? Просто сделай это. — Ох-х… Просто-просто, нихрена не просто! Я нерешительно помялась возле крыльца, глянула на Элвина. Он одобрительно кивнул. Я занесла руку над дверью, и… — А может мы оставим ей записку? — Не-е-ет, Британи, мы так не договаривались. Стучи. — Попытка не пытка. Я вновь занесла руку над дверью, сжала пальцы в кулак. Просто постучи. Делаю небольшой разгон, чтобы звук был громче. Но как только я решаюсь постучать — дверь открывается. На пороге стоит мама. Её лицо выглядит уставшим и измученным: под глазами мешки, которых никогда не было, ведь она тщательно следит за собой, в уголках глаз скопились морщинки, а милые щёчки превратились в впалые скулы. Она похудела. На руках много ранок, видно от нервов часто царапает себя ногтями. Ногти, которые, сколько себя помню, всегда длинные, наманикюренные — стали тонкими, короткими. Они слоились и были в белых пятнышках — недостаток витаминов и стресс. Её волосы тоже стали тоньше, поблёкли. Бедная моя мама. Это всё из-за меня. — Британи? , — мама часто заморгала, в неверии смотря на меня. — Мама! Я… Я… Мама рывком соскочила с порога и кинулась обнимать меня. Её тело мгновенно стало содрагаться в рыдании, ровно так же, как и моё. Мы вцепились друг в друга, плача и совершенно неразборчиво говоря о чём-то. Мама плакала и ругалась, но обнимала ещё сильнее, обцеловывая моё лицо. Так мы простояли минут десять, не меньше. Когда мама немного успокоилась, мы втроём зашли в дом. Элвин усадил нас на диване в гостиной, а сам принялся заваривать нам чай. Он делал это на автомате, без мешканья, словно наша кухня была его. — Где ты была всё это время? Я звонила тебе и всем, кто знал тебя, но ты просто пропала, никто и понятия не имел, что ты уехала. — В Нью-Йорке. Сменила номер телефона, чтобы не было соблазна позвонить тебе и другим. Я думала, что поступаю правильно, что так будет лучше для всех. Я знала, что ты будешь волноваться, но… — Волноваться? Да я места себе не находила! — Я знаю, мам, прости. Мне правда казалось, что так было бы лучше, если бы я просто… Сбежала. — Почему же ты это сделала, малышка? Что столь ужасное произошло, что лучший выход, который ты увидела — это уйти? Внутри меня всё сжалось. Сейчас мама узнает правду. Сдавать назад поздно. Она заслуживает знать, что со мной произошло. Я быстро метнула взгляд на Элвина, сидящего в кресле напротив. Он коротко кивнул и улыбнулся. Давай, Британи, ты справишься. — Мам… Я понимаю, что то, что ты сейчас увидишь… Не обрадует тебя, но… Мне тоже пришлось с многим столкнуться, так что… Постарайся понять меня хоть немного, ладно? — Да! Да, разумеется, я постараюсь. Ты что, беременна? — Что? Нет! Нет… Этого ещё не хватало. — У меня больше нет вариантов, что могло тебя так напугать. Я тебя слушаю, малышка. Я сделала глубокий вдох. Всё будет в порядке, всё будет в порядке. Вместо зеркала включаю на телефоне фронтальную камеру, и принимаюсь вытаскивать линзы. Уже привыкла к этому процессу, так что делаю на автомате. Затрудняет всё лишь дикий мандраж. Боковым зрением замечаю, что мама не понимает, что происходит. Она пристально смотрит на мои действия, в ожидании того, что я расскажу ей. Линзы лежат у меня на ладони. Я сижу с закрытыми глазами и не решаюсь их открыть. Как же страшно. — Британи.? Я не п-понимаю, что это зна… Поворачиваюсь к маме и открываю глаза, что лишает её дара речи. Предоставляю её взору собственный, однако совершенно не тот, который она ожидала увидеть. Вместо привычной лазури, её янтарные глаза встретились с давно обуглившимися камешками. Янтарь заслоняет пелена удушающего страха. Я продолжаю смотреть на маму, сохраняю молчание. Пусть осознает, и первой сообщит о желании поговорить. Если оно всё ещё будет. Мама произносит спустя всего пару минут: — Детка, я не понимаю… Как это произошло? — Я не уверена, что сейчас хочу рассказать со всеми деталями, но… Мне так не хотелось говорить правду. Я долго боролась с ней, не признавала, но… Когда я поняла, что это действительно правда, сознаваться в ней так не хотелось. Я… Даже не обдумала своё действие, всё произошло так быстро. А… Потом произошло то, что ты видишь. Я так сожалею о том, что сделала, мам. Сейчас я бы проглотила свою гордость и сказала бы как есть, клянусь! Но это уже невозможно. Я пойму, если ты не сможешь смириться с этим, ведь так все и поступают. Просто было бы правильно, чтобы ты знала правду. Ты этого заслуживаешь. — Не смогу смириться? О чём ты говоришь? Ты же моя девочка, моя родная кровь! Я девять часов мучилась в роддоме не для того, чтобы сбежать когда произойдёт что-то подобное! Я знаю тебя лучше всех, Британи. И знаю наши отношения. Даже имея возможность лгать, ты не станешь это делать. Ты не будешь отравлять ложью наши отношения, ведь мы всю жизнь так усердно работали над ними. Я горжусь тем, что ты моя девочка, какой бы цвет глаз, волос, кожи у тебя не был. Это ничего не изменит для меня. Ты — всё ещё ты. Если кого-то это не устраивает , — мама застыла, думая, что она хочет сказать, — Пусть идут нахрен! Я заплакала и засмеялась одновременно. Мамино лицо отображало те же эмоции. Она притянула меня к себе, заключая в крепкие объятия: — Дурочка, ну как ты могла подумать, что после этого я откажусь от тебя? Ну как? , — её руки заботливо гладили меня по волосам. — Я… Я не знаю, я думала, я просто… Все же так делают, это позор для окружающих и я думала, что ты тоже так посчитаешь. Мама лишь прижала меня крепче. — Как ты нашёл её, Элвин? — Не поверите, мисс, она, словно ангел, упала с небес, прямо к моим ногам. Лицо мамы я не видела, но, готова поспорить, оно было максимально сконфуженным. *** Следующие несколько дней мама постоянно находилась рядом со мной: говорила что-то, расспрашивала о том, как я провела время в Нью-Йорке, что у меня с Элвином и как я планирую жить дальше. Она не отвернулась, и, кажется, стала любить ещё сильнее. Мы придумали план. Он заключался в том, что я вернусь в школу. Я настояла на линзах, хоть мама и говорила, что я имею право быть собой, не прячась за этим маскарадом. Мне осталось всего пол учебного года, а после меня ждёт колледж. В нём, пожалуй, я хочу быть собой. Для знакомых мы хотели придумать легенду моего отсутствия, но так ничего толкового не сообразили. Так что будем говорить, что не хотим вспоминать то, что нам пришлось пережить, и главное, что сейчас всё в порядке и я дома. *** После зимних каникул я вернулась в школу. Больше всех меня была рада видеть Кортни. И, если убрать в сторону множество изощрённых матерных выражений, можно сделать вывод, что она невероятно скучала и волновалась за меня. Ей, кстати, я рассказала правду: —Итак, ты готова? Мы с Кортни сидели в моей комнате. Сейчас она обо всём узнает. — Да говори ты уже! Чего так долго? Я родить успею, пока ты скажешь свой секретный секрет. Её манера общения всегда меня забавила. И даже сейчас, дрожа от волнения, я не удержалась от смеха. — Брит, я крайне рада, что тебе весело, но сколько мне ещё ждать? —Да-да, прости. Поочерёдно я достала из глаз линзы, и взглянула на Кортни. Её глаза раскрылись от удивления, однако и намёка на страх в них не было. Она подскочила с места, почти вплотную припав к моему лицу. — Охренеть можно! , — завопила она на весь дом, вглядываясь в мои радужки. — Серьёзно, Кортни? Тебя это не пугает? — Что? Не-е-ет! Ты, блин, словно из ужастика сбежала. Кайф! Слушай, ты прям солиднее выглядишь, чёрный добавляет тебе баллы имиджа. А если со стрелками — ммм… Конфетка, а не девочка. Я в открытую рассмеялась: —Ты серьёзно? Неужели тебя совсем это не смущает? — Меня смущает лишь то, что такая секси девочка до сих пор девственница. А эти твои мелочи мне вообще до лампочки. — Кортни Тейлор, официально заявляю, ты — напрочь отбитая. Мы громко засмеялись. Кортни повалила меня на кровать, и мы смеялись, крепко обнимая друг друга. — Да… Кортни, а на счёт девственницы… Её тело моментально напряглось, и, кажется, она перестала дышать. — Да ладно?! , — фальцетом выкрикнула она, тут же зажав рот ладонью, — Хвастайся, кого ты там в своём Нью-Йорке охмурила? — Во-первых, я больше склоняюсь к тому, что охмурили меня, а не наоборот. А во-вторых, это было здесь. — Да ладно?! Я его знаю? — Ох-х, да его много, кто знает. От нетерпения Кортни заёрзала на кровати, не скрывая улыбки такой ширины, какая только была возможна с физической точки зрения. — Британи Миллер, не томи же меня, кому так повезло с моей девочкой?! — Элвин Севилл, — произношу на выдохе и с максимальной скоростью. Вижу как Кортни обрабатывает информацию, и, усвоив сказанное мной, она начинает визжать, смеяться и дёргаться в истерике, распластавшись вдоль всей кровати. — Элвин Севилл?! — Да тише ты, дурочка! — Я в шоке! — Кортни! — Ну и замахнулась ты, конечно, уважаю. — Замолчи, Тейлор! Я маме ещё не рассказывала. — Почему-у-у? Я сейчас расскажу! Сандра-а-а! — Кортни! Спустя мгновение в комнату забежала мама: — Девочки? У вас всё хорошо? — Аху, — Кортни не договорила, так как я закрыла ей рот рукой. — Мам, у нас всё хорошо, я позже тебе расскажу, ладно? — Как скажешь, милая, — мама без вопросов покинула комнату, а Кортни продолжила визжать от услышанного. Когда её попустило, она потребовала максимальных подробностей. Говорить о подобном было крайне неловко, так что мой рассказ был сжат до приличия, что для Кортни было отвратительно-скучным. — Ничего, — выдохнула она, — Я научу тебя рассказывать как надо. Твой рот затыкаться не будет. Разве что только Э-э-элвин сможет заставить тебя замолчать. — Кортни, прекрати! — Или нет! Вы будете кричать вместе! После этой фразы, она достаточно громко стала демонстрировать стоны, от чего меня словно током ударило. Заткнув ей рот подушкой, я всё-таки убедила её вести себя немного сдержаннее. *** Жизнь возвращалась в своё русло, а время текло так быстро, что я и заметить не успела, как учебный год подошёл к концу. До выпускного вечера оставались считанные дни. И они пролетели так же быстро. *** — Поверить не могу, что это уже происходит. Сегодня — выпускной вечер. Мы больше не школьники! Представляешь, Кортни? — Я давно перестала чувствовать себя школьницей, так что ещё как представляю. К своим почти восемнадцати годам я так и не научилась краситься адекватно, поэтому сейчас мне помогала Кортни, уже двадцать минут порхавшая надо мной. — Что у вас с Севиллом, я так и не поняла? Вы мутите или у вас свободные отношения? — У нас отсутствие отношений, Кортни. Он мне нравится, но я для него — очередная, как он там говорил, пустая лампочка. — Вот же гонд… — Спокойней, Тейлор. Всё в порядке. Я как-нибудь переживу всё это. А как в колледж перееду, так вообще о нём забуду! Поселюсь в общежитии, и от Элвина Севилла в моей жизни не останется и следа. — Ты будто себя убедить пытаешься, а не меня. — Вполне возможно так и есть. — Чудная ты, Миллер. Завершив последние штрихи, Кортни сообщила, что она закончила творить. Теперь я была полностью готова: чёрное обтягивающее платье до колен с открытыми плечами и длинным рукавом, нюдовый макияж, длинные стрелки, высокий хвост с небольшими прядками у лица и чёрные туфли на каблуке (на удивление, удобные). Кортни с восторгом оглядела меня и заявила, что будь она парнем — от меня бы уже ничего не осталось. Что ж. Сочту за комплимент. Такси довезло нас до школы как раз к нужному времени. Внутри было много декора, фотозон, а так же танцпол и столик с внушающим количеством выпивки и закусок. Последнее заинтересовало меня больше всего, поэтому я подошла к столику, с любопытством разглядывая ассортимент. — Мне нравится когда ты пьяная, но постарайся запомнить этот вечер. Медленно оборачиваюсь, и встречаюсь глазами с Севиллом. Мой взгляд скользит вдоль его тела, и чем больше я на него смотрю, тем сильнее захлёбываюсь в собственной слюне: белая рубашка с чёрным галстуком, чуть расслабленным у основания, чёрные брюки и пиджак, поверх которого накинуто лёгкое пальто. На кисти швейцарские часы, а на ногах идеально начищенные туфли. — Леди, — он немного опускает корпус в поклоне, — Должен сказать, выглядишь обворожительно. — Ты и такие прилагательные знаешь? Элвин, как обычно, усмехнулся в ответ на мою колкость. — Хочу потанцевать с тобой прежде, чем твоя память покинет тебя под действием алкоголя. — Эй! Это было всего раз. — А до этого ты особо и не пила. Севилл оплёл пальцами мою ладонь, и вывел куда-то к краю танцпола. — Прежде чем танцевать, нужно пригласить на танец, и получить одобрение. — Я его получил, — коротко и сдержанно раздался над ухом басс, когда Элвин уверенно и неспешно вёл меня в танце. — Я ведь и слова не сказала! — Я получил одобрение от самого себя. Мне этого достаточно, чтобы начать действовать. — А если я не хочу танцевать с тобой? — Хочешь. — Откуда такая уверенность? — Ты уже танцуешь со мной. Если бы не хотела — залепила пощёчину и гордо ушла бы к фуршетному столику. — Аргумент. Тихо усмехнулся. Чувствую, как его ладонь, лежащая на моей талии, притянула меня к нему чуть ближе положенного для танца расстояния. — Когда же ты прекратишь играть со мной, Элвин? — О чём ты? — Каждый раз, когда я пытаюсь перестать думать о тебе, ты делаешь всё возможное, чтобы я снова думала о тебе. — Да. — Тебе не приходило в голову, что мне плохо от твоих издевательств? — Теперь проявление внимания так называется? — Севилл, внимание проявляют в том случае, когда это обоюдно. Когда у внимания есть продолжение. И когда к этому стремятся оба, а не один. — Я знаю. — Послушай, Элвин, это правда не смешно. — Я говорю с тобой абсолютно серьёзно. — Знаешь, я устала от того, что между нами происходит. Я в который раз пытаюсь донести до тебя, что я не очередная твоя лампочка. Неужели ты не слышишь меня? Он остановился, но не отпустил меня, и не отстранился. Его губы медленно потянулись к моему уху: — Я слышу. И потому пытаюсь сказать, что нашёл в тебе Солнце. — Ч-что? Ты о чём? — Миллер, я не умею говорить все эти нежности, так что пылких речей от меня не жди. Ты итак понимаешь, что я хочу сказать тебе. Он слегка отстранился. Лишь так, чтобы видеть меня. — Я… Просто не совсем уверена, точно ли корректно понимаю твои слова. — Да. Кажется, в этот момент я перестала дышать. Я ему нравлюсь. Я ему нравлюсь? Чёрт возьми, я ему нравлюсь! Но почему у него такое серьёзное лицо? Неужели его расстраивает факт нашей обоюдной влюблённости? — Ты выглядишь не особо… Радостным. Тебя это всё не радует? — Я… Волнуюсь. — Что? , — с моих губ слетела усмешка, — Ты не шутишь? — Британи, я впервые за всю жизнь делаю заявление о чувствах. Что я, по-твоему, должен испытывать? — Но… Ты же знаешь, что небезразличен мне. — Знаю. — Тогда почему волнуешься? — Момент такой. — Знаешь, ты немного… — Я очень ценю твою болтовню, Миллер, но это немного подождёт. Он стремительно приближает лицо к моему, и накрывает мои губы своими. Несколько мгновений у меня ступор, а после я расслабляюсь, и целую его в ответ. Впервые за всё время, что знаю Элвина, чувствую в его касаниях что-то более глубокое, чем страсть и животные инстинкты. Это так непривычно. Но очень приятно. — Мы теперь пара? , — поднимаю на него вопросительный взгляд, когда он плавно кружит со мной под медляк. — А тебе бы хотелось этого? — Ну, если ты обещаешь быть чуть менее невыносимым, заносчивым и наглым, то я подумаю над твоим предложением. — Что ж, я передам в центр управления твои правки, и мы посмотрим, что сможем с этим сделать. — Ну вот как ты можешь быть таким? — Каким? — Вот таким. Мне хочется придушить тебя и одновременно с этим состариться вместе и умереть в один день. — Давай не будем говорить о смерти ещё хотя бы лет восемьдесят? — Ладно. Поставлю будильник на эту же дату и время через восемьдесят лет. Элвин засмеялся, притянув к себе на максимум, и чмокнув в макушку. — Если честно, я всё ещё не понимаю немного… Почему я? — С тобой я чувствую себя так, как не чувствовал себя ни с одной девушкой. Я думал, что это пройдёт после того, как мы переспим. Но не прошло. Когда ты уехала… Миллер, я напомню, что всё ещё не умею говорить как актёр из мелодрамы, так что… Мне просто было херово. И я не понимал почему я всё это чувствую. Начал копаться в себе, и пришёл к выводу, что что-то чувствую. Что-то другое, непривычное для меня. Не был уверен, что это та самая безграничная любовь, о которой все треплются, но явно понимал, что ничего подобного прежде не испытывал. А когда увидел тебя в Нью-Йорке… Понял, что больше не хочу терять. Ты в тот вечер напилась и пришла ко мне под номер, — он усмехнулся, вспомнив события того вечера, — Мы с тобой побеседовали немного, и я понял, что твои чувства ко мне ещё не пропали. Значит, у меня был шанс. Я немного намекал тебе о том, что чувствую, но ты каждый раз думала, что я играюсь. Мне надоело играть, Британи. Я хочу, чтобы всё было по настоящему. Так что… Моё Солнце наконец-то рядом со мной. — Да уж. Из меня выйдет превосходное Солнце, — я немного засмеялась. — Почему ты не уверена в этом? — Элвин, у меня всё ещё чёрные глаза. Неужели ты не боишься строить со мной отношения? — Нет. Я в тебе уверен. — Точно? Ты не пожалеешь об этом? — Спроси меня об этом завтра. — А что будет завтра? — А завтра я отвечу тебе: «Спроси меня об этом завтра». — Значит… Мы вместе? — Да, Миллер. Как за такой короткий промежуток времени из тебя извергается столько вопросов? — Спроси меня об этом завтра. Элвин засмеялся, оценив сказанное мной. — Зна-а-ачит, — протянула я, — Я буду твоим Солнцем. Светить, конечно, у меня особо не получится, но… — Почему это? — Чёрный цвет не особо яркий, если ты не заметил. — Разве? А по-моему он светит даже ярче, чем Солнце. — Ярче? И насколько же? — Как сто! Нет, как тысяча! — Тысяча Солнц? Это очень ярко. — Вот видишь, а ты сомневалась. Рядом с тобой — только в солнцезащитных очках и ходить. — Ну да, ну да, — удовлетворившись ответом, я опустила голову на его грудь, а он в ответ положил подбородок на мою макушку. — Я люблю тебя, — послышался тихий шёпот над моей головой, — Мой маленький Мрак, сияющий тысячей Солнц.