Люби меня

За последний год их отношения стали совсем уж странными. И Усопп больше не понимает, кто они друг другу. Друзья? Так ведь друзья не зажимаются по темным углам при любом удобном случае, не целуются так страстно и, да, друзья не занимаются жарким сексом в туалетных кабинках перед концертами. Друзья не смотрят друг на друга с таким желанием. Они уже не друзья, но все еще не любовники. Иначе Санджи бы перестал таскать девушек к себе в номер. Усопп честно пытался не забивать себе голову этим всем. Он думал, что для него будет достаточно, если Винсмоук хотя бы иногда будет дарить ему всего себя. И по началу так и было, его все устраивало, он правда был не против. Но тогда он не знал, как сильно эта неопределенность будет его выматывать. За целый год этих непонятных отношений Усопп исчерпал свой лимит. Нервы сдали. С него хватит. Как бы сильно он не любил этого придурка, как бы не таял от этих касаний, губ и ласковых взглядов, он больше не будет трепать себе нервы. Парень правда устал. Ему надоело делать вид, что ничего не происходит, надоело врать, что ему совсем не больно, когда он видит на чужом теле новые засосы, оставленные не им. Ему надоело притворяться, будто ему плевать. Именно поэтому прямо сейчас басист стоит напротив двери их общей гримерки и уже двадцать минут не может заставить себя войти. Вдох-выдох. «Давай, Усопп, шагай!» — мысленно приказывает он себе, но тело по-прежнему не слушается. Наверное, он стоял бы так еще минут двадцать, если бы дверь не открылась, почти ударив удивленного парня по носу. — Простите, — смущенно улыбнулась неизвестная Усоппу шатенка и быстро прошмыгнула в коридор, почти сразу же скрываясь за другой дверью. Удивительно, но сердце уже почти не болит. Только вот неизвестно, хорошо это или плохо… — Серьезно, Санджи? — басист тяжело вздыхает. Боевой настрой исчез вслед за кудрявой красавицей. — Вы бы хоть дверь заперли, — он проходит внутрь, закрывая за собой дверь, и плюхается на стул, прямо напротив друга. На диван садиться как-то не хотелось. Санджи расслабленно и чересчур уж довольно улыбается и натягивает на себя футболку, полностью игнорируя направленный на него осуждающий взгляд. — Никто же не зашел, — беззаботно отвечает ударник и так по-детски невинно улыбается, что Усоппу хочется ударить его, заехать кулаком прямо по этому красивому лицу, стереть это выражение с его лица. Как этот человек за секунду из безудержной «секс-машины» превращается в настоящего ребенка? — Тебе просто повезло, что вас увидел я, а не Зоро, — хмыкает он и отводит взгляд, утыкается в телефон. Парень думал, что он будет злиться. Думал, внутри будет кипеть ярость, а по венам потечет обжигающая лава. Это бы помогло начать диалог и расставить все точки над «и». Но вместо этого он чувствует только холодную пустоту и страх. Если он потребует ответа, Санджи наверняка просто пошлет его. И тогда Усопп не только не получит даже капли той любви и ласки, что получал раньше, но еще и не сможет общаться с ним просто как с другом. У них обоих дерьмовый характер и не рассориться в хлам во время разговора они не смогут. И тогда пострадают не только они вдвоем. Потому что ребята обязательно все поймут и, хотят они того или нет, им бы пришлось выбирать сторону. А такое разделение явно не пойдет на пользу их музыке. — Ты, конечно, очень милый, когда хмуришься, — начал Санджи спустя какое-то время, — Но, может, все же расскажешь, что с тобой происходит? И не думай отнекиваться, я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Поверь, я в состоянии разглядеть, когда с тобой что-то не так. Тебя твои большущие грустные глаза выдают! Усопп почти рассмеялся. Грустно так, со всей той болью, что копилась в нем на протяжении нескольких месяцев. Что-то Винсмоука не особо заботили его «грустные глаза», когда он вдалбливался в него вчера прямо в туалете самолета. Или когда он у всех на глазах глубоко поцеловал фанатку прямо на сцене, когда уходил с репетиций ради очередной ночи с какой-то девушкой, когда с хвастливой улыбкой показывал ему откровенные фотки, где Санджи кувыркался аж с двумя. Парню было плевать и Усоппу искренне интересно, что это он вдруг решил поговорить о его «грустных глазах». А вот и та самая злость, бурлящая и обжигающая. Теперь-то он сможет высказаться. Осталось только открыть рот и слова сами бы полились, разрушающим потоком снося все, что они построили за эти семь лет дружбы. Давай, Усопп, просто начни. Но рот почему-то не открывался, слова не текли, а в голове мелькали цветным калейдоскопом счастливые моменты, проведенные вместе. Первая встреча, совместные завтраки, походы в музыкальный магазин, первый концерт, первый поцелуй, короткие объятья, счастливые улыбки, сияющие глаза. Как он будет жить без всего этого? Без дружеских перепалок, без теплых вечеров, без крышесносных поцелуев и нежных касаний. Как он будет жить без Санджи? Басист молчит, а Винсмоук его не торопит. Дает время подумать и собраться с мыслями. И смотрит как-то совсем уж грустно, будто бы знает, о чем друг думает. От этого взгляда становится невыносимо. Усопп хотел во всем разобраться. Хотел узнать ответ на вопрос, который он никогда не задаст вслух. Уже нет. Потому что он смотрит в прекрасные глаза напротив и не видит в них то, чего хотел. В глазах Санджи — целая вселенная, мириады звезд и теплых чувств. В его глазах полно заботы, нежности и любви. Вот только это совсем другое, не так как у самого Усоппа. От этого дыра в груди становится только больше. — Я устал, — говорит тихо Усопп и ударник кивает. Винсмоук понял, о чем он, и это не может не вызвать улыбку. Санджи и вправду всегда понимал его. Правда легче от этого не становится. Усоппу хочется плакать, ему кажется, что стены тесной гримерной сдавливают его, у него кружится голова и плывет перед глазами. Единственное, что держит его от срыва — золото волос и печальная улыбка на любимых губах. — Я по другому не могу, — виновато шепчет Санджи. Басист кивает и ощущает, как колючие шипы розы вот-вот проломят ему грудную клетку. Он почти чувствует, как сердце начинает кровоточить. Пришлось на пару секунд прикрыть глаза, чтобы не дать другу увидеть в них то, что тот видеть не должен. Иначе к общей палитре негативных эмоций прибавится еще и чувство вины за то, что Винсмоук расстроится. Усоппу хочется спросить, был ли у него шанс. Но ответ слишком очевиден. Парень горько улыбается и сжимает в руке телефон, сдерживая желание запустить его в стену, разбить к чертям. Однако сейчас не время впадать в безумие. Может быть позже. Интересно, Луффи сильно удивится, если он во время концерта разъебет в хлам свою гитару? Ха, Нами бы после такого точно убила бы его. — Хэй, — Усопп настолько был увлечен своими мыслями, что не заметил, как Санджи подошел и присел возле него на корточки. Как и не заметил то, как сильно его руки тряслись до момента, пока ударник нежно, но уверенно сжал его руки в своих руках. — Но я не хочу ничего менять между нами. Парень смотрит, как Винсмоук подносит его руку к своим губам и мягко целует каждый палец. Усопп хочет поменять. Он хочет изменить вообще все. Он мечтает вернуться в прошлое и выбить из пятнадцатилетнего себя всю эту хрень, мечтает никогда не встречаться с Санджи, мечтает навсегда забыть о своих чувствах. Потому что сейчас ему невыносимо больно, но сделать с этим он ничего не может. Усопп даже не может вырвать руку из чужих пальцев, не может встать и сбежать от этих касаний. Не может, потому что не хочет. Потому что Санджи как наркотик. Ты знаешь, что рано или поздно это убьет тебя, но все равно не можешь отказаться от очередной дозы. Усопп уже чувствует, как этот яд течет в нем, как он почти дошел до самого сердца. Но сделать с этим он ничего не может. Санджи целует его, аккуратно, нежно и невероятно сладко, и парень отвечает, цепляется за чужую футболку, вплетает длинные пальцы в светлые волосы, сам углубляет поцелуй. Усопп тонет в собственных чувствах, захлебывается и ощущает, как его легкие горят, но не разрывает поцелуй, не перестает цепляться. И мечтает, чтобы этот яд как можно быстрее уничтожил его.