Стены панельных многоэтажек окрашивает своим малиновым светом закатное солнце; ветер путается в зелёных кронах деревьев, а облака медленно плывут по небу, стремясь покинуть хмуреющий к осени Питер. Конец августа. В воздухе ощущается это преддверие Дня знаний, чувствуется лёгкая прохлада начала осени.
Попов поправил челку и вскинул взгляд к солнцу, щурясь от его лучей. Солнцезащитные очки не помогают скрыть глаза от ярких лучей, а летняя футболка спасает от ещё не спавшей жары. Арсений нервно облизывает губы и прикрывает глаза, когда ветер начинает путаться в волосах и обдавать кожу своей прохладой.
— Завтра поезд, — брюнет закусывает губу и сжимает кулаки, слушая Антона. — Мать сказала, что билеты уже куплены и университет принял документы, — Шаст кончиком языка бегло облизывает обветренные губы и смотрит на парня, сидящего рядом на лавке. — Я… Она сказала, что мое поступление туда даже не обсуждается, — парень хрустит суставами пальцев рук и поправляет браслеты. Волнуется. — Ты же знаешь, я бы сам туда не согласился поступить, но мать… она свято верит, что мое будущее в экономическом.
Арсений медленно кивает, разжимая кулаки. Все он знает и прекрасно понимает — учеба, родители, ответственность… Сам бы рванул вместе с Шастом в Москву, да только мать твердит, что незачем ему в столицу, что его будущее в сером и хмуром дядюшке-Питере. У него грандиозное будущее актера.
Брюнет снимает очки, запрокинув голову на спинку лавки и наблюдая за плывущими по небу облаками. Все он знает, но в груди болит от одной мысли, что именно это лето последнее, что все обещания о том, что Антон будет верен, не бросит, вернётся, — пустые и бессмысленные. Там, в Москве, у Антона начнется другая жизнь — другие люди, друзья, окружение, другие интересы. Он забудет об Арсении спустя два месяца и даже не вспомнит, когда будет трахать кого-то. Все Попов понимает — он уже давно не маленький мальчик, ждущий письмо из Хогвартса на Новый год.
— Арс… — Шаст кладет свою ладонь поверх чужой, вызывая грустную улыбку у брюнета.
— Поцелуй меня, — одними губами шепчет Попов, скосив взгляд на Антона.
— Но… — Антон хотел уже возразить, что двор не самое лучшее место, но, заглянув в грустные мутно-голубые глаза, не смог отказать. — Ладно… Иди сюда, — он резко потянул Арсения к себе за талию и припал к губам.
Поцелуй выходил горьким из-за грусти, что охватила обоих парней, из-за скорой разлуки… Арсений цеплялся за плечи шатена, боясь, что парень в любой момент может встать и уйти. Арс просто боялся расставания, которое было неизбежным. Ему казалось, что он так мало времени провел с Шастом, так мало сделал и сказал. Даже глупые мысли о том, что это он виноват в переезде шатена, назойливо лезли в голову.
Отстранившись, брюнет кладет свою голову на чужое плечо и прикрывает глаза. Завтра он останется в этом хмуром и сером Питере, а Антон улетит в Москву. Они разъедутся в разные столицы, возможно, даже забудут друг друга, но брюнет не хочет такого исхода. Арс резко поднимает голову от вылетевшей безумной мысли, и тут же выпаливает её:
— Давай сбежим? Давай сбежим ночью! Встретимся на площади! Давай!
— Арс, это плохая идея. У нас не получится, — пессимистично сказал Шастун, опустив голову.
— Нужно хотя бы попробовать! Я уверен, что мы сможем! Приедем на площадь, встретимся. У тебя есть права, у меня — дарственная на дедушкину машину. Я ему все расскажу. Он поймёт. Он даст машину. Мы уедем отсюда куда-нибудь… в село! У нас есть заброшенный года два назад дом за городом в глуши, прямо в лесу. Охотничий домик! Родители и представить не могут, что я туда сбегу! Давай!
Идея казалась безумной и невыполнимой, но уверенность брюнета, его вера в хороший исход вселили и веру в Антона. Парень махнул рукой, улыбнувшись, и притянул брюнета к себе, крепко обнимая. Они всё смогут. Они сделают это вместе.
В этот же вечер, как только парни разошлись по своим домам, Арсений позвонил дедушке. Этот старик всегда любил своего внука, всегда понимал и поддерживал, и Попов был уверен, что и сейчас дедушка его поймёт и поможет.
— …нам срочно нужна машина, мы хотим убежать. Вместе. Антон тоже готов, я уверен в нём! — закончил свой рассказ брюнет и с замиранием сердца ждал вердикт дедушки.
— Я почти ничего не понял из твоего словесного поноса, но я готов помочь тебе и твоему другу. Надеюсь, что потом мне не влетит от твоих родителей! — сказал мужчина и прервался, будто бы обдумывал что-то. — Вы же не просто друзья с этим Антоном?
— Да, — слушая, как бешено колотится сердце от страха, выпалил Арсений и зажмурился.
— Я так и знал, что ты весь в меня! — хрипло засмеявшись в трубку, воскликнул дед. — Я уверен, что у вас всё получится! Пусть хотя бы тебе что-то перепадёт в этой жизни.
Дедушка положил трубку, а Попов долго пытался переварить фразу дедушки о том, что Арсений весь в него. Но отбросив все свои мысли, парень побежал за сумкой, куда быстро скидывал самые нужные вещи. В кармане ветровки, что была на нём надета, лежала пятитысячная купюра, которую Арсений приберег на черный день. Там же лежала и родительская карточка, на которой было достаточно, чтобы прожить месяц в глуши.
Когда все вещи были в сумке, а на ногах были надеты черные кеды, Арсений прокрался в прихожую. Там он щёлкнул замком на двери, стараясь сделать это тихо, и быстро выскочил за дверь, которую тут же захлопнул. Ноги были ватными от волнения и лёгкого страха, но это не мешало им быстро вынести своего хозяина за пределы дома, а там уже и донести до остановки. Переводя дыхание после бега, Попов судорожно бегал глазами по редким машинам, пытаясь вычислить нужную маршрутку. Она приехала быстро, и Арсений, пытаясь отогнать навязчивые мысли о том, что его кто-то преследует, вскочил в газель и сел в самом конце. Минут десять, и он уже будет на площади. Совсем немного. Но такое ощущение, будто бы ему ехать не десять минут, а все сорок. Руки слегка подрагивали, сердце заходилось в быстром ритме, а дыхание то и дело срывалось. Было до мурашек страшно. Но Арсений мужественно сжимал челюсти, отчего желваки ходили ходуном по кожей.
Вот за окном мелькает знакомая остановка перед той, на которой нужно выйти парню, и волнение с новой силой захлёстывает брюнета. А что, если Антон не придёт? Вдруг он предаст его в самый последний момент? «Нет, в Антоне я уверен на все сто процентов, он не сделает так, » — успокаивал себя Арс. Маршрутка остановилась на нужной остановке, и Попов пулей выскочил из салона, тут же устремляясь к лавочкам у фонтана. Сев на одну из них, Попов уставился в одну точку, обдумывая всё, что сегодня натворил. Сбежал из дома с другим парнем, которого любит.
Телефон в руках молчал, а брюнет, кажется, сидел на этой лавочке около журчащей воды уже целую вечность. Антон не писал, не звонил, а время уже неумолимо достигло 1:30. Теперь ранняя сила волнения парня достигла своего пика, и Арсений нервно задёргал ногой, смотря по сторонам, пытаясь кого-то высмотреть в жёлтом свете фонарей. Никого не было. Тишина будто бы закладывала уши.
Арс ходил возле лавочки кругами. Садился на неё, потом, спустя несколько секунд, снова вставал и снова наворачивал круги. В груди что-то клокотало, болезненно тянуло от страха и волнения, и на глаза невольно наворачивались слезы. Антон не приедет. Арсений, вспомнив о том, что у него есть телефон, набрал выученный наизусть номер. Минуты две шли одинокие гудки. Трубку не брали. Заламывая руки, парень снова набирал номер и так каждый раз. Никто не поднимал трубки, и, судорожно вдохнув, Арс в последний раз позвонил Антону.
—
Абонент вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже, — Попов отдернул телефон от уха. Сердце будто бы остановилось, и лёгкие перестали качать воздух. Всё вокруг будто погасло, и Арс понял, что Антон уже не придет.
— Чёрт, — тихо выдыхает парень, сжимая губы в тонкую линию.
Взяв с лавки свою сумку с вещами, опустив низко голову и давя желание зарыдать в голос, Попов медленным шагом направился обратно к остановке. Хотелось рвать на голове волосы и рыдать так громко, чтобы уши заложило. Хотелось упасть на асфальт, свернуться калачиком и просто рыдать, громко воя при этом. Сердце жгло, тянуло,
оно болело.В глазах все скапливались солёные слезы, но Арсений с упорством вытирал их, не давая катиться по щекам. Брюнет решил, что завтра утром он придет на вокзал, с которого отправляется поезд Шастуна. Он уверен, что парня просто не пустили родители. Что он просто не успел сбежать. Но завтра они смогут сбежать прямо из вокзала! Арсений в это верит так же, как в любовь Антона к себе.
***
На небе то и дело проплывали серые тяжелые облака, но солнце все равно нещадно слепило и нагревало все поверхности. Из-за жары в толпе было душно. Брюнет, стоя в голубой худи, засунув руки в карманы, выискивал знакомый силуэт. Толпа жужжала, гудела и всё время куда-то двигалась. Кто-то громко разговаривал по телефону, кто-то громко смеялся, запрокинув голову назад, кто-то же плакал. Всё это смешивалось в одну сплошную какофонию из звуков, что раздражало Арсения, и его тревожность набирала обороты. Попов пытался как-то абстрагироваться от всего шума вокруг, но у него это получалось плохо. Настолько плохо, что даже наушники не помогали.
Он стоял на вокзале минут тридцать, нервно жуя жвачку со вкусом ментола. Хотелось пить, но брюнет уперто бегал глазами по макушкам людей, выискивая одну единственную, которую он ни с какой другой не спутает. Постояв ещё немного, Арсений уже хотел уйти, но вовремя увидел знакомую копну пшеничных волос, ровную спину в чуть свободной белой футболке.
Арс, сорвавшись с места, быстрым шагом направился к Шасту. Брюнет был уверен что это он, но с недавних пор Попов начал сомневаться в своей интуиции. Пытаясь не толкать идущих плотным стадом людей, парень наконец протиснулся к стоящему возле поезда Антону. Аккуратно тронув высокое плечо, Арсений задерживает дыхание, сдерживая желание кинуться на шею шатена.
***
На душе будто кошки скреблись, раздирая всё в кровь. Антон чувствовал себя последним подонком, дав ложную надежду Арсению. Но он правда хотел бы с ним сбежать! Далеко-далеко, где они могли бы быть собой и не бояться осуждающих и наполненных ненавистью взглядов. Парень хотел бы убежать туда, где до них никому не будет дела. Но судьба распоряжается иначе, поэтому Антон вытаскивает ручку чемодана и выкатывает его в коридор, ставя в прихожей. Родители о чем-то разговаривают в гостиной. Наверное, обсуждают, что будут сегодня делать после того, как отвезут сына на вокзал и посадят его на поезд.
Шаст хотел просто лечь, закрыть глаза и больше ничего не чувствовать и не видеть. Ему больно от ночных звонков Арсения. Тот так упорно названивал ему, пока мама не взяла и не отключила телефон. Антон готов поклясться, что заставил Арсения плакать. Ведь он такой эмоциональный, чувствительный и вспыльчивый. Его так легко обидеть. Шаст вытирает взмокшие ладони об узкие джинсы и проводит чуть влажными ладонями по лицу, отгоняя плохие мысли. В груди противно болит, и хочется избавиться от этой боли, вырвав сердце.
Будь у Антона возможность, он бы обязательно позвонил Арсу, рассказал всё, объяснил. Рассказал бы ему, что не успел, что родители спрятали ключи. Они как-то догадались, либо же узнали, что он собирается сбежать. Теперь в его комнате валяется на полу несколько обрывков листков из-за его ночной тихой истерики. Тетрадь по любимой информатике была порвана беспощадно и безжалостно. Слёзы стояли в глазах, но так и не смогли покинуть пределы нижнего века. А так хотелось закричать, взвыть, вытирая ладонями слёзы! Так хотелось всё это выплеснуть, облегчить, унять боль в груди, перестать задыхаться. Но вместо этого парень, сжимая губы и смотря перед собой невидящим взглядом, медленно рвал листы тетради в клетку.
Прикрыв на миг глаза, Антон выдыхает, будто бы пытается сбросить тяжёлый груз с плеч, и возвращается в комнату, чтобы переодеть домашние вещи. Через пятнадцать минут они должны выехать на вокзал. Потом парень ещё час будет трястись в поезде в Москву, где его встретит его новая жизнь студента первого курса. Там начнётся его новая жизнь, в которой вряд ли уже когда-то появится Арсений, но Шастун уверен, что всю свою оставшуюся жизнь он будет хранить в своем сердце этого человека и любовь к нему.
На вокзал они приехали за тридцать минут до отъезда поезда и, пробравшись сквозь толпу людей, они прошли на перрон, где людей было не меньше. Было очень жарко, и Антон всеми силами старался не сжариться под солнцем. В груди трепыхалось волнение, парень знал, что Попов должен приехать на вокзал. Он бы по-другому не смог, не в его силах сопротивляться своим чувствам и эмоциям. Не наговорил бы он чего лишнего, — думает Антон, нервно оглядываясь и ища Арсения глазами.
Когда его плеча аккуратно коснулся кто-то, Шаст был уверен, что это
он. Никто из его знакомых не делает такой жест с нежностью. Никто не сможет сделать это так, как делает это Арсений. Потому что таких, как Попов, больше нет. Он уникальный, и Антон знает, что он теряет такое сокровище.
Повернувшись, Антон забывает вдохнуть. У Арсения синяки под глазами, глаза красные, заплаканные, дышит он ртом из-за заложенного носа и нервно дёргает плечом, опуская взгляд. Антон не может сдержать себя и заключает его в крепкие объятия, прижимая к себе с такой силой, что кажется, что ребра Арсения начнут трескаться.
Попову тоже так кажется, потому что сердце слишком быстро бьётся о грудную клетку, слишком больно. Ему кажется, что его рвёт на две части.
Уткнувшись носом Шасту в ямочку между ключицами, Арсений судорожно и глубоко вдыхает, закрыв глаза. Антон же с наслаждением втягивает родной запах любимого шампуня Арса с апельсиновым ароматом. Всё было как будто в самой дешёвой мелодраме, где время вокруг героев остановилось и всё окружающее исчезло. Гул толпы в раз утих, и Антон слышал лишь биение их сердец и дыхание. Но всё вмиг снова зашумело, отмерло, когда Арсений медленно отстранился, втыкая острый, как штык, взгляд в Антона.
Попов многое хотел сказать, сделать, но он нашел в себе силы лишь на то, чтобы смотреть в зелёные глаза, в которых было трудно что-то прочитать. Арс хотел ударить Антона, хотел кричать, рвать на себе волосы и крушить всё вокруг, а потом просто утащить Шастуна за собой, крепко переплетая с ним пальцы. Он бы хотел найти в себе смелость взять Антона и унести, как паук тащит бедную муху в свое логово.
— Бежим? — шепотом спросил брюнет, с надеждой задерживая дыхание.
— Не могу, — вторит ему Шаст, начиная крутить браслеты на руках, низко опустив голову. — Ты же знаешь, поздно уже что-то делать… они посадят меня на поезд, и только когда он тронется, они уедут. Ты же знаешь…
— Конечно знаю, — выдохнул тяжело Попов. — И я понимаю… — он поднял глаза к небу, пытаясь не позволить слезам постыдно скатиться по щекам к подбородку.
Шастун сглотнул, притягивая Арсения к себе в объятия. Он широкой ладонью гладил ровную спину и пытался отдать всю свою нежность, любовь Арсению. Антон не хочет, чтобы их расставание закончилось
так.Поэтому парень заставляет поднять Попова голову со своего плеча и посмотреть себе в глаза. Щёлкнув его по носу и ярко улыбаясь, будто они сейчас не прощаются навсегда, сказал:
— Улыбнись, дурашка! — оглянувшись и удостоверившись, что родители с кем-то разговаривают, не обращают на него внимания, Антон оставил нежный и долгий поцелуй на лбу Арса, который прикрыл глаза. — Я буду стараться тебе писать. Я уверяю тебя, я не забуду тебя никогда, даже когда мы прекратим любить, я буду помнить тебя. Мы всегда будем рады, ты же знаешь, — он вытер влагу с щёк парня большим пальцем и улыбнулся. Арсений кивнул, притягивая чужую ладонь к своему лицу и оставляя на ней сухой поцелуй.
Улыбнувшись, Антон сделал шаг назад, потом ещё один и ещё. Он вернулся к родителям, напоследок помахав Арсению рукой и послав воздушный поцелуй, пока никто не видит. Арсений улыбнулся в ответ, снимая капюшон с головы. На глаза навернулись слезы, и парень поспешил покинуть перрон, чтобы быстрее добраться до дедушки, где его ждёт горячий чай с сахаром и вкусные сдобные булочки.
