Мальчик и море

      Конечно же никто не отправил бы мальчишку в столь опасное путешествие одного. Даже его рисковый научрук поседел бы от одной только мысли о подобном. Но стихия решила иначе.       Брюнет закашливается от брошенной в него ветром пригоршни песка и поспешно трёт слезящиеся глаза. Поднимает взгляд на полуразрушенные стены и щурится неизбежно от лучей заходящего солнца. Третий день подошёл к концу. Его научрук точно поседел бы, представив такую ситуацию, вне всяких сомнений. — Уверен, что не боишься? — лукаво спрашивает Хосок, но взгляд по-прежнему тёплый и искренний. — Может отсидишься на Большой земле? Мы никому не скажем. Юнги укладывает оборудование на борту небольшой лодки, едва заметно следя за их разговором. Серьёзен, как и всегда, когда дело касается работы. Конечно же Чонгук боялся. Когда оказываешься в музейных запасниках, то словно погружаешься в древность. Но ты всё ещё в настоящем, а за спиной — спасительный выход. Тут же — древность оживает. Обволакивает, пропитывает целиком и полностью, обходя зыбкую границу времён. Делает своей частью. — Куки? Чонгук? Чонгук?! — обеспокоенный голос компаньона, словно через вату пробиваясь, достигает его сознания далеко не сразу. Чонгук боялся. Не моря — времени и его тайн. А со страхами нужно бороться. Под шум мотора Чон наблюдает за удалением спасительного выхода в настоящее — Большой земли.       Холод статуэтки обжигает, и парень отдёргивает от себя ткань толстовки, в кармане которой все эти дни таскал каменную статуэтку местного божка. И тут же чертыхается: всего метрах в двухстах от него на берег набегают волны, слизывая дневной жар и тут же с шипением сбегая обратно, чтобы вновь повторить свою попытку добраться до него. Вокруг — чёткие отпечатки чужих следов. В ветре с моря Чону чудится заливистый смех. Как и в предыдущие несколько ночей, когда он засыпал под стенами древнего храма, а просыпался близ бездонной морской пучины. С каждым разом всё ближе. — Обследуем в течение пары недель ближайшие два острова. Едва ли найдём что-то очень уж редкое и ценное, но, с чего диплом писать, точно будет, — Юнги показывает области на карте, и Хосок понимающе кивает. Два ближних острова достаточно небольшие, зато третий, лежащий в отдалении… — А почему мы не плывём туда? — Чонгук указывает на третью часть архипелага. — По всем признакам он больше походит на пристанище древней цивилизации, — вдыхает в грудь побольше воздуха, да тут же им давится, видя в глазах товарищей удивление, смешанное со страхом и жалостью. — Ты ведь не так давно в этой теме, да? Это Мёртвый Остров и начало границ Мёртвого Океана. Местная аномальная зона. Из таких мест не возвращаются, сам понимаешь.       Чонгук понимает. Но в последнюю ночь перед возвращением всё же плывёт на Мёртвый Остров и не только остаётся жив, но и находит необычную статуэтку прямо посреди полуразрушенного храма. Тихо, посмеивается, возвращаясь обратно. Давний страх побеждён.       Свою ошибку осознаёт слишком поздно: море под крошечной моторкой беснуется вопреки чистому небу и безветрию и швыряет ту из стороны в сторону, пока старших не смывает за борт. Последнее, что помнит юноша, прежде чем очнуться на песчаном берегу, — наполненные ужасом глаза друзей, глядящих на него из глубин, и тихую песню, похожую на старую страшную колыбельную.       Чонгук больше не спит и далеко от берега не сбегает — смысла нет. Убеждает себя: следит так внимательно за волнами в надежде заметить спасательное судно — и сам понимает, что лжёт. Сапфиры в глазницах фигурки сверкают лукаво и коварно, всполохи костра, неверным светом своим пляшущие по камню, освещают некогда слабую улыбку на маленьком лице, теперь широкую и донельзя опасную. Нельзя закрывать глаза, нельзя, нельзя.       Но тяжёлые веки опускаются, и в тот же миг щеки невесомо касается ладонь, а к разгорячённым губам приникают чужие — солёные и мертвенно ледяные. Отвечать — безумие, прекратить — невозможно.       Первые солнечные лучи — нежданное спасение, после которого первое, что делает Чон — выбрасывает проклятый предмет как можно дальше в море, после вытягивая ленты водорослей из спутанных волос. А может, проклят он сам? «Не скроешься, путник, сколько не пытайся», — шелестящий голос проникает в самую душу, пока тонкие пальцы гребнем в его волосах орудуют. — «Пойдём со мной. Не будет нужды времени бояться или жить спешить — не будет этого всего. Пойдём со мной, путник». И лёгкое губ касание напоследок.       Ещё одна ночь с ласковыми, но властными касаниями и будоражащим шёпотом, с тихими стонами Чонгука в ответ. Ещё один день в попытках выбраться. Море больше не пытается его поглотить, лишь чарующими песнями к себе манит. Знает: сдастся юноша вот-вот.       Спасатели вместе с учёными прибывают на двенадцатый день. Скорбно сообщают о своих находках: тела двух членов экспедиции и расколотая на две части каменная фигурка — по половине у каждого. И ни одного следа Чонгука, словно и не был он на архипелаге у края Мёртвых Вод вовсе.