Узник номер семь тысяч сто три

Голова сегодня болела намного меньше, и Гарри с радостью открыл глаза. В полумраке привычно хотел нашарить на тумбочке очки, но рука наткнулась на каменные плиты пола и кучу прелой соломы, служащей постелью. Он с оторопью стал внимательно рассматривать почему-то улучшившимся зрением камеру – да, камеру, о чем явно говорили зарешеченное окно в две ладони шириной и высотой в полроста взрослого человека, и дверь, стальная, с так же зарешеченным оконцем. Гарри резко вскочил и пошатнулся: центр тяжести был расположен непривычно, да и ростом вроде бы выше стал. Осмотрел внимательно свое тело, бесполезно поорав в окошко на двери не прежним своим писклявым голосом, периодически срывающимся на бас. Про ломку голоса, когда самые обычные заклинания выходили то мощно, то пшиком, рассказывала медиведьма: мадам Помфри привычной скороговоркой прочитала и Гарри, и остальным мальчикам лекцию о пубертате, вместо одной из лекций по трансфигурации.       Сейчас же Гарри вопил баритоном, и тот не срывался и не давал петуха. Но подошедший к двери надзиратель пообещал войти и сломать пару ребер, если он не заткнется. Гарри разглядывал свое тело и удивлялся отсутствию шрамов - не было шрама в виде паука под коленом, которое было сломано в семь лет, и вылезшая кость разорвала кожу. Не было шрамов на спине от ремня дяди Вернона; насколько Гарри смог ощупать спину, она была гладкой, как и кожа на руках. Но на них росли волоски, темные и жесткие. И на лице не было шрамов, даже своего нелюбимого зигзага Гарри нащупать не смог. Зато пробивалась щетина.       Все это, вместе сложенное, и непривычное, вдруг с размаху Гарри оглушившее спокойствие привели его к мысли, которая почему-то не показалась безумной, - он не в своем теле. И стал вслушиваться в то волновое течение, которое всегда присутствовало в прошлом теле, к своей магии. Она привычно ткнулась в ладонь и захотелось поколдовать. Отсутствие палочки не показалось чем-то непреодолимым. Профессор Флитвик владел невербальными и беспалочковыми чарами, продемонстрировав их на вводном уроке еще на первом курсе. И Гарри попробовал. Люмос осветил маленькую камеру с фонтанчиком в нише стены и дыркой в углу. Из нее ощутимо несло мочой, и природа позвала Гарри туда. Внезапно в камере похолодало и стало немного жутко: за зарешеченным окном проплыла по коридору фигура в рваном балахоне. После ее ухода вернулась нестерпимая июньская жара, солнце как раз остановилось напротив окна, так что Гарри разделся и оставил тряпье, которое было ему коротковато и узко, на куче соломы, с удовольствием набрал воды в ладони и вылил на себя. И так повторял до тех пор, пока ручеек не перестал стекать в дырку на полу и не образовал лужицу под фонтанчиком.       Гарри, как был, голым, прилег на разложенные штаны и рубашку от Дадли, под голову поместил кроссовки, вот те были впору. Это и убедило Гарри больше всего – он внезапно вырос, и он не совсем он. Сон сморил до ужина, каша, просунутая в откинувшуюся решетку окошка на двери, была малосъедобна, но в доме Дурслей его и не таким потчевали. И захохотал от радости - не надо больше в Дурслятнике жить.       Теперь, после поставившего все на свои места сна, Гарри вспомнил, за что его посадили в Азкабан, и суд над собой вспомнил. Он, узник номер семь тысяч сто три, по имени Джон Доу, убил якобы Гарри Поттера и взорвал дом вместе с опекунами. А произошло это, когда после второго курса его привычно уже забрал с вокзала дядя Вернон, зашвырнул сундук и клетку от Букли – сову Гарри оставил в школьной совятне – в чулан, а его самого - в комнату на втором этаже. Посреди ночи невыносимо заболел шрам на лбу и зачесалось место на плече, укушенное василиском. Гарри расчесал до мяса место укуса, потом ударил себя со всей дури окровавленными кулаками по лбу. И все, очнулся уже здесь. Суд над юношей, которого около остатков дома арестовали авроры, прошел очень быстро. Парень смотрел на всех безумным взглядом, штатный менталист ничего в мешанине образов разобрать не смог. От Избранного, как и от семьи опекунов, мало что осталось. От Гарри – только фаланга мизинца, от Дурслей немного больше.       На то, что у юноши тоже отсутствует первая фаланга на левом мизинце, никто не обратил внимания. Его обвинили в пособничестве Темному Лорду и определили на пожизненное. Явных улик не было, но разъяренной общественности было плевать, что убийца Избранного возможно еще несовершеннолетний и явно не в себе. *** Через день Гарри перевели на надлежащий уровень. После ночного сна еще кое-что прояснилось - Гарри разворошил рану, и яд василиска в крови, хоть и нейтрализованный птичкиными слезками, пробудил спящий в шраме на лбу осколок Волдеморта и чуть не уничтожил его. И в разуме Гарри до вчерашнего дня шла борьба за новое тело, которое сразу создал Волдеморт, попробовав пошевелить детскими еще ручонками и поколдовать неустоявшимся ядром. И поплатился. Гарри был цельным и сильным, а огрызок духа Волдеморта истратился на резкий рост тела, частичный метаморфизм и усиление магического ядра мальчика. И теперь Гарри имел все воспоминания Волдеморта, неплохо развитое ядро и тело юноши лет семнадцати. Волдеморт владел метаморфизмом ограниченно, но цвет глаз изменил на свой бывший. В рапорте авроров так и было указано – синие глаза, темные волосы, особых примет нет.       После второго посещения дементоров Гарри решил бежать. Рост послушно уменьшился до своего бывшего, худобу свою Гарри сейчас оценил – протиснулся сквозь прутья решетчатой, в отличие от предыдущей, двери легко. В этих камерах окон на улицу не было, свет падал из единственного, в конце коридора. До окна прополз быстро, с пятого этажа слез по сплетенной из штанов и рубашки веревке почти до уровня второго этажа. И прыгнул. В одних трусах и кроссовках пробрался к причалу, в памяти Волдеморта была схема острова и память не подвела. Лодка была заперта на маггловский замок, любые чары на острове выдыхались быстро. Волдеморт в приютском прошлом не брезговал воровать и замки открывал хоть щепкой. Но у Гарри со второй попытки вышла Алохомора и он отдал лодку на волю волн. Весла предусмотрительные охранники унесли в тюрьму. *** К Кромеру Гарри прибило ранним утром. Полицейские подозрительно осмотрели найденного под пирсом худющего пацана лет одиннадцати-двенадцати, в трусах и босиком, кроссовками Гарри вычерпывал воду из лодки с прохудившимся днищем, утопив по очереди оба, и отправили Тима Эванса в распределительный центр. Там ему мгновенно подобрали семью, и через день Гарри выдал свой первый выброс.       Он решил оставить возраст, указанный врачом, обследовавшим немого мальчика, который написал свое имя с ошибками. И стал официально Тимом Айвенсом, одиннадцати лет от роду, день рождения оставил свой же. Авроры, что аппарировали из-за сымитированного Гарри стихийного выброса на пустырь за городком Литл-Хэнглтон, быстро его осмотрели и сказали скороговоркой привычную речь перед магглорожденными волшебниками - если ему через пару дней исполняется одиннадцать, то к нему прибудет представитель волшебной школы и проводит за покупками к ней. И нет, нельзя отказаться, надо научиться управлять магией. И да, сиротам дают немного денег на покупки из специального фонда. И да, они сообщат куда надо, чтобы его имя внесли в список Хогвартса. *** В Азкабане осмотрели внимательно камеру узника номер семь тысяч сто три, когда пришли ставить на шею клеймо. Камера была пуста, лишь на наружной стене замка висели на оконной решетке остатки веревки из лохмотьев. И в канцелярию ДМП ушел рапорт – узник помер, похоронен, и все. Начальник тюрьмы брал взятки за передачу шоколада и одеял и теплого места лишаться не хотел, как и остальные надзиратели, которым перепадало от его щедрот. Побег невозможен и точка.       В Египет Уизли не поехали из-за потери своего будущего зятя. Плакали их надежды на богатство Поттеров, Блэк-то ничего не наследует, ведь он выжжен с гобелена, сам говорил. Так зачем Петтигрю ему показывать, все равно Гарри-то больше нет. Да и Дамблдор что-то молчит, вот и потратили выигрыш на новую одежду для Джинни, ведь ей больше всех в прошлом году довелось пережить. Остальным тоже достались новые мантии, и даже палочку Рону взяли вполне подходящую. *** За Гарри, внезапно обрадовавшим приемных родителей вернувшейся речью, прибыла недовольная чем-то профессор Макгонагалл. Гарри, что хотел открыться директору по прибытию в Хогвартс, с ужасом прочитал в разуме своего декана планы Дамблдора. Для этого пришлось усыплять Макгонагалл, едва промелькнул его бывший шрам в ее памяти. Воспоминания вытягивались быстро и помещались в трансфигурированные из камешков в подворотне Косой аллеи флаконы. Через десять минут Гарри отменил Дезиллюминационные чары и Сомниус. Он не ковырялся в мозгах, это легко отслеживалось. Но вот способ получать воспоминания нитями не оставлял никаких следов, профессор с силой провела по глазам и подумала, что устала что-то, а еще надо этого прилизанного по лавкам таскать. И привычно взбодрила себя мысленным пинком, кто же еще может сопровождать магглорожденных. Только должность декана Гриффиндора предусматривала такую нагрузку, заложенную самим Годриком, – введение магглорожденных в волшебный мир.       Гарри купил все по списку и был аппарирован Маккошкой, так он ее теперь в мыслях называл, домой. Омут памяти поздним вечером соорудил на заднем дворе из медного таза, в котором опекунша варила джем. И до утра все наливал и наливал новые нити в Омут. Тот получился со слабым звуком, ведь специальные руны надо выжигать, а силы нарисованных угольком, смоченным собственной кровью, не хватало на полноценную картинку и звук. Но и так все было понятно, хоть и пришлось всматриваться и вслушиваться. Все знал Дамблдор, и от Маккошки ничего особо не скрывал. Героя из него растили, одежду и кожу Квиррелла облили воспламеняющим зельем, а его страховали до Тайной комнаты. Так что Гарри с облегчением принял известие, что он не убийца, зелье сработало бы в любом случае. Но планы семейки рыжих Маккошку возмущали, и она хотела Гарри после совершеннолетия все рассказать, успокаивая свою совесть этим решением. А Гарри только сейчас понял это странное для чистокровных магов поведение на маггловской стороне перрона, и вопли мамаши Уизли теперь вызывали кривую усмешку. Вот и подвели к нему дружка игривого, которому особо и учеба в школе не нужна, ишь ты, не удавалась ему Левиоса на уроке, как же, как же. Ведь он выдал себя, когда огромную дубинку на голову тролля точнехонько уронил, от страха позабыл, что нужно шифроваться. Полоса же препятствий и была рассчитана на Гарри-ловца, Гермиону-логика и Рона-шахматиста. Да, понадобилось почти умереть от укуса василиска, а потом впитать знания Волдеморта, чтобы прочистить мозг.       Ментальная защита от Волдеморта весь август укладывалась на податливый молодой мозг. Даже Макгонагалл не владела окклюменцией, что уж говорить об учениках; но у некоторых бывала и врожденная защита, и Гарри решил продемонстрировать именно такую. Вначале он уложил каменные блоки в сознание, а вот за ними, на случай, если взломают, соорудил защиту настоящую, в отличие от имитирующей врожденную – в виде зеркального лабиринта. Тот выводил менталистов в глубины океана, откуда без помощи Гарри никто не смог бы выплыть. Поэтому новую палочку, из ивы и пера феникса, но не парную Волдемортовской, что погибла при попытке возрождения в доме Дурслей, Гарри опробовал уже в вагоне.       В купе он снова сидел один, заперев дверь припасенным клином. Он попробует обычной жизни маленького волшебника, без приключений и опасностей. Но постарается поступить на Гриффиндор, теперь безразличие декана к делам на собственном факультете только на руку. И постарается уж учиться, ведь когда делал перерыв в менталистике и листал лениво учебники за первый курс, столько пробелов у себя нашел, даже с учетом знаний от Волдеморта! Тот больше внимания уделял чарам, а на трансфигурации особо не напрягался, как и на зельях. Спасать же магическое сообщество пусть кто-нибудь другой попробует, а то хватают без суда и следствия, даже не обследуют в больнице и запихивают в Азкабан только потому, что им так показалось.