***
— Ебать тут народу… — Микки во всё горло кричит Галлагеру на ухо, даже не слыша собственный голос через гул клубной музыки. — Осталось только найти здесь Мэнди… — парень внимательно прищуривает глаза оглядывая всё что было вокруг — их захудалая школа неплохо так подготовила мероприятие по поводу выпускного. И народу было много, и помещение не такое уж и паршивое какое могло бы быть — разве что потрескавшаяся кожа на барных диванчиках и ковры в пятнах всех цветов и оттенков не отдавали особым лоском, но кому вообще какое до них дело? Пыльные стаканы на баре и вовсе не пользовались популярностью — кто-то закупил кучу бумажных и непосредственно из них здесь и пили различные напитки, в основном те, которые официально не должны были присутствовать. — Я жду вас уже минут сорок, где вас носило?! — из ниоткуда прямо перед их носами возникает девушка, которую, к счастью, даже не пришлось искать. — Наряжались, — фыркает Йен, кого царящая атмосфера не особо прельщала, но всё лучше, чем сидеть дома и слушать очередной спор Липа и Фионы по поводу университета и образования. — Вы пока присядьте где-нибудь, а я пойду разведаю что тут как. — И принеси мне что-нибудь более менее адекватное, — Милкович кивает сестре в сторону свободного столика, который они успешно оккупировали. — Кстати, слышал что Йен собрался в армию? — монотонно протягивает Мэнди, глядя на то, как её лучший друг мирно беседует со всегда бесившей её шлюшкой Эмили, что будто пыталась занять всё его внимание, не зная, что с ней общаются только из-за скуки. — Да ну, с хуя ли, — Микки в недоумении хмурит лоб, с трудом веря в сказанное — он знал Галлагера буквально с пелёнок и за 18 лет ни разу не слышал от него ни слова об этом, да и все прекрасно понимают, что в нынешнее время идти в армию равняется самоубийству где-нибудь в Афганистане. — Сама не знаю, он вчера мне сказал об этом, но когда я переспросила — сделал вид что ничего не говорил… — в своей манере разжевывает слова, параллельно потягивая через пластиковую трубочку палёный виски с колой — лучшее, что удалось достать на эту недо-вечеринку. — Да не поедет он ни в какую армию, боже, знаю я его, — закатывает глаза, скептически сверля ни о чем не подозревающего Йена взглядом, понимая, что он как раз таки мог бы сморозить подобную чушь. — Надеюсь, ведь говорил он вполне себе серьёзно, — девушка встаёт с пуфа, поправляя, наверное, самую короткую мини юбку в мире. — А сейчас мне нужно в дамскую комнату, припудрить носик, — от нелепо звучащих из её уст слов сама же заливается смехом, и, слегка покачиваясь из стороны в сторону, растворяется в толпе, оставляя Милковича задумчиво разглядывать запястье и "Серьёзно, иди нахер, чел". Интересно, он знает её? Ту, которая на прощание его пошлёт.***
— Мик, кстати, я не говорил… Я в армию собираюсь… — Йен неуверенно почёсывает затылок, избегая ошарашенного взгляда, пока они сидят на горячо любимой спортивной площадке, допивая в сумме уже десятую банку пива. — Не говорил, — сразу напрягается, понимая, что ему не послышалось, а Мэнди вовсе ничего не выдумала. — Я уеду через неделю, даже чуть раньше, в воскресенье. Знаю, хреново, что говорю только сейчас, я давно это придумал, но не решался сказать… — парень неловко мнет край застиранной клетчатой рубашки, а затем наклоняется, чтобы взять с давно не стриженного газона очередную банку. — Но… Нахера тебе это? Я думал ты останешься в городе… Это, конечно, не самая перспективная хрень, но а хуле нам, — отбрасывает пустую ёмкость от напитка куда-то в сторону — всё равно не уберут, — до сих пор не до конца веря, что Галлагер говорит всерьёз. — Я думаю за этим стоят большие возможности, во-первых попутешествую, да и в целом там много чему интересному научат, вертолётом поуправляю, может вернусь с какими-то наградами, — Милкович недоуменно смотрел на друга — его тёмные глаза горели маниакальной идеей, абсолютно затмившей голос здравого смысла. — Йен, ты, блять, ебу дался? Путешествия? Много чего интересного? Награды? Единственное, чему тебя там могут научить, это сносить бошки гранатами и давить людей на танках, для этого особо мозгов не требуется, нахер тебе это надо? Не хватает геройства? Так пойди, блять, спаси бабушкину сумку от бомжа-наркомана или купи педдигри и покорми бездомную собаку, раз так хочется помочь стране! — Микки стал буквально задыхаться от возмущения — Йен, Йен Галлагер, которого он знает восемнадцать сраных лет, хочет испортить себе всю жизнь армией и сдохнуть к двадцати, а то и раньше. — Ты не будешь народным героем, Йен, ты будешь разлагаться под землёй где-то на ближнем востоке пока по твоей могиле, груде песка, будут бегать такие же как ты солдаты, ожидающие той же участи. — Мик, прошу, не надо меня отговаривать, у тебя всё равно не получится. Я уже всё взвесил, я очень долго об этом думал, и я еду, — Галлагер, естественно, ожидал бурной реакции и заранее понимал, что чего бы ему не наговорил Милкович, он не уступит в своём решении. — И надолго? — голос после недолгих криков стал хрипловатым — годы курения дают о себе знать. Желая привести нервы в порядок, парень тянется к карману куртки, извлекая практически пустую пачку Мальборо. — На четыре года, минимум, — простым жестом просит сигарету, подкуривая обе зажигалкой, что когда-то подарил ему Лип, перестав в ней нуждаться. — Пиздец… И за это время приехать не сможешь? — после немого кивка, ком в горле, казалось, вырос в объемах в десятки раз, разрывая грудную клетку к чертям, так, что хотелось кричать до такой степени, чтобы не слышать ничего кроме этого крика больше никогда, но подавать вид он не хотел и не мог, больше всего в жизни Микки ненавидел выглядеть слабым. Хотя всё таки больше, наверное, упёртость Йена.***
— Никуда ты, блять, не поедешь, Йен Галлагер! — практически всегда уютный и мирный, но никогда не спокойный дом ещё с порога встретил Милковича звуком битого стекла и криками Фионы. — Пока я жива и исполняю обязанности Моники ты не едешь ни в какую армию, ты меня понял? — Фиона, я всецело благодарен тебе за те годы, когда ты заменяла мне и всем нам мать, но мне уже не 12 и я сам могу принимать решения о том, что мне делать со своей жизнью, — парень изо всех сил пытается держать себя в руках и говорить спокойно, но по искрящимся злостью глазам было видно, что ссора идёт не первый час, и сорвётся он уже очень скоро. — Да как же ты не понимаешь, тебя, как молодого и неопытного, отправят в самую горячую точку, умирать и тянуть время для других солдат! — девушка надрывала горло, надеясь, что это хоть как-то поспособствует тому что её услышат, Йен же был непреклонен даже к ней. — Йен, Фиона права, если тебе нужно сдохнуть по-быстрому — то вперёд, но разве ты правда этого хочешь? — Лип полностью поддерживал сторону Фионы, даже осознавая, что его брат всё равно пойдет напролом. — И ты туда же… — парень закатывает глаза, шумно выдыхая воздух из прокуренных лёгких. — Зачем, Йен? — глаза наполнены влагой и отчаянием, которое она больше не скрывала за маской злости. — Да потому что я не знаю чего я хочу от этой грёбаной жизни! — активно жестикулируя, кричит, уже даже не пытаясь контролировать приступ своей агрессии. — Ты у нас, Фиона, рождена чтоб чем-то управлять, ты, Лип, наверное, самый, блять, бошковитый за весь сраный род Галлагеров, Карл будет на одной из противоположных сторон криминального мира, Дебби и Лиам, уверен, тоже что-нибудь придумают, искать выход из ебаных ситуаций у них в крови. А я не знаю кто я, что мне делать дальше, куда идти, и я надеюсь, что армия хоть немного поможет мне раскрыть какие-то мои умения и навыки! — на кухне восцарилось гробовое молчание и Микки ещё больше почувствовал себя лишним в этой семейной ссоре. — Йен, здесь твой дом, ты прекрасно знаешь здесь тебя всегда поддержат и примут любое твоё решение и выбор… — охрипшим голосом практически шепчет девушка, стирая смешанные с тушью катящиеся слёзы со щёк. — Так почему не можете принять этот? — переводит пронзительный взгляд с брата на сестру и потом на Милковича, безуспешно ища в ком-то поддержку. — Потому что это грёбаное самоубийство, — лицо Липа побледнело до состояния трупа в момент, когда он окончательно осознал, что брат, только что хлопнувший входной дверью, их не послушает. — Микки, я прошу тебя, сделай что-нибудь, я не знаю к кому он ещё может прислушаться, если не к тебе! — в глазах Фионы выла безнадёжность, поэтому Микки, не имея выбора, кивнул, даже понимая, что не в силах выполнить её просьбу, и выбежал из дома вслед за другом. Сегодня что-то умерло во всех Галлагерах и каждый почувствовал это.***
— Мик, только не начинай, а, — морщит лоб, нервно извлекая спасательные на данный момент сигареты из кармана. — Да не собираюсь я ничего начинать, чего сразу психуешь… — устало потирает переносицу кончиками пальцев, ощущая, как от нервов раздражающе пульсируют виски. — Интересно, кто мой соулмейт… — задумчиво протягивает Йен, делая глубокую затяжку, от которой года два назад кашлял бы ещё полчаса. — Хм, — немного удивляется неожиданной теме, которая со временем стала волновать его всё меньше. — Хуй знает. Я перестал думать об этом где-то спустя полгода после появления фразы и сейчас как-то плевать. — Да ну, тебе не любопытно кто это, знакомы ли вы, почему поссоритесь? — Да любопытно конечно, только вот что я смогу сделать с этой информацией? — пожимает плечами, не особо задумываясь о словах Галлагера. — Всё равно исход один, и как я к нему приду не очень то и важно. — Думаю ты слишком скептически настроен, — тушит бычок об железный забор оставляя на нём след пепла, который через миг сдувает на землю ветер. — А какая разница, если всё равно после фразы мы скорее всего больше не увидимся, уж точно не заговорим, — настроение постепенно ухудшалось — сначала из-за мыслей о завтрашнем уезде друга, а теперь ещё и из-за этого дурацкого соулмейта, которого он предпочёл бы никогда не встречать, но, увы, это было невозможно. — Как хочешь, — молчание, что впервые за долгие года их дружбы почему-то стало неловким и некомфортным, разбавляли только шелест сухих листьев и громкий лай живущей по соседству собаки. — Слушай… — едва произнеся одно слово, понимает, что передумал спрашивать, и уже жалеет о том, что открыл рот. — А, ладно, забей. — Нет, договоривай что хотел, — Микки подозрительно прищуривает глаза, сверля ими Йена, что словно сжался, пытаясь стать незаметнее. — Уже не хочу. — Охуенно… — раздражённо вдыхает полные лёгкие воздуха, пристально глядя на непонятные колебания Йена. — М… Мне пора. Увидимся завтра, — быстро опускает глаза вниз, больше не смотря в сторону Милковича, и, схватив куртку с земли, быстрым шагом покидает стадион. Звук шуршащих под подошвами кроссовок листьев становился всё менее различимым. — Какого хуя…***
— Через сколько отбывает? — Микки ёжится от холодного пронизывающего до костей ветра, помогая тащить другу чемодан, пока сам он разбирается с тем, на какую платформу им идти. — Через пятнадцать минут, — сосредоточенно разглядывает все указатели с направлениями и названиями в поиске нужного. — Остальных не будет? — хоть и заранее знает ответ, уточняет, лишь бы заполнить тяготящее молчание, которое из них двоих беспокоило лишь его одного. — Фиона и Дебби снова плакали, Лип пытался их утешить и заставить меня чувствовать себя виноватым, что у него прекрасно вышло, Карл со вчерашнего дня ходил ещё более погруженный в себя, чем обычно, а Лиам ничего не понимал, но плакал за компанию… — задумчивым взглядом провожает один из поездов, понимая, что уже они почти на нужной одиннадцатой платформе. — Мэнди сначала послала меня, а потом сказала беречь себя… Я не хотел тащить их сюда, тут мы прощались бы ещё дольше и хуже чем дома… Пришли. — Чёрт возьми, Галлагер, может всё таки в пизду эту армию, а? — спрашивает с последней надеждой, наивно полагаясь, что друг в конце концов его послушает и откажется от своей безумной идеи. — Блять, Милкович, вот только тебя меня не хватало! Я уже тысячу раз сказал, это мой осознанный окончательный выбор и меня никто не переубедит, никто, — злостно выдыхает, отворачиваясь, лишь бы не видеть этого раздражения, отчаянно пресекая все навязчивые мысли о том, что ему вовсе не нужно никуда ехать, ведь в Чикаго он оставляет всё, что по настоящему любит. — Какой же ты узколобый идиот… — сквозь зубы шипит брюнет, яростно сжимая челюсти. — Серьёзно, иди нахер, чел, — как только слова вместе с паром вылетели из уст, Йен ошарашенно замирает. Простояв в ступоре пару мгновений, он бросает на Микки виноватый испуганный взгляд и, резко тряхнув головой, растерянно заходит в свой вагон, больше не оглядываясь. Оставшийся в оцепенении стоять на платформе Милкович пустыми глазами провожает поезд, по щекам катятся жгучие слёзы, но он даже не пытается скрыть их от то ли дело косящихся в его сторону прохожих. Поезд издаёт гудок и трогается в безвозвратный для Галлагера путь.