Мы не...

      Мир полон противоречий и противопоставлений. Тот, кто берется в них разобраться или судить — обречен от самого начала. Эти слова я мог бы сказать лишь двоим людям на свете, но один — непомерно горд и непреклонно прав, а второй — искаженное отражение моих собственных мыслей. Первый — получил сполна за свою твердолобость, не обретя покоя даже после смерти. Второй — вольготно откинул голову на мои колени и теперь недовольно уставился на мою руку, что перестала перебирать пряди смольных волос.       Одариваю юношу извиняющей улыбкой и возвращаюсь к прерванному занятию, но в тот же миг вздрагиваю: нахал съездил мне когтями по подбородку. Он почти не вложил силы в этот удар, но и на остроту когтей определенно не делал скидку, так что я почти уверен, что останется след. А ведь мне еще вечером предстоит присутствовать на совете…       Вскидываю бровь, без слов интересуясь, что это была за выходка, но нахмуриться не успеваю, поймав заискивающий взгляд, а в следующий миг и вовсе смеюсь, когда он уже совсем иначе, мягко касается моего лица и мурлычет. Умилительную картину немного нарушает приглушенный огонек язвительности во взгляде, но тут уже я готов сделать скидку — так хорошо кого-то зная, сложно не рассмотреть сути за игрой. — Сюэ Ян у нас сегодня котенок? Налить тебе молочка?       Лениво переводит взгляд со своей руки, что изображает кошачью лапку, игриво поддевающую когтями кисточку колокольчика и вздыхает, возвращая выражению глаз привычную колкость. — Вина налей — хочу быть пьющим котом, если уж на то пошло. И улыбаться мне перестань — скулы поди сводит уже?       Запоздало понимаю за что получил «страшную рану» и усмехаюсь. — Заботишься о моем комфорте? — Нет, разумеется. О своей жизни. Знаю я, что бывает с теми, кому ты так улыбаешься.       Придаю лицу самое серьезное и невинное выражение, понимая, что для него оно столь же читаемо, как для меня его недавняя игра в очаровательного котенка. И улыбаюсь совсем уж осторожно, словно пытаясь загладить вину перед всем миром сразу. — О… Понял. Я сам. Где у тебя тут яды хранятся? — Сли-и-ишком просто. — почти напеваю эти слова, улыбаясь лишь еще более кротко. — Эй! Я что не заслужил даже небольшую поблажку?! Я… я думал, мы друзья!       Смотрю на него пару секунд с искренним медицинским интересом, даже честно собираюсь ответить, но спустя миг мы уже оба хохочем до слез, не в силах остановиться. И ведь не над самой ситуацией, а именно что над этими его словами о том, что нас связывает дружба.       Нет, ничего подобного для нас не существует. Дружба, любовь, честь и долг — удел благородных заклинателей, а не такого отребья как мы. Мы не друзья.       Что связывает нас? Все самое худшее, пожалуй. Неприязнь к определенным кругам людей, лживая прогнившая натура и способность наслаждаться чужими мучениями.       Мы не поддерживаем друг друга, но используем по мере необходимости. Ни один из нас не станет переживать об участи другого, если это никак не повлияет на собственные планы. Мы знаем друг о друге все, что не положено знать честным людям и не знаем прочего. А узнав что-то немедленно обращаем знание в оружие и выискиваем слабые места, чтобы ударить побольнее. Наверное, можно сказать, что мы друг друга закаляем.       И в то же время — моя нынешняя компания незаменима по одной простой причине: я не пытаюсь скрывать свою сущность от собеседника.       Отсмеявшись, я сталкиваю с колен нахальную голову и поднимаюсь, чтобы выполнить его просьбу — налить вина. Я, может, и не прочь испить чего покрепче, но помню о предстоящем собрании глав и отпиваю лишь пару глотков, наблюдая за собеседником. Он и сам не спешит: пригубляет вино и поигрывая чашей в руке, откидывается на подушки, переводя на меня насмешливый взгляд. — Ты такой сосредоточенный сегодня… А-Яо. Скажи, это собрание по мою честь?       Игнорирую это дерзкое обращение, зная, что если он приметит хоть каплю недовольства, то вцепится в него покрепче и отвечаю лишь коротким кивком, подтверждая его слова. — И что же собирается делать глава ордена? Неужели он выдаст свое сокровище?       Он смеется. Всегда смеется, какой бы опасной ни была ситуация. И ведь в отличие от моей улыбки — его смех искренний. — Есть все основания полагать, что так и будет. С таким давлением ему будет сложно справиться. — Как хорошо, что у него есть верный помощник и советник! — Если ситуация выйдет из-под контроля — не жди от меня помощи. — Если ситуация выйдет из-под контроля главы ордена — не страшно. Если из-под твоего — не жди пощады.       Я не угрожаю. Он не угрожает. Это лишь такая вежливая обрисовка фактов. — Договорились. — Договорились.       Звучит как сомнительное обещание или паршивый тост и потому мы синхронно делаем глоток вина. ***       Ситуация вышла из-под контроля по вине приглашенного заклинателя в белом. Слава о благородном Сяо Синчэне сильно обогнала его прибытие, но оказалась к моему удивлению даже преуменьшенной. Я все еще мог бы повлиять на исход дела, — иногда проще убрать помеху чем причину, но… — Не надо.       Голос его уже звучит спокойно и уверенно. А ведь каких-то четверть часа назад он задыхался от ярости и расписывал в красках все те способы, которыми он собирается расправиться с заклинателем, попутно срывая злость на всем, что подворачивалось под руку.       Я молчу. Мне интересно услышать от него обоснование такой смене направления мысли и спустя минуту он добавляет лишь: — Я разберусь с ним сам.       Это произнесено с абсолютно нечитаемым выражением и мне становится лишь еще любопытнее. А еще я успеваю мимоходом посочувствовать Сяо Синчэню: что бы не случалось с ним прежде — к такому жизнь его просто не могла подготовить. — Похоже на необдуманную глупость, Сюэ Ян. — Обдуманные глупости оставь себе, а я буду действовать так, как мне хочется. — Хорошо. Но ты ведь понимаешь, что я лично во всеуслышание объявлю тебя виновным во всем, что он тебе вменил? А ты своим побегом лично это подтвердишь. Ты разрываешь все отношения с орденом Лань Лин Цзинь и лишаешься протекции только ради того, чтобы самолично отомстить Сяо Синчэню. Он действительно того стоит?       Вместо ответа Сюэ Ян выхватывает меч и лезвие проносится в опасной близости от моей груди. Благо, я имею привычку перестраховываться и даже зная, что никого здесь не удивляют наши беседы, все равно беру с собой оружие для вида. В этот раз меч мне пригодился. Впрочем, наши умения несопоставимы — я лишь защищаюсь, сосредоточив на этом все свое внимание и, разумеется, упускаю момент, когда в лицо мне летит чаша с водой и секундная заминка стоит мне целости моих внутренностей. Меч выпадает из ослабленной руки да и сам я падаю на колени, пытаясь сфокусировать взгляд, перед которым все расплывается от резкой боли. Сэю Ян, как ни в чем ни бывало, выдергивает меч и отирает о край своего одеяния, а я наконец позволяю себе упасть вперед, чувствуя, как все сильнее промокает одежда подо мной. Меня сильнее мутит от этого ощущения влаги, чем от боли. Слежу, как он уходит одними глазами, не в силах пошевелиться. Он останавливается лишь дойдя до двери и оборачиваясь, одаривает меня своей лучезарной улыбкой, скаля клычки. — Можно я заберу печать, А-Яо? — Нет.       Кивком показывает, что услышал мой ответ и отворачивается. — И не забудь когда ввяжешься в бой потрепаться о том, что ранил меня. Не имею никакого желания проваляться здесь пару часов. — О! Об этом не беспокойся, я ведь уже устал быть паинькой!       С этими словами он вышиб дверь с такой силой, что та с грохотом рухнула на каменный пол, вывернутая вместе с петлями. Разумеется, спустя минуту уже поднялась суматоха и я преспокойно вверил себя в руки целителей, что лишь сокрушались о том, как я мог быть таким беспечным. И восхваляли мою удачу, — ведь ни одного важного органа не было задето.       Я мог лишь сокрушенно улыбаться и разводить руками, думая о том, что со мной сделает Не Минцзюэ, когда узнает об этом. Не могу поручиться, что мне так же «несусветно повезет».       И все же — какая глупая выходка, мой дорогой Сюэ Ян. Я почти вижу свое отражение в этой глупости, но у меня хотя бы действительно нет выбора: я скован обстоятельствами и положением. А что же ты.? ***       Мальчишку я увидел издалека. Нет, вернее все же будет сказать, услышал. И слышал все то время, что продвигался по дороге, пытаясь разглядеть, что же произошло. Праздное любопытство и не более. И я мог бы столь же спокойно продолжить свой путь, утолив его коротким взглядом на пострадавшего ребенка, выкинув инцидент из головы, но я этого не сделал.       «Лишние хлопоты». Именно эти слова всплыли в моей голове, когда я глядел на никчемное создание воющее на земле. Зрелище вызывающее что-то среднее между жалостью и отвращением. Вокруг на некотором отдалении начали собираться зеваки из местных и мне пришлось прогнать неуместное раздражение. — Зачем ты плачешь?       Я улыбаюсь, опускаясь рядом с ним, но в словах нет и толики тепла или участия, что отражаются на лице. Ребенок вскидывает на меня испуганный взгляд и чуть приподнимает покалеченную руку, словно не понимая, почему я задал такой вопрос. — Мне больно!       Киваю, все еще мягко улыбаясь. — Это очевидно. Но я спросил не почему, а зачем. Пытаешься привлечь внимание к своей беде? Но подумай вот о чем: ты не найдешь здесь кого-то, кому было бы не плевать.       Мордашка его делается удивленно-испуганной, а сам он вдруг оглядывается по сторонам, словно бы надеясь, что найдется кто-то более понимающий, но сталкивается с тем, что люди попросту отводят взгляд, не желая пачкаться и устраивать себе мороку с уличным оборванцем. К тому же, будь тут хотя бы заклинатели — он еще мог рассчитывать на помощь, а у местных жителей действительно хватает проблем и не хватает средств на своих собственных детей, что уж говорить об услугах целителей, которые сдирают за свою помощь огромные суммы.       Не найдя никого, кто рвался бы помочь, а не посочувствовать, мальчишка снова столкнулся со мной взглядом. И я вновь лишь спокойно киваю в ответ на его взгляд в котором протест и неприятие подобной реальности соседствует с болью и все еще барахтающейся нелепой надеждой на что-то. — Моя мама однажды сказала мне: «Твои слезы — это твоя слабость и чей-то триумф. Не позволяй никому одержать эту малую победу, ведь за ней может последовать твое поражение». Запомни вот что: слабых добивают. С жалостью, разумеется, и долго сокрушаясь о несчастной судьбе. Так мне тебя пожалеть или ты все же перестанешь завывать?       И он затыкается. Вот так разом без единого лишнего слова или жеста, заставляет себя сморгнуть слезы и смотрит на меня все еще с болезненным выражением, но абсолютно ясным взглядом и покусывает губу, явно сдерживая просьбу.       Умный мальчик. Мне даже не пришлось говорить ему о том, что просить о помощи еще хуже, чем просить о жалости. Сам догадался. — Правильное решение.       Одариваю его еще одной ласковой улыбкой, прежде чем поднять на руки, направляясь к ближайшему дому. Я мог бы усыпить его сознание, но не сделал этого намеренно. Боль — важная часть жизни, которую не стоит отрицать с малых лет. — Будьте любезны, позвольте пройти… ***       Это были те времена, когда я еще только начал плести свою сеть вокруг Вэнь Жоханя и по большей части постоянно находился в пути, скрываясь ото всех и вся. В общем-то, при таком раскладе мне было совершенно не сложно взять с собой спутника. К тому же мальчишка, кажется, всерьез решил стать моим хвостом, а говоря проще — прилип ко мне как… Когда я говорил что-то столь вопиюще-неподходящее заклинателю, он заразительно смеялся, но даже и бровью не поводил на содержащийся в словах посыл. Он действительно хорошо усвоил тот первый урок, а затем и второй — не нужно становиться обузой. Когда он оправился от короткой лихорадки и потрясения, получил надлежащий уход и несколько дней постельного режима, я счел, что мои хлопоты на том и заканчиваются и стал собираться в путь. Я не звал его с собой, но не стал и препятствовать, когда он нагнал меня у ворот и пошел следом — ослабший после потери крови мальчишка, сбивающийся с шага и с трудом выдерживающий мой темп пути. О поблажках не могло быть и речи, а я, признаться, не думал, что он окажется настолько упертым. Но лишь когда я устроился на вечерний привал, он позволил себе рухнуть в траву да тут же и уснул. Я был впечатлен. На следующий день все повторилось с той лишь разницей, что днем мы наткнулись на торговый обоз и на некоторое время пока я обменивался сплетнями и слухами с торговцами, мальчику позволили присесть на край неспешно двигающейся повозки и отдохнуть. А я нашел в себе еще немного желания «похлопотать» и приобрел для него кое-что из дорожной одежды и обуви.       На третий день у него уже были силы на короткий разговор перед сном. А к концу недели он полностью втянулся и подстроился под мой ритм жизни.       Он впитывал информацию как губка и мгновенно улавливал суть за словами, настолько точно и уверенно, что мне порой становилось не по себе. И все же, чтобы разнообразить и свои будни тоже, я начал его обучать основам заклинательства. И уже тогда я осознавал, что его потенциал не сравнится с моим на этом поприще. Я объяснял, что ему нужен наставник и куда можно пойти учиться. Я рассказывал о том, чего может добиться заклинатель и какой силой такой человек обладает. Когда он слушал, его взгляд разгорался все более темным огнем, а улыбка становилась все лучезарнее, но… — У тебя я научусь большему.       Глаза его при этом хитро поблескивали, но все одно оставалось в них что-то такое… Возможно, именно то, что заинтересовало меня с самого начала в этом оборванце. Больше он ничего не сказал, а я не стал возвращаться к уже сказанному.       Когда несколько месяцев спустя мне выпал шанс присоединиться к ордену Вэнь, я ухватился за него, не задумываясь. И наше прощание было коротким. — Здесь мы расстанемся. Сегодня ты пойдешь своей дорогой, а я своей.       В ответ лишь кивнув, мальчишка прикусил губу, пару секунд глядя на меня, словно в раздумьях, а потом все же сказал: — Мое имя — Сюэ Ян. И мы еще встретимся.       Теперь настала моя очередь кивнуть. — Тогда до встречи, Сюэ Ян.       Помнится, я подумал, что этот мальчик далеко пойдет. Он получил от меня толику помощи, несколько жизненных уроков и общество на достаточно продолжительный для ребенка срок. А потом не выказал ни капли разочарования или недовольства моим решением оставить его на произвол судьбы. Никаких дурацких сцен, слез и уговоров. Просто и изящно. Я был покорен этой выдержкой и силой.       Я шел не оборачиваясь, ощущая прожигающий спину взгляд, с неожиданной ясностью вдруг понимая, что именно притаилось в этих темных зрачках. ***       Он не солгал — мы встретились еще не единожды после того. Всякий раз проводя вместе какое-то время и постепенно узнавая друг о друге все больше. Мы сблизились в этом своем странном совместном досуге. Сблизились на волне жестокости и презрения к окружающему люду.       Мы оба становились сильнее, я — укрепляя свои позиции и влияние в ордене, он — на почве заклинательства и постижения темного пути. Мы все еще были столь разными и все же оставались друг для друга далекими маяками. Я всегда знал, где он находится и какой цели хочет достичь в этот миг, эта информация не занимала много места в моей голове, но тем не менее все же имела право на существование в ней. Просто в моем мире было место для Сюэ Яна. Как и в его мире было место для меня. И это действительно самое большее на что можно рассчитывать, ведь оба мы готовы в любой момент полностью очистить все списки окружения.       Действительно полностью. Я прошел через самое страшное испытание в моей жизни, медленно и уверенно убивая того, кого любил. Когда я разрывал на части собственную душу каждым новым прикосновением к струнам, сплетая смертельно опасную мелодию — это было жестоко больше по отношению ко мне, чем к Не Минцзюэ, ведь смерть была к нему милосердна. Как только я понял, что все мои попытки унять его презрение и ярость бесполезны — я больше не сомневался. Он был тем, кто собирался меня убить и вполне мог достичь успеха в этом начинании. Я же умирать по чужой прихоти не собирался.       Остается еще старший брат, которому мне очень не хотелось бы причинять боль. И все же… Он пытается найти мне оправдание, но не понимает. А значит, однажды будет вынужден открыть глаза и встретиться с фактами. Чем это закончится? Все зависит от него. Знаю лишь то, что я сделаю все, что понадобится для того чтобы выжить. Возможно, за счет жизни чужой, хоть мысль эта мне и неприятна.       Сюэ Ян такой же — скорее убьет того, кто ему угрожает, чем позволит причинить вред себе. И то, что произошло с Сяо Синчэнем — прямое тому подтверждение… Он сейчас выглядит совершенно обыденно, не считая залегших под глазами теней. С порога смеется, вваливаясь в мои покои как к себе домой. Я уже не удивляюсь тому, что ни одна из мер охраны Башни его не задерживает, а мои адепты из числа лучших не подозревают о наличии постороннего на вверенной им территории. Я и сам узнаю о его прибытии лишь за миг до того как распахивается дверь. — Я проделал столь долгий путь, а меня даже никто не встретил, представляешь?! В ордене Лань Лин Цзинь совсем позабыли о манерах, А-Яо! Я возмущен! — Быть может, мне удастся как-то сгладить эту ситуацию, О Достопочтенный? В знак моего уважения позволь мне нижайше преподнести тебе бутыль лучшего вина из личных запасов!       Разумеется, вино уже у меня в руках и Сюэ Ян принимает самый пренебрежительный вид, забирая у меня бутыль и придирчиво рассматривая содержимое сквозь стекло. — Я постараюсь забыть об этом инциденте…       В тоне его все еще звучит наигранное сомнение и я неспешно выставляю на низкий столик плетеные корзинки, наполненные сладостями. К моему удивлению он на какой-то миг замирает, прожигая угощение взглядом, который обычно не сулит добра, но в следующую секунду он уже вновь смотрит на меня и смеется. — О чем я говорил.? Вот уже забыл, кажется. — Какое неописуемое облегчение — слышать об этом.       Я поддерживаю образ вежливого и благовоспитанного хозяина дома, принимающего гостя. Очередная игра, затеянная Сюэ Яном и подхваченная мной, не более. Но вместе с такими вот постоянными играми приходят легкость и веселье, которых так не хватает в иные моменты.       Он фыркает, резким движением срывая пломбу с бутылки и принюхивается к горлышку. Мне приходится все же отобрать у него тару, напомнив о манерах, чтобы самостоятельно разлить напиток по чашам.       Сюэ Ян следит за этим действом с ехидным прищуром, опускаясь на циновку. — Глава ордена поди отвык обслуживать гостей собственной златой рукой? Или подобные навыки так просто не забываются?       Мой трагичный вздох словно бы и не ему адресован, а вот улыбка… — Увы, теперь нет проку пополнять мою коллекцию ядов.       Я все еще улыбаюсь, но теперь с нужной долей задумчивости во взгляде, что сменяется просветлением по мере того, как он делает второй глоток.       Едва не поперхнувшись, он все же вновь усмехается, наклоняясь через столик, чтобы сцапать разом несколько корзин с конфетами и свалить их содержимое себе на колени.       Дальнейший диалог проходит почти в одностороннем порядке, потому как он всецело поглощен изучением своей добычи, рассортировывая сладости по карманам и сумке, порой довольно скалясь. Впрочем, несколько конфет удостаиваются короткого перелета до корзины с мусором. А я думаю о том, что мне вовсе не сложно выискивать все эти сладкие изыски с разных уголков света, в то время как он почти в каждый из своих визитов оставляет мне редкие трофеи из числа артефактов разных орденов. — У меня ничего не выходит.       Он произносит это совершенно спокойно, почти бесцветным голосом, вот так неожиданно и без перехода, все еще рассматривая угощения и перекладывая кучки на столе. — Сколько бы я ни пытался. Что бы я ни делал.       Он наконец ловит мой взгляд, но в глазах его как и в тоне невозможно что-либо прочесть. — Возможно, мне не хватает опыта…       Но сомнение, звучащее в его тоне говорит лучше любых слов о том, что это лишь отсрочка принятия очевидного факта. — Или же есть что-то, чего я попросту не знаю. У тебя есть что-то еще из записей Старейшины Илин?       Молча качаю головой, — он и сам знает, что выцыганил у меня все, что было в моем распоряжении. Да и кое-что из того, чего у меня не было тоже. — Значит мне нужен сам Старейшина. У тебя, случайно, не завалялся кусочек?       Его взгляд при этом с тонким намеком скользит к стене, за которой сокрыт проход в потайную комнату.       Не оборачиваясь, ощущаю спиной устремленный на меня оттуда прожигающий взгляд мертвых глаз Не Минцзюэ.       Восхитительная наглость. И самоуверенность. — Сюэ Ян.       Я сомневаюсь в том, что мне стоит говорить то, что я собираюсь сказать и это сомнение отражается в тоне. Он смотрит на меня с удивлением и словно бы с предостережением, но я не внимаю этому знаку. — Отпусти его. У меня не было выбора. У тебя все еще есть.       Я лишь вновь уловил сходство в наших путях. На самом деле я не уверен, что для него это не тупик, ведь ждать и рассчитывать на чудо не в характере Сюэ Яна. А значит, я лишь зря нарушил одну из незыблемых границ между нами, дав этот неуместный совет с примесью личного мнения. Мы не друзья, чтобы вот так легко лезть в дела друг друга.       И его ответ краток и очевиден. — Нет.       Признаться, я был уверен, что больше его не увижу после этого разговора. ***       Он заявился в мои покои посреди ночи. Без предупреждения. Не беспокоясь о том, что в это время в покоях я должен бы был находиться со своей супругой — это лишь удачное совпадение, что она направилась с визитом к своей старой подруге и решила задержаться на пару дней. И мое недовольство по поводу подобного пренебрежения его ни капельки не интересовало.       Если Сюэ Яну что-то не дает покоя ночью — чужой покой уже не берется в расчет. Стоило бы разозлиться на подобную выходку, но чем дольше он неподвижно оставался в дверях, тем больше я ощущал, что-то неправильное во всем его поведении. — Я заинтригован, Сюэ Ян. И, возможно, уже начинаю негодовать. Раздражение присутствует.       Он наконец перешагивает порог и закрывает за собой дверь. Глядит на меня с неясной усмешкой еще пару долгих секунд и… — Сыграй со мной, А-Яо. Обещаю, игра тебе придется по вкусу.       Не могу разозлиться — мне слишком любопытно, что же могло встряхнуть Сюэ Яна посреди ночи и заставить проделать долгий путь до башни. Я не удивлен тем, что он предлагает поиграть — придумывать странные игры и втягивать меня в них для него вполне обыденное дело. Да и я обычно не жалуюсь — это интересно. И порой опасно, но это ведь не повод отказываться? — Хорошо. И что же это за игра? — Игра в любовь, А-Яо.       Наверное, я даже был несколько удивлен, ожидая услышать все что угодно, но все равно оценив оригинальность этого заявления. И не уверен, что он это вообще заметил. Жду пару секунд, позволяя ему обозначить шутку, но жду, кажется, напрасно. — О, Сюэ Ян..... — Нет.       Я вздрагиваю от этого короткого слова, которым он пресек мою речь и неосознанно бросаю беглый взгляд на стену потайного прохода. Он настолько четко передал интонацию Не Минцзюэ, что мне вдруг стала ясна и суть игры. — Ты нарушаешь правила игры. — Я, как и всегда, еще их не знаю, Сюэ Ян.       Его усмешка не отличается весельем, а взгляд горит шальным огнем, когда он идет ко мне через комнату. — Ты забудешь про Сюэ Яна на эту ночь и я не вспомню А-Яо до рассвета. Сыграем, Наставник? Или, может быть, я выучу еще один урок с твоей помощью? Какая разница, что я сейчас скажу, если оба мы хотим здесь видеть кого-то другого?       Он сцеживает эти слова как яд, что жжет язык и требует избавиться от собственного горького послевкусия поскорее. — Закрой глаза, А-Яо.       В руках у него белая повязка и я пребываю в замешательстве, когда он приближается ко мне, чтобы найти ей подобающее место. — Это будет на руку нам обоим, полагаю.       Неужели я готов принять участие в чем-то подобном?       И какая в сущности разница, если наглец уже завязывает мне глаза, а я все еще молчу, пребывая в странном оцепенении? Я испытываю смесь отвращения и злости в этот момент… Нет, лгать себе я так и не научился, — я должен испытывать злость и отвращение, но не ощущаю ни того ни другого. Я вообще ничего не ощущаю по поводу этой его выходки. Спешу поделиться с ним этим фактом. — Игра мне не интересна, Сюэ… ***       Почему-то самые верные и преданные помощники выходят из идиотов. Из идиотов вроде Су-Ше. И ведь надо быть идиотом, чтобы протащить человека, лишившегося конечности через несколько порталов и оставить в потайной пещере, прежде чем отправиться за помощью. И все же, даже будучи на пределе, лишившись всех сил, он смог добраться до меня и худо-бедно обрисовать ситуацию, прежде чем упасть без сознания. Или же протянутая мне отрубленная рука лучше обозначила суть проблемы?       Я успел вовремя, чтобы принять полновесный поток отборной рыночной брани по поводу своего неспешного прибытия. И отключаться Сюэ Ян не собирался ни на миг, возможно, понимая, что это станет последним, что он сделает.       Мне до этого не доводилось заниматься приращиванием отрубленных конечностей к телу, а из подручных материалов при мне оказались лишь струны. Я использовал самую тонкую и опасную, чтобы соединить разорванную плоть и передал ему немного энергии. На этом закончились мои целительские навыки и импровизация. И лишь когда я закончил, он без особого желания закрыл глаза и провалился в беспамятство.       После Су-Ше несколько раз наведывался в пещеру, чтобы омыть рану и сменить повязку и влить в него еще немного силы, но за несколько дней Сюэ Ян так и не пришел в себя. Возможно, помощь была несвоевременной и он лишь получил короткую отсрочку, но мне хотелось бы думать, что это не так.       Странно ли, что когда обрывалась моя собственная жизнь я вспомнил именно его, такого жизнеутверждающего, презирающего всех и вся и плюющего с высоты своего эгоизма на все проблемы? Мы не друзья и никогда ими не были, но все же…       Мне действительно хотелось бы, чтобы он выжил. Разве же мог бы я сделать лучший в своем роде подарок этому миру? Живой Сюэ Ян — это ровно то, чего этот мир достоин. И когда я стал таким бесчеловечным..?       О, ты ведь будешь хохотать до слез, когда узнаешь о том, как завершился мой жизненный путь. Я почти слышу этот далекий издевательский смех. Посмейся, Сюэ Ян. Ничего другого не жду. И за это — спасибо. ***       Юноша остановился у кромки помертвевшей травы и присвистнул, обводя взглядом раскинувшуюся на несколько миль пустошь. Смешливое и почти легкомысленное поведение его мало подходило для места с подобной тяжелой темной энергетикой, однако оно совсем не помешало ему ступить на мертвую землю. — С размахом же устроился, ничего не скажешь!       Достигнув сердцевины тьмы, охватившей эту землю, Сюэ Ян остановился, интуитивно найдя точное место захоронения и опускаясь на землю так, чтобы оказаться над запечатанным гробом — убрать несколько слоев почвы — и вот он уже восседает ровно на крышке. Привычно попирая все моральные устои и пренебрегая манерами да и здравым смыслом тоже. — Как жизнь, А-Яо?       Губы скалятся насмешкой, улавливая неуместность данного вопроса, а в глазах горит ровным темным светом злой огонек. — Ну да, чего это я с мертвыми о жизни?       Он молчит пару секунд следя за собственной рукой, что скользит по мертвой траве. — Я мог бы помочь тебе выбраться, но не стану. Что-то мне подсказывает, что тебе вполне по нраву твоя нынешняя компания…       Словно в ответ на эти слова из-под земли доносится гулкий удар по крышке гроба и Сюэ Ян в притворном ужасе подпрыгивает на месте. — Какой он у тебя экспрессивный!       Смешливый оскал никак не желает сойти на нет. — Это почти романтично, знаете ли…       В этот раз удар куда сильнее и земля ощутимо вздрагивает от прошившей ее энергии. — Эй, Не Минцзюэ, я не с тобой разговариваю! Что за вопиющая невоспитанность?! Тебе вообще знакомо слово «сдержанность»?       Если мертвеца можно ошарашить наглостью, то произошло именно это. Так или иначе, но земля перестала вздрагивать и Сюэ Ян вольготно откинулся на спину, глядя в ночное небо.       Прошло не меньше четверти часа прежде, чем он снова заговорил: — Это ведь совсем не в моем духе, а, А-Яо? Но ты знаешь, зачем я пришел.       Последние слова прозвучали чуть резче, потому что говоря это, юноша вновь принял сидячее положение, словно что-то вспомнив, скользнув рукой по запястью. — Мне это больше ни к чему, возвращаю.       В траву упала и коротко блеснула свернутая в тонкое кольцо серебряная струна, блеснула, и словно бы растворилась, втянутая самой землей, вызвав короткий смешок у Сюэ Яна. Случайно оброненный артефакт юноша и вовсе не заметил, как и не проследил за участью редкого предмета, неспешно поднимаясь и отряхивая полы одеяния. — Больше мне здесь делать нечего. Прощай, А-Яо.