Папочка смог

— Пацан, семья — это главное, запоминай. Ты не просто заполняешь пустоту внутри женщины, ты сливаешь ее начало со своим. Хью кивает — да сливает, да начало. Только непонятно, почему старик говорит это ему, когда оно совсем не надо. Да и ему самому, кажется, тоже. — Ты бы мог спустить в салфетку, усиленно поработав своей ладошкой пару минут. Но ты выбираешь тело, а значит, уже несешь ответственность, — Бутчер трогает щетинистый подбородок, следя взглядом за барменом, откупорившим очередного «Бакарди». — А проститутки? За них я тоже несу ответственность? — Хью бросает на него взгляд из-под стакана гиннесса. Бутчер увлекается, гоняя по барной стойке шот виски и наблюдая, как жидкая медь разбивается о стеклянные стенки. Делает два микроскопических глотка и на серьезе заявляет: — Да нет, нихера. Шлюхи есть шлюхи — к семье никакого отношения не имеют. Хью щурится, смотря на свое уродливо искаженное отражение в гиннессе, которое, на самом деле, чуть красивее, чем он, но все еще какое-то глупое по взгляду. Наверное, он уже не хочет спускать свое мужское начало. *** — Во-первых, это нихуя не правильно. Во-вторых… — Во-вторых, ты выдул мой апельсиновый сок. Вот это — нихуя не правильно, мой друг, — Хоумлэндер что-то бормочет себе под нос, отправляя пустой тетра-пак в мусорное ведро в другом конце комнаты. Бутчер накрывает голову ладонями, потому что в височной доле незапланированно пульсирует вчерашний градус, отравленными реками разливаясь по всему телу. «Друг» после этого звучит издевательски наигранно и… нихуя не правильно. — Сок, блять? — непонимающе спрашивает Бутчер, все еще держась своими обеими за лоб. — Тысяча пакетов не покроют того, как ты мне должен. Засранец раскалывает его, как нетвердый орешек, на раз и тянет с ухмылкой на всем своем напудренном лице: — С чего ты так решил? Потому что ты меня потрахиваешь? Бутчер этой комнатной телепатии не одобряет. Он хочет подстричь все невидимые антенны над головой супера, которые дают ему эту невъебенную силу, чтобы тот никогда больше не общался с космосом и стал уязвимым. Таким же, бля, как он. А пока что уязвимость проявлялась только в подрагивающих накаченных (че, и они тоже?) икрах, когда Бутч нагибает его в собачью, чтобы поиметь, как суку. Сука представляется слабо — у них колом обычно не выпирает, поэтому уже через минуту он тянет геройскую задницу за собой под одеяло. И вот тогда кто не спрятался, тот жестко выебан. — На-ка. Скройся нахер. Билл физически уже не может заставить себя оторвать взгляд от нереалистично рельефных бедер и, подцепив с кресла первую попавшуюся под руку шмотку, кидает ее блондинистому. Хоумлэндер, подмечая слабо поалевшую мочку за его всклоченными смоляными волосами, ухмыляется и опускает свою ладонь, беря в руку напрягшуюся плоть. Шмотка летит мимо проигнорированная. — Хорош при мне эрегировать, чувак, — со вздохом издает Бутчер. — Мне оно… — не заканчивает, потому что тот останавливается, но член из крепкой хватки не выпускает. Такой же крепкой, как его натянутая задница вчера, когда они вдвоем расшатывали койку. — Ну а ты разве не за этим пришел? — Нихрена, чел, — выплевывает Билл, подтягивая вверх молнию на брюках — надо же, он все это время расхаживал с распахнутой ширинкой, будто обторчавшийся отброс. И у него стоял, потому что свести металлические зубья с первого раза не получилось. Надо же. Блондинистый выпускает дружка из рук, лениво обтирая ладонь — хотя она даже не влажная, кого обманывает — о кухонное полотенце с просто огромными, чтоб их, маками. Внутренний Фрейд стучит Биллу по черепушке, напоминая, что не дело это, так сказать, заглядываться на большие маки. А хочется. Когда он сказал, что пора засадить в жопу каждому, кто именует себя супером, он совсем не это имел в виду. Он не имел в виду, что втрахает самого — охренеть простите — Хоумлэндера в диван, который заскрипит в такт его стонам в стиле «покорная сучка». Он нихера не его папочка, и не хочет им никогда быть. Но выебать его — да, он бы смог. Не дожидаясь очередного вброса от Хоума, Бутчер разворачивается, вышагивая ровно три добрых метра, пока супер-хер не кричит ему вслед: — Без рубашки пойдешь? Забыл. И добавляет: — Простудишься. Бутчер разворачивает корпус, и фланелевая рубашка прилетает в лицо, отдавая слабым запахом хоумлэндеровской смазки — когда нах успел? Сознательная часть мозга кричит «ну нахер», в то время как животный инстинкт диктует снюхать его. Вопрос остается: кто из них двоих нихуя не правильный?