Неизбывная горечь

«Злишься? Хочу увидеть твою злость». Кабинет наверху в Безночной башне был ярко освещён этой поздней ночью, и тот, кто ворвался в комнату, был очевидно взбешён: стиснутые кулаки и ярость в глазах. И всё же… всё же гордо вздёрнутый подбородок. Презрение? Скоро оно сменится страхом. Как только Сюэ Ян увидел злость, он понял, что выиграл. Окончательно и бесповоротно.  — Ты хорошо подумал с кем связываешься, тварь? Ты забыл кто наследник «Города»?! Я размажу тебя прямо здесь, в своём кабинете! Ты ещё имел наглость звать меня в мой собственный кабинет?!  — Мне уйти? — Сюэ Ян отошёл от окна, огладил столешницу и уселся в кресло, вызвав в человеке напротив гримасу отвращения. — Я ведь развернусь и уйду… прямиком к твоему отцу, — острый нож наколол одно из яблок на блюде с фруктами и отразил ухмылку, которую Сюэ Ян давал себе слово научиться сдерживать. Но так и не научился. Мужчина перед ним был пьян, но, всё же, пьян недостаточно, чтобы идти на такой риск.  — Садись, — наследнику указали на место посетителя в собственном кабинете. Вот он сегодня кто — проситель, вымаливающий шанс. «Если сейчас сядет в кресло, то он мой». Вэнь Чжао потянул ворот рубашки, как будто задыхаясь, отвёл взгляд в сторону, отбросил полу пиджака, нащупал в кармане флешку и бросил её на стол с такой силой, что она отскочила от поверхности и, соскользнув, скатилась на пол. И сел-таки в треклятое кресло, игнорируя тёмный взгляд напротив, полный торжества и удивления.  — Чего ты хочешь?  — Чего я хочу… Дай подумать… А что ты можешь мне предложить? Деньги? Власть? От тебя я не получу больше того, что имею.  — Но ты не пошёл прямиком к отцу с этими записями. Ты позвал меня сюда в три ночи, поэтому выкладывай! «Погоди немного».  — А вдруг я позвал тебя, чтобы насладиться твоим поражением, прежде чем дать Вэнь Жоханю доказательства твоего предательства?  — Я его единственный оставшийся наследник!  — Который на видеозаписях договаривается за спиной главы с конкурентами о слиянии? И уверяет инвесторов, что «позаботится» о том, чтобы отец не долго мешал их планам? О, твой отец, несомненно, обнимет и простит. — Одна бровь приподнялась в деланном удивлении. Чжао дернулся, но быстро сник, — и без того жестокий характер отца в последнее время граничил с явным неприкрытым безумием, и его было всё сложнее скрывать от посторонних. Это стало одной из причин, по которой Чжао решил позаботиться о себе раньше, чем семейное дело рухнет окончательно.  — Ты мог бы присоединиться ко мне, — наследник изо всех сил старается, чтобы голос звучал небрежно и развязно. И даже в кресле откинулся по-хозяйски, с прежней улыбочкой. «Не стоит, право, от тебя на километры разит паникой».  — Промышленный шпионаж и устранение конкурентов? Я могу поставить тебя главным исполнительным директором. «После слияния с «Ланьлин»? Да кто ж тебе даст, идиот. Не факт что ты сам будешь у руля».  — Меня не устраивают обе должности, — лезвие ножа воткнулось в середину очередного яблока, разломав его пополам. Чжао не дурак, он знает что «устранение конкурентов» для Жоханя — дело любимое. Более того, «конкурентами» для него всё чаще и чаще становятся случайные люди. При нескольких таких устранения Чжао присутствовал самолично, проявив рвение, после чего блевал за дверью. Чжулю говорит, что он до сих пор мучается кошмарами. Тем лучше.  — Что же тебя не устраивает? — пренебрежение так и сквозит в голосе (именно это и не устраивает).  — Ты. — Сюэ Ян ждёт очередной вспышки гнева, но её нет. «Предчувствие победы всегда слаще, чем сама победа, увы». И оттого во рту растекается горечь разочарования. Но ничего, всегда можно развернуть обёртку и получить толику сладкого удовлетворения. — Твоё отношение. Твоё неуважение.  — Ты хочешь от меня уважения? — («Ты, шавка приёмная», так и слышится).  — Не-ет, что ты, Чжао. Ты способен на уважение ко мне не больше, чем я — на уважение к тебе. Но ты способен дать мне немного… сатисфакции. И, чтобы между ними не осталось взаимопонимания, Сюэ Ян смотрит оценивающе на ключицы, на запястья, прикрытые золотыми побрякушками, ведёт взглядом ниже, и даже хочет продемонстрировать какой-то особо непристойный жест, но в этом нет нужды — его понимают раньше.  — Ублюдок ты! Сюэ Ян пожимает плечами. Дескать, ну да, ублюдок, так что ж теперь сделаешь.  — Какие гарантии? — Чжао поднимается с кресла.  — Моё честное слово, — ещё одна ухмылка.  — То есть, никаких.  — То есть, никаких. Раздевайся.  — Я не знал, что ты педрила, сладкий. Пиджак, небрежно брошенный на стол, Сюэ Ян сметает на пол, за ним следует нервно сорванная рубашка. Он не обижается на брошенное Чжао оскорбление. И дождавшись когда «наследник» начнёт спускать штаны, цедит:  — К тому же, иметь тебя буду не я, а он. «Нет ничего смешнее этого гордого мерзавца, замершего, отклячив зад со штанами, спущенными на уровне колен. И его покрасневшего лица». Из боковой тайной двери выходит Чжулю, бесстрастный как обычно. Сюэ Ян всё-таки не может сдержать смешок.  — Ты… Ты мой личный телохранитель, — на лице потерянное выражение и…о, неужели слеза? Лучше и быть не может.  — Нанятый Вашим отцом. Я подчиняюсь главе Вэнь. — Вэнь Чжулю не подходит, даже не двигается, продолжая наблюдать от двери.  — Ты обязан меня защищать! Я никому больше не могу доверять! Только тебе! И ты… Вот теперь слёзы, пусть и пьяные, но откровенно жалкие. И испуг. И ощущение бездны. Сюэ Ян пьёт эмоции чужого падения, наблюдая, как молодой человек перед ним на глазах ломается, превращаясь в нечто испуганное, с трясущимися губами. «Тот, кто стоял между тобой и твоими кошмарами, между тобой и любой опасностью, твоя верная тень, станет тем, кто тебя унизит и растопчет. Так ведь?» Сюэ Ян торжествует.  — Собака безродная! Две безродные собаки заодно! Такая детская обиженная гримаса на красном лице и сползшие до щиколоток штаны. «Теперь бросайся на нас с кулаками, путайся в штанах и падай мордой в ковролин. Не хочешь? Жаль. Что ж. Не всё сразу, пока что этого достаточно».  — Я обязан Вас защитить. И это единственное, что я могу сейчас для Вас сделать. Иначе ситуация повернётся ещё худшей стороной. Сюэ Ян кивает, поигрывая ножиком, подтверждая усмешкой каждое сказанное слово. Так непривычно для Чжулю — столько слов сразу. Волнуется, отмечает для себя Сюэ Ян, и откладывает это наблюдение на потом. Хотя…  — Подождите. Я включу камеру. Этот сатисфакционный акт обязательно нужно записать. Свободной рукой Сюэ Ян достаёт из ящика стола айфон и баночку с кремом, которую бросает Вэнь Чжулю. Тот, наконец, отмирает, ловит баночку, чтобы потом бросить её в кресло для посетителей, и двигается в сторону Чжао, который уже с нескрываемым ужасом смотрит то на появившийся гаджет, то на приближающегося Чжулю.  — Извращенец! — Вэнь Чжао выплёвывает не слова, а сгустки страха. «А я ведь только начал». Сюэ Ян фиксирует айфон с помощью держателя и поднимается из-за стола. Обходит его, приближается со спины к Чжао, ножом подцепляет влажную от пота ткань ещё надетой футболки. Точно рассчитанный нажим и рывок вверх — и предмет гардероба приходит в абсолютную негодность, а бок ножа на обратном пути легко проскальзывает по лопатке. Вэнь Чжао вздрагивает и инстинктивно подаётся вперёд, оказываясь вплотную к подошедшему Чжулю.  — Я же ясно велел раздеться. — Звучит несколько раздражённо, после чего Сюэ Ян возвращается за стол и, когда Чжао сбрасывает с себя разрезанную футболку, а потом спускает плавки, включает видеосъемку. «Нож, к сожалению, придётся оставить не напоенным: Чжулю не позволит зайти дальше. А судя по тому, как он начал выглаживать задницу этого…»  — Заставь его кончить. Дважды. «Пусть я здесь ещё что-то решаю». И Сюэ Ян с максимальным удобством устраивается в кресле. Чжулю никуда не спешит. Сам он полностью одет, собран, а его действия отточены. На лице застыла отстранённость. Это выражение всех пугает обычно больше всего.  — Для Вашего же блага, не сопротивляйтесь, — единственное, что говорит он, сильнее прижимая к себе тело Вэнь Чжао. Грубая джинсовая ткань снизу, мягкая хлопковая — сверху, уверенные руки с мозолями на ладонях и подушечках пальцев — будто повсеместно. Разница тактильных ощущений, обострённых эмоциональным коктейлем, разогнала кровь по венам стоящего лишь в обуви Чжао быстрей, чем выпитый до этого алкоголь. Пальцы Чжулю одну за другой находят наиболее чувствительные точки на задеревеневшем было теле, пробуждая и побуждая отзываться. Следующая порция злых слёз и шипения знаменует осознание Чжао, что он сам льнёт за касанием. Попытка проявить инициативу руками тут же пресечена:  — Нет. — Чжулю достал из заднего кармана наручники и застегнул их на запястьях Чжао, затем развернул того спиной и подтолкнул к креслу для посетителей. — Ложитесь поперёк на подлокотники. И Чжао подчиняется. Он бросает лишь короткий взгляд на Сюэ Яна и по телу проходит озноб — ухмылка наёмного шпиона и киллера в сочетании с мрачностью в глазах наводят страх на любого, но ещё ужаснее видеть этот голод, — природу которого вряд ли можно с чем-то спутать, — направленный на Чжулю. Когда прикосновения последнего возвращаются, Вэнь Чжао вздрагивает. В нынешней позе он не может видеть безэмоциональное лицо своего телохранителя. Только ощущать везде его руки и терпеть унижение тем сильнее, чем острее становились реакции собственного тела на умелые манипуляции Чжулю.  — Я тебя ненавижу! — всхлипывает Чжао, когда пальцы экзекутора нажимают на очередную акупунктурную точку на его груди, а другая рука и обе ноги лишают его любой возможности к себе прикоснуться или потереться о кресло.  — Боитесь, — поправляет Чжулю. — В данный момент — позора. В большей степени. Затем телохранитель склоняется, практически ложась на Чжао сверху, и ощутимо кусает чувствительную плоть у основания шеи. Внезапная боль, — и тело, на котором только что сжато отыграли этюд, содрогнулось. Без лишних касаний, без лишних чувств. Вместе с накатившим оргазмом на Чжао нисходит осознание того, что он ничего не в состоянии контролировать. Ничего. Включая собственное тело. Очередной хмык Сюэ Яна при этом — малозначимая капля, что в прошитое пробоинами сознание упала и оставила неприятно влажную дорожку по касательной.  — Я в тебе не сомневался, Чжулю, но сейчас ты, кажется, превзошёл сам себя, — тянет Сюэ Ян, останавливая запись видео, а перед тем, как запустить новую, добавляет, — однако же… будь посерьезней в этот раз. «Не щади этого зарвавшегося щенка! Раздави его! Сломай!»  — Хорошо. Если ты этого хочешь. Ровный ответ Чжулю сопровождается вжиком «молнии». Чжао вздрагивает, делает неуклюжую попытку подняться, но тщетно: ватные ноги, скованные руки, всё его тело, после выпитого и пережитого за короткое время, больше напоминало расплавленный воск. Одна рука Чжулю уже проходилась по его позвоночнику сверху вниз, пока вторая брала из-под него баночку со смазкой.  — Чжулю, Чжулю, ты такой исполнительный. Как же прекрасно, что наши желания совпадают, верно? — Голос Сюэ Яна в этот раз слишком серьёзен и лишен обычной манерности, но именно сейчас Чжулю предпочитает на него не отвлекаться. «Увлекся желанной игрушкой? Ну-ну, поиграйся пока». *** Позже, когда Вэнь Чжао, ползая под столом, находит ту самую флешку (да, в единственном экземпляре, хочешь верь, хочешь не верь), с потухшим видом трясущимися руками натягивает штаны и исчезает, хлопнув дверью, Сюэ Ян гасит свет, оставляя единственным освещением призрачные огни города, подходит и обнимает Чжулю со спины, греясь:  — Видишь? Мы для них являемся лишь отребьем, швалью, собаками безродными, обслуживающим персоналом, пока не почувствуют нашу силу. Зато представь как приятно ему теперь будет работать в этом кабинете… Он слушает тяжёлое дыхание, ожидая что его обнимут в ответ, но Чжулю стоит прямой и негнущийся, как палка, и не только не чувствует его объятия, но, кажется, и не слышит вовсе. И от этого Сюэ Яну больно, а во рту опять горчит. О, он обязательно заставит мир заплатить за каждую секунду его боли, и он сделает всё, чтобы эта горечь исчезла. Однажды… Тёплое тело в его руках, смягчаясь, отстраняется. Чжулю молча приводит одежду на себе в порядок.