***
Арахнисс никогда не был любителем откровенностей и отличался от всего своего весьма эксцентричного ― на свой взгляд ― окружения достаточной сдержанностью для того, чтобы не компрометировать себя перед врагами. А при непосредственном участии в деятельности мафии каждому невольно может показаться, что любой человек ― твой потенциальный враг. Мнительность ли это, или простая предосторожность, сила ли привычки ― не важно. Суть в том, что вербального общения Арахниссу и на работе хватало в избытке, а на излишние реплики его развести было задачей, изматывающей нервы. Несмотря на всё это, Пентиус был весьма настырен, да и обстоятельства сложились так, что эти двое как-то… сошлись. Пусть поначалу это было непривычным, а внутренний голос не смолкал о том, что всё это плохо кончится ― Арахнисс уже не мог заставить себя отступить. Оказалось, что иметь приятного собеседника не так уж и плохо. Немыслимым образом Пентиус со временем начал казался демону действительно приятным и располагающим к себе. Арахнисс ему… симпатизировал. И в этом трудно было признаться даже самому себе. А привязанность, что проявилась со временем после чреды их регулярных встреч? О, нет, нет никакой привязанности. Просто грешник хотел больше общения. Больше обычного человеческого общения и отклика хоть в ком-то. Это всё эгоизм. И без разницы, что и реплики змея-изобретателя не пролетали мимо ушей, а со временем и жадно ловились благодарным слушателем в лице Арахнисса. После этих встреч демон чувствовал одновременно и разочарование от того факта, что очередной вечер в приятной компании окончился, и облегчение от знания, что это не последний их разговор. Эти странные чувства преследовали так же, как мысли о неожиданно гениальном, пусть и эксцентричном сэре Пентиусе. Медленно проявляющиеся нетипичные и отчасти пугающие чувства осознавались их обладателем ещё более медленно, что уж и говорить об их принятии. И… Это было чудовищно. Как только слово «симпатия» переросло в губительное слово «влюблённость» и прочно обосновалось в голове Арахнисса, тот не мог найти себе места. Он метался, словно зверь, загнанный в ловушку. Не мог сосредоточиться, не мог не думать, не мог принять, но и отбросить эти глупости не получалось. Всё становилось только плачевней, чему в подтверждение были неврозы, совершенная бессонница (впрочем, а когда у него её не было?), озлобленность и апатия. За что? Почему? Почему именно Пентиус? Почему мужчина? Он не… «Мелкий ублюдыш…» «Думал, я не узнаю, где ты шляешься, грязная мразь?» «Ты отвратителен, паскудный щенок». «― Где Тони? ― В больнице». «― Что с ним? ― Множественные травматические повреждения тканей, а так же глаза. Он в операционной». Это событие произвело когда-то на Арахнисса неизгладимое впечатление. А сейчас он ничего не может с собой поделать. Не может не повторять горького опыта брата, так как, судя по всему, обратного пути уже нет ― любовь буквально пустила корни в его лёгких. Ханахаки ― это проклятье всего Ада, ибо, если ты им заболеешь, то с большой вероятностью сдохнешь в продолжительных муках, ведь тут не то место, где тебе благосклонно отвечают взаимностью. Обычно нет. Лишь иногда могут поглумиться и принять чувства заболевшего на некоторое время для того, чтобы потом разочаровать, обмануть напрасно проявленное доверие и тем самым убить. Ханахаки ― смерть по собственной вине и по вине своих бесплодных чувств и напрасных надежд. Ещё один повод поменьше мечтать и больше быть реалистом: любовь не приносит ничего, кроме боли и разочарования. Арахнисс думал, что он уже давно перестал привязываться, научился чему-то на своём горьком опыте, и уже никогда не сможет полюбить. Как оказалось, он снова ошибся. И опять губит себя пустыми надеждами и идиотскими чувствами. И поделом, наверное. Вот уже полтора месяца, как он по ночам задыхается от тяжести в груди и страдает от влажного кровяного кашля. Тот довольно скоро перерос в ошмётки нежных белых лепестков какого-то цветка, обляпанных в крови. И не так давно эти самые лепестки образовали целые бутоны, мешающие жить, упрямо изводящие своего носителя, опутывающие его лёгкие своими извилистыми корнями. Они забивали собой горло и настойчиво раздирали тело демона изнутри на кусочки. Скоро он начнёт задыхаться, терять сознание, отхаркивать ещё больше пресловутых бутонов и всё дольше испытывать накатывающие приступы режущей боли в области лёгких и сердца. Звучит неприятно. Хочется сдохнуть поскорей, без всего этого дерьма, не разыгрывая этой ёбаной трагедии… Но кем-кем, а суицидником Арахнисс не был. По крайней мере, пока что его гордость и принципиальность позволяли ему терпеливо сносить всё, преподнесённое сукой-судьбой. И именно поэтому он идёт на очередную запланированную и ставшую своеобразной традицией встречу с Пентиусом, внутренне содрогаясь от мысли, что после этого болезнь будет только быстрее прогрессировать, активно терзая его тело изнутри своими настойчивыми стеблями, корнями и бутонами… Но он не отступает. Он привык. И потерпит, ведь рядом с этим змеем наступает мимолётное облегчение. Из-за того ли, что так работает болезнь, или дело в чувствах самого Арахнисса, он и знать не желает. Просто идёт, прокручивая в голове упрямое: «Это всё плохо кончится. Не наделай глупостей. Только не снова». Действительно, он уже сделал более, чем достаточно, чтобы испоганить себе жизнь ― не стоит ещё и делать из этого представление, признаваясь в никому ненужных чувствах.***
В баре всегда было тихо в это время. Он в целом не блистал популярностью даже среди местных и вид имел весьма обшарпанный, но это был тот самый случай, когда Пентиус закрывал глаза на убранство в угоду тишине. Здесь всегда можно было спокойно поговорить без лишних любопытных глаз и просто расслабиться. ― Доброго дня, ― поздоровался змей с молчаливым барменом. Тот коротко кивнул, тут же откупорил бутылку, выставил на стол знакомый стакан с толстым донышком и, наполнив его наполовину, докинул ловким движением льда. Пентиус довольно хмыкнул, оплатил свой обычный заказ и, подхватив его, пополз к дальнему концу зала, занимая угловой столик в небольшом закутке. Нет, он никогда больше не напивался, как в первый приход сюда, а один стакан обычно растягивался на целую встречу и был скорее формальностью, чтобы их не выгнали из этого бара, чем реальной необходимостью. Алкоголь не являлся теперь катализатором разговоров. Пентиус кинул взгляд на настенные часы и усмехнулся: если верить стрелкам, то Арахнисс, отличавшийся обычно пунктуальностью, должен был прийти с минуты на минуту. Словно вторя этим мыслям, чуть поодаль скрипнула входная дверь, и на пороге показался знакомый силуэт снайпера. От одного взгляда на того по телу пробежало приятное тепло, которое Пентиус, впрочем, тут же постарался отогнать. Он ведь просто был рад встрече, верно? И всё же змей невольно улыбнулся шире и скрестил перед собой пальцы рук. Бар встретил Арахнисса привычным спокойствием и редкими незнакомыми, мало интересующими личностями, за исключением всё того же неизменного бармена на своём посту за стойкой и уже ожидающего его Пентиуса. В груди что-то сжалось от широкой улыбки, в которой расплылся змей при взгляде на него, и предательски заныло болью, подступающей к горлу. Сконфуженно откашлявшись в кулак, демон смог скрыть пару лепестков, сжав их в ладони и заложив руки в карманы костюма. Хорошо ещё, что это были всего лишь лепестки. Остаётся только надеяться, что ему и дальше будет так везти. Пересекаясь взглядом с барменом, мафиози лишь молчаливо кивает и, положив деньги на стойку, не глядя подхватывает стакан с алкоголем, что так же не менялся из раза в раз, как и у его… друга? Знакомого? Да, скорее так… От этих мыслей кровь вновь явственно ощущается на языке, но Арахнисс не подал виду, что что-то не так, легко исказив рот в дружелюбной, но сдержанной улыбке в ответ на взгляд Пентиуса, пока подсаживался к нему за стол. ― Ну? ― непринуждённо протянул арахнид, будучи не особым любителем соблюдения формальностей. ― Как дела у нашего покорителя всея Пентаграмм Сити? Лёгкий смешок напополам с беззлобной шпилькой в адрес Пентиуса всё же сорвались с губ Арахнисса прежде, чем он мог себя сдержать. Со своими привычками ёрничать грешника недолюбливали многие ― он, должно быть, как-то задевал предметы своих саркастичных выпадов, но до сих пор это его мало волновало… Так как раньше ему было не до заботы о чужих чувствах. Да и, признаться, банальная вежливость не была актуальной для демона на протяжении уже довольно долгого времени. ― А как хорошо звучит, ― мечтательно произнес змей и довольно прищурился. Он больше не заострял внимания на подобных словах, хотя поначалу порой злился на любые подколы в свою сторону, раздражался, но и так же быстро остывал, стоило только теме смениться. ― Отбил пару кварталов у мелких шаек, ― хмыкнул Пентиус и поочередно, с тихим цоканьем, постучал когтями друг о друга. Ухмылка стала ещё шире. ― О-о-о, те малолетние дурни возомнили себя королями и совершенно забыли о безопасности. Как и о том, насколько важно сохранять трезвый рассудок: а ведь я всегда говорил, что алкоголь и пьянство не доводят до добра даже в аду и полагаться лишь на удачу и случай… ― демон осекся и прокашлялся. Он порой увлекался, перескакивал с темы на тему, за долгие годы слишком привыкший выговариваться разве что приспешникам, а потому теперь постоянно напоминал себе, что стоит вести себя чуть более сдержанно. ― В общем, было слишком приятно наблюдать, как они удирали, поджав хвосты. Вос-с-схитительное чувство, ― довольство ощущалось в самом голосе, в растянутых и текучих интонациях змея и широкой клыкастой улыбке. ― А что у тебя нового, Нисс? Пентиус чуть склонил голову на бок и подпер её ладонью, взглядом скользя по Арахниссу. По его выражению никогда не получалось с точностью понять, в каком состоянии находился снайпер. Тем интереснее всегда было наблюдать. Арахнисс слушал монолог змея, едва приподнимая уголок губ в своей излюбленной ― с некоторых пор ― саркастичной ухмылке, но факт того, что он всё ещё не потерял нить мысли и внимательно смотрел на собеседника, говорил сам за себя. В какой-то момент ему даже на секунду невольно начинает казаться, что они… Могли бы, наверное… По крайней мере, Арахнисс мог бы рассказать Пентиусу о своей… проблеме… Но на место всех этих глупостей тут же приходит здравый смысл: это никому не нужно. Точнее говоря, он никому не нужен. Никогда не был и не будет. Действительно, а с чего бы? Он же просто отвратителен и смешон, и явное тому подтверждение ― цветы, произрастающие из его любви. От этих мыслей внутренности буквально сжимаются в тисках вездесущих стеблей. Он слишком много думает. Ну, а как не думать, когда постоянно чувствуешь боль и привкус крови на языке? ― В отличие от тебя, я не обладаю столь подавляющим количеством амбиций, ― насмешливо хмыкает Арахнисс, складывая одну пару рук перед собой на столе. ― Так что без мирового господства: лишь продажи наркотиков, поставки оружия, рэкет и пара непредвиденных сражений за территории, ― грешник задумчиво взъерошил волосы на затылке, неспешно протягивая: ― Чрезмерная настырность некоторых дилетантов вполне способна покрыть их слабость, как противников. ― Дилетанты… ― Пентиус мимолетно сжимает ладонь в кулак, но так же быстро расслабляется. ― Ад ими полнится, увы, и каждый, кто хоть немного пообвыкнет и приноровится к новым способностям, так и стремится вылезти из низов и заявить о себе, ― змей недовольно щурится. Он и сам терпеть не может выскочек, особенно если те пытаются позариться на его собственность. Особенно если всё это лишь веселья ради. Демон фыркает, но взгляд снова цепляется за Арахнисса, и он унимает ненужные эмоции. ― В любом случае, им явно не повезло встретиться с тобой. Это даже не вопрос ― утверждение. Арахнисс, быть может, на первый взгляд и по незнанию не кажется грозным противником, но сколько таких обманувшихся чужой внешностью полегло в бою, Пентиус предпочитает не спрашивать. Догадывается, что немало. В аду вообще чревато недооценивать хоть кого-либо. Дверь в бар снова скрипит. Змей по привычке кидает взгляд в сторону звука, смотрит с секунду и тут же, тихо ругаясь себе под нос, спешит отвернуться. Там незнакомая демонесса, ей нет никакого дела до сидящих, но вид её у Пентиуса вызывает острое желание сорвать занавески с окон и хоть ими прикрыть оголённые плечи и чрезмерно открытую грудь. К современной и, особенно, местной моде, он не привыкнет никогда. Незнакомка о чем-то негромко разговаривает с барменом и кивает в сторону подсобки, а змей всё же не удерживается от тихого вопроса: ― И кому может нравиться такая вульгарщина? ― Пентиус хмурится и коротко кивает в сторону стойки. В принципе не особо интересующемуся своим окружением мафиози не то чтобы было дело до одежды, которую носят демоны… А потому Арахнисс лишь безразлично скользнул взглядом по очередной откровенно разодетой демонессе, которых не счесть на просторах Пентаграмм Сити, и, явно не впечатлённый, приподнял бровь, с сарказмом в голосе уточняя: ― И тебя это волнует? ― С нечитаемым выражением лица Арахнисс окидывает фигуру змея испытывающим взглядом, а следом выдаёт краткую язвительную реплику: ― Я, конечно, знал, что ты ― приверженец стиля ретро, но даже не подозревал, что настолько консервативный. Конечно же подозревал, но не это главное. Складывая руки на груди и откидываясь на спинку стула, Арахнисс готовится выслушать очередной красноречивый монолог Пентиуса, приподнимая уголок губ в выжидающей ухмылке. Знает же, как порой может разойтись изобретатель в своих монологах. Знает, и специально подначивает. ― Конечно, волнует, это… Пентиус осекается и выгибает бровь. За разговорами он порой забывает, что Арахнисс жил уже в другую эпоху и воспитание у него было совершенно иным. Да и в силу характера… Змей смотрит на ухмылку Нисса и недовольно цокает ― по его вкусу и возрасту не проезжался только ленивый, хотя сам он считает это преимуществом. Ведь не умер повторно в аду в отличие от многих своих современников. ― Дело не в консерватизме, ― Пентиус сцепляет между собой ладони и старается говорить спокойно. ― Я принимаю изменения этого мира, в конце концов, именно изменения так или иначе влияют на прогресс, но это… ― он не удерживается и снова морщится, бросая мимолетный взгляд на незнакомку и её одежду. ― Это выходит за любые рамки. А главное чего ради? Привлечь чужое внимание? Найти себе партнера на ночь? А какой в этом интерес, если все открыто и выставлено напоказ? В женщине должна быть тайна… «Даже если эта тайна губительна». Пентиус на секунду замирает от роящихся в голове мыслей, всколыхнувших прошлое. Обычно он не говорит о жизни до смерти, да и кому? Тупоголовым яйцам, торговцам, мало знакомым демонам? Но Нисс ― другое дело, он давно уже не незнакомец, и Пентиус доверяет ему. Хотя доверять не следует, змей это помнит, но каждый раз посылает здравый смысл куда подальше. ― Знаешь, по мне, может, и не скажешь, но я испытывал определенный интерес к дамам в своё время. Не бегал за каждой юбкой, боже упаси, но всё же, ― Пентиус говорит это задумчиво, словно не уверен, стоит ли заходить в настолько личные темы. Но он уже начал, и обрывать всё на половине слова не в его правилах. ― Тогда тоже девушки были разными, находились и совсем развязные, но меня всегда привлекала в большей степени скромность, сдержанность, и, конечно, ум, ― речь снова затихает на несколько мгновений, пока змей тянется к стакану с виски, но не пьет, а лишь проводит пальцами по самой каёмке, собирается с мыслями или утопает в них ещё сильнее. ― И я даже нашёл свой идеал, Нисс. Не в аду вспоминать о подобных чувствах, но я был действительно обескуражен и влюблен, а когда мои чувства приняли, думал, горы сверну ради неё. Никогда в жизни мне больше не хотелось настолько сильно делать что-либо для кого-то совершенно бескорыстно и бездумно. И ведь делал же. Как малолетний глупец делал, ― Пентиус качает головой и усмехается собственной недалёкости. ― Но любовь, несмотря на весь свет, слепа и губительна. Да и странно вспоминать о таком далёком прошлом спустя столько лет. Арахнисс не перебивал ― лишь слушал, понимая, что зря затронул эту тему. В некоторых вопросах Пентиус может быть крайне категоричен, а он уже как-то и забыл про это. Недовольство, написанное на лице инженера, ранит, а потому Арахнисс морщится, искривив губы. Со стороны можно подумать ― неприязненно, но лучше уж так, чем объяснять Пентиусу, в чём его проблема. Все его действия приводят к полному пиздецу, стоило бы уже себе усвоить раз и навсегда. Одно его существование приносит проблемы. Делать вид, что ему всё безразлично и молчать в тряпочку ― вот лучшая политика для такого, как он. Не подпускать к себе никого, не пересекаться с лишними людьми, не разговаривать не по делу, ибо это всегда приводит к катастрофе. Всегда. Без исключений. И даже сейчас. Они не похожи, хоть и смогли как-то сойтись. Разные… И сейчас сидят друг напротив друга только по воле судьбы. Нет, по глупости Арахнисса, который снова крупно ошибся. Слова Пентиуса болезненно врезаются в сознание, а стебли цветов всё сильней сжимают лёгкие, настойчиво впускают корни в плоть, питаясь болью своего носителя. Жестоко. Арахнисс предполагал, что Пентиус уже был разочарован в чувстве любви ― в отличие от него, Нисса, он любил когда-то, ― он предполагал… Нет, знал, что тот ― не омерзительный гей, что он по девушкам ― ну, а как же, воспитание… Знал, что у него нет ни единого шанса… Только почему, блять, так больно, словно ему вручную вскрыли грудь? Наверное, это участь всей его семьи ― быть омерзительными ублюдками, которые сами по себе ничего не стоят. В глазах темнеет, остаётся лишь голос и слова, отпечатывающиеся в сознании. Боль прошивает сердце ― проклятые корни добрались и до него. Непозволительно быстро… Когда Пентиус обращается к нему с вопросом, Арахнисс на секунду выныривает из состояния самокопания, и, посмотрев в глаза инженера, поспешно отводит взгляд, поддёрнутый пеленой слёз боли, а, может, и разочарования. ― Я пойду, ― бросает он хрипло, на грани слышимости, поспешно утирая струйку крови в уголке рта. Что-то не так. Пентиус замечает это слишком поздно, увлекшийся собственными мыслями, пропускает тот момент, когда в Ниссе, в его взгляде что-то меняется. Меняется в самой атмосфере вокруг и в повисшем, ощутимом напряжении. ― Подожди, я что-то не?.. ― договорить Пентиус не успевает. Арахнисс резко встаёт, но не делает ни шага, тут же падая на колени, заходясь в ужасающе надрывном влажном кашле, выплёвывая на пол окровавленные белые бутоны, большие, в их самом цвету. Они дерут горло, кровь заполняет рот, струйками сбегая по подбородку, руки цепляются за костюм на груди, будто бы желая разорвать его в клочья, чтобы добраться до лёгких, а с зажмуренных глаз капают редкие слёзы. Арахнисс не может это контролировать, потому что ему, блять, больно. Больно. Больно. Больно. Все происходит слишком быстро, как по щелчку. Пентиус с секунду ошарашенно смотрит на картину перед собой, смотрит на бутоны в издевательски ярких кровавых подтёках, на пальцы, впившиеся в грудь, на пелену в глазах… Змей соскальзывает со своего места сразу же, не раздумывая, на едином порыве и сквозь панику, которая разом разрастается в голове до невообразимых масштабов. ― Нисс?! ― он чуть сжимает когтистыми пальцами его плечи, которые сам не знает, когда успел схватить. В голосе бьется липкий страх вперемешку с беспокойством и непониманием. Паззл наконец-то складывается воедино, и Пентиус судорожно сглатывает. Он знает про эту болезнь лишь понаслышке, но ни разу за столько лет не видел воочию хоть у кого-нибудь из демонов. Наверное, потому, что долго с ней не живут, а исход почти всегда один и тот же, в котором счастливым финалом и не пахнет. Любовь не для грешников, не для тех, кто пал при жизни, поэтому она пожирает их медленно и болезненно, отравляет до тех самых пор, пока не разрастётся и не уничтожит окончательно. Поэтому лучше не привязываться, держаться всегда на расстоянии, но… ― Нисс, как давно? Мысли разбегаются, путаются в голове, и голос звучит слишком тихо и отчаянно. Ведь это ― Пентиус осознает всё слишком отчетливо, ― крест, молчаливый приговор, особенно если не предпринимать ничего и дальше. А Арахнисс явно не из тех, кто спешит открыться. Пентиус с ужасом думает, что его пугает одна эта мысль, пугает, что рано или поздно Нисс просто не объявится здесь, потому что его больше не будет. И как угораздило? Пальцы судорожно сжимаются крепче на плече и тут же расслабляются. ― Кто? ― выдавливает из себя змей единственное слово. Внутри Арахнисса всё пульсирует, режет, жжёт, в ушах звенит, а тело бьёт мелкая дрожь, но волнует его вовсе не это. Волнует то, что Пентиус видит, насколько он слаб и жалок на самом деле. Какое же блядство… Когда тот спрашивает, как давно, демон не может ответить ― у него всё ещё перехватывает дыхание, будто его душат за горло. Дышать тяжело, а от прикосновений, чтоб его, Пентиуса тепло и по-скотски плохо одновременно. Арахнисс не привык отступать ― он терпеливо сносит то, что преподносит ему жизнь, и учится на своих ошибках. Когда его обвиняют в дотошности, он становится безразличен. Когда бьют за не вовремя сказанные слова, он замолкает. А когда раскрывается правда ― скалится, загнанный в угол, но задушено отвечает: ― Ты… Хрипло и униженно звучит это слово. Зачем? Надо было смолчать. Тут же хочется просто убежать от проблем, от Пентиуса, от этих блядских цветов. Они скребутся изнутри, рвутся наружу ― это неприятно, больно и страшно. Именно сейчас паника накрывает его с головой. Опять не вовремя. Змей оторопело замирает и смотрит, не веря в услышанное. На смену страху в душе как по щелчку расползается клокочущая и раздирающая ярость. Это что, шутка? Попытка поиздеваться над ним, после всего сказанного о любви в целом? Это… Взгляд сам собой цепляется за бутон на полу. ― Черт подери, ― поднявшийся было капюшон разглаживается и опускается, а Пентиус глубоко вздыхает. Такое не подстроишь, да и Арахнисс не тот, кто будет играть с чувствами веселья или издёвки ради. А глядя на него сейчас… В душе предательски щемит от одного взгляда, особенно когда змей проворачивает в голове всё то, что успел наговорить. Для него это прошлое, настолько давнее, что уже ничего толком не значит, те чувства выгорели вместе с предательством, оставив огромную дыру в сердце. А вот для Нисса сейчас это худшее, что можно было услышать. ― Я чёртов идиот, ― сломленный и озлобленный на самого себя, признаёт Арахнисс. Пошатнувшись, он отстраняется от змея и, несмотря на дрожь, что пронимает всё его тело, с трудом поднимается на ноги, опираясь о стол и низко опуская голову, пряча заполненные слезами глаза за чёлкой. Ему нужна пара секунд. Он просто хочет прийти в себя после приступа, чтобы тут же уйти. ― Ты попытаешься сбежать сейчас, серьезно? Пентиус недоверчиво смотрит на Арахнисса, на ноги, которые едва ли его держат, и почти чувствует его желание спрятаться. Он же не из тех, кто показывает свои слабости хоть кому-нибудь, не из тех, кто теряет лицо. Змей знает это, и в любой другой ситуации позволил бы уйти, но сейчас… ― Нисс, ты же угробишь с-с-себя к чертовой матери! ― негодование вперемешку со страхом и злостью растекаются по венам. Арахнисс криво усмехается в озлобленной ухмылке. Да, серьёзно, он хочет сбежать. Это очевидно, но вот его тело явно несогласно ― изнывает и дрожит от слабости напополам с болью, отказываясь двигаться. Рукой он медленно стирает кровь с подбородка и осторожно прерывисто вздыхает, тут же морщась ― глубоко вдохнуть не даёт растительность, сдавливающая лёгкие. Он смаргивает пелену с глаз, косясь на Пентиуса, но тут же отводит взгляд. Негодование в голосе змея Арахнисс слышит отчётливо, что заставляет издать саркастичный смешок ― на большее его не хватает. У Пентиуса всё ещё в голове не укладывается, что кто-то мог влюбиться в него, и что этим кем-то окажется именно Арахнисс. Это сложно осознать, в это сложно поверить, но именно потому, что это Нисс и на него не всё равно, змей не отпустит его никуда, пока не разберется, что и как. Даже если удержать придётся силой. Потерять его из-за собственного непонимания и молчания ― последнее, чего хочет Пентиус. ― Сядь, пожалуйста, ― на сей раз голос звучит спокойнее, но куда строже. ― Нам нужно нормально поговорить, но для начала… От чего тебе становится хоть немного легче? ― смотреть на то, как сотрясается от судорожных болезненных порывов Нисс невыносимо. Пентиус привязан к нему, это он знает давно, хотя и заталкивает подобные мысли подальше, но именно из-за этой привязанности он сейчас беспокоится не на шутку. Арахнисс тяжело падает обратно на стул, не желая даже пытаться спорить с инженером ― пока что у него действительно нет сил, чтобы сдвинуться с места, а собственное глупое упрямство только ещё больше унизит его в чужих глазах. Сейчас уже нет выхода ― им надо поговорить, если это вообще имеет какой-либо смысл, но вот нужды отвечать на очередной вопрос Пентиуса Арахнисс не видит, а потому игнорирует, не поднимая уставшего взгляда с собственных рук, сложенных на столе. Он и сам не знает, облегчит ли теперь что-либо его боль. Слишком быстро она развилась в его теле и, похоже, что теперь его состояние резко ухудшилось. Такого сильного и изматывающего приступа у него ещё не случалось. Демон отмахивается от вопроса, задушено выговаривая в паузах между осторожными вздохами: ― Давай просто… закончим… со всем… ― Арахнисс хрипит, откашливая очередные лепестки, сжимая их в кулаке, ―…со всем этим. ― Закончим? ― Пентиус щурится и сглатывает, когда видит белый цвет, промелькнувший в ладонях. ― Как ты планировал закончить, молчав всё это время?! Черт тебя дери, Нисс, я не поверю, что всё произошло за пару дней, ты же мог… сказать… Змей осекается и сам присаживается на свой стул, осознавая всю глупость этого утверждения. Нет, не мог, он бы и сам на месте Арахнисса скорее всего молчал бы до последнего. Пентиус трет пальцами лоб, снова переводит взгляд на снайпера и задумчиво скользит по его лицу. В голове целый рой мыслей, но изобретатель настойчиво гонит их прочь, задерживаясь только на одной. Нисс не заслуживает такой участи. ― Ладно. Просто не сбегай никуда и послушай меня, хорошо? ― он и впрямь старается максимально успокоиться и взять себя в руки. С трудом, но выходит, только кончик хвоста нервно подергивается и елозит по ножке стула. ― Это неожиданно, и я, признаться, слишком растерян. Будь это кто-либо другой, придушил бы на месте, не раздумывая, но тут… ― змей прикусывает клыками губу и отводит взгляд в сторону. Если это всё же окажется шуткой, он не простит потом ни за что и ни при каких обстоятельствах. ― Дьявол, я не хочу тебя терять, ясно? Пентиус говорит это негромко. Он давно знает, что это общение для него за гранью хорошего времяпрепровождения, и Нисс давно уже не просто незнакомый демон, с которым приятно поговорить. Но даже себе признаваться в этом сложно. Сложно признать, что снова поступился собственными принципами и здравым смыслом и привязался. Ещё сложнее сказать об этом вслух. Арахнисс слушает внимательно, тяжело дыша и теряя зрительный контакт с собеседником, ибо в глазах рябит, то темнея, то проясняясь. В какой-то момент Арахнисс прячет лицо в ладонях и давит на глаза пальцами, дабы, наконец, сфокусироваться. Слова Пентиуса даже несколько радуют, но всё же не пробиваются сквозь стену отрицания и отчаяния. Именно, Арахнисс уже почти готов пустить себе пулю в голову. ― Я… ― и снова кашель дерёт горло. ― Я ценю наши… встречи. И, хах, твою благо… ― кашель с кровью: ― твою, кхм, благосклонность. Это… миленько, ― Арахнисс язвит с натянутой улыбкой. ― Но ничего не изменит. Он сцепляет руки в замок, прикрывая ими рот, находя в себе силы вновь взглянуть на Пентиуса исподлобья. ― Я тоже не хочу подыхать, но я не могу управлять своими чувствами. И как я не могу от этого избавиться… ― демон морщится, когда у него перехватывает дыхание: ―…так и ты не сможешь почувствовать что-то в ответ только потому, что… ― Арахнисс осекается, поджимая губы. ― Нам сейчас лучше просто разойтись. У Пентиуса подрагивают руки. Слушать, как Нисс задыхается, почти физически больно, внутри всё сжимает от желания сделать хоть что-нибудь и ненависти к тому, что виной всему он сам. Змей не может потерять Арахнисса, не хочет такого исхода ни одной частью своей грешной и грязной душонки. Он не даст ему умереть вот так, и эта мысль, как и давняя навязчивая идея заговорить со снайпером, настойчиво бьется о черепную коробку. Потому что Нисс первый за столько лет кому Пентиус действительно доверяет, к кому его тянет не любопытством, а чем-то куда более сильным. ― А если… ― змей стискивает ладони в кулаки, скрывая дрожь в пальцах, и вскидывает взгляд вверх. ― Если я скажу, что смогу это сделать? ― поможет ли ― вот в чём вопрос, но Пентиус отчаянно не хочет думать о паршивом исходе заранее. ― Не управлять своими чувствами, конечно, это и впрямь неподвластно никому. Но вот… признать… Облачить в слова то, о чём старался даже лишний раз не задумываться, чтобы не теребить старые раны. Отрицать ведь всегда проще, чем согласиться с тем, что снова напоролся на знакомые грабли, тем более там, где заведомо всё обречено на провал. Во всяком случае, было обречено вплоть до сегодняшнего дня. Хриплое дыхание рядом подначивает сильнее, чем любые доводы разума: ― Признать, что тоже испытываю к тебе что-то многим сильнее, чем просто обычная привязанность и дружба? ― острые когти пропарывают чешуйки на ладонях, но Пентиус этого даже не замечает. Арахнисс смотрит пристально, не моргая, напряжённо вглядываясь в эмоции на лице змея, пока тот пытается сказать ему… что? Снайпер вновь опускает голову, прикрывая её руками, думая. Молчание длится минуту или две, после чего Арахнисс, поджав губы, вновь расслабляет руки, складывая их на столе. ― Я не… не думаю, что ты надо мной… Кхм, глумишься, но… Я думаю… ― демон снова стирает кровь с губ. ―…думаю, что, возможно, под давлением ситуации ты решил… ― «подыграть мне»? Это он хотел сказать? Он уже сам не уверен. ― Но если твои слова ― правда… ― Арахнисс едва усмехается, ибо не верит. Отрицает всем своим существом, потому что одна мысль о том, чтобы поверить, его пугает. ―…если это так, то мне нужно… какое-то время… ― «чтобы принять это за правду». «Не помешала бы вечность». Но у него её сейчас нет. Бросаться в этот омут с головой ― дело сомнительное. Более того, всё слишком нереально, слишком просто и одновременно ужасно. Боль, любовь, надежда, сомнения ― всё это смешивается воедино. Арахниссу нужно разобраться во всём этом. Но прямо сейчас он этого сделать не может, а если он вновь останется с собой один на один, то не факт, что его снова не истерзают собственные сомнения. — Под давлением ситуации? Ты серьезно? — Пентиус стискивает зубы и едва ли сдерживает рвущееся шипение. — Я настолько похож на идиота, который будет разбрасываться подобными словами лишь бы что-нибудь сказать и дать ложную надежду? — он злится, злится вперемешку с волнением и тревогой, вперемешку с собственными неоднозначными мыслями. — Время… — Оно нужно им обоим, если говорить начистоту, чтобы спокойно всё разложить в собственной голове, чтобы свыкнуться со всеми мыслями и не загнаться к чертям собачьим, вот только… Змей тянется к вискам и, хмурясь, трет их. — А ты уверен, что время не добьет тебя? Голос выдает хозяина с головой, дрогнув на середине, хотя змей искренне пытается говорить ровно. Но у него слишком много эмоций в данный момент, и как ни старайся, а все не удержишь. Тяжело вздыхая, Арахнисс хрипло отвечает: ― Я не уверен… Думаю, у меня есть неделя-две, если… ― голос срывается, мафиози откашливается от лепестков, бормоча, как бы между прочим: ― В глазах рябит от этого дерьма… Если не будет непредвиденных ситуаций. По сути, у него есть всего неделя, прежде чем он не сможет больше терпеть и нормально мыслить от боли. Последнюю стадию этой жестокой болезни вынуждены переносить все заболевшие, у которых нет способа покончить с собой раз и навсегда. Но иные же, не колеблясь, выбирают себе более гуманную смерть, нежели быть разорванным на кусочки цветущим в их теле растением. Суицид спасает от этой незавидной участи. Арахнисс не знает, что из этого всего выйдет, а потому всё же неуверенно произносит: ― Я бы не хотел, чтобы ты чувствовал себя… ― «виноватым», ―…плохо, если… ― «я всё же не справлюсь», ―…всё закончится, ― Арахнисс думает, что ему, наверное, вообще не стоило сюда приходить. Он видит выражение лица Пентиуса, его волнение, при этом понимая, что не хочет быть этому виной. Мерзко от самого себя. ― Нисс, черт тебя дери, не смей так поспешно и наплевательски прощаться со своей жизнью! — ладони с силой ударяют по столу, так что тихо звякают стоящие на них стаканы. В зале давно никого нет, бармен ушёл куда-то в подсобку, а других посетителей не наблюдается и некому сбежаться на шум. ― Ты не веришь мне. Что бы я сейчас ни говорил, ты считаешь, что это просто не может быть правдой. Не по отношению к тебе, верно? ― Пентиус понимает это так же ясно, как и последствия подобных мыслей теперь. Досада разжигает ещё сильнее, и когти впиваются уже в столешницу, коротко скребут по ней. ― Ты же сам с-с-себя угробишь именно этими мыслями! Хоть раз, пожалуйста, хотя бы раз поставь свою жизнь выше своих загонов, ― голос снова срывается вместе с сорванным дыханием. Пентиус дышит часто, тяжело, до боли стискивает зубы и старается унять растущую бурю внутри. ― Прости… ― тихо выдыхает Арахнисс, проводя рукой по лицу, пытаясь, наконец, избавиться от навалившейся на тело усталости. ― Прости, не это… я хотел сказать. Нет. На самом деле, именно это, но демон не уверен, стал ли бы он так поступать, если бы не стечение обстоятельств. Мысли путаются, а рассуждать над сказанным хотелось меньше всего, однако, да, нужно было. Нужно сосредоточиться. Арахнисс смотрит на Пентиуса с лёгким сомнением и, когда видит его волнение, его злость, ярко выраженную тревогу, в груди грешника, помимо воли, вопреки настойчивым глупым мыслям, разливается тепло. Нет, это не болезнь ― просто чувства. Снайпер несмело улыбается, не в силах себя сдержать: ― Это глупо, наверное… но мне хочется верить… Ты убедителен, ― Арахнисс издаёт смешок, удивляясь сам себе. Наверное, нервное. Он тут же вновь становится серьёзен: ― Это не выключается само по себе… Он имеет в виду, что жил таким образом всю свою жизнь и смерть ― остерегался, ошибался, разочаровывался. Так почему что-то должно вдруг измениться? ― Но… Ты волнуешься… вроде, ― Арахнисс всё ещё остерегается утверждать. ― Это… От этого мне легче. «От твоего небезразличия мне становится легче». Лёгкие в груди действительно уже не так сильно сжимаются тисками злополучного растения. Всё ещё больно, но уже как-то по-другому. Он не может этого понять и, уж тем более, объяснить. ― Вроде, ― повторяет тихо на выдохе Пентиус. ― Это слишком слабо сказано. Потому что внутри всё завязано узлом от напряжения и то, что Ниссу «легче» не сильно помогает. На нём всё ещё лица нет, всё ещё не хватает дыхания на слова и это пугает до чертиков, словно Арахнисс может разлететься этими гребаными лепестками прямо сейчас, прямо здесь, если не сделать хоть что-нибудь. И эта паника расползается всё сильнее. ― Я не хочу тебя терять, ― Пентиус повторяет это снова, но на сей раз слова звучат глухо после прошлого запала. ― И не собираюсь тебя ни к чему обязывать и шантажировать, ты же достаточно меня знаешь, правда? ― он чуть ухмыляется, но выходит несколько затравлено и уголки губ предательски дергаются. ― Если нужно время, я готов его тебе дать столько, сколько потребуется, но только… ― змей сглатывает и опускает голову вниз. ― Только если буду полностью уверен, что твоей жизни это не угрожает, ― он тянет вперед ладонь и осторожно касается пальцами стиснутых кулаков, а следом снова с грустью смотрит на лепестки на столе. Не так всё должно было происходить. Без боли, без спешки, без страха от сотни «если». Но кто спрашивал о том, как хотелось бы? ― Мне не плевать на тебя и на твою жизнь, Нисс. ― Я знаю, ― он болезненно изгибает брови. ― Знаю, что ты не станешь, но… пообещать не могу… Прости… Я сам уже… ни в чём не уверен, и… не хотел бы обманывать тебя, говоря, что знаю… ― Арахнисс сглатывает. ―…потому что я не имею понятия, что… что вообще творится. Руки Арахнисса непроизвольно дрогнули от прикосновения, из-за него же снайпер невольно напрягается. В груди вновь что-то заныло, но уже не болезненно, а разливаясь прохлаждающей, унимающей боль негой. Арахнисс, поражённый, медленно, настороженно выдохнул ― оказалось, он даже задержал дыхание. То ли из-за прикосновения, то ли из-за неожиданного сравнительного облегчения, но он замер на пару-тройку секунд, смотря на руку Пентиуса, лишь после краем сознания подмечая, насколько ладонь того больше его собственной. Невольно мелкая дрожь проходит по всему телу демона. Как же изменчивы чувства, и как же сильно подвластна им коварная цветочная болезнь. Арахнисс, наверное, прослушал что-то, пока застыл в прострации наедине со своими ощущениями ― как ни удивительно, а мыслей на какой-то момент на этот счёт у него не было совершенно. ― Прости, ― вновь извинился Арахнисс, уже за своё заторможенное молчание. Голос его хрипел, но дыхание не было прерывистым и поверхностным ― он мог вздохнуть глубже. Хоть это всё ещё и приносило боль, но мог. Арахнисс поднял взгляд с их ладоней на Пентиуса. ― Странно, наверное, что это… ― Арахнисс мнётся, но всё же договаривает: ―…помогает… Это как-то… глупо. Арахнисс вновь думает, едва нахмурившись. Его эмоционально бросает из стороны в сторону, и на этот раз он не может сосредоточиться и найти в себе силы, чтобы скрыть всё это. Но именно сейчас это отчего-то не так его волнует, как случайное прикосновение. Простой тактильный контакт, если подумать, но как же его порой не хватает. Когда Арахнисс вообще в последний раз позволял кому-то к себе прикоснуться? Уже и не помнит… Удручающе… Пентиус недоверчиво вскидывает взгляд вверх на словах, но видит потерянное лицо снайпера, который в кои-то веки не прячет все свои эмоции за каменной стеной. Змей удивленно приподнимает брови. Это в новинку, когда все чувства как на ладони, когда не надо гадать, а что же на сей раз движет Арахниссом и что он испытывает. Змей в задумчивости проводит большим пальцем по ладони, а следом замирает. Мягко. И тепло. Но ведь никто не давал разрешения. ― Только скажи, и я прекращу, ― осторожно говорит он, а сам жадно вглядывается в Нисса и старается ловить каждое изменение. Пентиус не может понять сам себя, но его затапливает невообразимым теплом. Отголоски этого тепла он ощущал в каждую встречу за разговорами и просто когда видел Арахнисса в дверях знакомого бара, но сейчас всё куда сильнее и слишком ярко. Змей впервые не отгоняет подальше это чувство, напротив, вслушивается в него, анализирует… Приятно. Он осторожно ведет большим пальцем к запястью, стараясь не касаться когтями, а следом легко берёт всю ладонь в свою руку. Невинный жест, но и от него затапливает, правда больше ничего змей не предпринимает, лишь внимательно следит за Ниссом, за любой эмоцией, проскользнувшей на его лице. Арахнисс прислушивается к своим ощущениям, не в силах спорить ― прикосновения приятны. Но, конечно же, бесконечные мысли не могут оставить его. В какой-то момент он думает, что со стороны всё это, наверное, выглядит странно… А Хенроин? Если он что узнает, то не поздоровится не только ему, но и Пентиусу. Конечно, никому из них двоих не впервой, но и иметь дело с целой сетью мафии ― это несколько другое, нежели сражаться с рядовыми группами. Пентиус должен знать, что его отец ― глава мафии, но вот о прочих подробностях как-то речи не заходило… ― Хенроину это не понравится… ― бормочет Арахнисс. ― Я не знаю, что будет, если он поймёт. Но подозревает, что в нём будут разочарованы, а это практически означает развязать с Хенроином войну. Энджелу не посчастливилось стать наглядным тому примером. И произошедшее с ним было ещё при жизни, а до чего же опустится отец в Аду? Думать не хотелось, но сознание услужливо подбрасывало красочные картины. ― Значит, не будем афишировать, ― пожимает плечами Пентиус коротко. ― Это в любом случае чревато, независимо от твоего отца. На привязанности легко можно надавить при случае, поэтому… Он не видит смысла заканчивать фразу. Пентиус не подросток, который верит в то, что сила любви преодолеет любые преграды, а в конце будет своё «долго и счастливо». Он знает реалии этого мира, и они далеки от прекрасных сказок. Своё, самое дорогое, нужно хранить в молчании, а не кричать об этом во всеуслышание ― так он считает. Неуверенно проводя пальцами по тыльной стороне ладони Пентиуса, мафиози понимает, что даже сейчас, просто прикасаясь к его руке, не знает, что делать. Как же это, наверное, глупо ― рассчитывать, где и как прикоснуться к человеку, и быть при этом неуверенным. Змей невольно улыбается чуть шире от этого касания. Он не сразу замечает, как непроизвольно скользит по полу кончик хвоста, а когда замечает, спешит обвиться им вокруг ножки стола, чтобы не натворить глупостей. ― Знаешь… ― Арахнисс вновь сомневается, подбирая слова. ― Ты ― единственный, кто был рядом достаточно долго, и в итоге остался… небезразличен. Обычно в отношениях с людьми всё только ухудшается… Дело всегда было во мне, и… я перестал искать возможность разочаровать кого-либо. А ты, с чего-то, решил как-то вывести меня на разговор. Конечно же, добившись этого… А я опять делаю глупости… Арахнисс едва усмехается, не зная, что сказать помимо этого, опуская взгляд. Подобные откровенности выбивают его из колеи, но он, наверное, должен был сказать что-то в этом роде Пентиусу. Правда, Арахнисс в этом ничего не смыслит, а потому не уверен, что инженер понял его попытку сказать банальное: «Ты мне дорог». Арахнисс действительно не в силах переступить через себя и сказать прямо. От слов по щекам невольно расползается яркая краска. Змей чуть щурится, сглатывает и спешит прикрыть лицо свободной ладонью, шепча тихое «брось, я не сделал ничего такого». Пентиус знает, что Нисс не из тех, кто продолжал бы общение без собственного на то интереса и из вежливости. Но знать и слышать это от не особо щедрого на подобные откровения снайпера ― разные вещи, и это выбивает из колеи, расползается ещё бо́льшим теплом по венам. ― Спасибо, Нисс, ― чуть громче говорит он, когда мысли хоть немного приходят в норму и перестают так сильно и безумно виться в голове. ― Ты важен для меня и эти слова… я рад это слышать, ― Пентиус бездумно улыбается и крепче сжимает ладонь Арахнисса, едва ли сдерживаясь, чтобы не сгрести его в охапку полностью. Тот не может не улыбнуться, пусть и сдержанно, видя смущение Пентиуса. Он и сам не менее смущён всей ситуацией в целом, но нельзя не заметить, что к нему постепенно возвращается способность и привычка не выставлять свои чувства напоказ. Тем не менее, паук издаёт краткий смешок, когда видит светящееся счастьем лицо инженера и его широкую улыбку. Эта его эмоциональность очень нравилась Арахниссу. ― Наверное, мы можем встретиться завтра, и… ― как непривычно строить планы на двоих: ―…и всё же решить, что делать. Но, раз с тобой мне легче, я думаю, что нам придётся… некоторое время быть рядом… Арахнисс смущённо откашлялся в кулак, отводя взгляд. Не хотелось ставить Пентиуса перед фактом, делать свою проблему и его проблемой, и снайпера всё ещё коробило от собственной уязвимости в глазах изобретателя… ― Но мы можем встретиться и позже… ― тянет Арахнисс, не желая навязываться, безразлично прикрывая глаза и пожимая плечами, но не смотря в сторону Пентиуса: ― Как угодно… На самом деле, ему не то чтобы хочется идти сейчас домой, но снайпер понимает, что ему следовало бы вновь взять себя в руки и перестать быть столь откровенно слабым и открытым для постороннего взгляда, а для этого ему нужно время. ― Завтра, это даже не обсуждается, ― Пентиус без колебаний пресекает любые попытки перенести встречу на другой срок и снова тянет уголки губы в ухмылке, однако взгляд лишь на миг становится более обеспокоенным. ― Ты точно сейчас в порядке? ― уточняет он, потому что ещё слишком свежи воспоминания о хриплом и тяжелом дыхании, и их не выкинешь так просто из головы. Арахнисс коротко кивает. Пентиус всё ещё не уверен, что стоит сейчас отпускать Нисса от себя, но он знает ― немного времени нужно им обоим. Ему тоже необходимо привести все мысли в порядок. Подумать только спустя столько лет… Пентиус улыбается, не может просто сдержать этой улыбки, поглядывая на Нисса украдкой. Он не предаст, как это произошло когда-то, ― в этом змей абсолютно уверен, потому что знает его далеко не первый день и даже не первый год. Не в его характере. И хотя Пентиус не думает, что будет легко, он может признаться хотя бы себе, что совершенно не против нырнуть в этот омут с головой. И будь что будет.***
Пентиус всегда просыпается рано и четко по часам без всяких будильников. Он неспешно открывает глаза, скользит по широкой кровати и сладко потягивается, прежде чем развернуться на бок и посмотреть перед собой. Потому что с некоторых пор просыпается он не один. Ему до сих пор немного не верится, что всё складывается именно так, особенно когда он смотрит на спящего ― хотя спит тот крайне чутко, ― Арахнисса и невольно умиляется. Нисс вообще слишком милый, по его мнению, хотя тщательно пытается это скрыть и ни за что не признается, но что мешает Пентиусу считать его таковым? Совершенно ничего. Он и сейчас всё порывается протянуться вперед и прижаться ближе, но нарушать чужой сон не хочется, а потому змей просто продолжает любоваться. Благо дел на сегодня никаких нет. Арахнисс ложится всегда лишь под утро, в лучшем случае спит по четыре часа, а просыпается из-за любой мелочи. Вот и сейчас он, почувствовав на себе чужой взгляд, медленно глубоко вздыхает, неохотно приоткрывая глаза. В первое время засыпать вместе было неловко, но как-то они с Пентиусом решили, что это может хорошо сказаться на времени, что они проводят вместе ― к сожалению, количество мест, где они могут не скрывать факт их тесной связи, было ограничено. Конечно же, было непривычно, но теперь они, вроде как, пообвыкли. Хотя иногда Арахнисс всё так же возмущался, просыпаясь от настойчиво «сверлящего» его взгляда Пентиуса, и постоянно извинялся, когда случайно будил змея посреди ночи из-за своих кошмаров… ― Утро, ― сонно бормочет Арахнисс. С утра он, как правило, менее разговорчив, нежели в любое другое время суток, а ещё более всего растрёпан. Он лениво прикрывается рукой, утыкаясь лицом в сгиб локтя. ― Вот развлечение себе выискал ― за спящим наблюдать, ― ворчит снайпер. Арахнисс уже не в первый раз просыпается от взгляда инженера, изучающего его с утра пораньше. Конечно, порой ночью он и сам дотошно вглядывается в черты лица Пентиуса, раздумывая, не в силах уснуть, но кто ж его на этом поймает? По крайней мере, пока никто. ― На мой взгляд, прекрасный досуг, ― пожав плечами, хмыкает змей. Ему нравится даже эта ворчливость, которая сейчас уже настолько привычна, что вызывает разве что улыбку. ― И раз уж ты проснулся… ― уголки губ расползаются шире, когда прохладные ладони тут же тянутся вперед. Пентиус никогда не может отказать себе в этом удовольствии. Он всегда был уверен, что просто ненавидит лишние прикосновения к себе и любые нарушения личных границ. Вот только с Ниссом это так не работает. Нисс вообще исключение из всех правил, и в его границы он вторгается постоянно с некоторых пор, пользуется любой возможностью, за что время от времени огребает. Ладони легко очерчивают плечи, пока змей в одно текучее движение пододвигается ближе. Арахнисс теплый после сна, намного теплее его самого, под пальцами приятный пушок, от которого Пентиус просто в восторге, а так близко чувствуется и знакомый, слишком привычный запах табака, который попросту неотделим от снайпера. ― Доброе утро, Нисс-с-с, ― Пентиусу ничего не стоит сгрести в охапку лёгким и осторожным движением и прижаться ближе. Так теплее и многим приятнее, так правильно, в конце концов, хотя змей до сих пор не уверен, имеет ли действительно право пренебрегать любыми разрешениями. Но здесь на ощупь, методом проб и ошибок. ― Как себя чувствуешь? ― тихо интересуется Пентиус с улыбкой. ― Так же, как и вчера, ― снова бурчит Арахнисс, ещё не до конца проснувшийся, наверное, именно поэтому не сопротивляющийся объятиям. Ну, или потому, что ему тоже приятно. Только вот чёрта с два он это признает. Паук вздыхает, раздумывая. Пентиус порой всё так же спрашивает его о самочувствии. С того дня в баре прошёл почти год, а с момента полного выздоровления Арахнисса ― где-то семь месяцев. До этого они достаточно много времени проводили вместе, и Пентиус часто мог быть чересчур навязчивым в своих заботе и волнении. Но и это Нисс в инженере тоже любил, хоть и огрызался, бывало ― иногда для виду, а иногда потому что заслужил, прилипала. По прошествии болезни это всё никуда не исчезло, как того внутренне опасался Арахнисс ― Пентиус продолжал виться вокруг, а паук не то чтобы был особо против, наоборот. В ответ на проявленное беспокойство он всегда старался отвечать взаимным расположением, хоть и не всегда это у него получалось или же получалось по-своему. ― Хорошо, ― всё же отвечает нормально демон, несколько смягчившись. ― Перестань это постоянно спрашивать. Лучше скажи… ― Арахнисс бросает взгляд на змея исподлобья. ―…тебе не нужно сегодня никуда? Он, конечно, обычно узнаёт всё интересующее его заранее, но вчера было как-то не до этого, с учётом разбора бумаг после позднего собрания по поводу прошедшего накануне рэкета. Вчера вечером они успели переброситься лишь словами приветствия ― и такое случается, учитывая активную деятельность обоих. ― Не перестану, мне важно это знать, ― Пентиус искренне пытается ворчать, вот только с широченной улыбкой и не сошедшей после сна негой звучит это совершенно не так, как планируется. Да и вкупе с теплыми объятиями совершенно не вяжется. ― Сегодня… Змей замолкает, наигранно задумчиво щурится и тянет паузу, пока пальцы неуловимо и неторопливо перебирают по пушку. Якобы тоже задумчиво, на деле он просто нагло пользуется ситуацией, пока есть такая возможность. Да и почему бы не воспользоваться, тем более что ничего из ряда вон он всё равно не делает? ― Нет, никуда не нужно, ― хмыкает Пентиус, когда молчание себя издерживает и затягивается. Такие полностью свободные дни ― редкость, змей не привык болтаться без дела, а в голове всегда слишком много идей, которые хочется воплотить, но и отдых тоже необходим. ― А тебе? ― звучит следом встречный вопрос. Он, признаться, втайне надеется хотя бы на свободное утро у Арахнисса, чтобы можно было без зазрения совести и спешки после понежиться в кровати, а следом утащить его на совместный завтрак. Это, оказывается, тоже приятно, хотя и далеко не всегда возможно ― дела у обоих не отменит никто, ― поэтому сейчас Пентиус ждёт ответа чуть ли не затаив дыхание. Тихо шуршат простыни, когда хвост невольно тянется ближе к Ниссу и невзначай обвивает самым кончиком ногу. Инстинктивно, на автомате, вряд ли змей вообще замечает, что делает, просто подсознание выдает его полное нежелание отпускать от себя снайпера сейчас без крайней необходимости. Арахнисс делает вид, что не замечает лёгких поглаживаний и прикосновения к ноге, предпочитая проигнорировать и вместо этого разобрать в голове свой сегодняшний график по полочкам. ― Желательно заняться бумагами, но… ― паук косится на явно не желающего отпускать его Пентиуса и с видимым недовольством подыгрывает: ―…думаю, я смогу закончить с этим позже. Однако… ― снайпер что-то прикидывает в голове, вздыхая. ― Ладно, встреча тоже подождёт. Так что и я свободен. Пентиус напряженно слушает, но под конец счастливо улыбается и на короткий миг жмёт крепче к себе с тихим и радостным «Спасибо». Он действительно счастлив это слышать, счастлив, что можно больше времени провести вместе. Арахнисс некоторое время молчит, а потом вдруг, как бы между прочим, бормочет: ― Я не разбираюсь в растительности, но на днях наткнулся на одну книгу… Теми цветами была гардения, ― Арахнисс беспечно усмехается, переворачиваясь на спину и закидывая одну руку за голову. ― Отвратительный сорняк. Накрывая ладонь Пентиуса своей, он задумчиво смотрит в потолок, легко усмехаясь. Бывало, его ещё мучали кошмары, связанные с давно прошедшей болезнью, а так же с Пентиусом, но, несмотря на это, рядом с инженером вся эта, кажется, давняя история становится лишь малозначительным прошлым. Всё же, они уже почти год, как вместе, а знают друг друга и того больше. И, несмотря на редкие ссоры, вопреки трудностям, а иногда и недопониманию, они вместе. ― Гардения… ― повторяет змей задумчиво, чуть сжимает ладонь, а в глазах лишь на короткое мгновение мелькает что-то тёмное. Но миг проходит, он снова расслабленно улыбается, словно ничего и не было. Ведь Арахнисс здесь, несмотря ни на что, и Пентиус не позволит так просто забрать его у себя никому. ― Кто приготовит завтрак? ― тянет паук, потягиваясь, в надежде в ближайшее время выбраться из кровати и объятий прилипчивого змея. ― Я приготовлю! Тут же отзывается инженер, и, прежде чем подняться, легко трётся щекой о щеку, а следом сразу же выползает из-под одеяла. Он бы мог попросить кого-нибудь из приспешников заняться этим, но Пентиусу доставляет удовольствие делать что-то для Нисса самому, своими руками. ― Буду ждать за столом, ― подмигивает он и легко касается ладонью растрёпанных волос Арахнисса. Он отстраняет руку прежде, чем успевает получить по ней и, застегивая на ходу рубашку, с хитрющей улыбкой выскальзывает за дверь, чтобы у снайпера не было даже возможности выказать своё недовольство. И в тот момент, когда змей готовит завтрак для них двоих и мечтательно улыбается, он может сказать, что действительно счастлив, несмотря ни на что. Любовь конечно, странное чувство, как ни крути, лотерея с мизерным шансом на успех, и она не решает всех проблем вокруг, но… Если рядом есть близкий человек, преодолеть всё становится многим и многим легче.