Часть 1
22 сентября 2020 г. в 00:15
Стать благородным рыцарем. Безнадежно и нелепо, но так прозаично, что даже при всех против, знакомая фраза «почему б и нет», выбивает подобно кеглям, все скрепленные логикой доводы. Такая наивная простота всегда податлива к исполнению, не обременена выстраиванию препятствий, вызванными сознаниями. И даже когда состояние молодого человека, после имитации бейсбольного мяча достигло «все мое тело — один большой комок боли», его губы неизменно расползлись в самодовольной ухмылке, сквозь болевую деформацию, от нее по прежнему исходило превосходство. Привычное в шаблонных новеллах превозмогание, с воплями «я еще не закончил», в действительности выглядит, как глупое упорство, и невозможность разглядеть точку невозврата. Постановка суицидальной, но от того благородной, заключительной миссии по истреблению «монстра», для информатора является как спасательный круг, так и туго натянутая петля, к которой уверенно держит направление.
Никто так и не смог понять, помимо Шинры и Шизуо, что данный акт самопожертвования тянется красной нитью, сквозь все его многочасовые тирады, когда человек сам, добровольно тянется к ножу, которым отрежет свою осязаемую черту с реальностью, и ужасается той легкостью, с которой его волевое решение стереть себя, ежесекундно поддается безжалостному высмеиванию, а уже потом с презрением смотрит, с какой потехой, казалось бы единомышленник, подает в руки, без пяти минут назад желаемое, обрастает воспаленными гнойником моральной дилеммы. Сон кончается, и дымка иллюзии становится осязаемым куском жизненного пути, по глупости чуть было не обрываемым. А брюнет вновь чувствует себя благородным спасителем, чью роль просто не хотят видеть другие, то ли по глупости, то ли отнюдь, от понимания собственный дурости, которую так больно признать. Многим известный Орихара Изая, улыбается, без ухмылки, приправленной по привычному в ней язвы, своему итогу, который мало чем отличается от всех этих неприкаянных душ, что решили самовольно отправить себя к Всевышнему. Но, в его случае он лично пытался устранить все вероятности протянутого спасательного круга, и выбрал себе палача. Ноги спутанным узлом на волевой накачке спустя несколько крайне неловких шагов, частично приобретают малую часть былой координации. Избегал ли Изая прямой драки с Шизуо? В любой другой момент можно было безоговорочно согласиться с данным утверждением, и согласно покивать головой. Но не тогда, когда жертва не считает себя таковой, а просто находится в поисках людного места, чтобы открыть заветную дверь, что была заперта все это время. Дверь к званию «человек», переход от нерадивого ребенка, воспринимающего все через призму «черное-белое», пусть и с полным пониманием происходящего, тем не менее, полностью отвергающим его. И именно этот момент должен лишить «серого кардинала» всех притязаний на гонку за мечту стать «благородным рыцарем». Похоронить ее, скорее всего со своим телом, чувствительностью ребенка, проницательностью старца.
Фонарный столб проделал видимую вмятину в асфальте, где биение сердца назад, вопреки всеобъемлющей любви к роду людскому, объект ненависти немалого количества людей даже не лучшей форме избежал очередного размашистого, рокового удара. Все эти моменты были до боли знакомы многим присутствующим, но именно этой ночью ограничения, за которые конфликт не выходил, были сняты. Не было напыщенной бравады «кровососа», как и отсутствовали громогласные угрозы от «Шизу-чана», только обмен выпадами, за которыми скрывалось столь невесомая пелена простого взаимодействия, которого нельзя было именовать однозначно, ни одним из ныне известных отношений, но с уверенностью можно было подметить только одно — они были тесно связаны. Та искусно напускная блажь рассеялась, оставляя свою кровь, как тому весомое доказательство. Каждый не пропустил в своей голове, бурлящую едкую мысль, вытесняя все остальное: сегодня все закончиться.
Лезвие складного ножа периодически оставляет порезы на теле «монстра», доказывая всем присутствующим, что «Сильнейший человек Икебукуро», источник страхов, множественных небылиц — обычный человек. Его врожденный дефект не мешает ему проявлять заботу, сомневаться, сопереживать, и даже быть чувствительней остальных, но в отличии от свободного в проявлениях эмоций Изаи, блондин позволить себе, увы такого не может. Поэтому и человечней остальных, став для «серого кардинала», как препятствием, так и мостом для осуществления своего желания. Попытка блока одного единственного удара, после досадной оплошности, стоило полной недееспособности обеих рук, в довесок к предыдущему перенесенному урону, окончательно расставив точку в этом акте. На лице Изаи отсутствовал страх перед логичным концом, а только пренебрежение, которое было направленно не к своему палачу, а самой «пустоте», ожидавшая его в интервале несколько шагов. Из уст не выдавливались мольбы о пощаде, а только привычное «Ну давай, монстр», до последнего отыгрывая свою роль, перед самим собой. Обоюдное «Прощай», сказанное незадолго до этого столкновения, было негласным договором, который затаивал в себе мысль не останавливаться, когда исход будет предрешен.
Все шло вплоть до этого момента, как по изящной доводке пера по необъятному холсту, тесно переплетающих в нем сюжетных перипетий, но рука автора дрогнула, а замысловатый сюжет был дополнен интересным вмешательством со стороны. Даже принцесса, считавшая себя чудовищем, хочет взять на себя грех, впервые не по указке, а добровольно, что не могло не умилять, секундой позже потенциального мертвеца. Победа или поражение не имели тут своей обычной привязки. Стоя на коленях, с лезвием в селезенке, сломанными ребрами, и руками, Орихара Изая, беспринципный садист, не чувствовал ничего кроме удовлетворения, готовности отдать себя в руки Создателю. За одним непредвиденным вмешательством последовало другое, и брюнет невольно оказался канатом, которого перетягивали то в сторону вечного забвения, то в суету изучения пороков.
Недавно, невропаст философствовал на тему смерти в очередной забавной сценке с участием незадачливых самоубийц, а теперь сам нырнул в прорубь, где будет стерто не только его боль, но и все его потуги быть человеком, в глазах других. Изая лучше всех должен осознавать переменчивость человеческих судеб, на которую тот не может никак повлиять. Вспомнить такую прописную истину информационный брокер смог только когда Кинэ указал на помощницу, что, по его словам, оказала помощь в загрузке бессознательного тела человека, от чьих проповедей она пострадала, и кого возненавидела.
— Не подумай, чего лишнего. Я всего лишь лично хочу наблюдать за твоей смертью.
Нелепое оправдание, да и настолько, что даже зная свои небольшие шансы на выживание, готов подарить рыжей особе шанс лицезреть его возможный, бесславный конец, выбрав конечную остановку не убежище Шинры, а окрестности города. Придавая своей смерти подобие героизма, как в сказаниях о короле Артуре, чье раненое тело было доставлено Луканом и Бедивиром к морю, где тот и испустил свой дух. Изая решил бросить впервые себя, а не других вперед, подобно игральным костям, ведь так обычно делают люди, верно?