Teen idle

      Неужели Гютаро смог уснуть? Он и сам не мог в это поверить, разлепляя веки, но тут же почувствовал стоящую колом спину от нескольких часов лежания на полу. Всё тело болело, особенно в грудине, но ему не привыкать. Сейчас его больше волновало, что Незуко в кровати не оказалось, а за окном ночь только начала уступать утру. Гютаро через ноющую в позвонках боль подорвался и поспешил вниз осмотреть дом в поисках неожиданно потерявшейся Незуко.       На его счастье долго искать не пришлось — до него донесся хлопок тяжелой двери, схожей на холодильник, и всё стало понятно. Звук привел Гютаро к открытой двери темной комнаты, которая оказалась просторной кухней, где возле открытого холодильника на полу сидела Незуко. Она уминала ложку за ложкой мороженое из небольшого ведерка и не думала закрывать размораживающийся аппарат. Потом она снова полезла в него и достала тарелку с клубникой, которую быстро закинула в рот и сверху заела холодной сладостью. Как её зубы после такого не заболели — загадка, но, по всей видимости, Незуко может позволить себе дорогие походы к стоматологу. Она не обращала на стоящего в проходе Гютаро внимания, либо банально не замечая, либо затаив обиду за его больно своевольные действия, пока она находилась в бессознательном состоянии.       Как бы то ни было, Гютаро, громко шаркая ногами по холодному кафелю, подошел к ней, с твердым намерением понизить градус неудобства. Он косо бросил взор на содержимое чужого холодильника: забит под завязку свежим молоком, овощами, мясом и сладостями, когда у него дома крыса в морозилке повесилась и тараканы в шкафу в нарды играют. — Выбирай, что хочешь. Устроим ночной перекус, — Незуко заметила его голодный, пожирающий взгляд на таких обычных продуктах. — А пиво есть? — да даже если есть, Гютаро нельзя, потому что за руль скоро садиться. — Нет, но у меня в комнате есть припрятанное вино. — Не пойдет, — Гютаро нужно что-то покрепче. Абсент, водка или самогон. Вином часто закупается Даки, а Гютаро оно никак не берет. — Как хочешь, — хмыкнула Незуко и убрала мороженое обратно в холодильник вместе с клубникой.       Захлопнув дверцу, шатающейся походкой она пошла обратно в спальню. Гютаро за ней, потому что больше на кухне ему делать нечего. Снова пол, будто он реально собака, а Незуко, как хозяйка, на удобной кроватке. И только она заметила, как Гютаро собрался устраиваться хоть насколько-то поудобнее, то сильно изменилась в лице: — Ложись рядом. Нечего спину портить, — совершенно серьезно, без всякой шутливости, сказала Незуко.       Гютаро хотел бы поспорить и упереться бараньими рогами, которые уж пора спилить, но позвоночник не дал сказать новой глупости. Забравшись на самый край, чтобы не дай боже дотронуться до неприкосновенной Незуко, Гютаро попытался быстро заснуть, чтобы избежать гнетущей его прогнивший и больной разум неловкости, но не вышло. Незуко словно нарочно ближе пододвигалась к нему, чуть ли не спихивая Гютаро с кровати. Естественно, такого плана у неё не было, это просто Гютаро параноиком стал. Ей повезло больше — Незуко заснула практически мгновенно. Гютаро бы такую способность. Мысль о том, что таким макаром он пролежит до утра, не казалась больше настолько невероятной. Незуко опять начала ворочаться во сне, извиваясь под одеялом в разные стороны, и, никак не определившись на каком боку лежать.       Так её рука нашла удобное положение, будучи закиданной точно на Гютаро. Он уже хотел её с себя снять, но любое телодвижение заставляло Незуко только сильнее прижиматься к нему. Остается только не двигаться и не дышать на всякий пожарный. Тихая ночь, коих Гютаро никогда не встречал. Ни криков под окнами, ни полицейской сирены, ни громкого телека, за которым уснула Умэ после тяжелого рабочего дня, ни ебущихся соседей за картонными стенами. Это и называют покоем? Гютаро и сам поверить не может. Но прорезали идеальную тишину заканчивающейся ночи еле слышные всхлипы девочки. То ли сон плохой из-за дня, то ли другая причина, которую Гютаро выдумать не в состоянии.       Каким же беспомощным в данной ситуации Гютаро себя чувствовал. Непередаваемое ощущение, когда прекрасно понимаешь, что сделать что-то нужно, да не знаешь, что именно. Гютаро просто и глупо потрепал её за кругленькое плечеко, покуда она не успокоилась. Удивительно, но это помогло, и Незуко вновь мирно засопела. Гютаро лишь шумно вздохнул, потому что представил себе, как утром в таком неадекватном состоянии будет вести машину. Авось врежется в какое-нибудь дерево, мгновенно умрет, а Незуко выберется, такая малявка через любое окно пролезет. Великолепный план, просто охренительный, надежный, как швейцарские часы. Да вот только сама вселенная против, чтобы цели, планы и мечты Гютаро сбывались, поэтому можно загадать рандомную хуйню и не париться. Продолжая думать о прекрасном конце его пожеванной и выплюнутой жизни или о грандиозном уничтожении этого мира, Гютаро вновь отрубается.       Снилось ему черти что, будто он дорожку снега занюхал вместо Незуко. Ядерно-пурпурные круги плыли в непроглядной черноте, как в настоящем «Раю» эпилептика. А потом стало жарко. Очень жарко. Гютаро горел в адском и миленьком розовом огне, и чьи-то острые, как лезвие любимого канцелярского ножа, когти раздирали его сухие мышцы предплечий. Сквозь плотную пелену дремоты он не мог знать, что это Незуко навалилась на его горбатую спину, по которой неплохо бы лопатой пройтись, и обхватила руками и ногами, вцепившись наточенными ноготками из салона в руки своего охранника, как за последнюю надежду проснуться обычной девочкой, а всё это был дурной и долгий сон.       Разбудили Гютаро солнечные лучи, пробравшиеся сквозь светлые занавески окна, и голоса из телевизора, от чего тут же возникло желание вырвать себе глазницы и уши. Но спал он не так уж и плохо, если сравнивать со сном на его продавленной кровати дома, а громадные размеры постели позволили ему развалиться в полной мере и только кисти рук свисали с краев. Так он заметил, что Незуко куда-то пропала, но зато на краю койки кто-то сидел. Накрытая пледом по голову, Незуко смотрела утренний эфир сериала, доедая ночное мороженое. С полнейшим нежеланием вставать после ужасного второго дня Гютаро со звуками, как из старинного грамофона, всё же сделал это. Спать в одежде было не самым разумным решением, потому что он теперь выглядит выжившим после попадания под колеса автомобиля. Незуко молча продолжала досматривать последние минуты шоу, шкребя по стенкам пластмассового бочонка. — Я хочу сидеть дома целый день. Я не хочу туда ехать, — тихим голосочком произносит она, когда Гютаро садится напротив неё, и отставляет пустую банку на маленький кофейный столик. Сегодня ей нужно приехать на ещё один праздничный фестиваль, где Незуко обещала провести мини-концерт своим поклонникам. — А чего ты хочешь тогда? — поинтересовался Гютаро. — Назад свою девственность и бедную жизнь. — Этого я не смогу исполнить, — честно сказал он. — Я боюсь и никогда не привыкну ко всему этому, — Незуко сильнее закуталась в плед и сжалась, став ещё меньше визуально. — Всё будет в порядке, я буду рядом и никому не позволю тронуть тебя, — Гютаро со скрываемым волнением слегка приобнял маленький комочек страха. Это, наверное, единственный раз, когда он точно знал, что нужно говорить, — а если что и случиться — я умею убивать. — Спасибо, — Незуко расценила последнее как шутку, хотя Гютаро был предельно серьезен в своих словах. — Жалко, что тебя наняли на такой короткий срок… Мне будет грустно, когда тебе найдут замену. — Ничего, может когда-нибудь да пересечемся у одного и того же наркодилера, — а вот тут Гютаро уже сам не понял: шутит он или нет. — Вряд ли. Через неделю я уезжаю в турне по всей Японии и по некоторым странам Европы, а потом, скорее всего, перееду в город, где Танджиро заключил контракт. Там огромная навороченная студия и новые дядьки, которые хотят видеть меня на всех обложках журналов, — проговаривая печальный план её братца, Незуко возила по губкам-сердечкам блестящим бальзамом с вишневым и пряным ароматом, который достала из карманов мини-шорт. Вопрос, почему она удосужилась их надеть только, когда ей скоро переодеваться на встречу, оставался для Гютаро открытым. — Да-а-а, неудачный расклад, не поспоришь, — Гютаро усиленно расчесывал шею во время мозговой активности, но потом его осенил один преинтереснейший вопрос: а почему он вообще думает, как бы повстречаться с Незуко ещё? Наоборот, нужно рвать когти с деньгами быстрее, пока не хватились. — Но я уверена, мы что-нибудь придумаем, чтобы укрыться от моего всевидящего братика, так ведь, Гютаро? — и губы Незуко приземляются на его тощую скулу, оставляя липкий след блеска.       Сомнений нет, Незуко Камадо может и строит из себя наивную дуреху с невинными хлопками длинных ресниц огромных телячих глаз, но глубоко-глубоко в душе, за ширмой актерского образа, который ей пришили к скальпелю, таится нечто хитрое и гадкое, такое, что посоперничает с притворством Доумы-сана. Маленькая дрянь, на которую рука не поднимется по неизвестной причине. У неё всесильная харизма и очарование и их не разрушить даже сотой погрешностью в действиях. Поистине страшный внутренне человек с наикрасивейшей оберткой снаружи. Гадко-прекрасная Незуко жаждала его внимания, но в чём причина? Играется или действительно нашла под стать себе грязную родную душу? Новая загадка и у Гютаро есть выбор: разгадывать или плюнуть на этот дурдом.       Его жизнь и без того полнейшая клиника с отсутствующими мягкими белыми стенами, так что можно иной раз привнести хоть какое-то разнообразие, путем хождения по тонкому лезвию ножа. Пара небольших ошибок и море кайфа? Заманчивая идея, но шестое чувство, предсказывающее приближение арма-ебаного-бляддона, Гютаро в курсе, каковыми могут быть последствия. Знаешь что? Да плевать, пусть даже это сулит гребаным концом света. У Гютаро никогда не было запретной мысли помереть в спокойствии и глубокой старости. Поздно уже о таком думать. Быть убитым разозленными родственниками должника, ебырями сестры, большой дозой или случайно по пьяни свалится моста (а может и не случайно), да и суицид от заебанности никто не отменял — вероятные финалы исхода Гютаро до тридцати. Тогда на кой черт боятся предлагаемой авантюры, в которой можно не хило так размяться и ободрить мозг адреналином? Для Гютаро это преступление против самого себя.

***

      Дни его уебищной жизни, которую даже жизнью не назовешь, выживание скорее, сливаются в единую болотообразную жижу, засасывающую в своё дрянное уныние от безысходности прямиком на дно. Сколько таких вечеров с Даки и теликом в компании алкоголя (сухого полусладкого) Гютаро может насчитать по памяти? 122? Нет, больше. 228? Плюс-минус 1. Умэ смотрит прямую трансляцию концерта поп-идола Незуко Камадо, билет на который стоит, как две почки, и то, на отдаленную танцевальную площадку, и пытается не подпевать. Гютаро не слушает ни сестру, ни телик, а стеклянным взором лупит в экран, ожидая, когда камера наведет на Незуко.       Бодрая, блистающая в свете прожекторов, Незуко была похожа на миленькое пирожное в этом коротком платьице с миллионами рюшечек и бантиков. Без устали танцевала и танцевала на потеху кричащей публике и улыбка не сползала с её фарфорового личика до самого конца. И только Гютаро знает, что эта улыбка — всего лишь мастерски замаскированная гримаса боли. Только он видел её настоящую и живую. Танцует на высоких шпильках и чудом не падает, дыхалка, как у профессионального спортсмена, и никакого намека на усталость. Гютаро не надо даже предполагать, что за средство помогает ей держаться на протяжении полтора часа без перерывов.       И вот свет померк и, кажется, весь мир погрузился во тьму. Воцарилась непроницаемая тишина. Исчезли гомон и гам безумных поклонников и дакин треп по телефону. Один лишь луч подвесной лампы освещал тоненькую фигурку одинокой Незучко, которую наконец-то не отвлекают ни дотошные фанаты, ни обязательства контрактов, и она смотрит в упор только на него. Заводные и весёлые танцы сменились на плавные, скользящие по всем изгибам её идеального тела движениями. Проводит руками по бедрам и, будто случайно, цепляет подол так, чтобы он задрался повыше. Потом ведет выше к груди и останавливается на пуговицах, которые медленно, тягуче-невыносимо расстегивала, позволяя Гютаро полюбоваться на её узкую грудную клетку.       Но тут ему приходится отвлечься и пойти принять холодный душ, не отвечая на вопросы сестрицы, куда он подорвался, продолжив фантазировать заперевшись на три засова в своей комнате, как последний неудачник. Гютаро не извращенец и даже не озабоченный, он просто сказочный долбоёб, который по-настоящему привязался, если не хуже, за несколько жгуче-опасных, но этого не менее фантастических дней.

***

      После выписанных Гютаро чеков за проделанную работу и уведомление, что он официально уволен и может катиться куда угодно, лишь бы не сюда, заботливый Танджиро сразу же пристроил сестренке нового громилу. На этот раз гораздо старше, без вранья в резюме и с опытом работы. Есть жена и дочка-ровесница Незуко. Откуда Гютаро это всё знает? Незуко сама ему рассказывала, если было настроение или не была занята другими вещами. Скучный тип, совершенно неинтересный и занудный мужик — окрестила его Незуко. Гютаро уже всерьез думает, что все эти западные сериалы про старшую школу дурно влияют на Незучко, потому что она ведёт себя, как типичная жвачная сучка. Но не ему в этой жизни учить сбившуюся с пути истинного девочку, когда сам за все прожитые года не выучил ни одного правильного урока.       За окном уже давно стемнело, часы бьют полночь, а звонок квартиры Гютаро настойчиво жмут, пока хозяин квартиры не соизволит открыть на ночь глядя. И Гютаро не удивлен увидеть за дверью закутанную в платки, в мешковатом пальто и темных очках на переносице Незуко. Конечно, ведь они договаривались, и теперь это их ежедневная традиция. Зря Гютаро считал Незуко тупицей, ведь это она смогла обдурить каждого, только чтобы выполнить свою безбашенную прихоть. А нужно ей проводить ночи с тем, кто её действительно понимает, без страха помереть в одиночестве. Лучше кандидата, чем Гютаро, она не рассматривала да и плевать ей, если честно. Наконец у неё есть каких-то восемь часов, когда можно откинуть на второй план любую мораль, правила и запреты без угрызения совести. Незуко утопила её в алкоголе и кокаине.       Пришла очередь Гютаро показывать свой обитель, по сравнению с которым любой наркопритон выглядит, как собор Парижской Богоматери, и впускать в него чистенькую сахарную Незучко. Она с любопытством оглядывала серые ободранные обои, голые в побелке стены, тусклые лампы на потолке и общую бедную обстановку. Гютаро ведет её в свою комнату, чтобы Незуко совсем в уныние не впала. Пачки винстон и мальборо, бутылка красного вина из личных запасов Даки и комната наполнилась разговорами за жизнь. Чудесная душевная ночка, когда обоим можно выдохнуть после изматывающих дней и приготовиться к новому.       Но это плохая идея. Почему же Гютаро так считает?       Звонить ей и говорить, что всё в силе — плохая идея. Настолько плохая, что Гютаро пиздец в любом случае. Плохой идеей было полагать, что он сможет остановиться, стоило Незуко лишь припасть к его губам в новой попытке. Теперь ему не страшно потерять работу, деньги, жизнь — это стало неважным. Глупо было также думать, что Незуко приехала сюда только ради общения. Конечно нет. Она всё такой же глупый подросток, который хочет насолить старшим, сбегая из дома и спя с кем попало. Но Гютаро не может и не хочет читать ей нравоучения, потому что Незуко на его территории, где нет никаких границ. Раз она сама так этого хочет, то грешно будет ей отказывать.       Он запустил свои грязные руки под её кофту, расстегнул лифчик и заставил упасть на жесткий матрас его кровати. Незуко лишь слегка поморщилась от некоторой боли в спине, но она быстро ушла на второй план, потому что больше хотелось избавится от ненужной одежды. Её одолевал жар, а в квартире было довольно прохладно, холоднее были разве что руки Гютаро. Будто две ледышки помогают ей стянуть с себя теплую кофту и юбку, обжигая холодом молочную кожу. Гютаро приходилось сгибаться в две погибели над крошечной девочкой и создавалось ощущение, что он трахает ребёнка. Гютаро не педофил, но сама мысль, что он растлевает невинную душу, и она даже не сопротивляется, а наоборот, активно напрашивается, будоражит и без того прогнивший разум.       У Незуко фигурка, как у самой дорогой хрустальной куколки, за которую любая модель удавится. На этот комплимент она лишь усмехается и говорит, что годы булимии не прошли в пустую. Гютаро бы никогда не подумал, что сможет когда-нибудь почувствовать себя одновременно ещё большим уродом и полноценным. Две противоречивые стороны сталкивались и с грохотом разбивались, оставляя лишь пустоту после себя. Но было принято решение оставить эти мысли на потом, когда уже можно будет подумать в тишине и одиночестве обо всём произошедшем, а сейчас не сбивать темп вечными вопросами.       Незуко — настоящий розовый сахар, а её губы слаще любого ликера на планете, и Гютаро хочет их откусить и съесть, не прожевывая. Она стонет ему в рот, потому что гютаровские пальцы с черными не от лака ногтями забрались в её детские трусы. Сестренка рассказала своему брату парочку женских секретов, чтобы девушки могли закрыть глаза на его внешность и признать Гютаро отличным любовником. Жаль только, что он вызывал у прекрасного пола настолько сильные страх и неприязнь, что кроме: «Ты ведь правда простишь долг моему отцу/брату?» — не слышал. И это блять всякое желание отбивает нахрен.       В порыве безудержной страсти Гютаро проводит своим шершавым, полным рубцов языком по передним зубам Незуко. И какого же было его удивление, когда он почувствовал, как кончик языка начал неметь, стоило ощутить маленькие крапинки, как будто порошка.       Значит, эти жар и тяжелое дыхание не были показателями того, как она рада его видеть, а всего лишь признаки кокаинового опьянения? Разочаровывает, ничего не скажешь. Но стоит Незуко глуповато улыбнуться с размазанной помадой на губах и на неё больше невозможно злиться или держать обиду. Маленький полуголый бесенок лежит под ним, готовый для любых открытий собственного тела. Энтузиазм маленькой девчушки заставлял двояким мыслям и сомнениям закрадываться в голову, но вместе с этим и более ярый интерес. Боже, с Незуко когда-нибудь будет всё просто?       Ни с кем ещё Гютаро не было так хорошо, и это не было мимолетным чувством, которое проходит быстро, как первый оргазм. Оно настолько сильное, что перерастало в слепую одержимость. Но Гютаро не первый год живет и в курсе, что ничто не вечно, особенно привязанность и любовь. Последнее для Гютаро самими высшими силами запрещено и никогда не достанется. Просто сексуальная неудовлетворенность. Просто месть. Просто что-угодно. Тогда какого черта это что-угодно никак не заканчивается и не утихает, а наоборот, растет в геометрической прогрессии? Гадкое-прегадкое чувство, которое Гютаро не нравится, потому что он его не понимает.       Чувствует ли Незуко похожее? Гютаро ни за что не спросит, ведь так он сразу выставит себя в невыгодном положении и раскроет все карты. Молчат, как партизаны, и, хоть разговаривают буквально обо всём на свете, без понятия, какие тараканы водятся в головах друг-дружки. И, похоже, в этой жизни они этого не узнают. Незуко просто получает удовольствие, а Гютаро берет от его ущербной жизни, что можно и не можно, главное, чтобы не поймали. Это не любовь, что бы там не говорила Даки, сама не знающая истинной любви и видящая её только по ящику. Если бы это была любовь, то всё было бы по-другому изначально. А так, они всего лишь были друг другу удобными, не больше и не меньше.       Подойдет нужный срок, и Незуко сама прожует и выплюнет его, а Гютаро ничего с этим не сможет поделать. Так что нет другого выхода, кроме как прижать её к себе покрепче, да поцеловать жарче, пока душенька Незуко трепещется в его руках крошечным огоньком и не погасла в цепких объятиях жестокого бизнеса. Но наступит тот момент, когда одним своим легким движением ногтя она лопнет его сердце из потерявшей вкус жвачки.       Сейчас же можно наслаждаться сидением на кухне в молчаливой тишине, которую рушит разве что перфоратор соседа. Незуко выглядывает в открытое окно и докуривает которую сигарету, запивая её лимонадом с сиропом, и диву дается на то, как живут обычные обыватели вроде Гютаро. Она уже успела позабыть все эти компактные домишки, где теснятся в коммуналках простые работяги и их семьи. Но Незуко от этого вида не стала больше ценить своё положение, напротив, говорила, что такая простота ей больше нравится. Ни пафоса, ни пьянящей роскоши, ничего такого. Гютаро хотел бы разбить её розовые очки, но делать это было незачем.       Раз тебе здесь так нравится, раз ты хочешь совершить большущую ошибку в своей жизни, так почему не останешься с Гютаро навсегда? Подумай, вернешься в то русло, в котором была по-настоящему счастлива, популярность и известность через какое-то время пропадут бесследно и ты наконец-то сможешь зажить самой обыкновенной небогатой жизнью, о которой грезишь каждую ночь. Да, придется бежать, скрываться, потому что твой дорогой братец будет явно против, но что он-то понимает, верно? Правильно? Ты ведь так думаешь? Но Незуко не отвечает, только сладко-сладко вздыхает, прикусывая губу до крови. Гютаро осознал насколько громко про себя думал и решил, что вопрошал вслух. — Тебя что-то тревожит? — спрашивает Незуко, заметившая некоторое замедление. — Нет, — гребаная ложь, потому что тревога из-за одного и того же блядского вопроса не прекращается даже на чертову секунду.       Обожаемая всеми, Незуко выстроила вокруг себя образ непорочной, девственно чистой святой, но с приездом на другую квартиру, где нет камер, ведущих, режиссеров и продюсеров, она становится простой потаскухой в обтягивающих латексных штанишках. Идеальный идол, новая супер-звёзда Незуко подбирается к первым местам. Дива его мечты, девушка, за которую можно умереть — такие слова сами на ум приходят. «Мне всё больше кажется, что ты становишься моим фанатом №1!» — ах, Незуко, если бы это была шутка. Самый активный поклонник, просто поехавший и одержимый маньяк, недостойный такого идола везунчик — единственные описания, приходящие на ум, когда речь идёт о Гютаро.       Словно уродливая каменная горгулья на балконе готичного замка с талией, что хоть сейчас его фотку на аватарку паблика «типичная анорексичка» ставь, Гютаро сидел на краю кровати и докуривал самокрутку для разрядки. Отдышавшаяся Незуко не хотела одной валяться в кровати и навалилась своим обнаженным телом на его горбатую спину и сцепила руки вокруг гютаровской шеи в объятиях. Но недолго в одном положении она продержалась и от скуки стала водить пальцами по каждой выпирающей кости, не забывая тыкать в родимые черные пятна. Ей это действительно не надоедало. — Дай мне пять минут, — Гютаро знал, чего ей хочется, но он-то не всесильный.       Всё равно игривый настрой Незуко никак не сбился, поэтому она приподнялась на коленях и приблизилась лицом к уху Гютаро. — Ты красивый, — всего лишь два слова. Два слова, которые заставили Гютаро выронить из пальцев тлеющую сигарету. — Тебе этого никто раньше не говорил?       Это что-то необъяснимое. Незуко не перестает его удивлять. Ему не послышалось. Не показалось. Это взаправду. Кажется, теперь Гютаро знает, что будет прокручивать в своей голове до самой смерти. Для Незуко подобные слова — обычное дело, ей каждый божий день говорят, как она хороша собой, гораздо удивительнее услышать обратное (бывало и такое, но только в соцсетях), и она не придает этому огромного значения. И, хоть и сам Гютаро называл таких людей идиотами, готов был прямо сейчас брать Незуко в жены, потому что второй девушки, которая искренне назвала бы его красивым, он не найдет во всем мире. Глупый, идиотский поступок, поэтому Гютаро просто стиснул зубы и поднял сигарету с пола.

***

      Но, как и всему хорошему, его короткая интрижка с поп-дивой подошла к своему предсказуемому концу. Жизнь научила Гютаро довольствовать и рассасывать каждое такое недолгое удовольствие и вспоминать холодными одинокими вечерами. Гютаро не впервой расставаться с чем-то приятным и хорошим. Тогда почему сейчас он не может просто отпустить? Чтобы не произошло, Незуко всегда для него будет недостижимой звёздой, ускользающей мечтой, которую как-угодно хватай, но её длинные волосы всё равно проскользнут сквозь его пальцы. Далекая, иллюзорная, нереальная — Гютаро может продолжать вечность. — Братишка, да ты редкостный идиот, — съязвит Умэ и будет права, как никогда.       Гютаро — идиот. Подстать глупышке Незуко. Они вернулись туда, откуда начали, с единственным изменением: номерами телефонов в записной книжке прямо под сердцем.