***
Встретились они вновь спустя месяц, на прощальном приеме, организованном для высших чинов и их семей. Встрече они нисколько не удивились и принялись вдвоём прогуливаться по особняку, наблюдая за людьми. На острой грани близящейся войны человеческие эмоции и мысли становились иными: особенно отчаянными, особенно горькими и дерзкими. Люди веселились так, как будто точно знали, что это их последний раз. У кого-то уже завтра в жизнь на полной скорости влетят дымящие паровозы, холодное железо, камни чужих городов. У кого-то — и того хуже. И они веселились, пили, смеялись — искусственно, с надрывом, как в плохом театре, но в таком виде они давали волю своим страхам и боли. — Это все выглядит немного жутко, — сказал Азирафаэль, оглядываясь по сторонам и делая глоток вина. — Да уж, нашли время... — Кроули не отпускало мрачное настроение. Он получил вполне ожидаемое извещение с требованием отправляться в Германию, чтобы оттуда с наибольшей эффективностью сеять раздор и разрушение. Но одно дело - ожидать, и совсем другое - получить. — Ну им же хочется вдохнуть полной грудью напоследок, — Азирафаэль как-то виновато глянул на демона. — И выдохнуть, — ответил тот с непроницаемым лицом. Стало неуютно, в воздухе повеяло холодом и дурными предчувствиями. — Там все играют в прятки в саду, - нерешительно начал ангел. - Помнишь, как у миссис Мейтленд мы прикидывались сфинксом? Хорошая вышла шутка, — лицо его засветилось улыбкой, а глаза заблестели. Демон не разделил его ностальгии. — Мне не хочется играть сегодня. — Ну пойдем, пожалуйста? Нам тоже не помешает отвлечься. Такой вечер... — Какой?.. Последний, ты хотел сказать? — Куда уж нам последний, — кисло улыбнулся Азирафаэль и покачал головой, — Просто вскоре все изменится, и очень сильно. Давай выйдем на воздух? — ангел нацепил на лицо белую карнавальную маску и приглашающе протянул руку. Всем видом показывая, как сильно он не хочет, демон, чуть пошатываясь, все же последовал за Азирафаэлем в сад. В лабиринте было много народу, то тут то там раздавался визг, хохот, слышался шорох мелкого гравия и стук каблуков. Возле фонтана из живых гортензий небольшой оркестр играл современную - на острие моды - музыку. Гости прятались и ловили друг друга среди пышных цветущих деревьев и все это выглядело как самый заурядный счастливый вечер где-нибудь во Франции 16-го века, как будто им ничего не грозило, как будто завтра никогда не наступит. Была очередь Кроули искать, но спустя примерно полчаса Азирафаэль понял, что его никто не ищет и потому сам отправился на поиски. Он нашёл демона в небольшом закутке, скрытом от глаз фигурными кустарниками. В центре площадки росло невысокое раскидистое дерево с низко стелющимися корявыми ветвями. На одной из толстых нижних веток полулежал Кроули, скрестив руки на груди и качая одной ногой. — Ах, вот и ты! Было непросто тебя найти. Хотя мне казалось, что была твоя очередь искать, — рассеянно проговорил Азирафаэль. Затем пригляделся и, чуть нахмурившись, стянул маску с лица: — Кроули? Звонко похрустывая мелкими камешками под ногами, он осторожно приблизился к дереву, несколько секунд постоял в нерешительности, а затем осторожно присел рядом с демоном на основание ветки. Ещё раз тревожно его оглядел: — Что-то случилось? Кроули устало провёл ладонями по лицу и покачал головой: — Нет, нет, это чушь, ерунда. Не обращай внимания. — Не думаю, что ерунда. Что тебя расстроило? Демон отнял руки от лица, чуть прищурился и проговорил, стараясь не слишком сильно стискивать зубы: — Очень трогательное беспокойство с твоей стороны, но мы уже сняли маски, поэтому можешь больше не играть, — он кивком головы красноречиво указал Азирафаэлю на выход из лабиринта. — Я и не играю, — негромко ответил ангел и посмотрел на него серьёзно, чуть склонив голову набок. Глаза его померкли и потемнели. Демон некоторое время молчал, хмуро поглядывая на ангела, затем глухо проговорил: — Это все отдаёт Концом, не думаешь? Мне отсюда уже как будто видно край. Ты ничего такого не чувствуешь? Ангел закусил губу, глядя под ноги, но ничего не ответил. С лица его сошла живость, осталась лишь неподвижная восковая печаль. — Все эти войны, вся эта суматоха, все эти травмы, разрушения, скорости… — продолжал тихо говорить Кроули. — Все как будто разгоняется и вот-вот врежется со всей дури в стену. И я даже вижу эту стену. Сколько, лет сто ещё? Двести? Это просто шутка, пшик, — он слабо взмахнул рукой, — Как будто все затевалось ради развлечения. Ради ничего они существовали, умирали, — он замолчал, будто пытаясь справиться с голосом. — И мы тоже. Мы так точно. Побаловались и хватит. Азирафаэль слегка побледнел, но, по-прежнему, молчал. А демон продолжал: — Меня тошнит от предчувствий и от запаха крови. Я иногда жалею, что не смертный. Я бы хотел, очень хотел закончить это все. Уже глаза болят, — он сжал пальцами переносицу и зажмурился. Ангел посмотрел на него с горечью, с нежностью. Очень хотел протянуть руку и дотронуться, но не стал. — Я постараюсь сделать всё, что в моих силах… — только тихо сказал он. — Да мы всегда делаем все, что в наших силах, ангел! И они тоже. Только толку нет никакого! — Кроули вскочил на ноги и обхватил себя за плечи руками, глядя куда-то в пустоту перед собой. Глаза его чуть мерцали в полумраке, так что Азирафаэль невольно засмотрелся. Демон медленно повернулся к нему и взгляд потух. Он смотрел на ангела с глухим безнадежным сожалением, как на разбитое зеркало. Покачал головой, отвернулся в сторону. Никто из них больше не проронил ни слова. Азирафаэль чувствовал, что нужно что-то сказать, как-то поддержать его — своего такого близкого врага. Такого, на самом деле, тонкого, чувствующего, ранимого…Хорошего? Такого особенного. «Прости меня, Господи.» — Спокойной ночи, ангел, — раздалось резко, как выстрел, хоть и было сказано совсем тихо. Он исчез мгновенно, не издав больше ни звука, оставив после себя звонкую пустоту и тянущую под рёбрами боль. Азирафаэль судорожно втянул воздух и почувствовал, как сильно защипало нос и глаза. Он огляделся вокруг и поскорее ретировался в своё жилище. Он не имел привычки спать, а потому бодрствование ночь напролёт не было для него чем-то странным. Но на этот раз ночь была лихорадочной, больной, тревожной. Он чувствовал, как неестественно клокочет сердце и никак не мог его угомонить. Не мог сесть в кресло, не мог отвлечься на книгу. Он перекладывал вещи, открывал и перечитывал старые письма, отбрасывал их на стол в беспорядке. Когда за окном рассвело, он хмуро сидел в кресле, сомкнув руки под подбородком и был полностью поглощен тягостными мыслями. Никакие обычные его способы самоубеждения не работали. Слова Кроули словно вскрыли какую-то давнюю рану и не давали покоя. Он был прав. Очевидно, откуда-то из-за горизонта повеяло Концом Света и велика вероятность, что их спокойному пребыванию на Земле скоро придёт конец. И всем этим несчастным созданиям: хрупким, сложным и нежным. И ещё, они с Кроули…ангел потряс головой, отгоняя непрошеные и неуместные мысли, потёр лицо руками и нашел глазами часы.***
На вокзале творилось что-то сумасшедшее. Напичканные под завязку людьми, поезда готовились отходить один за другим, окутывая все, до самого стеклянного свода, клубами черного дыма. На перроне люди кишели и бурлили, как будто их медленно поджаривали на огне. Кроули мрачно наблюдал за происходящим, опершись спиной на металлический поручень. Ему было холодно и мерзко. Ощущение горечи на языке, будто наглотался мышьяка. Только вот лучше бы и правда наглотался. Да ведь не поможет. Ему предстояло слезть с насиженного теплого места и отправиться в глубины ада — не того, где у него был бессрочный вид на жительство, а того, хуже которого не найти — ада душ человеческих. От него не требовалось каких-то героических усилий для усугубления военных конфликтов — скорее, он должен был подбирать «объедки». Остатки, обугленные и отчаявшиеся души, погрязшие в своей бессовестной и бестолковой ненависти друг к другу. И это было самым отвратительным. Кроули терпеть не мог насилие, а насилие в таком масштабе вызывало у него желание добровольно нырнуть в святую воду и исчезнуть, раствориться холодным облаком. Вчера он почти сразу пожалел, что вспылил и оставил ангела. Всю ночь его мучила лихорадка и острое желание вернуться, найти его. Лучше всего было бы вцепиться в Азирафаэля и не отпускать до самого отъезда. Собственная гордость и злость заставляли его глотать подступающие слезы — и только. Мысли же атаковали его беспощадно, как обозлённые черти. Когда они теперь увидятся? Неизвестно, чем закончится эта война - может, Концом всего сущего - а он столько всего ему не сказал. Просто ушёл и всё. Что вообще хорошего останется у него самого после этой бойни? Кажется, никогда ещё Кроули не чувствовал себя таким открытым и раненым. Таким выпотрошенным и неуверенным. Как будто его, как рыбину, вспороли и выкинули на мостовую. Открываешь рот, а воздух не входит в легкие, шевелишь губами — а слова не идут. Все было зря. Все будет плохо, что бы они ни делали, как бы ни старались не вмешиваться, как бы ни вмешивались. Совсем скоро все закончится. Может, даже с этой войной? Волшебное оружие для уничтожения самих себя люди придумывали с маниакальным фанатизмом — любой демон бы позавидовал. Кроули, правда, не завидовал. Он стоял, кутаясь в пальто, содрогался внутри и, где-то в глубине, очень ждал. Сам точно не знал, чего, но очень ждал. Вдруг краем глаза он заметил яркий блик по левую руку. Он уже привык за долгие годы выхватывать этот блик из сотен самых ярких вспышек, фейерверков, пожаров. Очень уж он был особенным, очень уж важным, этот блик. Неужели пришёл? Сердце успело только взволнованно ухнуть, и через секунду перед ним возник Азирафаэль. Чуть запыхавшийся, в коричневой шляпе и плаще — элегантный, как всегда. Кроули вдруг с удивлением понял, чего же именно он так ждал и больно прикусил себе щеку изнутри. Потому что это было уже слишком сентиментально, даже для него. И даже немного опасно - но уже для них обоих. Ангел лишь чуть улыбнулся уголками губ и теперь стоял перед ним в нерешительности, на расстоянии вытянутой руки, шарил взглядом по его озябшей ломкой фигуре и молчал. В глазах тёплым перламутром отражалось раннее утро, серый дым. На самом деле, Кроули и не хотел, чтобы он что-то говорил. И сам молчал, хмуро глядя на него исподлобья, но с какой-то им двоим лишь понятной нежностью. Он чувствовал, как сердце сильно колотится, но это ощущение было ему давно знакомо и сейчас странно успокаивало, как и само присутствие ангела. Кроули старался дышать как можно более размеренно и позволял этой благостной их тишине лечь бальзамом на утомленное переживаниями сердце. Это уже не шутки, не игры в шпионов. Они вот-вот всерьёз окажутся по разные стороны и весь этот мир, который кажется маленьким для равнодушных небесных сущностей — а на деле такой огромный — расколется на части и сгинет в черной бесконечности самым обыкновенным метеоритным дождем. «Как хорошо, что он молчит.» Азирафаэль заметно нервничал. Он часто моргал и скользил взглядом по перрону. Явно искал слова, но не находил. «Как хорошо, что ты молчишь.» Раздался громкий паровозный гудок. Он был страшный, как Иерихонская труба, от него совершенно точно посыпались мелкие хрустящие осколки с перепуганных до полусмерти сердец сотен людей, тщательно упакованных и готовых отправиться навстречу своей смерти. Азирафаэль тоже вздрогнул и как будто очнулся. Он обошел вокруг демона и тоже прислонился спиной к поручню. Но молчание ни один из них так и не нарушил. Расстояние было вполне себе приличным, но Кроули чувствовал, как от ангела тянет теплом. Оно было каким-то очень родным, и от этого защемило в груди. Он чуть поморщился и сделал едва заметное движение, чтобы отодвинуться подальше от этого тепла. Иначе он не уедет никуда и сегодня же его отдадут под трибунал за все хорошее — в прямом смысле. Ангел снова вздохнул, опустил голову и принялся теребить что-то в пальцах. Кроули прикрыл глаза, чтобы немного отключиться от давящей со всех сторон реальности. В этот момент он почувствовал какое-то движение сбоку и открыл глаза как раз в тот момент, когда Азирафаэль вдруг подался вперед и быстрым движением, словно боясь передумать, что-то протянул Кроули. Тот недоуменно уставился на его руку. Цветок гиацинта. Демон широко распахнул глаза, с каким-то суеверным ужасом разглядывая этот неожиданный подарок. И откуда только ангел его взял, они же на вокзале? Стащил откуда-то, видимо. Кроули осторожно взял его двумя пальцами за стебель. Цветок выглядел неестественно ярко в тусклом холодном свете, на фоне всех этих серых оттенков, дыма, одежды, мрачных и бледных лиц. Волшебный персидский оттенок фиолетового. Он как будто дышал драгоценной Византией и хорошими временами. Кроули начал судорожно соображать, что это вообще могло значить, но мозг отказывался работать. Ангел никогда не дарил ему цветов, а это… Азирафэль не шевелился. Недоумение и напряжение в воздухе было почти физически ощутимым и уже готово было со звоном лопнуть, но в этот момент ангел отвел взгляд и негромко произнес: — «Что ж, там омой персты, — он замолчал на мгновение, собираясь с духом, — И возвращайся вновь, мне слишком нужен ты…» Кроули оцепенело смотрел на цветок, едва веря своим ушам. Ангел молчал, но глаза его сияли, будто подсвеченные изнутри. Они не стали прощаться. Азирафаэль встал, поправил шляпу, улыбнулся быстро и ласково. С тоской обвел взглядом лицо Кроули, развернулся и мгновенно исчез в толпе. Демон разрывался между желанием броситься за ним, проглотить этот его цветок целиком или же зацеловать нежные звезды соцветий, трепетавшие от ветра у него в пальцах. Несколько раз коротко моргнув, он поднес ароматную веточку к губам и прошептал на грани слышимости, отстраненно глядя в пространство перед собой: — «…О Гиацинт… Твой облик идеальный Мне грезится средь роз в садах моей мечты…» После этого он встрепенулся, сморгнул — дымку ли, утреннюю ли морось? — и бережно спрятал гиацинт под полу пальто, во внутренний карман узкого пиджака. Ему показалось, что грудь начало жечь от этого прикосновения, но так было даже лучше. Это — единственно реальное, что у него есть. Ради этого стоило потерпеть. Ради этого стоило и побороться. «Ты ныне прочь спешишь, влеком разгадкой тайны К Геракловым столпам, где в сумраке печальном Спит Древности душа… Что ж, там омой персты И возвращайся вновь, мне слишком нужен ты. …О Гиацинт… Твой облик идеальный Мне грезится средь роз в садах моей мечты…» *