***
Воспоминания – это всегда трудно. Воспоминания, сформированные в тумане морфия, боли и перевернутого времени – это что-то совсем другое. Кэт знает, что провела две недели, перемещаясь назад во времени находясь в грузовом контейнере. Она знает, что она умирала от пули в животе. Знает, что её сопровождали два человека. Безнадёжно пытаться вспомнить остальное, придать ему форму изображений и слов. Воспоминания проскальзывают как вода сквозь её пальцы, они рябят, искажаются и за них невозможно ухватиться. Решение Кэт находит в том, чтобы не принуждать их, а ждать. Ловить мерцающие образы, когда они всплывают на поверхность, собирать мелькание лиц и обрывки разговоров. Там был Джон, чьё имя она узнала намного позже, всецело поглощенный наблюдением и мягкой заботой. Она смотрела на него из-под тяжелых от боли век, сердитая, больная и обманутая, и всё же смотрела. Он был притягательным, неотразимым, от него трудно было отвести взгляд, но не потому, что она его боялась, а потому что не хотела. А ещё тогда там был Нил. Иногда Кэт думает, что у Нила были светлые медового цвета волосы, цвета волос её матери в юности. В другие дни она могла бы поклясться, что они были мягкого каштанового оттенка. Она вспоминает, и думает, что это было красиво. Она полагает, он был высокого роста. Ей нравилось думать, что он многое взял от неё. Но, возможно, он просто казался ей высоким с того места, где она лежала на носилках, наблюдая, как он склонился рядом с Джоном. Она думает, что он был добрым. Он, безусловно, был настоящим добросовестным медиком, который следил за каплями физраствора в системе и за насыщенно-красными, пропитанными кровью повязками, но помимо этого, он ещё и укутывал её в одеяла. Он казался умным, даже слишком. Она слушала, как Джон и Нил говорили о парадоксах и альтернативных реальностях и инверсии, как низкий голос Нила становился то выше, то ниже. Это не был гений андреевых византийских манипуляций, но это был его собственный сдержанный, добытый ценой больших усилий ум. Она перебирает эти проблески воспоминаний снова и снова, обтачивает их, пока они не становятся гладкими и хорошо знакомыми: этим человеком станет её Макс.***
Она знает, что её уверенность абсурдна. Как она могла узнать своего сына, который старше на двадцать, тридцать лет, чем сейчас? Как она может быть так уверена, когда почти не помнит цвет глаз того мужчины? Она наблюдает за тем, как Макс улыбается, чуточку криво, однобоко. Наблюдает, как он рисует небо полное планет на стенах его спальни, возбужденно болтая о вселенной. Другие могут сказать, что это сходство - поверхностное, мимолетное, всего лишь продукт ума, видящего то, что он хочет видеть. Но Макс смотрит на неё - взгляд пристальный, тяжелые брови нахмурены - и она уверена, что здесь нет самообмана. Как бы то ни было, Кэт устала сомневаться. Всю свою жизнь она сомневалась. Так долго, столько проклятых несчастных лет она сомневалась в своей силе, воле и мужестве. Сейчас она знает. Она знает, что встретила своего сына.***
Есть ещё кое-что, что она помнит: Нил не попрощался. После того, как Кэт нырнула в воду и смеялась своей свободе в океане, а затем Махир, разрезая гребни волн, отвёз их обратно к берегу вместе с раздутым телом Андрея, её отправили на небольшой склад в Тулузе. Следующие несколько недель были серией убежищ, убийством времени до той злополучной ночи с кражей плутония, пока она не сможет войти в их лондонский дом и позвонить в полицию, чтобы сообщить, что её муж пропал. Месяц, проведенный в подполье - это долгий срок. Было много слёз, судорожных рыданий, которые выжали и истощили её. Были кошмары, от которых она просыпалась в собственной постели, насквозь мокрая от пота, а Андрей в тысячах миль отсюда, двигался к погибели, которую сам и создал. А ещё была свобода. Не та, что будет у неё в будущем - свобода идти куда захочется, когда захочется, с кем захочется – но, тем не менее, свобода. Она вставала, когда хотела, бегала по беговой дорожке, пока тело не начинало болеть, а лицо некрасиво краснело. Читала книги, которые Андрей бы порвал и посмотрела все фильмы про Терминатора. К ней также приходили посетители из постоянно меняющегося состава «Тенет» - солдаты, шпионы и контрабандисты. Айвз заходил однажды, угрюмый и не хотевший ничего, кроме как проспать двенадцать часов подряд. Уиллер бывала регулярно. Громко, непочтительно и с удовольствием рассказывала Кэт истории, от которых волосы вставали дыбом – о женщине, которая упустила последний турникет и оказалась в ловушке инверсии, о человеке, что слился со своей версией из прошлого в деформированную кучу плоти. Даже Джон появлялся несколько раз, кажется, никогда заблаговременно не предупреждая о визите. Но не Нил. Кэт придумала десятки возможных объяснений. Многие были хорошими. Многие – не очень. Она видела поле битвы - тела валялись на песчаных дюнах, конечности гротескно торчали из груд щебня. Это война, а войны приводят к жертвам. Яркие, блестящие мальчишки с умными глазами и добрыми улыбками не имеют иммунитета от пуль больше, чем кто-либо другой.***
Нил был молод. Она уверена в этом. Она бы предположила, что ему было между тридцатью и тридцатью пятью, точно не более сорока. Слишком юный, чтобы умирать. За две недели до того дня, когда она сообщает о пропаже Андрея, Кэт целует Макса на прощание у школьных ворот. Она смотрит, как он бежит к детской площадке, бросает свою сумку в сторону и повисает на перекладине, его волосы блестят на слабом утреннем солнце. Её маленький мальчик, который собирается прожить свою жизнь, скользя между потоками времени, который отдаст свою жизнь, чтобы спасти мир, и ничего не попросит взамен. Кэт поворачивается к машине. Она знает, где найти ответы, и они не в этом иллюзорном мире.***
В чем-то Джон очень похож на Андрея. Они одинаково уверенные, целеустремленные, их умы, одинаково работают на уровне, который сложно вообразить Кэт. В самые мрачные моменты, в своих страхах, о которых она едва может рассказать психотерапевту, она беспокоится, что именно это в нем и привлекло её. Что это с ней что-то не так. Но во многом Джон совсем не похож на Андрея. Она достаточно прочитала о взломе в Осло чтобы знать, что не было ни жертв, ни пущенных в расход. Это не то, что происходит случайно, это то, что требует планирования и усилий, принося в жертву эффективность. Джон - это множество вещей, и одна из них доброта. Вот почему Кэт знает, что он придёт, когда она позвонит. Она устраивает Максу встречу с ребенком украинского дипломата, в подобной семье готовы пожертвовать респектабельностью ради блага богатых друзей. Потом она бронирует комнату в Роузвуде. Это не то место, в которые она обычно ходит, - комната, тускло освещенная только одним маленьким окошком, да и вид ужасный. Для данного случая, впрочем, идеально. В сообщении, которое она оставляет на телефоне, указывается номер комнаты и название отеля. Затем она устраивается ждать. Джон должен понимать, что реальная опасность маловероятна. Явно не когда она одна в комнате, что забронировала для себя. Так или иначе, он приходит. Он хороший человек, и он не стал бы рисковать её безопасностью просто так. «Кэт. - говорит он, взгляд осторожный, его рука в пиджаке где, как она знает, пистолет в кобуре. - Всегда рад.» «Приятно видеть тебя, - отвечает она, так же осторожно. - Твой гардероб улучшился.» Это правда. Его костюм за пять тысяч фунтов больше не воняет новыми деньгами и поспешным приобретением. Он выглядит немного старше, возможно, даже слишком чем это возможно было бы объяснить двумя прошедшими месяцами после их последней встречи. Возникает пауза и единственный звук – далекий низкий гул лондонского транспорта. «Знаешь, - наконец говорит он, садясь на диван напротив неё, - этот телефон не предназначен для обычных звонков.» Она делает глоток из стакана. Это всего лишь вода, но ей нужно чем-то занять руки, чтобы оставаться сосредоточенной. «Что случилось с Нилом?» - спрашивает она, и в её голосе нет дрожи, ничего, что может выдать то, как сердце колотится груди. Джон смотрит на неё непроницаемыми темными глазами. Если его и удивляет вопрос, то он не высказывает этого: «Он мертв.» Странно. Кэт думала, что подтверждение смерти её сына причинит больше боли. Молодой, смелый и красивый, боровшийся за спасение мира, умерший за преступления своего отца. Она пробует эти слова в уме: её сын мертв. Она придет домой, прижмет его к себе, вдохнет запах его по-детски мягких волос и будет знать, что его труп гниет среди кучи русских руин. Это горе - не горячая агония от потери родителя, но ледяной холод. Оно вцепляется в глотку, замораживает дыхание и заставляет замереть ток крови в сердце. Оно не парализует, оно закаляет. «Как?» - спрашивает она и этот вопрос скребет ей горло. «Стальск-12. - говорит Джон. - Он ушел в инверсию и поймал пулю, предназначенную мне.» Она задается абстрактным вопросом, знает ли он, насколько его слова похожи на признание. «Он привёл нас к алгоритму. - продолжает Джон, не прекращая смотреть на неё. - Без его действий мы бы не пережили Армагеддон.» Она должна гордится. Она гордится, мучительно гордится своим сыном, который вырос в героя. Она любит его так сильно, что это чувство может разорвать её - этого незнакомого молодого человека, который Макс и не Макс одновременно. Но ей не стоило бы. Он умер из-за эгоизма Андрея, жадности Андрея, невообразимого зла Андрея, то, из-за чего он не должен был умирать. Это не его крест. Он не должен был нести его. Нарастающий в ней гнев, такой густой и удушающий, что она едва может говорить. «Ты можешь путешествовать во времени. - произносит она, и ей не удается скрыть дрожание в голосе. - Ты можешь путешествовать во времени, ты можешь спасти его.» Джон качает головой. «Это фиксированная во времени точка. - мягко говорит он. - Всё кончено. Я ничего не могу поделать.» «Дерьмо собачье, - выплёвывает она, - всегда есть что-нибудь.» «Не в этот раз. - отвечает Джон, и в его голосе звучит что-то тяжелое, чему Кэт не может дать названия. - Нил принял решение. Он был солдатом, он знал, что делает, он знал, чем рискует. Мы должны уважать это.» Кэт плачет, яростные слезы текут по лицу. «Уважение его жертвы не означает, что он должен умереть. - говорит она, и её слова чистые, стеклянно-острые от гнева, несмотря на слезы. - Должно быть что-то.» Джон колеблется. Совсем немного. Если бы Кэт не провела годы, будто на острие ножа, наблюдая за малейшим проблеском изменения настроения на безразличном лице Андрея, она бы даже не обратила на это внимания. Но она замечает - небольшую паузу перед тем как его лицо замыкается. «Это фиксированная точка, - повторяет Джон, качая головой, - её нельзя изменить, не рискуя всей операцией.» Хуже всего то, что сожаление в его голосе похоже на правду. Кэт сжимает губы, проглатывает крик, который сидит на языке. «Мне очень жаль, Кэт. - говорит он, вставая на ноги. - Что произошло, то произошло.» В этом есть что-то от мантры. Дверь за ним щелкает, и Кэт остается одна в номере отеля. Она сидит там, попеременно рыдая и бушуя до тех пор, пока слезы и горе не превращаются в гнев. Андрей забрал достаточно. Он не заберет и это тоже.