Дважды в одну реку

Этуэлл была недовольна. Ритуал Познания не вызывал никакого энтузиазма, но и запретить Мерлину она не могла. Он уже взрослый, да и стоящая перед ним цель оправдывала средства, как ни трудно было это признать. Стать Змеем! Ну или Драконом! Да за меньшее убивали! Превращаться в магических животных могли только сидхе, фоморы и еще некоторые волшебные народы. Люди, какими бы мощными они ни были, довольствовались оборачиванием в обычных зверей и птиц, словно что-то мешало, блокировало потенциал. За возможность стать равным отдадут все и даже больше. И жмотничать не будут. Жаль, конечно, что нельзя просто переписать и перерисовать записи на пергамент — ритуал работает лишь с оригиналами, в которые вложены труд и энергия создателя, копии так и останутся копиями. Над разложенными кожами закурился легкий дымок, с каждой секундой уплотняющийся. В нем замелькали первые изображения, глаза Мерлина закатились, он резко раскинул руки в стороны, крепко стоя на ногах. Этуэлл, контролирующая ход ритуала, тихонько выдохнула: пока все шло без происшествий. Туман поднимался спиралями, закручиваясь вокруг напряженного, как струна, Мерлина, символы с кож, словно насекомые, бегали по этим спиралям, появляясь и исчезая, рисунки раскладывались на составляющие, превращались в пятна краски и кляксы, вновь собирались, но в другом порядке. В этом было нечто гипнотизирующие, Этуэлл, напряженно наблюдающая, сама не заметила, как увлеклась мельтешением, впадая в легкий транс. Очнулась она от болезненного мычания сына. Мерлин шире расставил ноги, подбородком уперся в грудь, весь набычился, стоя с закатившимися глазами перед невидимым противником, и у Этуэлл волосы встали дыбом: она узнала эту позу. Ритуальная поза вызова противника на дуэль до смерти с поглощением сил проигравшего. Битва, ведущаяся в ментальном пространстве, характерная для демонических созданий и для Притворщиков. Проклятые твари! Проклятый смесок, подкинувший им ядовитый дар! Этуэлл попыталась прервать ритуал, но ничего не вышло: туман словно закуклился сам в себе, запечатывая в чужой реальности ее сына, и теперь у Мерлина был лишь один шанс выйти живым — в случае, если он победит. Похожие на человечков знаки трансформировались в спирали и круги, от взгляда на которые разваливалась от боли голова, Этуэлл, едва не рыча от бешенства и ужаса, лупила сырой магией, пытаясь продавить барьер, но все было тщетно. Мерлин стоял бледный как смерть, упрямо и неподвижно, и по резко проступившим венам неслась все более темнеющая кровь. Этуэлл заметалась: все попытки прервать ритуал ничего не дали. Помощи просить не у кого, да и чем заплатить? Да и унижаться, влезать в долги... Нет. Мерлин все так же стоял, закатив глаза, по его щекам поползли первые слезинки розоватого цвета. Кисти рук еле видно подрагивали, он стонал и хрипло дышал, но стоял крепко, словно врастая в пол, и туман обвивал его плотными полосами, будто пеленая, но Мерлин держался. Этуэлл тихо забормотала молитвы всем божествам, каких могла вспомнить. Теперь оставалось только ждать и верить в то, что ее сын достаточно силен, чтобы вырваться из ловушки. *** Было больно и противно. Мерлин чувствовал себя так, словно сел на муравейник, обмазавшись медом: по коже бегали сотни острых лапок, его грызли невидимые челюсти, раздирая плоть, мерзкие насекомые пытались влезть под кожу, роя ходы в мясе, и стряхнуть их не было никакой возможности. Раскладывающиеся на составляющие рисунки и символы превращались в письмена Притворщиков, и от них ломило виски, резало глаза и зверски тошнило. Ритуал действовал, хотя сейчас Мерлин этому факту совсем не радовался: он уже успел понять, что влетел в ловушку на полном ходу. Кто автор, сейчас его не интересовало — хотелось банально выжить. А это было под вопросом: из тумана медленно соткалась искаженная фигура, похожая на двухголовую летучую мышь, вставшую на дыбы. Монстр взревел, раскидывая лапы-крылья в стороны, и пространство между ними смялось, пошло волнами, разбившимися о невидимый барьер, окруживший Мерлина. Он зарычал, и полупрозрачные лезвия, появившиеся в воздухе, понеслись к чудовищу, располосовав тонкие перепонки, свисающие с изломанных когтистых лап. Поединщиков окружил мутный барьер, над головой развернулась первая картинка, оживая. Бородатый мужчина в странной одежде тряхнул головой, вздымая в небеса меч. Монстр оскалил пасти, демонстрируя кривые желтые клыки, с которых тонкими струйками стекала слюна. Левая голова клацнула зубами, правая зарычала, а затем завыла. Пол пророс жуткими перекрученными стволами деревьев, узловатыми ветками пытающимися задушить мага. Мерлин сконцентрировался, выжигая кошмар садовода. Сухой жар вспыхнувшего шара огня испепелил деревья, устремившись к Притворщику. Тот тоненько взвизгнул, закатывая глаза, щелкнув когтями, и пепел превратился в болото, стремительно заполняющее пространство. Мерлин напрягся, концентрируясь. Болото закаменело, трескаясь, острые шипы пробили ступни заоравшего чудовища. Бородатый мужчина на ожившей иллюстрации сложил руки, переплел пальцы и закрыл глаза. Из его спины медленно полезли острые шипы, между которыми натянулась кожа. Гребень засверкал зеленой чешуей. Мерлин тяжело дышал, хлюпая носом: от напряжения пошла кровь, заливая губы и подбородок. Икры дергало и сводило судорогой: стоять становилось все проблематичнее. Впрочем, монстр тоже не выглядел свежим и полным сил: мех свалялся и повлажнел, глаза ввалились. Но ритуал продолжался — криво и косо, но он шел, и дуэль тоже продолжалась, хотя вот этот факт никакой радости не приносил. Если Мерлин проиграет, итог будет прост и безыскусен: смерть. Если выиграет, то тоже ничего хорошего, кроме приобретенных знаний по превращению в Змея: дуэль всегда заканчивается поглощением сил противника, и вот этого маг не хотел категорически. Но выбора не было, оставалось только идти до конца и надеяться, что найдется способ справиться с отравой. Монстр синхронно взревел двумя пастями и неожиданно бесхитростно бросился в рукопашную. Мерлин едва не остался без головы, чудом увернувшись от чудовищно длинных и острых когтей, а после времени думать не было: пришлось драться, не гнушаясь никакими приемами, даже самыми грязными. Они сцепились, разрывая друг друга на части, лупя кулаками, ногами, кусаясь и царапаясь. Мерлин орал от боли, вцепившись в пасть твари, и медленно разжимал челюсти врага, пока не послышался треск связок. Притворщик завизжал, пытаясь откусить Мерлину лицо второй пастью, но тот, окончательно озверевший от боли, вспыхнул огнем, и чудовище расплавилось, стекая на землю горячим воском, впитывающимся в ступни парня. Над головой мужчина медленно менял форму с человеческой на огромного змея: с пышной гривой из перьев, с гребнем, и Мерлин, свалившийся без сил, смотрел и понимал, как именно проходит этот процесс. Что необходимо сделать, чтобы начать изменять форму, как оборачиваться, как возвращаться в человеческий вид, не теряясь в нахлынувших инстинктах. Все было четким и ясным, понятным, как и извивающиеся спирали и круги с точками, как похожие на человечков письмена, как рисунки... *** Этуэлл напряженно ждала исхода дуэли. Время тянулось невероятно медленно. Она ходила, в сотый раз пыталась прервать ритуал, сидела, стояла, старалась понять, хватит ли у нее духу убить собственного сына, если Притворщик победит и захватит тело Мерлина. Длинный кинжал казался неимоверно тяжелым и неудобным в руке, словно бревно или кирпич, но и полностью отмести этот вариант она тоже не могла. Всегда остается шанс, всегда... Но всегда есть шанс и на победу. С каждой минутой Мерлин выглядел все хуже. Он бледнел, кожа покрылась потом, глаза ввалились, губы высохли, как при лихорадке. Этуэлл с тревогой отмечала все приметы истощения, пока Мерлин неожиданно не захрипел, напрягаясь так, что, казалось, сейчас послышится треск лопнувших сухожилий. Из ноздрей потекла кровь, с губ срывалась кровавая пена. Он задрожал, сжимая кулаки, и вдруг неожиданно обмяк. Этуэлл подхватила сына, опуская на заранее брошенные на пол теплые овечьи шкуры. Камин потрескивал, от огня шло тепло, прогревающее толстые каменные стены, источающие холод. Этуэлл аккуратно вытерла мокрой тканью лицо Мерлина, вглядываясь и ища подсказки. Кинжал уперся острием под подбородок: одно движение, и лезвие пронзит челюсти и мозг. Гарантированная смерть. — Мама? — еле слышно прошептал Мерлин, с трудом разлепляя опухшие веки и открывая глаза с алыми от полопавшихся сосудов белками. Этуэлл судорожно выдохнула, но убирать кинжал и не подумала. Притворщики на то и притворщики, что отлично маскируются. — Да, Мерлин? — Очищающие, — пробормотал он, явно проваливаясь в сон. — Срочно. Надо... надо... Он засопел, тяжело, с присвистом дыша. Этуэлл встала, вернула кинжал в ножны и принялась отдавать приказы. Слуги осторожно подняли спящего молодого господина, перенесли в жарко натопленную спальню, обтерев влажной тканью, переодели, уложили в кровать и убрались к себе. Этуэлл сосредоточенно привязала к рукам и ногам сына амулеты, помогающие изгонять зловредных духов, набросила заговоренную сеть и тихо запела. Ее ждала важная работа: очищающие ритуалы и изгнание неизбежно прицепившихся к сознанию и душе ошметков убитого сыном Притворщика. А с приславшим коварный подарочек дарителем они еще разберутся. Она ничего не забудет. *** Маб барабанила пальцами по подлокотнику кресла, слушая очередной доклад Фрика. Получивший профилактическое наказание полуэльф демонстрировал чудеса изворотливости и невероятное упорство с удачливостью в трудном деле добычи разведданных. Таланты Фрика поражали. Теперь он не только умудрялся собирать все сплетни, слухи и обмолвки, курсирующие в обычном и магическом мирах, но и анализировать, делать выводы и прогнозы. В общем, Маб ни минуты не сожалела, что назначила Фрика на должность главы разведки. Вот и сейчас Фрик принес крайне настораживающие и тревожащие сведения. Неожиданно активизировались друиды, начавшие конфронтацию с проникающими на Острова последователями Единого бога. Уже появились жертвы, причем с обеих сторон. Кроме того, настораживало врастание монахов в общество. Строились монастыри, часовенки и приюты. И если миссионеры где-то появлялись, то выковырять их становилось просто невозможно. Маб знала, что этот процесс уже не остановить, к сожалению, впрочем, ничто не мешало попытаться нивелировать влияние Святого Престола на острова, осторожно внедрив мысли об отделении в отдельную конфессию. Знания, доставшиеся от Максвелла, позволяли обдумать и правильно провести реформацию. Маб не устраивало засилье монахов, власть церкви, гонения и войны на религиозной почве. Выгода от этого будет у третьей стороны, ведь под шумок так удобно обтяпывать свои делишки! Нет уж. Сначала церковь начнет истреблять магию, потом потеряет власть под давлением атеизма и мистицизма, а потом расплодятся Притворщики и сожрут всех, невзирая на лица. Спасибо, ее такое будущее не устраивает категорически. Фрик кашлянул, продолжая доклад. Маб вновь сосредоточилась. Кроме друидов, вдруг зашевелились слуа и сидхе. Уже несколько раз видели Дикую Охоту, а на побережьях паника — келпи совсем оборзели, утаскивая под воду всех подряд. Кроме того, Брокенский лес резко стал небезопасным. Он и раньше имел мрачную славу, но теперь слухи получили материальное воплощение: количество пропавших в лесу крестьян перешло все границы. Пусть смердов не слишком считали, но вымершие поселения уже не проигнорируешь. А еще вновь слышали вой оборотней, и Фрик подозревал, что это не свихнувшийся на почве собственной крутости колдун-самоучка, а самые настоящие варгры. Последние напрягали, но Маб решила не вмешиваться. В конце концов, она не нанималась спасать, а бескорыстная помощь воспринимается зачастую как обязанность, за которую еще и приплатить требуют, так что — сами. Есть рыцари, есть ополчение, есть Мерлин. Пусть учится и растет как маг, а Амвросий — умный король, сумеет воспользоваться ситуацией в свою пользу. К тому же, если Мерлин хочет исполнить свою мечту, ему придется потрудиться. Иначе никак. Так и будет просто слугой, Чемпионом. Не больше. Сама Маб рассчитывала заняться миссионерами и прочими монахами. Она хотела отделить церковь от государства и от Рима. Пусть англиканская церковь возникнет пораньше, ведь монахи и пастыри тоже люди, и, как все люди, имеют грехи тщеславия и жажду власти. Маб планировала раздуть эти тщательно затаптываемые угли в пламя, показать направление, а затем крепко пнуть прелатов в задницы, придавая ускорение и решимость. Устроить разброд и шатание проще, чем кажется: сейчас влияние церкви держится на энтузиазме проповедников и чудесах, совершаемых в экстазе веры. Потом в дело вступают деньги: монастыри с удовольствием захапывают земли и смердов, стремительно обогащаясь и держа вечно шикующих и живущих не по средствам благородных под каблуком. А ведь будет десятина и положенная служба на благо церкви, крестовые походы и гонения на протестантов... Много чего будет, и все это не устраивало Маб категорически. Сейчас острова представляли собой лоскутное одеяло мелких королевств, земли с племенами, земли с сильным влиянием волшебных народов и просто земель, населенных разной швалью. Но процесс объединения уже начат, и династия Пендрагонов не прервется на Артуре: теперь и Амвросий жив, и Артур другой, и Утеру Игрейна мозги вправляет недрогнувшей рукой — у прекрасной герцогини проявился неожиданный талант владения боевой булавой покойного супруга. Маб не отказала себе в удовольствии поначалу полюбоваться первыми семейными ссорами, а потом прислать учителя в помощь. А что? В женщине все должно быть прекрасно: и прическа, и платье, и характер. Ну и булава в этот перечень тоже входит! Еще немного, и выгодные браки — для Моргаузы с Морганой уже начали присматривать женихов — присоединят к королевству Амвросия еще владения. Потом присоединятся Артур с сыном Утера — Маб с шоком обнаружила, что Игрейна уже в положении. И никакие противозачаточные заклинания не помогли, словно их и не было. Так что еще одно-два поколения, может, три, и острова станут той Англией, о которой помнил Максвелл. Объединенной. А там... Значит, надо готовить агентов влияния. И первым делом надо возбудить в монахах желание перевести Библию на понятный всем без исключений язык. Именно желание читать на родном языке стало причиной реформ и протестов, а значит, нельзя пускать такое на самотек, надо брать под свой контроль, ведь толкование Библии и знание латыни является средством давления уже сейчас. Срочно надо исправлять. Плюс надо ограничить владение монастырей собственностью: землей и крестьянами. Сейчас этот вопрос вообще не стоит, но скоро он встанет в полный рост. Значит, аскеза монахам не помешает. Ну и самое главное: внушить мысль, что магия тоже нужна. И владеющие магией — такие же люди, как и все. Никаких инквизиций и доносов под надуманным предлогом, чтобы захапать чье-то имущество. Но это уже придется делать с помощью Амвросия и Этуэлл с Мерлином. *** Мерлин очнулся через полтора дня: измученный, с трещащей от боли головой, голодный и трясущийся. Этуэлл, все это время не отходившая от сына ни на шаг, проверила его состояние, отдала приказ привести в порядок и накормить, после чего просто рухнула в постель. Очищающие ритуалы, проводимые один за другим, выпили из нее все соки, зато удалось вычистить присосавшегося паразита. Ошметки личности Притворщика насмерть прилипали к разуму, магии и телу Мерлина, и с течением времени обязательно начали бы менять его по своему образцу. И лет через двадцать Мерлин уже начал бы меняться физически, про личность и говорить не стоило. И через какое-то время в этом мире появился бы еще один Притворщик: сильный и коварный, имеющий свои собственные цели и желания. Этуэлл извела коробку специальных свечей, кучу амулетов, провела десяток служб во славу богов и вымоталась так, что не могла шевелиться. Зато разум Мерлина принадлежал лишь ему самому, и никаких признаков порчи не было. Чистая и безоговорочная победа. Мерлин приходил в себя больше недели: отпаиваясь эликсирами, за которые еще предстояло заплатить, отсыпаясь, отъедаясь и почти не шевелясь. И лишь когда он почувствовал себя окончательно здоровым, только тогда решил разобраться с доставшимися таким огромным трудом знаниями. Он отлично помнил, что и как делал мужчина, оборачиваясь в Змея. Или Змей оборачивался в человека? Этот вопрос так и остался открытым, пусть он знал теперь многое, но далеко не все. Зеленый облачный змей был фигурой божественной и не самой доброй, но этого Мерлин не касался, опасаясь лезть в дебри чужой веры. Зато он отлично помнил все требуемое для оборота: особый настрой, правильная концентрация, необходимые жесты и магия. Прежде всего стоило полностью представить свой будущий облик: до самой последней чешуйки и шипа на гребне. Он должен был не просто воссоздать его в воображении, а прочувствовать. И только после этого можно было приниматься за попытки перевоплощения. Следующие полгода Мерлин старательно представлял себя волшебным зверем, проводя часы в бдении и концентрации. Процесс шел крайне тяжело и, казалось бы, безрезультатно. О том, что он достиг успеха, Мерлин догадался лишь тогда, когда руки неожиданно покрылись алой чешуей. *Кейпроллер (англ. cape roller — вал у мыса) — разновидность одиночных, аномально крупных морских волн высотой до 15-20 метров, которые выделяются крутизной своего переднего фронта и пологой ложбиной.