Rizar el nudo

Скалл просыпается резко. Как по щелчку — или от удара, что бывало привычным в прошлом. Открывает глаза и давится воздухом. Свежим, прохладным, морским. А в голове гудит раскалённое, душное, резкое — всполохами взрывов, и воздух спёрт и тяжёл от крови. В голове лезвиями ножей чужие ухмылки, а перед глазами чистое-чистое, безудержно яркое небо. Спокойное небо: без дыма и чада, без стылого призрака смерти и пепла. Обычное небо. Правильное. А он пять минут назад умер, не спасло даже верное Пламя. Ослабленное ядом — или что там это было, Верде точно знает, а Скалл снова не запомнил, — направленное на спасение близких, не себя, Облако не успело защитить носителя. Его не хватило. Звучит как анекдот: облачнику не хватило огня. Реборну пришлось бы по вкусу. С итога смеяться не тянет. Мало смешного в человеческих обрывках (вряд ли осталось что-то большее; не после того взрыва, устроенного наёмниками Мильфиоре). Так вот. Он умер. Остальные вроде как успели уйти… Точно разглядеть не вышло: слишком занят был, время тянул. Даже не считал, скольких уродов успел прихватить на тот свет, а ведь это среди Аркобалено первейшим состязанием было! …И снова не о том. Скалл умер. Это точно. Как сказал бы Верде: факт. Так что он делает под этим несомненно прекрасным небом? Это рай? Вряд ли. Слишком много он натворил, чтобы туда загреметь. Как и на ад не набрал. Наверно. Хочется на это надеяться. В конце концов, Скалл всегда был хорошим мальчиком, переводил старушек через дорогу, подкармливал кошек, терпеливо сносил своеобразную заботу семпаев… Даже в церковь ходил, как положено! Иногда. По воскресеньям. Нечётным. Впрочем, вряд ли и в раю, и в аду были муравьи. Особенно такие: наглые, рыжие, здоровущие-е! Как тот, что ему сейчас на нос забрался. Скалл осторожно — двумя пальцами — снимает нахала, ссаживает на траву. И только после этого садится. Осторожно, посекундно замирая в ожидании проблем. Тело слушается прекрасно. Словно не было никакого боя, только хорошая тренировка и выверенный до минуты отдых. Скалл недоверчиво осматривает совершенно целый мотоциклетный костюм, прислушивается к ровному жару Пламени внутри… Идеальное состояние. Почти. Мешают спутанные мысли и лёгкое покалывание интуиции. Что-то всё же не так. Если не с ним, то… — Привет! Подвох сидит рядом, почти вплотную, но в то же время так, что заметить его трудно. Словно в тени прячется. У подвоха зелёная одёжка, смугловатая от загара кожа и ясные мальчишеские глаза. В окружающем пространстве подвох ощущается никак. Пустотой. — Привет, — неуверенно здоровается Скалл в ответ. Интуиция зловредно хихикает. Не опасность, нет… Предвкушение? Что-то необычное. Что-то… Как тогда. При первой встрече с теми, кто станет Семьёй. Так, кажется, ощущается будущее. Или приключения. Сложно сказать. Странный мальчишка рядом с ним — иллюзия? галлюцинация? бред умирающего сознания? настоящее, шепчет интуиция, — улыбается. — Ты очнулся. Крепкий! Я тебя на берегу нашёл. Шторм принёс, наверно. Хотел домой отнести, а тут ты и очнулся. — беззаботно сообщает видение-настоящее, прикусывая сорванную травинку. Только Скалл видит, как лежит рука мальчишки. На удочке она лежит. А у той прочная леска. Такой шею захлестнуть — и привет, небо. И крючок острый, горло вспороть хватит. Дерево-основа крепкое. Да и мелькает, как бы парень не был дружелюбным, мелькает что-то этакое… Настороженное. Готовность. И атаковать, и защищаться. Лучше говорить честно. Скалл, конечно, хороший актёр, но ложь отношения никогда не укрепляла. Особенно в самом начале. И мальчишка не прост… А ведь неизвестно ещё, куда его занесло-то. И к кому. Нет, врать не стоит. Это он успеет — отовраться, если что. И сбежать. Сейчас лучше положиться на удачу, интуицию и Пламя. Мало ли. — Скалл, — представляется он. — каскадёр. Не подскажешь, где это мы? Ещё вчера я был далековато от моря, так что, если честно, ничего понять не могу. — Гон Фрикс, — в тон отвечает мальчик. — охотник. Ты на Китовом острове. Просто Скалл? Без фамилии? Охотник? В голове оглушительно тренькает, словно какой-то особо мозговитый таракан добрался до гитары и оборвал струну. Важно. Гон это выделил. И одновременно сказал обыденно, словно так каждый назваться может. Неосознанно? Или привычка местных, какое-то особое звание… Что-то здесь есть. В этом слове. Что-то не так. — Просто Скалл. Без фамилии. — и, чуть помедлив, добавляет, — Из семьи Аркобалено, если это важно. Стоит ли спрашивать? Не навлечёт ли он этим беду? Мысли мечутся, как вспугнутые птицы. Дельное в голову не приходит. Рискнуть или нет? Пока Скалл решает, Гон ждёт. Терпеливо так, привычно. Будто растерянные непонятные люди на побережье для него привычное дело, по пять штук в обед попадаются. Он всё же признаётся: — Я не отсюда. Кто такие охотники? Где находится Китовый остров? Какая это страна? И что это за язык, на котором мы говорим? Это не итальянский, не японский, английский, французский… Хуже не будет, мягко урчит Облако. Для нас так проще. Так правильно. В конце концов, в чужом мире стоит первым делом добыть информацию. И союзников, если получится. Стоп. В чужом мире? — Где… я? Получается слишком растерянно. Слишком открыто. Но… Серьёзно. Где он? Что происходит? И почему, чёрт возьми, он не чувствует никакого пламени, кроме своего? Почему это место ощущается чужим миром? — Ты не отсюда. Совсем не отсюда. — морщит лоб Гон. Он, кажется, тоже ничего уже не понимает. Скалл может только догадываться, кем он выглядит в глазах нового знакомца, безумцем, лжецом или дураком, но вряд ли нормальным человеком, это точно. — Да. — Ты странный. Похож на Хисоку; я сперва тебя за него принял, представляешь? Смешно так. Ты другой. Странный, но другой. Не опасный… Нет, не желающий вреда, вот! — Да?.. — получается жалко. Скалл совершенно сбит с толку. Пробуждение незнамо где, странный мальчик, упомянутый им неизвестный Хисока, какие-то охотники, собственная смерть… Происходящее словно выпало со страниц любимой Вайпером «Алисы в Стране чудес». Сумбурно, безумно, сказочно. Что делать? Как реагировать? — Да, — подтверждает Гон, — И говоришь как-то заумно, как в книгах. Не по-человечески. А язык называешь незнакомым, хотя вон как хорош, хоть сейчас стихи читать! Странный ты. Но если не отсюда — это всё объясняет. Интересно, где оно, твоё не отсюда. Где-то очень далеко, раз про охотников не слышал. Но это ничего. Я расскажу. И ты расскажешь. Пойдём? Разговор долгим будет. Стоит перекусить. Мито-сан — это моя тётя — говорит, что после еды умные мысли всегда приходят. Гон серьёзный. Как взрослый. И бесстрашный. Как ребёнок. Странное сочетание. Странный человек. Необычный. Хотя про обычность Скалл, наверно, может забыть. Занесло его очень далеко… Раз Гон про Аркобалено не слышал. Скалл улыбается: — Не боишься в дом звать? Вдруг я убийца? — Ты ведь и есть убийца. — пожимает плечами Гон, поднимаясь. И пока Скалл собирает разбившиеся от такой прямоты мысли, добивает, — Кровью пахнешь, как Киллуа. Или Хисока. Такое въедается… Характерный запах. Отряхивается. Закидывает удочку за спину, поправляет. — И не боюсь. Ты не хочешь вредить, я чувствую. Невысказанное, но услышанное «а если захочешь, не позволю» остаётся в шуме прибоя. Скалл смеётся. Чисто и легко, отпуская, откладывая часть тревог. Гон серьёзен и умилителен в своей серьёзности; Скалл ему верит. Действительно не позволит. Как сам Облако не позволял другим навредить его Семье. Они друг друга поняли. И вскакивает на ноги, как пружина. Тело наполняется энергией, разум — планами (главный из которых — когда-нибудь вернуться назад и похоронить прихвостней Джессо и его самого на дне Марианской впадины; главный на сейчас — узнать всё-всё-всё). Скалл готов. И к работе, и к открытиям. — Может, начнём ещё в дороге? — предлагает он, по-птичьи наклонив голову набок. — Раз уж разговор долгий. Путь за беседой скоротаем. — Ага! — кивает Гон. — Только давай по очереди? Так веселее. Чур я первый! — Хитрец, — усмехается Скалл. Он Гона понимает: самому интересно… И так действительно веселее, хотя на разбор информации потребуется больше времени. Но пускай. — Задавай свой вопрос. — Кто такие Аркобалено? Глаза у мальчишки блестят от любопытства; он едва не подпрыгивает в нетерпении, сущий ребёнок. И где та серьёзность, с которой беседовал ранее? Ох уж это настроение, птичка-попрыгушка… Покачала бы головой Лар. Но он не Лар, а потому беспечно закидывает руки за голову и начинает рассказ, размеренно шагая за проводником. — Аркобалено — это семёрка сильнейших людей в мире. Переводится как «Радуга»… Пригревает солнце. Шумит море. Лес шелестит. Скалл идёт за новым приятелем, аккуратно ступая по утоптанной тропинке. Прислушивается к шагам Гона впереди, спокойному шёпоту Пламени в груди и говорит. Правду. Гон не перебивает — молчит. Не одобряет и не порицает. Просто слушает. Внимательно. А потом начинает говорить сам. Об охотниках. Об острове. О себе. Дорога спокойна и почти бесконечна. Миг между словом и молчанием, пока чужое слово не упадёт в воздух дождевой каплей, краток. Новая жизнь, зарождающаяся из сплетений слов… Чужая. Неизвестная. Пока что. Будущая. Зыбкая, как мираж в пустыне. Как и тихое обещание, данное не то себе, не то другим… «Когда-нибудь я покажу Гону свой дом, раз он решился открыть мне свой». Спонтанное. Правильное. Скалл продолжает идти.