Тили-тили-тесто

Я снова слышу этот звук. Мне уже даже не нужно поднимать глаза, чтобы убедиться: это Майк только что шлёпнул Честера по стриженному затылку. - Ну как ты зажимаешь? Я же тебе показывал! Шинода подрывается с места и в гневе идёт ставить чайник. Я смотрю на Честера. Он медленно оборачивается в мою сторону, глядит куда-то мимо и разве что не плачет. А ведь я слышал, как он может обложить хуями, и видел, что ему ничего не стоит влезть в драку, если кто-то его обидел. Он агрессивен и никому ничего не спускает. Кроме Майка. И именно Майк проезжается по этому огромному самолюбию – не понятно, как оно только умещается в чезовом тщедушном теле – больше всех. Честер всхлипывает. Чайник закипает. Шинода возвращается (без чашки) и начинает всё сначала. Вечером он пойдёт провожать Честера до дома, купит ему по дороге еды, насколько хватит денег. И оставит Беннингтона – с пакетами и крепко обнятого – в полном недоумении: как вообще трактовать всё это дерьмо? Придирки Шиноды бесконечны, он хочет, чтобы всё было идеально, и мы по десять тысяч раз записываем одно и то же. Я-то ничего, мне всё равно дома заняться нечем. Парни тоже уже болт положили, им главное пожрать вовремя. А вот Честер каждое недовольство в свой адрес переживает как конец света. Снова и снова. Он был улыбчивым и постоянно шутил, когда только пришёл к нам (наверное, хотел нам понравиться, хотя я не совсем понимаю, зачем такому как он прикладывать какие-то особенные усилия), а потом притих, и улыбку его я стал видеть всё реже. А она у него чудесная. Будто после грозы выглядывает солнце, блестит на каждой дождевой капельке – ты глубоко вдыхаешь свежий воздух и кожей чувствуешь ещё робкое, но уже многообещающее тепло. Я ловлю Майка на кухне. Подмигиваю Джо, чтобы он исчез, и толкаю Шиноду плечом. - Роб, ты чего? В этой банде я что-то вроде аквариума с рыбками, так что все страшно удивляются, когда я привлекаю к себе их внимание. - Да вот думаю, - говорю я, копаясь на полках в поисках какао, - где нам достать нового вокалиста. Майк мычит, явно улавливая, к чему я клоню. - А что у нас со старым? – спрашивает он на всякий случай. - А то ты не видишь? Какао куда-то пропало. Я смотрю на Майка: он упирается руками в столешницу и свешивает голову вниз. - Не знаю, что за чёрт, я ночи не сплю из-за того, какой я мудак, а всё равно не могу с ним по-другому. Ну понятно. Начнёт с Честером нежничать – и пойдёт-поедет. - Ты как школьник, ей-богу, он тебе нравится, а ты его за косички дёргаешь. Я тут же вспоминаю лысый череп нашего вокалиста и хмыкаю. Майк резко выпрямляется. Они вообще не любят со мной разговаривать из-за моей прямолинейности. - И что ты предлагаешь? – спрашивает он. Самоотверженно бросается на амбразуру. Узнаю старину Майки. - Ты сам знаешь. Просто не дрейфь. Честер сделает ему всё, как надо, и даже лучше, если Майк будет с ним ласков. Для Шиноды это грозит обернуться крупными неприятностями в будущем, но кому, как не ему, знать, что Честер нам нужен, и заменить его не получится. Смирись, парень. Это твоя судьба. Сидит сейчас в зале и проклинает день своего рождения. Давай, иди к нему как есть, хватит строить из себя скотину. Шинода, и правда, не говоря больше ни слова, разворачивается и уходит. Я провожаю взглядом его решительный бросок в гостиную и возвращаюсь к своим полкам. Вон оно, какао. Затесалось на самом верху: какой-то умник его туда переставил. Я хватаю банку и немного жалею, что не увижу этой растерянной моськи, когда Майк отбросит свою оборонительную тактику и аккуратно заключит затюканное им существо в спасительные объятья. Извиняться Шиноде придётся долго. Но я уверен, он справится.