Конец любви и начало жизни

      Вот и настал этот момент. Гедиз смотрит на Нарэ, и его снова накрывает волной нежности к этой маленькой хрупкой женщине. И в этот раз он не будет сдерживать рвущиеся наружу слова. Он сделает это. Мужчина глубоко вздыхает. Пронзительно-зеленые глаза Нарэ смотрят на него с любопытством. Закончилось время молчать. Настало время говорить. — Я, настолько, что стал врагом своему другу… — почему-то выговаривать эти слова намного сложнее, чем он думал, но мужчина продолжает. — Настолько, что совершаю то, что говорил никогда не совершать, — в голове за считанные секунды проносятся все безумные поступки, которые он совершал ради Нарэ. Гедиз одергивает себя и возвращается к признанию. — Настолько, что в шоке сам от себя… Настолько я влюблен в тебя, Нарэ       Вот и все. Он сделал это. Отдал бомбу под названием «любовь» в её маленькие ладошки. Стало легче дышать. Как будто эти слова раньше давили его, сдавливали воздух в легких и мешали нормально жить. Нет больше постыдной тайны. Есть только слова искренней любви. Гедиз улыбается. На несколько мгновений он позволяет себе замечтаться. Вот сейчас Нарэ улыбнется ему в ответ. Примет его любовь, сделав самым счастливым мужчиной на свете. Её зеленые глаза загорятся огоньком, который будет принадлежать только ему. Улыбка становится шире. Гедиз чувствует себя ребёнком, заветное желание которого вот-вот исполнится. Он знает, что наверняка выглядит очень глупо со стороны, но ему плевать. Он только что признался в любви любимой женщине. И эти радостные секунды у него никто не отберет.       Только в ответ он слышит лишь молчание. Не то уютное, понятное, теплое молчание, что иногда воцарялось между ними. Нет. Это молчание было холодным, как ветер, пробирающийся между ребер. Оно было резким и острым, как лезвие ножа, угнетающим, даже пугающим. Радостная пелена спадает с глаз. Он будто впервые видит Нарэ. Лицо потемнело, будто она была напугана. Зеленые глаза распахнуты широко, как у загнанного в ловушку оленя. А в них — немой вопрос и непонимание. Она открывает рот, чтобы что-то сказать. Гедизу хочется по-детски заткнуть уши, чтобы не слышать тех слов, что она собиралась ему сказать. — Не любишь! Не любишь, Гедиз, — в голосе Нарэ звенят слезы. Будто бы она не о его любви говорит, а снова о Санджаре. Ведь разговоры о Санджаре всегда были причиной её слез. — Не любишь! Ты — мой лучший друг. Ты не можешь любить меня!       Гедиза словно разделили надвое. Один Гедиз — взрослый Гедиз, который все понял. Нет, даже не так. Он уже все знал еще до того, как слова любви сорвались с его языка. Этот Гедиз был чем-то похож на его отца. Рациональный, взвешивающий каждое слово и действие, познавший всю жестокость жизни. Логичный, не поддающийся чувствам. Этот Гедиз знал, что все будет так. Почему же он не остановил его? Потому что был другой Гедиз. Гедиз-ребёнок. Мальчик, который верил в сказки, которые читала ему его мама. Мальчик, который любил разглядывать облака и находить среди них такие картины, о которых никто и подумать не мог. Отец всегда удивлялся тому, как этот мальчишка мог разглядеть в беспросветной веренице пушистых облаков табуны диких лошадей, драконов, львов и птиц, дворцы и замки. Ведь он не видел ничего. Только белые бесформенные облака. Совсем как взрослый Гедиз. Но мальчик Гедиз видел это все. И сейчас он все еще пытался разглядеть в глазах Нарэ хоть малейший намек на ответное чувство. Даже не на чувство, а на какую-то надежду. Надежду для них. Для Нарэ и Гедиза. Для них вместе. Ребенок вглядывался, вглядывался, но не видел в этой яркой зелени глаз ничего, кроме непонимания и страха. Поэтому он, как и любой другой ребенок, начинает говорить. Говорить, чтобы в своих же словах найти надежду. — Ты думаешь, я не говорил эти слова самому себе? — спрашивает Гедиз, заглядывая ей в глаза. — «Гедиз, ты не любишь Нарэ! Ты её лучший друг, Гедиз. Она — сумеречная птица из легенды!» Но все это было бесполезно, знаешь? — мужчина повышает голос, не в силах противостоять нахлынувшим чувствам. — Любовь просто взяла и с разбега ударила в морду. Она не видит ни друга, ни легенду. — Увидит! Увидит, клянусь! — кричит Нарэ, зарываясь пальцами в волосы. — Видит! Мы — друзья. Черт, Гедиз, мы же друзья! — Есть что ли какое-то правило, которое не позволяет друзьям влюбляться? Почему я такого не знаю?       Гедиз не знает, почему он говорит эти слова. В них нет абсолютно никакого смысла. Взрослый Гедиз прекрасно это понимает. Но Гедиз, который верил в сказки, который выглядывал в облаках целые миры, не хочет сдаваться. Он хочет услышать от Нарэ хоть что-то. Что-то, за что он сможет зацепиться, спастись, выбраться из этой ямы. — Нет, друзья влюбляются. Но не в любимую женщину своего друга! — в голосе Нарэ уже появляются обвинительные нотки. — Да ладно? А что, можно было выбирать? — спрашивает Гедиз, абсолютно честный в своем непонимании. Стал бы он так ломать себя, если бы он мог выбрать, в кого влюбиться? — Даже если не можешь… — Что если не могу? Если не могу, мне молчать? Я молчал, Нарэ! Молчал! Молчал, а внутри все кричало! — Гедиз срывается на крик, он уже физически не может держать это все в себе. — Молчи! Тогда снова замолчи! — почти приказным тоном отвечает Нарэ.       Гедизу хочется расхохотаться ей прямо в лицо. Интересно, смогла бы она молчать о Санджаре, если бы он попросил её? Смогла бы сдержаться и не плакать у него на плече каждый раз, когда Санджар вытворял глупости? Ответом на все было слово «нет». Жаль только, что это правило не распространялось на него. — Но так не получается! Санджар идет и делает больно тебе, но больно становится и мне! Знаешь, как больно, когда твоей любимой причиняют боль? — Гедиз, не делай этого! — Ты хоть знаешь, насколько это больно, когда ты приходишь и плачешь на моей груди из-за Санджара? — А теперь я плачу из-за тебя! Доволен?!       Мальчик Гедиз замирает. Она снова сделала это. Снова сравнила её с Санджаром. Гедиз мог выдержать все. Равнодушие, безразличие, но не сравнение с Санджаром. Совсем как тогда, в порту, когда она приравняла их друг к другу, обесценив все его слова и поступки. Горечь обиды подступает к горлу. На кончике языка — раскаленный металл. Такие же горячие слезы зачем-то собираются в уголках глаз. Гедизу кажется, будто его снова вернули в детство. Вот отец дает ему ощутимый подзатыльник за то, что он посмел вести себя громко и некрасиво при его богатых друзьях. Вот отец дарит ему оплеуху за то, что он посмел встать на его дорогой антикварный стул, чтобы достать книжку с верхней полки шкафа. Вот отец награждает его жгучей пощечиной, когда Гедиз обвиняет его в том, что он обокрал семью Санджара. В воспоминаниях боль от обиды, нанесенной напрасно. То же самое он чувствует сейчас. Нарэ поступает с ним так же, как и его отец. Ему становится тяжело дышать. — Мне нужно одной поплакать.       Она медленно уходит от него. Гедизу хочется подойти к ней, утешить, даже несмотря на то, какой болью отзываются ее последние слова. Это уже на уровне инстинктов. Впечатано в его ДНК. Защитить, спасти от боли, утешить. Но в этот раз Нарэ считает источником боли его, Гедиза. Поэтому он просто остается стоять на месте, глядя на её сгорбленную фигуру. Проходит какое-то время. Гедиз не знает, прошли ли минуты или целые часы. Время словно специально останавливается, с садистским удовольствием растягивая эти мучительные секунды, которые сжигают Гедиза изнутри. Он видит, как Нарэ говорит с кем-то по телефону. Неужели Санджар? Он уже ничему не удивится. Она медленно встает. Он видит, как она осторожно идет в его сторону. Мужчина смотрит на неё. Она невидящим взглядом упирается в его лицо. Гедиз срывается с места, чтобы помочь ей, отвезти в больницу, чтобы там осмотрели рану. Но Нарэ жестом останавливает его. Её взгляд становится более осмысленным. Зеленые глаза кажутся прозрачными на ярком солнце. Даже сейчас Гедиз не может перестать любоваться ей. — Гедиз, помнишь, ты мне кое-что сказал? Говорил, если твой друг постучится к тебе с трупом, то ты без лишних слов начнешь копать могилу.       Гедиз вспоминает тот ужасный день, когда он узнал, что Акын был возлюбленным Мюге. Он не любит думать о том дне. Но Нарэ он отвечает. — Помню, — кивает он, не понимая, к чему она клонит. — Ты сейчас в могилу, которую выкопал, закопал не свою любовь, а своего друга, Гедиз? — спрашивает Нарэ со странной улыбкой. Так обычно матери улыбаются детям, которые где-то напроказничали. Гедизу эта улыбка совсем не нравится. — Ты знаешь, мне было очень тяжело выбрать, кого из вас двоих там похоронить, — признается Гедиз. Неубиваемая надежда если не на взаимность, то хотя бы на понимание, заставляет его продолжать этот бессмысленный разговор. — Надеюсь, тебе было очень тяжело. Если бы не было тяжело, то это значило бы, что ты не знаешь, что такое настоящая дружба, — Нарэ говорит о таких серьезных вещах, но её улыбка совсем не соответствует сложившейся ситуации. Гедиз перестает что-либо понимать. Но в голове возникает неожиданное воспоминание. — В тот день, когда я сказал те слова, я сказал тебе еще кое-что. Ты помнишь? — спрашивает он. — Что сказал? — Нарэ не выглядит сильно заинтересованной, но Гедиз пытается не обращать на это внимания. — А ты вспомни. Вспомни! Это был очередной день, когда ты снова не думала о себе. — Сказал, чтобы я подумала о себе. Да. — И снова говорю. Я предлагаю немного подумать о себе. Немного. Совсем чуть-чуть. — Гедиз уже не может сдержаться. Он всплескивает руками, а его голос слишком напряжен, вот-вот сорвется. — Я тебе говорю, что люблю тебя. Тебе говорю! Тебе, блин! — Гедиз наклоняется, чтобы их с Нарэ лица были на одном уровне, будто бы это помогло ей увидеть его. — А ты в ответ говоришь мне, что я закопал Санджара и не знаю, что такое дружба. Где ты? Где ты, Нарэ? Ради Аллаха, где Нарэ?! — Ему хочется встряхнуть девушку, чтобы из нее появилась та Нарэ, которую он встретил в самолете, та девушка, которой никто не был указом. — Нет что ли в этом мире Нарэ, которая не зависит от Санджара? Ты даже мою любовь отвергнуть не можешь, не завися от Санджара?       Последние слова даются ему с трудом. Но они правдивы. Гедиз принял бы её отказ. Если бы она сказала, что он не привлекает её как мужчина, что она видит в нем только друга и не рассматривает его как партнера, это ранило бы его самолюбие, но не причинило бы столько боли. Он бы все понял и отпустил её. Но она снова все свела к Санджару. Как будто бы все в её жизни, все её действия, каждое решение, зависело только от него. Это разбивало сердце Гедизу. — Я говорила не об этом. Я говорю о дружбе. Я говорю о доверии. — Ладно. Отлично. Вот! Вот, Нарэ! Я предлагаю тебе любовь, которой ты можешь верить как дружбе. — Мальчик внутри Гедиза делает последнюю попытку раскрыть Нарэ глаза. Мальчик хочет взять её за руку, излечить все её раны и показать тот прекрасный мир, который он когда-то выглядывал среди облаков. Только в этот раз этот прекрасный мир он создал бы в реальности. — Твоей дружбе нельзя доверять, Гедиз. Тот, кто сегодня предал дружбу ради любви, завтра предаст эту самую любовь.       Слова Нарэ падают на Гедиза как грёбаная скала. Из легких выбивает весь воздух. Бомба по имени «Гедиз», которую он хотел передать Нарэ, взрывается внутри него. Он слышит в ушах противный писк, совсем как в детстве, когда рядом с ним неожиданно взорвался фейерверк. Легкие сопротивляются вздоху, но Гедиз со свистом втягивает в себя воздух, чтобы не развалиться на части прямо тут, перед Нарэ. Гедиз смотрит на Нарэ и впервые не узнает стоящую перед собой женщину. На лице незнакомки непонятная уверенность. Так смотрела на него мама, когда наказывала за очередной проступок. Та же решительность сквозила и во взгляде этой Нарэ. Ребенок внутри Гедиза замолкает. Теперь навсегда. Этого мальчика не смогли убить ни черствость и жестокость отца, ни одиночество, душившее его в другой стране, где он провел долгие годы, оторванный от семьи океаном и тысячами километров. Но Нарэ убила этого мальчика почти играючи. Всего парой десятков слов. Как пулеметной очередью, где каждая из пуль попадала точно в цель. Он не может больше смотреть на эту женщину. Он проходит мимо неё и быстрым шагом удаляется. Ему нужно быть подальше от неё. Чтобы она не смогла обрушить на него еще больше оскорбляющих слов. Он взбирается на каменный заборчик и смотрит на озеро. Время снова останавливается. И снова каждая секунда отбивает ударным молотком по вискам. В его жизни были невзаимные признания в любви. Но ни одно из них не унижало его так сильно. Больно было не от того, что Нарэ отвергла его любовь. Это было мелочью по сравнению с тем, что она унизила все то хорошее, что в нем было. Всю ту человечность, что он проявлял к ней. Ему было больно не как отвергнутому мужчине, а как униженному человеку.       Гедиз видит подъезжающую машину такси и выходящую из нее Эльван. Он мог бы оскорбиться на то, что Нарэ даже довести до дома себя не доверила ему, но почему-то становится все равно. Он спускается с заборчика и шагает к Нарэ. Она поднимает на него взгляд. — Могу ли я в последний раз попросить у тебя, как у друга? — спрашивает она. — Может, я тебя предам? Ну, попробуй попросить. — Гедиз не сдерживает желчи, которой так и сочатся его слова. Просьбы Нарэ теперь кажутся смешными. — Он не узнает об этом, — серьезным тоном говорит она. — Санджар знает обо всем, — Гедиз с радостью сообщает ей эту новость. — Что? — удивляется Нарэ, широко раскрывая глаза. — Я предаю в лицо, — эти слова Гедиз произносит с непередаваемым удовольствием. В чем-в чем, а в том, что он обманывал друга, она его обвинить не могла. Хотя то, что она могла допустить подобную мысль, все равно причиняет боль. Разве может человек выдержать столько?       Нарэ молча смотрит на него. Гедиз почти видит, как крутятся шестеренки в её голове, складывая паззл. — Так вы с самого начала меня поделить не могли? — с видом оскорбленной невинности спрашивает она. — Именно так, — отвечает Гедиз, улыбаясь её почти детской наивности. Нарэ ничего не отвечает. Гедиз не сдерживает себя. — Ну как? Я ведь долго молчал, не так ли? — Гедиз… — Ты можешь ненавидеть меня, Нарэ, но избавь меня от своей жалости, — тут же пресекает её причитания Гедиз. Он выдержит её ненависть. А вот уподобляться Санджару, упивавшемуся вниманием и сочувствием окружающих, он не собирался.       Нарэ не находится с ответом. Гедиз решает в последний раз сыграть в их игру по ролям. — «Зачем мне ненавидеть тебя, Гедиз?» — высоким голоском произносит Гедиз. — Потому что Санджар сказал, что станет мне врагом, если я откроюсь тебе.       Нарэ смотрит на него как на умалишенного, но ему уже все равно. Раз уж начал, то нужно довести все до конца. — «И что, Гедиз? Ты сейчас стал врагом моего возлюбленного?» — снова пародирует Нарэ Гедиз. — Именно. Так. — Мужчина специально разделяет слова четкими паузами, чтобы они хорошенько отпечатались в памяти девушки. — В этой вражде я не буду больше тем, кто подставляет вторую щеку. Я буду отвечать тем же на все, что он сделает мне. Поэтому начинай ненавидеть меня уже сейчас, — дает ей совет Гедиз. — Он не узнает, что мы приезжали сюда. Он не узнает о твоих словах. Он не узнает, что ты предал друга, — тараторит Нарэ, размахивая руками. — Я похитил тебя из особняка и не открылся тебе, так что ли? — Гедиз цокает, а после расплывается в улыбке. — Нетушки, мой друг не проглотит это. — Проглотит! Мы заставим его поверить. Я заставлю. — Нарэ повышает голос, как будто уверяя саму себя в этом. — Все равно после того, как я получу опекунство, я уеду отсюда. Исчезну из вашей жизни. Осталось всего несколько дней. До этого ты будешь молчать. И вы продолжите жить, как жили, будут и дружба, и братство, и партнерство, будто бы меня и не было! Я не буду разрушать семью, которая связана друг с другом многими поколениями!       Гедиз поражается её наивности. Как женщина, пережившая столько всего, видевшая столько плохого в людях, может быть столь наивной? Она ведь действительно верит в свои слова. Он видит это в её зеленых глазах, наполненных надеждой и уверенностью. На секунду он задумывается, кого же из них реальность ударит сильнее? — Ты уже разрушила, девочка! — восклицает он, разводя руками. — Разрушила. Разрушила, став жертвой этой семьи. — Эльван наблюдает за этой сценой, но Гедиза это не волнует. Слова рвутся из него, как вода из разрушенной плотины. Нарэ разворачивается и идет в сторону машины, но Гедиз идет за ней, крича ей в спину. — Разве его мать не наняла людей, которые напали бы на мою любимую женщину? Разве моя невестка не сделала больно дочке моей любимой женщины, оклеветав её? Невестка, которую обрюхатил Санджар. Езжай в Швейцарию. Я ведь все забуду! Забуду все то, что они тебе сделали! Забуду и Яхью, который взял у Акына два миллиона долларов и продал мою любимую женщину. Яхью, который стал причиной твоей раны.       После слов о Яхье Нарэ останавливается. Она смотрит то на него, то на Эльван. — Это не может быть Яхья. Он ведь даже не знал Акына, — не верит его словам Гедиз. — Спроси у Эльван. Пусть она расскажет. — Еще одна пуля недоверия, выпущенная Нарэ, попадает в цель. Теперь ему нужно предоставлять свидетелей, чтобы ему поверили. — Когда мы поймали Яхью, мы были вместе. — Нарэ… — начинает Эльван, но её прерывает Нарэ. — Эльван, сядь в машину. Сядь в машину, пожалуйста.       Эльван послушно садится в такси. Нарэ поворачивается к Гедизу. Мужчине хочется рассмеяться от непонятной воинственности в её взгляде. — Ты знаешь, я всегда хотела быть услышанной, хотела, чтобы меня поняли. Я думала, что тогда ты смог меня понять, и это принесло мне очень много счастья. — Нарэ сминает футболку на груди, теребя ткань. — Но я не принцесса, которую нужно спасать из замка злого короля. Я одинокая женщина, которая живет по своим принципам. Сопротивляться — мой принцип. Я сопротивлялась и особняку, и его хозяину Эфе, и когда была жертвой, и когда была спасенной. Потому что меня зовут Нарэ. Мое имя означает сопротивление. — Голос Нарэ становится громче, увереннее, но Гедиз знает, что вся эта сила и уверенность напускные. И закончатся они в тот же момент, как перед ней предстанет её ненаглядный Санджар. Нарэ продолжает свою пламенную речь. — Мое имя означает кричать, бороться, гореть. До сих пор я не позволила ни воде, ни земле потушить свой огонь. Не позволю и сейчас. Но я не позволю своему пожару обжечь вас. Я улечу. Не нужно из-за меня становиться врагами, Гедиз. Потому что я не трофей.       Она не дожидается ответа от него и садится в такси. Автомобиль увозит её. А Гедиз морщится, принимая последнюю пулю, которая она в него пустила, решив, что он видит в ней лишь желанную добычу, а не женщину, достойную любви и счастья. — Пусть будет так, госпожа Нарэ, — произносит Гедиз в пустоту. — Раз я уже вырыл могилу, то можно будет захоронить не только дружбу, но и любовь. Кто же знал, что все закончится так?       Гедиз посмеивается своей шутке, но из горла вырываются только сиплые лающие смешки, больше похожие на предсмертный хрип. Гедизу хочется плакать. Но слез нет. Они выжжены горящим внутри него огнем. Гедизу хочется выпустить этот огонь и сжечь все вокруг. Но тогда он не будет ничем отличаться от Санджара. И Нарэ будет права, сравнивая их. Гедиз хочет остаться на озере и хандрить. Но у него нет на это времени. Он понимает, что не исцелится рядом с Нарэ. Он ни секунды не верил в то, что Нарэ улетит в Швейцарию. Санджар не даст. И они так и будут ходить по кругу, раня друг друга. — Ну уж я в этом садо-мазохистском порочном круге участвовать не собираюсь, — фыркает он себе под нос и садится за руль.       Огонь внутри все еще горит. Но он не собирается выпускать его. Не здесь. Не там, где этот огонь мог ранить его близких. Мама и Мюге не заслужили видеть его темную, разрушенную сторону. Он выпустит этот пожар в другом месте. Осталось только определиться с этим местом. Остаток дня проходит как в тумане. Он терпеливо выслушивает Мюге, отчитывающую его за то, что он все же признался Нарэ. Успокаивает мать, которая почти впала в истерику из-за того, что он решил разорвать все отношения с Санджаром. А потом идет в комнату, где ночевала Мелек, и собирает все вещи, которые они не забрали. Завтра он в последний раз поедет к Нарэ и разорвет последнюю ниточку, которая их связывала. А сейчас ему нужен холодный душ, свежая постель и бутылка крепкого виски.       Утром похмелье на удивление не мучает его. Гедиз решает рассматривать это как хороший знак. Ночь была тяжелой. Он залил в себя всю бутылку виски и даже откупорил вторую. Он пил, пытаясь залить ту дыру, которую в нем оставили слова Нарэ. Он почти жалеет о том, что признался. Он не знает, что было тяжелее: молчать о чувствах, что разрывали его или же прокручивать слова Нарэ в голове раз за разом, как старую зажеванную кассету. Какая-то его часть все еще не верила в то, что Нарэ могла так с ним поступить. Выставить его предателем, который не ценит ни дружбы, ни любви. Обвинить в том, что он посмел влюбиться в возлюбленную друга. Сказать, что он не достоин доверия. Какое-то время он лежал в кровати, пялясь в потолок, и жалел себя. Хоронил остатки того беззаботного мальчика, что высматривал в облаках красивые картинки. А после в нем очнулся взрослый Гедиз. Рациональный, расчетливый, логичный Гедиз. Тот Гедиз, который никому не даст вытирать об себя ноги. Тот Гедиз, который умел ценить себя. Гедиз, которого он чуть не утерял, безуспешно пытаясь научить этому Нарэ. Гедиз провалялся без сна почти до утра. А после встал, допил остатки виски и закрыл эту страницу в своей жизни. Осталось только закрыть эту страницу и для Нарэ.       Гедиз быстро доедает завтрак, благодарит маму за вкусную еду, целует сестру в щеку на прощание и с пакетом вещей садится в автомобиль и едет в сторону дома, который снимала Нарэ. Каково же было его удивление, когда он обнаруживает у ворот людей Санджара. Гедиз выходит и с ехидной улыбкой подходит к ним. — Что, господин Эфе и в этот дом мне приходить запретил? — спрашивает он. — Может тогда госпожу Нарэ позовете, я с ней тут поговорю. — Госпожи Нарэ здесь нет, господин Гедиз, — отвечает один из охранников. — Как нет? — удивляется мужчина. — Она вернулась в особняк господина Эфе.       Гедиз не удерживается от усмешки. А после тихо смеется под нос, вспоминая вчерашние громкие слова Нарэ. Гордая Нарэ отправилась в особняк под бок к Санджару и его беременной женушке. Не жизнь, а комедия. У Гедиза даже поднимается настроение. К дому Санджара он уже идет с довольной улыбкой. Повздорив немного с охранниками, он все же уговаривает их пустить его, пообещав, что это будет последний раз, когда его нога переступает порог этого особняка. Он находит Нарэ и Эльван в беседке за домом. — Эльван, не оставишь нас с Нарэ на минутку? — без лишних церемоний начинает Гедиз.       Эльван окидывает его недовольным взглядом и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Гедиз не дает ей этого сделать. — Не волнуйся, я не отниму много времени у госпожи Нарэ. Секрета в том, что я расскажу ей, не будет. Если что — расспросишь у нее обо всем и домчишь всю информацию к Санджару, как ты любишь это делать. А теперь, дашь мне минутку? — Гедиз пристально смотрит на девушку.       Эльван уходит, оставляя их наедине. — Держи, это вещи Мелек, которые у нас остались, — Гедиз вручает недоумевающей Нарэ пакет. — И насчет вчерашнего. Нарэ, я… — Гедиз, не утруждайся зря, — перебивает его Нарэ. — Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Мой ответ тот же. — Что? — спрашивает Гедиз, хмуря брови. — Если ты пришел, чтобы снова говорить о своих чувствах, то не нужно, Гедиз, — с усталым видом произносит девушка.       Гедиз заливается смехом. Ситуация настолько абсурдна, что кажется чем-то нереальным, неспособным произойти в действительности. Нарэ действительно думала, что он снова придет рассказывать ей о своей любви? Кажется, она совсем не узнала его за все эти месяцы, что они знакомы. — Не бери на себя слишком много, госпожа Нарэ, — усмехается Гедиз, поправляя очки на носу. — Мне достаточно было один раз услышать твой отказ, чтобы понять, что ты не нуждаешься во мне и моих чувствах. Я не привык повторно испытывать унижение, среди нас двоих это больше тебе присуще.       Ядовитые слова срываются с языка. Ему становится на секунду стыдно, когда он видит мелькнувшую в её глазах обиду. Но извиняться за правду он не собирался. Но Нарэ быстро берет себя в руки. — Что ж, если ты пришел не за этим, то могу я попросить тебя о помощи? У меня скоро суд по опеке над Мелек. Мне нужен будет хороший адвокат.       Гедиз уже устал удивляться. Ему даже захотелось хоть капельку наглости, которую сейчас проявляла Нарэ. Какая-то его часть готова тут же заверить Нарэ в том, что все его возможности в её распоряжении. Но эта часть сейчас была слишком мала. Поэтому он лишь качает головой. — Прости, госпожа Нарэ. Я устал играть в эту игру, которую вы затеяли с Санджаром. Ваши кошки-мышки и перетягивание каната у меня уже вот здесь, — Гедиз делает характерный жест, задевая пальцем горло. — Я тут подумал, раз из меня и друг плохой, то зачем я тебе и Санджару? В вашей легенде я третий лишний. Такая себе роль, не думаешь? — Гедиз? — непонимающе шепчет Нарэ. — Да, Нарэ? — Ты не поможешь мне? — А ты сама себе помогаешь, Нарэ? — отвечает вопросом на вопрос Гедиз. — Я помог бы тебе, если бы ты стремилась к этому. Но у меня нет привычки лезть со своей помощью к тем, кто сам себе не хочет помогать. Это как переливать из пустого в порожнее. А я такими бесполезными вещами не собираюсь. — Гедиз протягивает ей руку. — Прощай, Нарэ. Надеюсь, однажды те слова, которые ты говорила мне, окажутся правдой. Надеюсь, Нарэ начнет сопротивляться тем бурям, которые будут обрушиваться на нее. Надеюсь, она напишет новую сказку для себя и своей дочери. Потому что Нарэ и Мелек этого достойны.       Нарэ рассеянно пожимает его руку. Гедиз позволяет себе в последний раз насладиться теплом ее хрупкой ладошки. Он не уверен в том, что Нарэ до конца поняла смысл сказанных им слов. Но это уже не было его проблемой. Гедиз разворачивается и уходит. У самых ворот он видит разъяренного Санджара. Он хочет что-то ему сказать, но Гедиз проходит мимо, бросив на него мимолетный взгляд. Санджар, кажется, шокирован. Гедиз садится за руль. Изумленные лица жителей особняка доставляют ему странное удовольствие. Мужчина не отказывает себе в маленькой шалости и шлет им всем воздушный поцелуй. Он заводит автомобиль, разворачивается и едет в сторону дома. Единственным нерешенным вопросом являлся пункт назначения, в котором он должен был оказаться через несколько часов. Гедиз перебирает варианты несколько секунд. Солнечная Испания казалась неплохим вариантом. — Ну что, господин Гедиз, полюбуемся на традиционную испанскую корриду? — спрашивает он самого себя, заказывая билет на ближайший рейс Бодрум — Мадрид.       Настало время начать новую жизнь. И Гедиз собирался начать её абсолютно грандиозно.