Он сотворил себе кумира

Субмарина казалась маленьким миром, ограниченным стальными боками судна. Небольшие комнатки, узкие коридоры и один общий камбуз. Бепо морщил нос-пуговку и любопытно принюхивался к запахам на корабле. Медицинский, резкий спирт, аппетитные запахи из вотчины повара, холод операционной – места, где чаще всего можно найти Трафальгара Ло. Медвежонок чувствовал себя неловко в новом оранжевом жизнерадостном комбинезоне – ему казалось, что он все равно не часть команды, а забавная зверушка для развлечения. Или подопытный кролик. Медвежонку было одиноко. Он снова принюхался, пытаясь найти хоть кого-то живого в этом маленьком мире. Он совсем недавно попал сюда. Высокий худой человек подобрал его, когда грязно-серое тельце едва-едва дышало. Уже потом его прозвали Бепо – так Пингвин предложил, а Ло не стал возражать. Но раньше медвежонка никак не звали; он просто жил вместе с мамой на острове среди высоких снежных гор, купался в проруби и учился охотиться. Мама, добрая, милая мама с таким же, как у него, носом-пуговкой, терпеливо учила сына всем премудростям, что должен знать каждый уважающий себя медведь. Медвежонок толкался широким лбом маме в бок и послушно семенил следом. Однажды мама почему-то не повела его за собой – она спала крепко-крепко, и не вставала, даже когда голодный малыш начинал жалобно плакать, размазывая по белой шерстке слезы. Мама его оставила. Мама больше не вылизывала его, не подбадривала и не приходила на помощь, когда опасность нависала над медвежонком. Он умирал вслед за матерью – сперва душой, затем и телом. Настал день, когда медвежонок не смог встать так же, как мама. Его маленькие лапки разъезжались на скользком льду, коготки скребли в бессильном порыве встать, подтянуть тельце хоть чуточку дальше, вперед… Ну же! Но медвежонок слишком ослаб: в больших влажных глазах сквозила невообразимая обреченность, по-человечески всхлипывая, он лежал на боку, шевелил лапками, и медленно умирал. И тогда к берегу зимнего острова пристала субмарина. Удивительно, настолько неисповедимы пути Господа, в которого, конечно, не верит ни один пират. Именно здесь и именно сейчас Трафальгару потребовались какие-то редкие минералы, растущие среди снежных вершин и величественных гор. Высокий худой человек уверенно вышагивал по снегу, иногда проваливаясь в него по колени, но выбирался и снова шел. Его команда осталась на корабле, ждать капитана и готовиться к отплытию. Они не планировали задерживаться на этом острове надолго, несколько часов, максимум – полдня. Ло внимательно осматривал бескрайние, похожие друг на друга, как близнецы, снежные поля, как вдруг серые глаза на миг расширились: в неглубокой ямке, дрожа, лежал медвежонок. Казалось бы, что безжалостному убийце и циничному врачу тот медведь? Пусть умирает. Но Трафальгар был не только жестоким: в нем теплилась искаженная, ломанная и совершенно немыслимая человечность, позволяющая в короткие мгновения затмевать рациональное зерно суждений импульсивным порывом. О пользе медвежонка врач думал много позже. Пока он осторожно, чтобы не повредить еще больше ослабленному зверю, поднял его на руки, и медвежонок, слабо дернувшись, ткнулся широким лбом мужчине в грудь. Глаза-пуговки встретились с холодными серыми глазами, под которыми залегли глубокие серые тени от недосыпа. Медвежонок не знал, кто этот двуногий, чего он хочет и зачем вытаскивает из уютной, как ему грезилось, норки. Но двуногий был теплым, большим и теплым, как мама. Из последних сил медвежонок всхлипнул и заплакал, жалуясь маме: почему ты бросила меня и пришла только сейчас? Трафальгар не был сволочью, и сердце его сумело победить доводы разума. Прижав зверька к груди, он стремительно, забыв про всякие минералы, кинулся к субмарине. ― Готовь операционную! – приказал он Пингвину, и тот не имел права перечить. Команда в шоке, капитан в шоке от самого себя, но медвежонок спасен руками, что способны калечить судьбы одним мановением пальца. Даже пирату не чуждо сострадание. Ло позже будет корить себя за мягкотелость, за позорный порыв и потраченное время, но врач и человек внутри него одобрительно хмыкнет: спасена одна маленькая, но ценная жизнь. Так отчего ты злишься, Хирург Смерти? Когда еще появится существо, всем своим естеством тянущееся к тебе и считающее больше, чем богом? Бепо не знал, куда ему идти: субмарина выглядела до ужаса одинаково везде и всюду. Тысячи запахов сбивали медвежонка с толку. Он сдерживался, чтобы не скулить, и семенил по коридору, ища того двуного. Наконец, чуткий нос уловил знакомый аромат – тот же спирт и холод, но к нему примешивалась теплая пыль, которая бывает от старых книг, нотки рыбного запаха (ее подавали сегодня на завтрак) и ещё что-то, непередаваемое словами, но именно по этому оттенку Бепо нашел своего спасителя. Заметно округлившимся боком он толкнул приоткрытую дверь в каюту, просунул сперва любопытный нос, затем и все остальное круглое белое тельце вкатилось внутрь. Все такое большое и интересное! Комната капитана пиратов разительно не отличалась от комнат экипажа, но в ней витал особый, уникальный дух Трафальгара – Бепо был в том уверен. Ковыляя и чуть покачиваясь, медвежонок деловито обнюхал кровать, с которой свисали чудаковатые тряпки (простыня и одеяло), стул и стол, на котором виднелся корешок чего-то уж очень необычного. Бепо тяжко вздохнул: ему, зверю, положено было сидеть в отведенной для него комнатушке, и носа не показывать наружу, но вышел, потопал, пыхтя, исследовать новые просторы. Не рассердится ли двуногий? Медвежонок не хотел расстраивать высокого человека. Он вкусно пах, и был похож на маму. Наверное, узнай Трафальгар о мыслях Бепо, смеялся бы долго и громко, вопреки спокойному характеру. Кем-кем, а мамой его еще не называли! Корешок манил все сильнее, а комната пустовала – человек вышел, видно, по своим важным человечьим делам. Бепо виновато помотал головой и, поднатужившись, закинул передние лапы на довольно высокий для него стул. Выждав немного, он закинул и заднюю лапку. Упитанный зад с маленьким хвостиком никак не желал перебираться выше, утягивая зверя обратно. Но Бепо не сдавался: пыхтя и сопя, как кипящий чайник, он забрался-таки на «гору». Свесив все четыре лапы, он отдыхал после непосильных трудов, лениво дергая носом. Наконец силы вернулись к любопытному путешественнику, и он, встав на задние лапы, как двуногий, оперся передними о столешницу. Перед ним раскрылись необъятные просторы: какие-то колбочки, вытянутые, квадратные и круглые; прямоугольники, пахнувшие мертвым деревом и пылью; листы со странными закорючками… ― Что ты здесь делаешь? – голос Ло прозвучал, словно гром небесный. Бепо взвизгнул от испуга и скатился бело-оранжевым колобком на пол. Всхлипывая и потирая ушибленную попу, он жалобно смотрел снизу вверх на Трафальгара. Мужчина стоял в дверях, держа одной рукой кружку с дымящимся, горячим кофе, а другой – раскрытую книгу про вымирающие виды животных. Надо же знать, кого приютил на корабле. Медвежонок в каюте не оказался ни неожиданным сюрпризом, ни великой радостью. И что с ним делать прикажете? ― П-пр-р… - попытался выговорить слово, которому несколько дней назад упорно учил его Шачи, но у медвежонка ничего не получилось: звук «р» пока являлся границей его возможностей. Захныкав еще громче, как дите, застуканное за кражей конфет без спроса, Бепо уставился огромными влажными глазами на своего кумира. У Ло екнуло сердце – ну не надо так смотреть, не надо! Я не изверг же! Вздохнув, пират бросил книгу на кровать, подошел к столу и оставил на нем кружку. Пальцы немного горели: ожога нет, но все равно неприятно. А медвежонок все еще смотрел на двуногого тем взглядом, хныкал, и вызывал смешанные чувства. Такого с Хирургом Смерти раньше не было. ― Все, все, не реви, - он знал, что зверь его прекрасно понимает. Если от Пингвина Бепо шарахался, как от жуткого монстра, Шачи позволял учить себя и кормить свежей вкусной рыбкой, то Трафальгара, похоже, медвежонок считал кем-то невероятно значимым. Великим. Прекрасным. И это льстило самомнению Ло. ― Иди сюда. – Загорелые руки с узором из татуировок подхватили медвежонка и надежно устроили на коленях. Бепо забыл, как дышать. От восторга его сердечко колотилось, как бешеное. Все страхи вылетели из ушастой головы – он чувствовал спиной тепло человека, слышал его голос, произносящий тихие, приятные звуки. Нет, медвежонок не понимал слов – откуда ему их знать? – но прекрасно разбирался в интонации. Кумир не зол на него, кумир журит, отечески отчитывает, лениво гладя за ушами. Окружающий мир, субмарина, экипаж, ограничился для Бепо этими волшебными теплыми руками. Перед глазами-пуговками раскрыли ту самую книгу, корешок которой сподвиг на стулолазание, провели по ровным строчкам длинными пальцами, приговаривая, чтобы он внимательно слушал и запоминал. Мама будет учить своего сына премудростям новой, немножко не медвежьей, но все равно хорошей жизни. Ничего, он все-все выучит, главное, чтобы на губах кумира играла ласковая улыбка, а серые глаза с гордостью смотрели на ученика. Лапкой Бепо погладил Ло по руке – в знак того, что тот ему очень-очень дорог. Ло еще никогда не испытывал такой всепоглощающей нежности со стороны живого существа: его как будто окунули в концентрированную бескорыстную любовь с головой. И ему это, черт побери, нравилось! Так медвежонок Бепо сотворил себе кумира.