Le ciel est ta demain

"Вольфганг" - сестра редко называла его по имени в письмах, и он насторожился. "Папа умер." - в груди резко похолодело, а пальцы задрожали. Вольфганг ещё раз перечитал короткое предложение, пытаясь убедиться, что глаза его обманывают. Но аккуратные буквы, написанные сестриной рукой, резали острыми хвостиками по сердцу, не хуже острой шпаги. Резко захотелось потерять сознание, чтобы мир пошатнулся, сдвинулся с места, закружился в привычном ритме, оставив Вольфганга в покое. Но все вокруг как назло не шевелилось, не издавало звуков, нависая мрачной громадой и сжимая в руках его похолодевшее сердце, грозясь разбить на тысячу маленьких кусочков. Вольфганг с усилием вздохнул и ощутил, как закружилась голова - эти несколько минут он практически не дышал. Пальцы медленно сжимались, комкая письмо, а лицо изменилось практически до неузнаваемости, превратившись в маску невыносимой боли и страдания, глаза в неровном свете луны казались мёртвыми. Констанция чувствовала, что случилось нечто страшное, что-то, что вырвало сердце Вольфгангу, так пугающе он сейчас выглядел. Она обняла его, уткнулась носом в ледяную шею, закрыла глаза, думая только о том, как любит его, и вдруг почувствовала, что плачет. Вольфганг тоже обнял её, медленно обвив руки вокруг талии, и опустил голову ей на плечо. Констанция ощутила бьющую его дрожь. Так они простояли минут десять, пока Констанция не собралась сварить кофе. - Не надо, - Вольфганг словно прочитал её мысли. - Не уходи, пожалуйста, останься со мной, - голос Вольфганга был глухой и едва слышный, а длинные нервные пальцы по-детски испуганно вцепились ей в рукав. Констанция разрыдалась. Тихо всхлипывая, не выпуская из объятий, она усадила его на софу, и устроилась рядом. Всю ночь они просидели вместе, в  холодеющей комнате, не разжимая рук, и так же уснули. А на утро Вольфганг решил, что уезжает. Всего неделю будет отсутствовать, из которой два дня проведет в Зальцбурге. Констанция собирала вещи, когда он ушёл в Бургтеатр предупредить Да Понте и певцов о своём отсутствии. Лоренцо пришёл в ужас - три месяца до премьеры, а ещё столько нужно сделать. Либреттист в эмоциях пересекал сцену чуть ли не в три шага от одного края к другому и громко возмущался, отчаянно жестикулируя: - Вольфганг, как же так?! Три месяца, а у нас  половина не готова. Я понимаю, что отец много для Вас значит, и он тяжело болен, и Вы, конечно, волнуетесь, но, маэстро, три месяца! Три! - Лоренцо, мой отец... умер. - Вольфганг прервал либреттиста по полуслове. Да Понте замер, а потом развернулся к композитору. Покачал головой и порывисто обнял его. -Мужайтесь, друг мой, - Вольфганг смог только кивнуть.                                       *** Чем ближе он подъезжал к своему дому на Ганнибальплац, тем чаще сбивалось сердце. Оплатив дилижанс и дождавшись пока затихнет вдалеке перестук копыт, Вольфганг коснулся изящной дверной ручки. Сердце дернулось, закололо, словно холод металла током прошёлся по всему телу, заморозив кровь. Вольфганг открыл дверь. На миг ему показалось, что он попал в потустронний мир. Свечи не горели, и солнечные лучи, пробивающиеся сквозь шторы, не освещали, но были белесыми и ледяными, придавая тёмному дому призрачности. Со второго этажа тихо звучала музыка. Вольфганг узнал в ней вторую часть своей "Концертной симфонии". Ту самую, которую писал после смерти мамы. Аккуратно ступая, он поднялся по неосвещенной лестнице и открыл дверь в квартиру. Музыка стала громче. Вольфганг прошёл в Танцмейстерзал и увидел сестру. Она сидела за клавесином, играя с листа его симфонию. Маленькая, нежная, тонкая и, казалось, такая же призрачная, как и все вокруг. Тёмная вуаль покрывала хрупкие плечи, пальцы, худые и длинные, легко касались клавиш. Вольфганг подошёл к ней со спины и обнял. Наннерль перестала играть, сидела пару секунд неподвижно, а потом вскочила, развернулась и прижала его к себе. Вольфганг взглянул в её лицо. Опухшие глаза, которые сейчас снова наполнялись слезами, подрагивающие губы, истончившиеся и заострившиеся от переживаний и горя черты. От его милой, красивой и весёлой сестрёнки осталась лишь оболочка, бледная и потрескавшаяся, словно старая бумажная маска. Моя бедная сестрёнка, любимая Нанни, что же жизнь сделала с тобой? Что она сделала с нами? Вольфганг обнял её, прижал к себе так крепко, надеясь защитить от горестей и печалей, отгородить от этого злого и жестокого мира, отнявшего у них почти все и причинившего им столько страданий. Наннерль обняла в ответ, комкая ткань камзола на спине и тихонько роняя слезы на его белую рубашку. Они не сказали друг другу ни слова, но это и не было нужно. Так и простояли неизвестно сколько времени в тишине под призрачными солнечными лучами, пробивашимися между плотных штор.                                          *** - Отведи меня к нему. Наннерль кивнула, не в силах что-либо сказать, и опустила вуаль на глаза. Они вышли на улицу. Казалось, что ничего не изменилось. Солнце светило ярко, играя бликами в каплях фонтана и создавая дорожку на реке, покрывающейся рябью от лёгкого ветра. Люди на улицах галдели, колокола пробили полдень, шумели колеса экипажей, фыркали лошади, Зальцбург жил своей жизнью, полнился звуками, прежде так восхищавшими Вольфганга. Но сейчас они с сестрой, оба в чёрном, казались чужими здесь. Лишней деталью в ярком солнечном пазле этого дня. На кладбище было тихо. Словно входя за ворота, проходил через границу, отгороживающую от всех звуков живого мира. Шли по ухоженным дорожкам к центру кладбища. Остановились у небольшой могилы со скромным памятником в виде скульптуры ангела. Вольфганг застыл. Пару минут он не двигался, глядя на памятник, надгробие, скользил взглядом, рассматривая, а потом остановил взгляд на выбитой в камне надписи. "Иоганн Георг Леопольд Моцарт. 14 ноября 1719 г. - 28 мая 1787 г. Нежнейший муж и любящий отец." В памяти замелькали моменты. Как папа держит его за руку на вершине крепости Гогензальцбург, запрокинув голову и слушая звон колоколов, как и Вольфганг; как подсаживает его за клавесин и тихо смеётся, радуясь его первым успехам; ободряющую улыбку в зале Шёнбруннского дворца; дрожащую от волнению руку, когда подписывал и нумеровал первые его сочинения. Вольфганг вспомнил, как папа подхватил его на руки и закружил в воздухе после первого успешного концерта. Он вдруг остро ощутил папины объятья после успешной постановки оперы. Большие тёплые руки, будто наяву, коснулись его плеч, и эти касания, ожившие воспоминания, обожгли его. В носу защипало, и Вольфганг не выдержал. Рухнул на колени, пачкая одежду в земле. Слезы застлали глаза, он ничего не видел сквозь серебристую завесу. Грудь сдавило, он вцепился в землю, зарылся в неё пальцами, сжимая комья в ладонях. Опустил голову и тут же запрокинул подбородок, надеясь поймать хоть немного воздуха. Горячие слезы побежали по щекам. Папа, зачем Вы ушли?! Папа, вернитесь ко мне, к нам! Нам Вас так не хватает! Зачем Вы ушли, покинули меня и Нанни?! Вольфганг зажмурился, практически утыкаясь лбом в землю. Наннерль опустилась рядом, обнимая за плечи. Всхлипнула, и Вольфганг поднял голову, устремив взгляд в холодное зальцбургское небо. Наннерль сжала в ладони простенький серебряный крестик, висевший на груди, и начала шептать молитву, прикрыв глаза. Вольфганг зашептал вместе с ней, не отрывая взгляда от высокого неба. Domine Jesu, Dimitte nobis debita nostra, Salva nos ab igne inferiori, Perduc in caelum omnes animas, Praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen. Вольфганг взял сестру за руку, и поднявшись, развернулся к выходу. До дома они дошли, не выпуская холодных ладоней друг друга. Они остались одни. Одни в этом холодном жестоком мире.