любовь навсегда

волосы суён непослушные, выбиваются из хвоста, затянуты бархатно-чёрным бантом и нежно вьются вокруг пальцев джиу всякий раз, когда она заправляет редкую прядь ей за ухо. в аудитории резко раздрается голос преподавательницы, побуждающий вернуться к прочтению материала на пожелтевших страницах старых учебников, полных цензуры, но взгляд суён блуждает где-то за окном, вероятно, считая жилки на листьях деревьев райского сада. джиу улыбается, когда та поворачивается к ней, а хёджу рядом толкает её локтем и хмурится - кивает на книгу. суён допоздна остается в библиотеке и зачитывает наизусть пьесы для засыпающей чэвон, пока джиу переставляет учебники с пыльных на еще более пыльные полки и в паузах чувствует на себе задумчивый взгляд девушки. иногда суён просит джиу присоединиться и прочитать пьёсу с ней на пару; иногда паузы затягиваются и они обе прислушиваются к ветру в коридоре: не принесет ли он звук шагов. джиу думает, что из этого должно произойти, когда она встречается со взглядом суён на долгую минуту, но не следует ни приглашение, ни стук туфель по камню. глаза суён искрятся мириадами идей и надежд на будущее, а собственные джиу - отражают теплый свет невысказанных мыслей и накрепко запертых воспоминаний. она очень хорошо знает этот взгляд - самый родной, к которому привыкаешь, как к детскому одеялу. у хеджу не такой - в её глазах всегда царит обжигающий холод, со скрипом зубов взращивающий ледяные стены, через которые не пробиться; чэвон смотрит так, будто и не на тебя вовсе. может, поэтому она единственная, кто смогла сблизиться с хеджу: её стен она никогда и не видела. суён, кажется, проводит целую вечность в саду вместо сна, в кругу стащенных книг и яблочных деревьев, но всегда возвращается с рассветом и корзиной, полной клубники. старшие эдена учили, что грех таится в плоде, который хочется вкусить сильнее всего, но "правда лежит там, где сильна воля, что не дает коснуться греха". джиу знает, знает правила наизусть, но все равно касается теплых ладоней суён и принимает корзину, наполненную мечтами, прячет под кроватью. её комната наполняется запахом клубник за плотно закрытой дверью. однажды чэвон спрашивает, что должно быть у суён на уме, раз её выговаривают второй раз за неделю. - срываю ананасы с деревьев, - отвечает она. - хочешь, и тебе принесу? звонкий смех чэвон отскакивает эхом от мраморного пола гостинной, как рассыпавшиеся колокольчики. джиу кричит "а мне, а мне?" и с улыбкой отворачивается в другую сторону, подпирая рукой голову. - вообще-то, это запрещено, - говорит хеджу откуда-то со стороны окна. - я знаю, - отмахивается суён, знание ей вбивали до крови костяшек пальцев, ровными линиями преподавательской указки. - ничего ты не знаешь, - на секунду все замолкают и джиу кажется, что сейчас хеджу раскроет самый тайный секрет, с которым их десткая шалость закончится, - знала бы, не сунулась бы ночью куда не надо! чэвон не знает о других мирах. точнее, она догадывается, что пелена райского сада скрывает за собой неизведанное - ничто не может быть бесконечным. в снах, граничащих с явью, девочка с потолка нашептывает ей про лучшее будущее, протягивает ей невесомую корону, песком рассыпающуюся сквозь пальцы, тонущую в вишневом соке, который затягивает, словно болото. она тонет, тонет и видит, как все вокруг сгорает до тла. в такие ночи, просыпаясь, чэвон не чувствует свое тело и отчаянно хватает ртом воздух в попытках удержаться за реальность. они не делят комнаты с соседками и в кромешной темноте она слабо стучит по тонкой стене, надеясь, что хеджу услышит и ответит, как прежде. но затем никакого стука не следует, только шаги в коридоре, которые затихают прямо напротив её двери. чэвон никогда не открывает - боится, до дрожи в костях. за завтраком джиу говорит, что чэвон подошло бы носить корону, вроде той, которую сегодня надзиратель нашел у её двери. хеджу хмуро сообщает о том, что сегодня будет гроза. грозы в эдене - это не вечно теплый, моросящий дождь или ливень, отражающий в лужах радугу - грозы в эдене вырывают с корнем деревья, разбивают окна в балетной студии и шумным вихрем выворачивают наизнанку мысли и страхи. она действительно не ждет этой ночи, отказывается спать и с силой зажимает уши побелевшими пальцами, лишь бы не слышать шторм на улице. грозы в эдене - это осколки иссушенных планет, кометами падающие на его поверхность, детские травмы, бьющиеся крупными каплями в окно. в такие ночи хеджу оставляет дверь в комнату приоткрытой, надеясь, что её глухие крики утонут в объятиях трех, как прежде. но в этот раз хеджу не знает, в чьи светлые - почти белые, почти точно не принадлежащие чэвон - волосы она прячет лицо, чьи синие глаза отпечатываются принтом в её собственных, когда она опускает веки. джиу заплетает косы из густых волос суён, а та рассказывает ей обо всем на свете, о котором вычитала в книгах. её мир совсем не такой, как эден - чудной, полон несчастий и свободы. джиу не знает ничего, кроме райских правил, не знает разрешено ли им мечтать, но слова - необдуманные и моментальные - сами срываются с её губ и суён не пропускает мимо ушей. когда она поворачивается, чтобы прошептать над самым ухом тихое, никому не слышное обещание взять джиу с собой туда, в её сердце розами расцветает надежда. <i/> однажды <>, все так же тихо произносит суён. от её теплого дыхания щекотно, <> однажды я покажу тебе все, что там, вне эдена. обещаю. а если нет, то...<i/> она не заканчивает предложение, потому что джиу прикладывает палец к её рту. она знает и верит. верит суён всем сердцем и, в тусклом свете догорающей свечи, осыпает её лепестками роз: её опущенные веки, мягкие губы, неприкрытую воротником шею, её израненные руки; оставляет знаю и обязательно поцелуями под ухом и на линии челюсти.