Всё для тебя

Смерти, смерти, смерти. Кругом только смерть, да, вероятно, он и сам — смерть. Иначе почему желающий умереть принимает его за равного, знающего? Нет, он не просит отнять его жизнь, за что Дэмиен искренне благодарен, понимая всю абсурдность своего чувства. Хотя… То, что творится с ним последнее время, похоже, может исключить абсурд как явление. На его глазах погибли многие, наверное, слишком многие для одного человека, и войну, где он извечный свидетель, Дэмиен в этот перечень почти не вписывает. Смерть. Вероятно, это и значит быть им, Антихристом. В смерть он, по крайней мере, верит. Верит, поэтому, вернувшись из больницы, садится в машину в гараже, поворачивает ключ и хочет умереть. Замок. Удивительные видения дарит ему смерть. Белокаменные стены, развевающиеся алые стяги с отблесками золотой вышивки, отсветы кольчуг и чеканный шаг воинов в ярких плащах с эмблемой дракона на плечах. Смотр войска, не иначе. За построением наблюдает с балкона немолодой мужчина с суровым выражением лица и короной на седеющей голове, а за его плечом… он сам, Дэмиен. Он довольно юн, на нём тот же алый плащ, что на рыцарях, стоящих рядами во внутреннем дворе, а в светлых волосах — золотой обруч. Кто он? Принц? А рядом с ним? Вон тот знакомый вроде бы улыбчивый юноша, выглядывающий с интересом из-за шторы позади… Поразительные вещи всё же может показать покидающий тело разум. К моменту принятия, что смерть ему не покорилась, и осознания себя средь белоснежных стен палаты Дэмиен просмотрел всполохами сцен настоящую жизнь, полную битв и приключений, радости и горя, предательств и боли, но более всего — потерь. В своём сне он вынул меч из камня, будто тот самый король, создал круглый стол, и, возможно, «будто» тут уже не так уместно. Дэмиен прожил жизнь легендарного Артура из Камелота, прошёл весь путь, умер, а рядом всегда был… — Мерлин… — он фокусирует взгляд на сидящем рядом человеке. — Мерлин?! — Здравствуй. Сложно назвать охватившее его чувство шоком. Реальность на какой-то сверхсветовой скорости начинает трещать по швам, вклинивая примесь сновидения в его и так не самую обычную жизнь. Он хватается за голову, пытаясь прикрыть глаза от вспышек, что абсолютно бесполезно. Рациональность, которая уже на многое рукой махнула, вопит о невозможности и невероятности, сознание просто мечется и бьётся в черепной коробке. А напротив улыбается тот самый юноша из сна. — Тише, не сопротивляйся ты так, — отозвавшийся на имя Мерлин тянет его руки вниз. — Посмотри на меня. С усилием открытые глаза внезапно режет мелькнувшей в зрачках напротив вспышкой золота, которая, исчезнув, забирает боль и топит её в открывшейся серо-синей радужке. На него смотрят с заботой, кою он успел позабыть вместе с детством; бережно удерживают в реальности руками. — Тише, — повторяет Мерлин. — Это всего лишь я. — Что?.. Как?.. Гость мягко улыбается, не отпуская его ладоней: — Если ты думаешь, что это всё галлюцинация от каких-либо лекарств, которыми тебя здесь накачали… — Да! — Нет, — Мерлин качает головой, и Дэмиен неосознанно повторяет это движение, потрясенно шепча «нет?». — Я реален. Как и всё, что ты сейчас вспомнил. — Это невозможно… Да кто в здравом рассудке может поверить?! — Я бы сильно не уповал на здравомыслие, находясь в отделении психиатрии, — раздражающе и поразительно знакомо звучит ехидный ответ. — Тише, не горячись, Артур. Дэмиен замирает, прекращая вырывать ладони из чужих рук. Он хочет поправить: не то имя, — но почему-то сбивается. Не так уж и странно ощущать себя Артуром. Да что же это?! — Прости, привычка, — виновато улыбается Мерлин. — Если ты пообещаешь не швыряться в меня ничем, я постараюсь объяснить. Ой, не надо так смотреть, ты всегда любил запустить в меня как минимум подушкой! Мелькнувшее воспоминание сбивает с мысли, и Дэмиен снова просто открывает и закрывает рот. В голове целый рой вопросов, возмущений и возражений, на чаше внутренних весов вопль рассудка «это всё нереально!» и какой-то безумный факт, что он — Антихрист. Сплошной сюрреализм, и, вероятно, хорошо, что он теперь в лечебнице. Ведь даже если принять какой-то один факт, то есть полностью принять и обработать, то тут тоже можно орать о невозможности да требовать мягких стен с лекарством позабористее. — Давай я немного вклинюсь в твой немой приступ самокопания, пока ты совсем не ушёл в себя… — Я — Антихрист. — И ты — Артур из Камелота, — кивает Мерлин. — Допустим, только допустим, что я поверю, — Дэмиен усаживается поудобнее, краем сознания отмечая, насколько чист его мыслительный процесс, — то всё равно же бред. Как может легендарный король прошлого, и это я сейчас допускаю ещё, что он вообще существовал, быть Антихристом? — Какая рассудительность, да с утра… Ладно-ладно, не удержался, — усмехается Мерлин на его нахмуренный взгляд. — Всё просто: ты всегда был Антихристом. Ощущение синего экрана в собственном мозгу вряд ли можно обозначить как приятное. У Дэмиена стойкое чувство, что он всё же спит, а снится ему сон во сне. Такое, по крайней мере, бывает. Возможно, он в коме или просто спит под седативными, либо посмертие существует, и вот оно, получите да распишитесь. При таком раскладе имеющихся фактов, опустим их сомнительность, ему бессмысленно спорить и сопротивляться. Если он спит, то проснётся — и всё закончится, если в коме, возможно, он умрет, и всё закончится, а если посмертие всё же существует и он умер или умрёт в ближайшее время, то здесь ничего не попишешь. Камелот, Мерлин и Антихрист, вот так распорядились те, кто пишет сценарии для ушедших. Маг — а как Дэмиен мог судить по когда-то прочитанному, увиденному, сну-воспоминанию и вспышке золота в глазах, Мерлин был именно магом — наблюдает за ним с нежностью во взгляде. От этого ощущения Дэмиену являются смутные образы касаний длинных пальцев, задерживающихся взглядов, где, вероятно, было всё ясно без слов, улыбки ярче солнца… Он на мгновение закрывает глаза, поддаваясь волне накрывшего тепла, а затем смотрит в ответ с интересом, склоняя голову к плечу, зеркаля движение самого Мерлина. Тот ухмыляется, чуть сильнее сжимая его ладонь, и начинает говорить. — Знаешь, есть версия нашей с тобой легенды, где я — сын Дьявола. Да, очень забавно, учитывая, кто есть ты. Нет, я не Его сын, но посланник. Возможно, Утер был не так уж неправ, твердя, что маги — зло. Не все, конечно, в этом он и ошибался. Но магия — отличный инструмент разрушения людей, она соблазняет властью, приводя носителей дара и их последователей с преследователями прямиком к вратам Ада. Я должен был вести тебя к принятию магии, дабы наши легионы укрепили свои ряды, а ты после покорял земли мира. Дэмиен смотрит непонимающе на этого, казалось бы, светлого человека, который каким-то образом смиряет его внутреннюю бурю одной улыбкой, а всполохом золота способен, вероятно, на что угодно. Тем временем Мерлин, опустив взгляд на их руки, говорит, что не справился. — Я пытался, правда. Но вместе с тем я должен был оберегать тебя, что, знаешь ли, проблематично, когда ты сам лезешь в одиночку на дракона! — Он хмыкает и отвечает на незаданный вопрос: — Да, Дэмиен, драконы существовали, и не только они. — Мне пора перестать удивляться. — Понимая, что для принятия твоим королевством магии ты должен стать лучшим правителем за всю историю этих земель, — меж тем продолжает Мерлин, — я всеми силами помогал в достижении этого. На чём и погорел… Ты стал таким... И я… Смущённый взгляд Мерлина открывает ему тайну той боли, с которой в только что вспыхнувшей сцене тот наблюдал, силясь улыбаться, за возведением на престол королевы Гвиневры. Дэмиен помнит, как её звали, и знание легенды тут совершенно ни при чём. Он поражённо вспоминает, как кололо сердце при взгляде на стоящего в первом ряду друга. Самого близкого ему тогда человека. — Ты знал, да, ты знал, что я полюбил, — Мерлин с грустью кивает на невысказанный вопрос. — Но толку-то. Королевство, наследник и прочее, я всё понимал, но продолжал тебя защищать. Мои чувства сделали изначальный план невозможным, поскольку маги под предводительством Морганы начали угрожать тебе самому. Я не мог привести твоё королевство на путь, что тебя же и погубит. — Но я же умер, я видел… — Да, — глаза Мерлина блестят, будто он вспоминает тот самый день и миг. — Я всё-таки позволил. — Не понимаю, — Дэмиен отдёргивает свои руки из ослабевшей хватки. — Моргана сделала всё, чтобы ты не мог принять магию, даже если бы я открылся. А продолжая жить с моей защитой, ты бы уничтожил в себе все силы, заложенные твоим Отцом, до конца. Нельзя было допустить подобного, ты бы просто исчез из бытия. — Мерлин… — Я не оправдываюсь и не давлю тем, какой ценой мне далось это решение. Но я дал тебе умереть, чтобы ты возродился вновь, вернулся в мир, восполнив свои силы, и привёл людской род к Его вратам. — Как… Если ты любил… — Дэмиен в растерянности отодвигается ближе к стене. — И люблю. Но я не могу идти против воли сотворившего меня вновь, я понёс достаточное наказание, проходив по миру полтора тысячелетия, ожидая тебя. — Мерлин поднимается с кровати, на краю которой сидел всё это время, и встаёт на колени, опустив голову. — Если ты примешь меня, я пройду с тобой весь путь; если прогонишь, я буду лишь отводить угрозы, не попадаясь на глаза… У меня более нет права решать. С последним отголоском слов Мерлина Дэмиен окончательно вспоминает всю ту жизнь, что он прожил будучи Артуром. Он помнит их потасовку в первый день знакомства и свою излюбленную фразу по отношению к нему; помнит озорство в серо-синих глазах, нежность и решимость; помнит слёзы прощания и последние объятия. Сон ли это, кома или смерть со странными сюжетами, но ему хочется иметь эту опору рядом; если же это реальность, Мерлин ему просто необходим. Дэмиен садится на край кровати, протягивает руку и сжимает плечо так и не осмелившегося поднять голову мага, и тот, будто роняя груз прожитых лет, выдыхает и вновь улыбается: — Я сделаю всё для тебя.