Последняя История

— Наконец-то, милая, мы так долго ждали. Дверь открыла мама. Она взглянула на Машу очень быстро, но с нежностью. Было видно, что у нее много дел по дому. И было видно, что любить дочь всегда будет одним из них. — Проходи, проходи! — сказала она, освобождая проход. Маша протиснулась в узкий коридор и обняла маму. Та издала звук удовольствия и укора, на который способны только матери. От ее вьющихся, будто закрутившихся в бытовой суматохе, волос доносился знакомый с детства запах стряпни. — Это было ожидаемо, — из гостиной, отражаясь от стен квартиры привычными хозяйскими траекториями, донесся голос отца, — Маша опоздала. Не спеши там, Маш, мы подождем. Объятия кончились. Маму уже затягивал на кухню водоворот домашних хлопот. Маша глубоко вздохнула, расстегнула пуховик и принялась разматываться из шарфа. Засунув его в рукав куртки, она начала искать, куда повесить вещи. Все вешалки были уже заняты, пришлось вешать на крючок. Она принялась разуваться. — Маш, разувайся на коврике, не натопчи, — снова раздался голос отца. Маша посмотрела на маленькую лужу, которая осталась от ее ботильонов, и чертыхнулась. Коврик был уже заставлен обувью. Среди знакомых (или предсказуемых) ботинок стояли драматически черные лакированные туфли. И судя по чистоте и примерном ценнике — не отцовские. Это совершенно точно был жених Дианы. Разувшись, размотавшись и шмыгая носом, Маша зашла в зал. Играла музыка, бесшумно работал телевизор. Все уже сидели за столом. Диана, сияющая и стильная, смотрела своими чистыми глазами прямо на Машу и радостно улыбалась. Рядом с ней сидел ее жених. Его белоснежная сорочка, небрежная золотая цепь и зализанные черные волосы резко контрастировали с тем, как стесненно он чувствовал себя на старом диване. Ему явно хотелось развалиться и положить руку на какую-нибудь часть тела своей красавицы-невесты. Отец сидел во главе стола, в своем любимом протертом кресле на колесиках. Он был одет в просторную домашнюю футболку, скрывающую несовершенства фигуры, и курил. — Ты такая красавица! — Диана вскочила с дивана и попыталась выбраться, чтобы обнять Машу. Это была нетривиальная задача. — Чего ты без тапок? — усмехнулся отец. — Да мне нормально… — попыталась возразить Маша. — Да чего нормально, пахнуть же будет, — отрезал отец, — Варвара! Чего ты ей тапки не дала?! — с кухни донеслись причитания матери, — Иди возьми тапки, Маш, ты что, не знаешь, где тапки. Маша пошла за тапками. Диана села обратно на диван. — Ну ты и тапки выбрала, конечно, — расхохотался отец, когда Маша снова появилась в дверях, — Так нарядилась, и в тапках. Посмотри, Георгий, вот такая вот у тебя могла бы невеста быть. — Я доволен своим выбором, — сказал жених Дианы и воспользовался моментом, чтобы обнять ее. — Ну не стой в дверях, садись, чего ты как неродная, — отец жестом подозвал Машу к себе. — На диван?.. — Да какой на диван, чего ты будешь молодым мешать. Принеси с кухни табуреточку. Маша пошла за табуреточкой. Кухню занимала собой мама. Торжественная, но запыхавшаяся, она накладывала на тарелочки запеченную курочку. Увидев Машу, она оторвалась от своих дел. — Как ты, медвежонок? — сказала она и осторожно, чтобы не испачкаться, уперла руки в боки. — Хорошо, мамуль, — улыбнулась Маша. — Как работа? Нравится? — Ну… — Маша понимала, что разговор о ее душевных метаниях будет неуместен, когда на кухне мама совершает метания вполне себе физические, — Платят и хорошо! — махнула она рукой. — И то верно! — одобряюще улыбнулась мама. — Нам как, еду ждать сегодня? — ворвалась на кухню громкая шутка отца. Мама вздохнула. — Ты иди, садись пока, я все принесу, мне чуть-чуть осталось. Маша принесла табуретку в гостиную и села напротив молодых. — Ну ты бы помогла матери хоть, Маш, — отец посмотрел на нее укоризненно, — Ну ты чего? — Я справлюсь! — закричала мама, но Маша уже встала. Вместе они принесли основные блюда, расставили перед остальными. Отец докурил и кинул окурок в стакан на подоконнике. Маша знала этот стакан. Это стакан “Лучшему папе”, который она купила с первой стипендии, чтобы помириться с отцом. Когда она жила в общежитии, она созванивалась с родителями каждую неделю. Во время одного из таких разговоров она, опьяненная свободой и уставшая от учебы, сорвалась на отца и бросила трубку. Мама сказала, что он места себе не находил. В свой приезд домой она привезла ему эту чашку. — Ну что, приступаем? — задорно сказал отец и игриво потер руки. Он наложил себе в тарелку крабового салата, попробовал чуть-чуть и потянулся к алкоголю. — Что, уже? — улыбнулась мама, — Я же сок налила. — Ну хочется, Варь. Не могу так есть. Твоя еда без водочки в горло не лезет! — он рассмеялся, — Я шучу, шучу! Не начинай. Георгий, ты пьешь? — Увы, я за рулем. — За рулем… Ну хотя бы машина есть! Молодец, Диана, хорошего мужа нашла. — Мы пока не женаты, — улыбнулась Диана и отвела глаза. — Ну ничего, скоро будете. Молодая пара, красивая, при деньгах к тому же, ну. Какой смысл ждать? — Никакого, — подтвердил Георгий. Диана с энтузиазмом принялась за крабовый салат. — Мы с Варькой тоже быстро расписались. Сколько нам было, Варь?.. — Двадцать. — Двадцать. Георгий, вот сколько ты мне дашь? — Сорок?.. — Сорок три мне. — Вы очень хорошо сохранились. — Ой, да хорош! Вот эта вот из меня все соки высосала, — он показал в сторону Маши, — Ты попробуй учиться, работать, еще и за ребенком следить. Но ничего, вырастил кое-как. — Замечательно вырастил, — подбадривающе сказала Диана и попыталась заглянуть Маше в глаза. — А!.. — махнул рукой отец, — Ну не будем о грустном. Ты где работаешь? — Менеджер по продажам. — А, “менеджер”. Ты говори по-русски, Георгий. “Управляющий” это называется. А то сейчас все менеджеры, потом невозможно разобраться, кто чем на самом деле занимается. Маша вон тоже “менеджер по детям”. Отец рассмеялся. — Ты работаешь няней? — попытался завести разговор Георгий. — Я учительница, — ответила Маша, — Английского и немецкого. — Кто бы мог подумать, что у Маши появятся дети раньше, чем у Дианы! — расхохотался отец, прервав уже открывшего для вопроса рот Георгия. — И тебя, получается, называют Мария Никитична? — улыбнулся тот. — Да. — Ишь ты! Ты знаешь, как правильно отчество произносится! — удивился отец. — Я его научила, — сказала Диана. — А то “Никитовна”, “Никитовна”. Удивительно, конечно. Не думал, что Маше по жизни пригодится отчество, — он снова рассмеялся. — Никит, хватит, — озабоченно сказала мама. — Да все нормально. Тебе водочки налить? — Нет, я не буду. — Диана? — Нет, спасибо. — Ну будем тогда, — отец ухнул себе через плечо. — Мне можно, — подала голос Маша. — Вот как? А где стопочка твоя? — Можно прям в сок налить. — Ну это было ожидаемо, — хохотнул отец, — Вчистую не можешь, да? Будешь “Отвертку” пить? Этот коктейль называется “Отвертка”, — уточнил он, зачем-то поворачиваясь к Георгию. Тот кивнул. — Хорошо, я схожу за стопкой. Маша вышла. В гостиной что-то шептала мать, что-то громко шутил в ответ отец. Маша обыскала шкафы в поисках стопочки. Нашла одну. Вернулась в гостиную. — Ну давай, “Мария Никитична”. Тебе до краев? — Да. Маша стеклянным взглядом смотрела, как водка медленно капает ей в стопку из красивой бутылки со змеей. Отец хитро заглянул ей в глаза. Она увидела это, интуитивно отвела взгляд, но потом посмотрела в ответ. — Готова? — сощурился он, и в его глазах промелькнул недобрый блеск. — Да. На них смотрели, как на дуэлянтов. Оба залпом опрокинули стопки. Маша закашлялась. — Это было ожидаемо, — сказал отец и засмеялся, скрывая кашель, — Машуль, ты, наверное, привыкла с детьми быть суровой, но тут тебе не школа. Тут ты сама ребенок. Ты можешь там, — он махнул рукой в сторону балкона, — что-то из себя строить, чего-то делать, думать, что ты взрослая. Но не забывай, что у тебя есть папка. И он всегда будет сильнее тебя. Маша не отвечала и даже не смотрела на него. Она пыталась занять себя, справляясь с курицей с помощью ножа и вилки. — Давай я порежу, медвежонок, — сказала мать, но Маша помотала головой. — Так как у тебя на личном? — улыбался отец, наливая себе еще водки, — Нашла кого-нибудь? Маша оторвалась от тарелки и посмотрела ему в глаза. — Да. — Ну ничего себе! — развел руками отец, — И когда свадьба? — Когда станет возможно. — Это было ожидаемо, — с победоносным видом констатировал отец, — Я один раз видел ее с мальчиком за всю ее жизнь, — он снова обращался к Георгию, который удивился, но сделал вид, что заинтересованно слушает, — В школе еще. Классе в седьмом это было. В седьмом, Маш? — В десятом. — Как его звали, напомни? — Ал… — Альберт, — перебил ее отец. Он молча и медленно потянулся к раскрытой пачке сигарет. Был слышен стук вилок о тарелки. Все увлеченно ели, кроме Георгия, который не знал, что ему делать: утолить наконец голод или продолжать всем видом выражать интерес. Отец закурил. — Альберт, — сказал он и затянулся, — Смешной парнишка был, заикался еще. Патлатый такой. У тебя были длинные волосы, Георгий? — Нет, никогда. — Как это называлось тогда? Эмо? — Он не был эмо, — сказала Маша. — А разве не эмо с собой кончают все? Повисла тишина. Маша застыла, как окоченев. Глаза Дианы широко раскрылись от шока. Георгий, почувствовав напряжение, начал осматривать остальных в поисках ответов. — НИКИТА! — ударила по столу мама. — Да чего? Я же не об этом рассказываю. Это вообще другая история. Ты бы хоть дослушала сначала, прежде чем истерить, Варь. Так вот, у Маши с этим Альбертом была большая любовь. Она скрывала, конечно, но я-то все знаю. Знаю даже, что он ей песни писал, — отец пристально посмотрел Маше в глаза, — Так вот, этот Альберт в какой-то момент начал провожать ее до дома после школы. Якобы, чтобы хулиганы не обидели, хотя какие ему хулиганы, он типичный мальчик-одуванчик, — отец хмыкнул, — И вот стою я как-то на балконе, курю, и смотрю, идут. И к ним подходят, в общем. Их долгожданные хулиганы. Такие же школьники, как они сами. Гопота, в общем, — он презрительно усмехнулся, — И что-то спрашивают с них. Ну и Альберт тот, в общем, начал петушиться. И один из них, который покрупнее, его раз! раз! — как приложит двоечкой. Альберт так на жопу и упал! Защитничек! — Папа, давай сменим тему, пожалуйста? — попросила Диана, нервно смеясь. — Да я же Георгию хочу рассказать, ты чего, разбойница? — обиженно посмотрел на нее отец, — Георгий поймет. Альберт себя не по понятиям вел. С него спросили, а он не смог ответить. Начал выёживаться. А за такое принято бить. Георгий, ты ведь дрался? — Да. — Ну вот. И ты знаешь, наверняка, как в таких ситуациях себя вести. Вот ты бы что сделал, если бы до вас с Дианой гопота докопалась? — Я бы сказал, что когда мужчина с девушкой, до него докапываться западло, — с внезапной готовностью, будто репетировал, ответил Георгий. Диана от удивления даже приоткрыла рот. — Во! Нормальный ответ. Ты нормальный мужик. А Альберт был странноватым каким-то. Прическа эта его, песенки. Ну вот его и уложили. И пинали его ногами. Закончили, только когда я докурил сигарету. — Ты мог бы спуститься и помочь, — с ненавистью сказала Маша. — Ну ничего себе ты стратег! — воскликнул отец, смеясь, — А сама чего не вступилась, раз такая смелая? Мы на одиннадцатом этаже живем, Маш, ты представляешь, сколько мне спускаться? Ты стояла в двух шагах от него, и что ты сделала? Только плакала, как дитё. Да ты и есть дитё до сих пор. Если бы не твои капризы детские, ничего бы с ним не случилось. Зачем ты парня просила тебя провожать? Сама бы не дошла что ли? Рассыпалась бы? Вот заварила все это, теперь разгребай. Это тебе урок. — Я его выучила. — Это ты умеешь, уроки учить. Просила нас с мамой после этого случая в секцию тебя записать. Думала, там тоже уроки выучишь и все. Только вот в драке тебе твои уроки не помогут. Настоящему бойцу, — отец опять перевел взгляд на Георгия, — не уроки нужны, а гнев, ярость. Откуда это в Маше, ну? Правильно мы сделали, что не пустили тебя. Только опозорилась бы. Если бы ты по-настоящему хотела, то сейчас бы сама ходила. — Ты думаешь, у нее сейчас на это время есть? — вступилась за нее мама, — Она же в работе вся. — Есть, — тихо сказала Маша. — Ну вот она в работе, а Альберт в гробу, — не обращая на нее внимания продолжил отец, — А так может быть спасла бы его. Мне кажется, он тогда травму получил, когда падал. Он и до этого был с прибабахом, а стал совсем того. — Никита, — маму тихо трясло, — Немедленно прекрати. — А чего прекрати? Она теперь педагог. Она за детей отвечает. Если кто-то из детей тоже решит из окна сигануть, кто будет виноват? Нам только дочери-заключенной не хватало. Пусть делает правильные выводы из всей этой ситуации. Давайте за это и выпьем. За правильные выводы. Отец опрокинул еще одну стопку. У Георгия зазвонил телефон. — Извините, мне нужно отойти. — Да все нормально, Гера! Будь как дома! Георгий спешно вышел из комнаты. Отец начал наливать себе еще водки. — Никита, остановись. Тебе хватит. Покушай лучше, — сказала мама. — Вот, — отец демонстративно положил себе в рот ложку салата, — Довольна? Не зря готовила? — Ты пьяный, Никит. — Кто это сказал? Я умею пить, я не Маша. Ты лучше скажи, эти биточки из чего? Из баранины? — Своих ищешь? — злобно спросила Маша. Отец замолчал, а остальные продолжили молчать тише обычного. Он долго и пристально смотрел Маше в глаза, но она не отводила взгляд. — Хорошо, — наконец сказал он, — Раз ты так разговариваешь, я с тобой больше общаться не буду, — он отвернулся от Маши и вдруг начал заботливо улыбаться, — Как твоя учеба, Диана? — Хорошо… — Что там у Георгия за звонок такой важный? — Не знаю, папуль. По работе, наверное. — Работа-то вообще хорошая? — Вроде да. — Воздух продает небось? — засмеялся он, — Сейчас все воздухом торгуют. Я людей каждый день вижу самых разных. Они мне все рассказывают. Недавно подвозил одного солидного мужика, пообщались с ним о том, о сем. Все сплошной обман, в общем. Но это ничего. Не всем же честным трудом заниматься. Главное, чтобы деньги в семью приносил. А то с учительской зарплатой семью особо не прокормишь. А семья важна. Семья, Диана, это самое ценное. Гера! Вот ты как считаешь, что самое ценное? Георгий, только-только зашедший в комнату, среагировал мгновенно: — Семья, Никита Евгеньевич. — Во! Нормальный парень! Хорошего мальчика себе нашла, Диана. Молодец! Давай за тебя, Гер. Он выпил еще. Налил еще. — Георгий, ты точно не будешь? — Нет, правда, мне еще за руль. Диану буду везти!.. — Выпей хотя бы “Отвертки”, вон, как Маша. Раз она собиралась такой пить, тебя вообще не возьмет. Ты вроде парень крепкий. Но вообще физическая сила не главное. Главное — навык. Запоминайте: бить надо либо по глазам, либо по яйцам. — Никита! — Да подожди. Две уязвимые зоны есть у мужика. Ты служил, Гер? — Нет. — То есть не вернул долг Родине? — Нет такого долга, который нельзя вернуть, — загадочно улыбнулся тот. — Понятно все, — махнул рукой отец, — Я служил. Два года! Два! Не год, как сейчас служат, это даже не служба. Мы служили два года, а ты знаешь, что это, два года в окружении мужиков? — К счастью, нет. — Это сплошные драки. Дрались постоянно. И те, кто в нос бьют — это дети. Опытные бойцы бьют в глаза или в яйца. — отец с очень серьезным видом показал сначала на свои глаза, потом на свои яйца — Им плясать неинтересно, понял, нет? Они сразу убивают. Им надо, чтобы противник лежал! Ле-жал! — он выпил еще, — Я пойду в туалет. Он вышел в коридор. Когда стал слышен звук воды из крана, мама шепотом обратилась к Маше. — Ты в порядке, медвежонок? — Да, мамуль. Она не меняла выражения лица еще мгновение, а потом внезапно, резко и горько расплакалась. Диана среагировала мгновенно: — Пойдем на балкон, пойдем. Она обняла Машу за плечи и повела за собой. Та вместо этого вышла в коридор, к своему пуховику. Достала сигареты. — Он ведь увидит, — сказала Диана, когда они уже стояли на балконе.. — Да и плевать, — Маша затянулась сигаретой и поежилась. — Маша, это пиздец. — Да нормально, — с балкона открывался привычный вид на знакомый с детства двор. — Альберт был такой замечательный. — Да. — Прости, что я тогда тебя не понимала. Я так рада, что был Альберт. Он всегда все понимал. — Да. — В нашем классе девочки его обожали. — Я знаю. — Маша, мне так жаль. Только-только собравшаяся, Маша разрыдалась снова. Диана обняла ее. — Не смотри туда, Маш. — Да неважно. — Ты не будешь ему сегодня говорить, да? — улыбнулась она. Маша тоже улыбнулась сквозь слезы. — Я скажу. — Не надо, Маш. Тебе необязательно ничего говорить. — Я скажу. Я не хочу больше скрывать. И то, что курю, тоже не буду скрывать. Закурю прямо в комнате и все ему скажу. — Но не прямо сейчас? — улыбнулась Диана. — А чего ждать? — улыбнулась Маша. Они зашли обратно в комнату. Отец о чем-то увлеченно разговаривал с Георгием. — Вы там что делали? — сказал отец, делая вид, что не замечает сигарету в руке у Маши. — Разговаривали, — сказала Диана. — Курили, — сказала Маша. — И о чем разговаривали? — Секретик! — засмеялась Диана. — Секретики женские! — покрутил руками в воздухе отец, — Какие же в семье могут быть секретики? Вы же возвращаетесь в дом, чтобы “секретиков” не было. Здесь можно всем делиться, здесь нужно все секретики раскрывать. — Я раскрою, — сказала Маша, пристально глядя на отца. Тот чуть выждал, прикидывая, как лучше себя повести. Наконец, будто делая ей одолжение, он заглянул Маше в глаза. — Ну хорошо. Мы все тебя слушаем. — А все и так знают, — сказала Маша и затянулась сигаретой, — Я тебе лично расскажу. — И о чем же ты мне можешь рассказать? — отец медленно встал со своего протертого стула на колесиках. — О любви. О том, какая она бывает. — Ты? — отец презрительно фыркнул, оценивающе осмотрев Машу с ног до головы, — Что ты мне можешь рассказать о любви? — он подошел вплотную, почти прикасаясь к ней обтянутым старой футболкой животом, и заглянул в ее красные от плача глаза, — Слезы. Это было ожидаемо. Маша опять плакала. Слезы — это символ слабости, дочка. — Все не так, как тебе кажется, — Маша затянулась снова. — Вот как? И что же например? — отец оскалился желтыми зубами. — Любовь, — Маша выдохнула дым ему в лицо, — Слезы. Сила. — Очень интересно. Ну так объясни. — Я объясню. — Ну давай же. — Сейчас. Маша затянулась сигаретой в последний раз. Стряхнула пепел в кружку “Любимому папе”. Взяла ее в руку. Посмотрела на отца. Он посмотрел на нее. Она со всей силы ударила его чашкой в висок. Та не разбилась, тогда Маша ударила еще раз. Осколки посыпались на ковер. Отец, потеряв ориентацию, сделал два неуклюжих шага назад. Маша ударила его ногой в тапке по яйцам. Потом пробила ему двоечку в глаза: раз! раз! Он споткнулся о свой любимый стул и упал на жопу. Маша взяла со стола бутылку водки. Вылила на него все, что осталось. Он попытался встать, она ударила его бутылкой по голове. Кинула ее ему в лицо. Какое-то время постояла над ним, наблюдая. А потом достала сигарету изо рта и уронила ему на пропитанную алкоголем футболку. Отец вспыхнул ярким желтым цветком. Какое-то время, крича, извивался на паркете, а потом сумел встать и побежал к открытому балкону. Перевалившись через бортик, он полетел вниз, к знакомым с детства дворам. Маша посмотрела на всех. — Это было ожидаемо, — ответили они.