Пьяный романтик

В первый месяц после появления Гермионы в старинном особняке на площади Гриммо что-то изменилось. И пускай на первый взгляд этого пока что не было видно, перемены отлично ощущались на ментальном уровне. Ещё несколько лет назад любой волшебник, попадая в дом славного рода Блэк, хотел лишь поскорее убраться оттуда — тянущее чувство тоски, печали, какого-то необъяснимого страха окутывало с головой не только гостей, но и, непосредственно, самого хозяина дома. Появление малышки Гермионы в стенах особняка ознаменовало начало глобальных перемен: Сириус Блэк теперь старался не кричать на Кикимера при любом удобном случае — желаниям мисс Грейнджер анимаг противостоять не мог, как сильно бы он того не хотел, с рук вредного домовика наконец-то начали сходить синеватые гематомы, а в пыльном затхлом воздухе теперь витало чувство непоколебимого спокойствия, какого-то особого душевного света, который, сама того не зная, излучала гриффиндорка. Гермиона и Сириус проводили вместе столько времени, сколько могли. Иногда им даже казалось, что двадцати четырёх часов в сутках слишком мало для них двоих — случались какие-то планы или дела, которые, буквально, крали время у волшебников, а нового брать, к сожалению, было неоткуда. Они любили завтракать вместе. А ещё обедать и ужинать. Утром Сириус пил чёрный кофе без сахара и ел странного вида водянистый омлет, а Гермиона пила зелёный чай с молоком и мёдом и ела кашу. Кулинарные заклинания она всё-таки выучила. Правда, без помощи Молли Уизли, к которой гриффиндорка обращаться постеснялась, её бытовые чары действовали с переменным успехом, за что Кикимер не упускал возможности оскорбить молодую волшебницу — её присутствие в доме изрядно нервировало старого домовика. Однако изменить ситуацию эльф был не в силах, а потому некоторые обязанности по дому он, скрепя сердце, позволял выполнять Гермионе. Несколько раз в неделю Сириусу приходилось покидать дом, с опаской оставляя мисс Грейнджер наедине с вредным Кикимером и дюжиной ворчливых злобных портретов — вместе с Гарри они устраивали прогулки по Лондону: ходили в кино, бары, рестораны, музеи. Им нужно было время, чтобы наверстать упущенное. Сириус и Гарри теперь были настоящей семьёй. Оставаться буквально в одиночестве в жутком особняке Гермионе, конечно, нравилось не особо, однако это время было ей просто необходимо — в отсутствие Сириуса она подолгу сидела в библиотеке за книгами. Изучение истории рода Блэк и своё небольшое расследование по поводу стёртой памяти родителей мисс Грейнджер почему-то захотела оставить в тайне ото всех, в том числе и от своего возлюбленного. Изучение заклинания «Обливиэйт» являлось для гриффиндорки особенно личным делом — родители были лишь её болью и её проблемой. Одной из тех гнойных саднящих ран, которые оставила после себя Война. А вот изучение истории рода, к которому Гермиона имела теперь довольно-таки непосредственное отношение, являлось её особой прихотью — Сириус не желал ей ничего рассказывать о своих предках, а потому педантичная Всезнайка решила разузнать всё самостоятельно. В то время, когда Блэка не было дома, мисс Грейнджер запиралась в библиотеке и подолгу штудировала пыльные фолианты, пила чай, записывала какие-то важные факты в свою тетрадь, а ближе к вечеру прятала все изучаемые книги в шкаф и спускалась на первый этаж. Сириус и так вынес слишком много бед, чтобы после завершения войны разгребать проблемы своей непутёвой возлюбленной. Они говорили. Постоянно. Подолгу. Гермиона заметила изменения почти с самого первого дня её пребывания в доме: анимаг, который раньше предпочитал лишь равнодушно молчать, наигрывая на гитаре какие-то простенькие мелодии, теперь заводил с волшебницей длинные душевные беседы. Разумеется, они говорили и раньше, однако те пространные размышления, по сути, являлись лишь монологами истерзанной души Сириуса. Он переживал все свои беды внутри, либо сохраняя полное молчание, либо изливаясь обрывками каких-то псевдофилософских фраз. Теперь же все разговоры о космосе, музыке, жизни и любви обрели душу, превратившись не просто в диалоги, а в настоящие беседы. Блэк поделился своей болью с гриффиндоркой, а она, в ответ, с ним своей. Сириус пил вино из высокого хрустального бокала, смолил сигарету, а Гермиона лежала на его коленях, вдыхала горький дым и думала о том, что, возможно, когда-нибудь хотя бы одна вредная привычка покинет этот дом, но пока волшебницу устраивало абсолютно всё, потому что её Сириус был именно таким. Она не хотела его менять. Она любила его настоящим. Давай посидим лучше, посмотрим на промерзлый космос и насладимся временем, что нам отведено. И, несмотря на все дикие изменения в жизни мисс Грейнджер, вроде мужчины, с которым она начала делить кров, главной проблемой, буквально окружавшей волшебницу со всех сторон каждый божий день, оставался мрачный жуткий особняк на площади Гриммо, ставший Гермионе каким-никаким, а всё-таки домом. Будучи не в силах собрать себя из осколков ушедшего детства, гриффиндорка не особо горела желанием покидать стены особняка, обещая Сириусу устраивать вечерние, ночные, дневные и даже утренние прогулки ежедневно, когда она к ним будет готова. И именно из-за того факта, что мисс Грейнджер проводила все двадцать четыре часа в сутки в стенах дома славного рода Блэк, её педантичная натура не смогла остаться равнодушной к тому хаосу, который творился в доме: пыль, холод, пауки, плесень, скрипучие полы и гниющие отваливающиеся обои. По инициативе Гермионы Сириус приказал Кикимеру ежедневно разжигать камины в кухне, столовой, гостиной, библиотеке и спальне. Вместе с тем, с позволения хозяина дома, мисс Грейнджер частенько устраивала небольшие уборки, не пытаясь обстоятельно изменить ситуацию в доме, однако стараясь выполнять начатые небольшие объемы работы качественно и методично. Вот только ничего из этого не выходило. Поначалу Гермиона не видела никаких странностей, и лишь к началу июня, спустя месяц после её переезда в Лондон, волшебница стала замечать то, что особняк буквально отвергал любые её действия и старания: стёртая пыль уже через пару часов возвращалась на место, недавно сорванная паутина вырастала, будто бы на дрожжах, а гадкий холод настойчиво не хотел пропадать — согреться Гриффиндорке удавалось либо под одеялом, либо в объятьях Сириуса, либо же совсем рядом с камином. Подобные детали постепенно начали настораживать Гермиону, из-за чего в один прекрасный день она просто-напросто не выдержала. В тот раз Сириус покинул особняк на площади Гриммо утром и пообещал вернуться только к вечеру — вместе с Гарри они запланировали отправиться в Годрикову Впадину на целый день, чтобы напитаться воспоминаниями, поговорить обо всём, что не было сказано и просто побыть с теми, кого давно уже не было рядом. Мисс Грейнджер отказалась ехать с волшебниками — опасность мерещилась ей за стенами мрачного особняка. Искалеченный ужасами прошедшей войны мозг был убеждён в том, что как только гриффиндорка покинет дом Сириуса, смерть схватит её своими цепкими лапами, потому волшебница осталась одна. Наедине с самой собой, Кикимером и кучкой вредных портретов. Не теряя времени, Гермиона в очередной раз заперлась в библиотеке в окружении книг. Она изо всех сил старалась найти хоть какую-то полезную информацию об отмене или обращении заклинания «Обливиэйт». Вот только пока что получалось у неё плохо — ничего стоящего по этому поводу в книгах не было написано. Зато изучение истории рода Блэк оказалось куда более успешным начинанием: Гермиона прочитала несколько фолиантов о свершениях и достижениях представителей рода и даже нашла пару абзацев о Сириусе — в семье его не очень-то и любили, а потому в подобных исторических документах о Бродяге, как об «осквернителе рода», писали одни только гадости. Мисс Грейнджер частенько испытывала некое благоговение и трепет к истории древнейшего чистокровного рода волшебной Англии, к которой ей выпал шанс прикоснуться, однако ещё чаще гриффиндорка испытывала отвращение. Большинство Блэков казались ей кучкой высокомерных идиотов: они ни во что не ставили полукровок и магглорожденных волшебников и решали многие проблемы мешками золотых галеонов, а потому упускали в жизни много важных моментов, радостных и интересных воспоминаний и отличных людей, которые «по закону рода» были не достойны общения с представителями семьи Блэк. Гермиона всегда считала манию чистой крови болезнью, а, познакомившись с историей древнейшего рода в Волшебной Англии, окончательно в этом убедилась. В тот день Гермиона особенно долго просидела за очередной книгой, рассказывающей о различных видах ментальных чар, как вдруг, оторвавшись от страницы, почувствовала, что ей стало как-то особенно холодно: пальцы рук и ног совсем заледенели, а по телу побежали гадкие волны мурашек. Ко всему прочему пыль, которую мисс Грейнджер совершенно точно стирала пару часов назад, когда только пришла в библиотеку, вновь ровным толстым слоем лежала на полке. Недовольно сморщившись, гриффиндорка поднялась из-за стола и, изящно взмахнув палочкой, убрала разложенные перед собой книги на их законные места в огромных деревянных шкафах. Плотнее завернувшись в широкий шерстяной платок, Гермиона покинула библиотеку, решительно направляясь на первый этаж с твёрдым намерением отыскать вредного языкастого домовика. — Кикимер, — мисс Грейнджер застала эльфа за бесцельным передвиганием декоративных фарфоровых блюд из старинного фамильного сервиза Блэков. Домовик напряженно вздрогнул и, услышав знакомый голос грязнокровки за своей спиной, недовольно сморщился и медленно повернулся к ней лицом. — Почему в доме по прежнему холодно? Мы топим камины без перерыва уже пару недель, — Гермиона обхватила хрупкие плечи руками и поёжилась. — И почему весь мусор, который я убираю, постоянно возвращается на место? Кикимер скривился ещё сильнее и что-то забормотал себе под нос, нервно потирая костлявые запястья, будто его тело физически отвергало даже простую мысль о нахождении рядом с грязнокровкой. — Я не понимаю, что ты говоришь, — устало вздохнув, Гермиона покачала головой. Она не могла злиться на него. Совсем. — Госпоже не нравится, что в её чудесном доме хозяйничает какая-то грязнокровая тварь, — чуть громче прохрипел домовик. — Духи предков славного рода Блэк пытаются выжить поганую девицу из этого прекрасного дома. Мисс Грейнджер удивлённо вскинула брови и, медленно опустив руки, инстинктивно сделала шаг назад. Все эти ворчащие портреты имели гораздо большую власть над домом, чем волшебница могла себе представить. Внезапно в венах Гермионы от злости начала вскипать кровь. Все мысли, бешеным вихрем вертевшиеся в её голове, вряд ли можно было назвать учтивыми или же хоть немного вежливыми по отношению к ушедшим предкам Сириуса, потому что в тот момент гриффиндорка не испытывала ни капли уважения или благоговения к наследию рода Блэк — вся эта мания чистой крови давно перестала быть для них простым убеждением, более того, она уже перестала быть и больным бредом лишившихся разума пожилых волшебников. Мания чистой крови стала чем-то на подобии проклятья или же смертельной болезни, пожиравшей семейное гнездо Блэков, его гостей и его обитателей. Ситуация показалась Гермионе ещё более абсурдной, когда она поняла, что все эти люди на самом деле давно были мертвы, оставив лишь части своих гнилых уродливых душ на портретах. Все эти многочисленные любители чистой крови отжили свой век, но всё равно продолжали вредить вполне себе живым волшебникам. О, Мерлин, как же сильно эти мысли выводили мисс Грейнджер из себя! — Госпоже не нравится, значит? — недовольно нахмурившись, гриффиндорка напряжённо скрестила руки на груди. В огромных карих глазах вспыхнули дьявольские огоньки. Резко развернувшись к домовику спиной, Гермиона решительным шагом направилась в сторону главного коридора. Кикимер встрепенулся и бросился следом. Ещё несколько лет назад, услышав от здешнего эльфа что-то подобное, мисс Грейнджер бы испугано заперлась в библиотеке или же в своей спальне и, обложившись книгами, постаралась бы не шастать в одиночестве мимо портретов и, например, не хватать вещи без спроса, чтобы не злить предков Сириуса. Вот только Гермиона больше не была юной пугливой девочкой. Она прошла войну и имела полное право требовать к себе хоть каплю уважения от людей (пусть даже и не совсем живых), которым не нужно было прикладывать какие-то определенные усилия, чтобы «выбиться в люди». Гриффиндорка неслась по коридору, по дороге активно закатывая рукава серого свитера. Приблизившись к лестнице, мисс Грейнджер затормозила прямо перед огромным портретом, накрытым плотной тряпкой. Это был её портрет. Гермиона знала это в теории, однако никогда не видела его вживую. Неуверенно потоптавшись на месте лишь несколько жалких секунд, волшебница подняла обе руки вверх, с остервенением ухватилась тонкими холодными пальцами за грубую ткань занавески и резко дёрнула её вниз. Тряпка рухнула на пол, прямо с картины на мисс Грейнджер полетели огромные клубы пыли, буквально окружив гриффиндорку плотной сероватой завесой. Гермиона пару раз очень громко чихнула, а затем, согнувшись в три погибели, зашлась в приступе жуткого кашля. Вековая пыль будто бы облепила её бронхи и лёгкие изнутри. Когда гадкий серый туман слегка осел на пол, волшебница аккуратно протёрла глаза и, приподняв голову, сделала один шаг назад. На неприступной мрачной стене висела огромная картина в чёрной деревянной рамке с вырезанными на ней рельефными вензелями. Это был портрет молодо выглядящей статной дамы средних лет — её года выдавали лёгкие морщинки, залёгшие в уголках хитрых глаз. Женщина стояла вполоборота и, уместив одну руку на талии и гордо задрав нос, едва заметно улыбалась. Она была облачена в старомодное платье с корсетом, сшитое из дорогой материи и изысканного кружева, её пушистые иссиня-чёрные волосы были убраны в достаточно массивную высокую причёску. Гермиона слегка прищурилась, пытаясь лучше разглядеть портрет. Огромные серые глаза, хитрый взгляд, прожигавший зрителя насквозь, высокомерная усмешка, острые черты лица и выразительные скулы. В каждой детали портрета колдуньи мисс Грейнджер узнавала Сириуса Блэка. Слегка опустив взгляд, Гермиона прочитала надпись на бронзовой табличке. «Вальбурга Блэк» А затем вновь приподняла голову. Женщина, смотрящая на молодую волшебницу с портрета, была неописуемо красива, элегантна и горделива. Настоящая наследница древнего знатного рода. Царица. Сильная колдунья, способная удержать в цепких руках целый мир. Удивлённо приоткрыв рот, Гермиона впала в состояние оцепенения — она не ожидала увидеть под старой пыльной занавеской подобный портрет. — И долго ты будешь пялиться? — надменный женский голос мгновенно вывел мисс Грейнджер из омута собственных мыслей. Волшебница встрепенулась и вновь потёрла раздражённые клубами пыли глаза. — Вы — мать Сириуса, — как-то неуверенно промямлила Гермиона. — Этот мерзавец мне не сын… Превратил чудесный дом моих предков в проходной двор! Предатель… Иуда! — Вальбурга буквально брызгала во все стороны своим ядом. — Теперь ещё и поселил в моём доме малолетнюю грязнокровую суку! Уродка! Отребье! Гермиона устало склонила голову, сжала бледные холодные ладошки в кулаки и стиснула зубы от злости так, что в ушах зазвенели колокола. А чего она ожидала? Приятной беседы? Удачного знакомства? Как оптимистично, Грейнджер… — Хватит! — вскрикнула волшебница, перебивая гневную тираду колдуньи с портрета. — Вам самой не надоело? — Ты ещё смеешь говорить со мной в таком тоне?! — Вальбурга возмущённо вскинула брови и ещё выше задрала подбородок. — Поганая грязнокровая тварь! Проваливай из этого дома! Иначе он станет твоей могилой! — Вы такая… Глупая, — внезапно Гермиона расслабленно выдохнула и, вновь подняв глаза на портрет, внимательно прищурилась. Если бы миссис Блэк была живым человеком, она, разумеется, сию же секунду бросила бы в гадкую девицу «Аваду». Однако в реальности Вальбурге оставалось лишь переживать собственную ярость в плену портрета. — Вы потратили целую жизнь на то, чтобы доказать, что «чистая» кровь лучше «грязной». И чего вы этим добились? Ноль. Ваша жизнь прошла. Вы мертвы, понимаете? Вы просто портрет на стене умирающего дома! — Гермиона была не столько зла на Вальбургу, сколько возмущена её малодушностью и ограниченностью. — Ваш сын — прекрасный человек. Самый лучший из всех, кого я знала. Неужели за столько лет вам не надоело нести всю эту чушь про чистоту крови? Сейчас не девятнадцатый век и даже не начало двадцатого! Мы почти пришли в новое тысячелетие, а вы продолжаете пытаться заморозить меня в стенах дома вашего сына и заживо похоронить меня под слоями пыли и грязи! Превосходно! Отличный план! Колдунья на портрете надменно фыркнула и заметно напряглась от возмущения. Однако Гермиона заметила, что Вальбурга определённо осталась под большим впечатлением — она была удивлена. Стояла, глядела на грязнокровку перед собой и молчала. — Если ваш род и вправду такой великий, как о нём пишут в книгах, то почему дом этого «славного рода» так сильно напоминает свинарник?! — теперь же Гермиона больше была похожа на разгневанного профессора школы Хогвартс, отчитывавшего провинившихся учеников. Не дождавшись от покойной хозяйки дома никакого ответа (кроме гордого молчания и удивлённого, однако неизменно надменного взгляда), мисс Грейнджер решительным шагом начала подниматься по лестнице. Гриффиндорцы по природе своей не терпели медлить, предпочитая действовать здесь и сейчас, решать проблемы, менять мир вокруг себя, полагаясь лишь на собственные силы. Остановившись примерно в середине лестничного пролёта, волшебница задрала руки вверх и, зацепившись пальцами за тёмную занавеску, прикрывавшую портрет Сигнуса Блэка, с остервенением дёрнула вниз. Вековая пыль вновь обрушилась на гриффиндорку самым настоящим водопадом. Плотным, гадким, оседающим на глазах и в лёгких вонючим слоем грязи. — Мерзавка! Что ты себе позволяешь?! Ты должна сдохнуть! Сдохнуть! — завопил важного вида старик на портрете. Гермиона было дёрнулась вправо, чтобы бежать дальше, однако замерла и непривычно резко повернулась к Сигнусу лицом, выставив вперёд левую руку. — Лучше молчите, — прошипела мисс Грейнджер, пригрозив надменному пожилому колдуну пальцем. — Я не хочу вести себя с вами так, как ведёт себя Сириус. Однако, я неплохо обращаюсь с палочкой и могу на этот раз навсегда заставить вас замолчать. Не доводите до греха, мне не хочется портить ваш чудесный портрет! Мисс Грейнджер закончила свою гневную тираду и, шумно выдохнув, бросилась вверх по лестнице. Старик Сигнус кричал что-то гадкое ей вслед, однако не решался говорить тех слов, которые произносил ранее. В течение следующих минут двадцати Гермиона бежала по длинным тёмным коридорам особняка, искала портреты, срывала одну занавеску за другой, тёрла нос, глотала гадкую вонючую пыль. Потревоженные предки Сириуса кричали волшебнице проклятья со старых полотен, мисс Грейнджер, в свою очередь, без промедления вступала с ними в полемику, что-то доказывала, злилась, но при этом пыталась построить достаточно конструктивный диалог (в отличие от Сириуса, который раздраженно бросался оскорблениями направо и налево). Гермионе осточертело хозяйское отношение давно мёртвых людей к её персоне! Ей надоели все эти пыльные тряпки, грязь и уныние! Род Блэков сгнивал в болоте собственных ложных убеждений — давно мёртвые волшебники неосознанно губили единственного живого представителя увядающего рода, душили Сириуса и его близких созданной в особняке ядовитой атмосферой. Когда абсолютно все портреты в доме были обнажены (а их набралось, к удивлению Гермионы, не больше дюжины), в конце коридора на втором этаже, прямо около своей старой спальни волшебница заметила один оставшийся прикрытый пыльной тёмной тряпкой портрет. Мисс Грейнджер не помнила, чтобы хоть раз слышала гневное ворчание из-под этой занавески, а потому просто-напросто забыла о его существовании. Пытаясь откашлять скопившуюся в лёгких пыль, гриффиндорка подошла к портрету и замерла в нерешительности. Приподняв правую руку, Гермиона уже в привычном жесте зацепилась пальцами за плотную ткань и резко дёрнула вниз, предусмотрительно прикрыв глаза и задержав дыхание, только вот это не помогло — пыль настойчиво забилась под пышные длинные ресницы и попала в нос. Гадость. Наскоро протерев глаза, гриффиндорка подняла голову и тут же удивлённо приоткрыла рот. На портрете она увидела рослого широкоплечего мужчину средних лет. Незнакомец был удивительно красив: кудрявые каштановые волосы, тёмные глаза, выразительный нос, густые брови и смертельно острые скулы. Как и в чертах лица Вальбурги Блэк, мисс Грейнджер угадывала во многих деталях мужского портрета некоторые черты лица Сириуса Блэка. Слегка опустив взгляд, Гермиона внимательно вчиталась в надпись на бронзовой табличке: «Орион Блэк» На портрете был изображён отец Сириуса — Гермиона даже сейчас могла наизусть процитировать страницы изученных ею книг о роде Блэк, чтобы рассказать некоторые части биографии Ориона. Колдун был облачён в дорогой старомодный костюм чёрного цвета, стоял прямо, гордо приподняв подбородок и спокойно сцепив руки за спиной. Гриффиндорка внимательно прищурилась и даже слегка наклонила голову влево, чтобы разглядеть одну очень важную деталь: Орион не смотрел на волшебницу свысока и не строил надменных выражений лица. Мужчина спокойным, уставшим взглядом смотрел прямо перед собой. — Вы — та самая грязнокровая волшебница, которую поселил в нашем доме Сириус? — почти равнодушным тоном спросил Орион. И Гермиона на пару секунд даже впала в ступор — «то самое» бранное слово, которое волшебница на постоянной основе слышала в свой адрес в стенах особняка, из уст отца своего возлюбленного звучало удивительно… беззлобно? Мистер Блэк обратился к Гриффиндорке довольно уважительно, будто назвав её «грязнокровкой» только потому, что синонимов этого слова он не знал. — Меня зовут Гермиона, — волшебница горделиво задрала подбородок и извлекла из-под ремня джинсов свою вишнёвую палочку, украшенную осколком нефрита. — Гермиона Грейнджер. — Я знаю, как вас зовут, — равнодушным тоном подметил Орион. — Моя благоверная около двух лет назад частенько возмущалась вашим присутствием, вот и сейчас на протяжении уже двух недель ежеминутно бранится на ваше, в общем-то, вполне сносное поведение. Гриффиндорка встрепенулась и удивлённо вскинула брови. Слова мистера Блэка на фоне гневных тирад остальных покойных предков Сириуса показались Гермионе настоящим комплиментом. — Вы назвали моё поведение… Сносным? — мисс Грейнджер неуверенно поджала губы и дрожащей от волнения рукой заправила непослушный кудрявый локон за ухо. — Вы правы, — невероятной красоты мужчина согласно кивнул. — А почему нет? Вы постоянно пытаетесь прибираться в нашем доме, учитесь готовить, хорошо обращаетесь со старым Кикимером, чего не скажешь о моём несносном сынке, и ко всему прочему изучаете историю нашего рода вопреки просьбам Сириуса. Это похвально. Орион не выражал своё личное отношение к Гермионе, а лишь констатировал факты, однако мисс Грейнджер всё равно стеснительно улыбнулась и отвела взгляд, чувствуя благосклонное расположение мистера Блэка к своей персоне. — Почему вы не осыпаете меня оскорблениями, как другие? — мисс Грейнджер зажгла на конце своей палочки белёсый огонёк «Люмоса», чтобы ещё лучше видеть лицо мистера Блэка. — Я всю свою жизнь ненавидел маглов, ненавидел волшебников, чья кровь не отличалась чистотой. Я потерял младшего сына, отказался от старшего. И сам не дожил даже до шестого десятка, оставив жену в одиночестве в этом чёртовом доме, — Орион напряжённо поджал губы — было видно, какую боль испытывала та часть его истерзанной души, навсегда запертой в портрете. — Я давно мёртв и не вижу смысла в вечных препираниях с молодыми симпатичными трудолюбивыми волшебницами, — мистер Блэк довольно усмехнулся. Гермиона согласно кивнула, улыбнулась в ответ и поспешила удалиться. Орион в каком-то смысле уважал её, а она, соответственно, должна была уважать его. Следующие несколько часов мисс Грейнджер, вооружившись своей вишнёвой палочкой, ведром с мыльной водой, шваброй и тряпкой, вступила в войну с местной пылью, грязными скрипучими полами, гниющими обоями, паутиной во всех возможных углах дома и пауками в старомодном жутком буфете. Волшебница ловко обращалась с заклинаниями «Экскуро» и «Тергео», шваброй мыла полы, тёрла тряпками полки, столы и перила. Гермиона стирала пыль и паутину, они появлялись вновь, но волшебница не отступала, упрямо продолжая идти к своей цели. Убрав пышные непослушные кудри в высокий небрежный пучок, мисс Грейнджер вытирала пот со лба рукавом своего свитера и медленно водила палочкой перед собой, пытаясь хоть немного поправить плачевное состояние стен в доме. Вредные духи возвращали всё на свои места, но своенравная волшебница продолжала делать начатую работу: опустившись на колени, Гермиона изо всех сил тёрла тёмные деревянные половицы влажной тряпкой. — Упрямая девица, — довольно прохрипела старуха Ирма, изображённая на одном портрете вместе со своим мужем Поллуксом. — Заткнитесь, мама, — раздраженно фыркнула Вальбурга, гордо задрав нос и свысока наблюдая за тем, как молодая трудолюбивая волшебница кружит перед её портретом. — Тупая грязнокровая девица. — Я, может, и грязнокровая, зато воспитанная, в отличие от некоторых чистокровных, — с трудом поднимая тяжелое ведро с мыльной водой, прокряхтела мисс Грейнджер, чем вызвала смех старика Поллукса. — А девчонку-то наш олух нашёл с характером! — старик хрипел, придерживая в одной руке трубку. — Отец! — рявкнула Вальбурга и недовольно скрестила руки на груди. Крепко обхватив худенькой ладошкой ручку ведра, полного мыльной воды, Гермиона начала подниматься на второй этаж, задумчиво качая головой. Она теперь понимала, почему Сириус предпочитал держать портреты завешенными — они не только оскорбляли живущих в доме волшебников, но и вступали в полемику друг с другом, создавая шум. Однако, гриффиндорка словила себя на мысли, что ей это даже нравится — дом словно ожил, наполнился голосами и задышал, напоминая мисс Грейнджер времена пребывания в этих стенах Ордена Феникса. Оказавшись на втором этаже, волшебница отошла немного вправо, ближе к гостевым спальням, устало вздохнула и, смочив тряпку в мыльной воде, опустилась на колени. — Старайтесь не слушать Вальбургу, юная леди, — изображённый на портрете Орион вновь обратился к Гермионе. — Она глубоко несчастная женщина. Гриффиндорка подняла на мужчину вопросительный взгляд. — Ну, а как бы вели себя вы, если бы ваш старший сын оказался предателем и сбежал из дома, ваш младший сын пропал бы без вести, а за ним почти сразу умер бы ваш муж. Если бы к концу вашей жизни старшего сына посадили бы в Азкабан на пожизненный срок за убийство и вы бы остались доживать свой век в этом доме в компании одного лишь Кикимера. Гермиона удивлённо проглотила вздох и, опустив уставший взгляд в пол, задумчиво поджала губы. Она ведь знала историю жизни Вальбурги Блэк, она читала… Но только сейчас, благодаря словам Ориона, мисс Грейнджер в полной мере осознала трагедию жизни бывшей хозяйки этого мрачного особняка. Внезапно в прихожей на первом этаже хлопнула дверь, волшебница услышала знакомый удивлённый голос и улыбнулась, продолжая натирать влажной тряпкой пол. На лестнице послышались частые тяжелые мужские шаги и вопли портретов в перемешку с хриплым раздражённым голосом пришедшего. — Гермиона, я дома! — в коридоре появился Сириус. — Что тут вообще происходит? Почему портреты не прикрыты тряпками? Что.? Разглядев, наконец, тощую девичью фигурку, сидящую на коленях на холодном полу, Блэк вошёл в ступор — он не сразу понял, что здесь происходит и как на это реагировать. — Что ты делаешь? — анимаг подошёл к Гермионе почти вплотную и преклонил перед ней колено. Мужчина бережно положил свои грузные широкие ладони на её хрупкие плечи, как бы заставляя волшебницу посмотреть ему в глаза. Мисс Грейнджер опустила тряпку в ведро с водой и, подняв на Бродягу довольный взгляд, тепло улыбнулась. — Что ты делаешь, дурёха? Давай вставай! — Сириус буквально силой поднял свою возлюбленную на ноги и слегка встряхнул её за плечи, добиваясь ответа. — Я… Колдовала чистящие чары, мыла полы, расправлялась с пылью и паутиной, выловила из буфета всех пауков, пыталась починить обои, общалась с твоей роднёй. Если это, конечно, можно было назвать общением, — Гермиона смущенно опустила взгляд в пол. — Ты говорила с портретами?! Зачем?! Почему они вообще раскрыты?! Я сейчас же прикажу Кикимеру завесить их обратно! Это явно его рук дело, старый вредный говнюк.., — будто и в самом деле не заметив стараний молодой волшебницы, Сириус озлобленно сверкнул глазами и с силой стиснул зубы. — Нет, не нужно! Это я убрала с них занавески! — Гермиона встрепенулась и, аккуратно положив ладошку на щетинистую мужскую щёку, тепло улыбнулась. — Ты? Но зачем? — Блэк непонимающе сдвинул брови. — Они ведь твоя семья, — мисс Грейнджер напряжённо закусила губу. — Они мне не семья, — озлобленно выплюнул Сириус. — Это неправда! И ты сам это знаешь! — волшебница возмущённо задрала носик, стараясь казаться выше, хоть в компании почти двухметрового анимага это было невозможно. — Они имеют право видеть свет, говорить с нами и друг с другом! Неужели быть запертыми в портретах — не достаточное наказание для них? — Они не заперты, они и есть портреты! — возмутился Сириус в ответ. — Я знаю, Мерлин, я просто утрирую! — мисс Грейнджер недовольно закатила глаза. — Они устроят жуткий балаган, зачинщицей которого станет моя полоумная матушка! — не унимался Сириус. — Ну и пусть! Они безобидны, если не вступать с ними в конфликт, как обычно делаешь ты! — пыталась отстоять свою точку зрения Гермиона, но тут же осеклась — волшебники сами не заметили, как в разговоре друг с другом перешли на крик. — Я… Заметила это сегодня. Некоторые из твоих предков были со мной приветливы, — девушка инстинктивно покосилась на портрет Ориона. — А некоторые были даже забавными… Сириус удивлённо глядел на волшебницу в упор около минуты, будучи не в силах даже вдохнуть. Мисс Грейнджер смущенно поджала губы и напрягла плечи — она, почему-то, ожидала от своего возлюбленного взрыв гневных эмоций, но Блэк вдруг шумно выдохнул и широко улыбнулся. Так тепло, знакомо. Гермиону словно окутало мягкое плюшевое одеяло. Волшебница улыбнулась в ответ. — Вальбурга, кажется, пыталась мне помешать., — обнажив верхний ряд белых зубов, гриффиндорка смущенно отвела взгляд. — Но несмотря на это, ты всё равно справилась, — Сириус огляделся, довольно качая головой. — Что? — девушка удивлённо сдвинула брови, а затем и сама огляделась. Анимаг оказался прав. Некоторые детали убранства особняка остались неизменными: ветхие полы, двери и перила, жуткого вида обои и потолки, пугающий полумрак. Однако созданную в доме чистоту нельзя было не заметить: пропала пыль и грязь, паутина и плесень, от чего тёмные с виду помещения казались освеженными и более аккуратными. — У меня не хватит слов, чтобы сказать тебе, насколько ты хороша для этого дерьмового мира, — прошептал Сириус и ловко ухватил Гермиону за подбородок, заставляя волшебницу посмотреть ему в глаза. — Этот мир не дерьмовый. Ты просто смотришь на него не с той стороны. Если бы все было так плохо, война бы не закончилась, у тебя не было бы меня, а у меня тебя, — гриффиндорка покорно смотрела мужчине прямо в глаза и широко улыбалась. — И с какой же стороны мне на него смотреть? — Блэк усмехнулся. — Можешь попробовать встать на голову, — ещё тише прошептала мисс Грейнджер. Сириус улыбнулся ещё шире и, настойчиво потянув гриффиндорку за подбородок, мягко захватил в поцелуе её губы. Мягкие и податливые, с лёгким привкусом карамельного сиропа. Блэк целовал свою Птичку нежно и медленно, исследовал ладонями её тонкую шею и хрупкие плечи, обжигал своим дыханием её лицо. А у Гермионы хватало сил лишь на то, чтобы панически цепляться заиндевелыми пальцами за мужское лицо, ворот сюртука и широкие предплечья. Лишь бы не свалиться на пол из-за того, что ноги уже давно превратились в мягкую податливую массу. — Чего ты хочешь? — зачем-то спросила гриффиндорка, разорвав поцелуй, и, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, сдержала на губах первый предательский стон. — Хочу каждый вечер засыпать рядом с тобой и знать, что у нас есть завтра, — шептал Сириус, почти невесомо касаясь губами её лба, носика, глаз и щёк.

***

Время проплывало мимо них спокойной бесшумной рекой. Послевоенный май, ровно как и следовавший за ним июнь они целиком и полностью забрали себе. Ели, разговаривали, Гермиона учила Сириуса быть благосклоннее к Кикимеру и говорящим портретам, наполнявшим их дом. В общем, волшебники пытались медленно, аккуратно и очень осторожно строить свой собственный сокровенный мир. Один на двоих. Их отношения насквозь пронизывала почти идиллия. Вот только ключевым в предложении было слово «почти». Оно правило бал, выворачивая возводимый влюблёнными мир наизнанку, обличая его несовершенство и все их гнойные кровоточащие раны. Они не занимались любовью и не могли спокойно спать. Это были две вещи, которые, по правде говоря, стояли у обоих в горле прогорклым гадким комом. То, что случилось один единственный раз и в каком-то смысле стало началом их отношений, увы, ни разу больше не повторилось — Гермиона робела, отступала назад, замыкаясь в собственных мыслях. Какой-то голос в её голове кричал о том, что она не готова ко всему этому, что ситуация, в которой оказалась гриффиндорка, противоестественна и неправильна. А Сириус не мог и не хотел ей возражать. Словно выдрессированный домашний пёс, мужчина покорно охранял свою принцессу от враждебного мира за стенами особняка и ждал заветного часа, когда все страхи пройдут, барьеры рухнут и искреннее доверие пропитает каждую частичку их отношений. Но была и другая поистине жуткая и пугающая вещь, на фоне которой отсутствие сексуальной жизни в их отношениях казалось лишь одиноким серым облачком посреди ясного неба. Кошмары, рождённые недавно закончившейся войной, проникли глубоко в сознание обоих волшебников. И это были не какие-то страшные сказки, услышанные в детстве от глуповатых сверстников. События прошлого ходили за Гермионой и Сириусом по пятам, мешая спокойно жить и двигаться дальше. Анимаг ограничился тем, что почти никогда не спал. Он ложился со своей возлюбленной в одну постель, пытался заснуть, а когда понимал, что у него ничего не получается, ждал, пока Гермиона погрузится в царство Морфея, и отправлялся в своё любимое кресло. Брал один единственный бокал вина, сигарету и на пару с холодной яркой луной охранял священный сон своей маленькой отважной Птички. Блэк прекрасно понимал, что болен. И очень давно. Все эти кроваво-красные воспоминания терзали его возвращённую самим Дьяволом душу изнутри. Ещё со времён Азкабана внутренний мир Сириуса обратился в прах и даже сам Мерлин не смог бы сказать, излечится ли анимаг хоть когда-нибудь от этой болезни, выгрызающей его изнутри. Ещё свежая в памяти война влияла на сознание Гермионы в тысячу раз сильнее — гриффиндорке пришлось изучить каждый уголок особняка на площади Гриммо, чтобы не шарахаться в страхе от каждого шороха, скрипа и собственной тени. И если Сириус частенько выходил в город, виделся с Гарри, многочисленными Уизли и своими друзьями из министерства, то Гермиона, в свою очередь, отказывалась выходить из дома, ограничив свой круг общения Сириусом, гадким домовиком Кикимером и дюжиной не особо доброжелательных к ней портретов. Мисс Грейнджер хваталась за любое попавшееся под руку занятие, в надежде скорее излечиться от этого страха, парализующего её ежедневно. Без перерывов и выходных. Анимаг глядел на свою Птичку со стороны и с ужасом понимал, что помочь ей он был не в силах. Эта катастрофическая беспомощность буквально загоняла в тупик новоиспеченных любовников. Они оба были искалеченными жизнью людьми, которые не могли излечить ни себя, ни друг друга, ни людей вокруг. Оставалось просто жить. Хвататься друг за друга обеими руками, радоваться каждому новому дню. И любить. А ещё надеяться на то, что когда-нибудь время смилостивится и залечит абсолютно все ноющие гнойные раны, оставив после них лишь выразительные рельефные шрамы в назидание и в память их обладателям. Наступил июнь. Как-то незаметно для Гермионы и Сириуса календарь отсчитал целую дюжину дней послевоенного лета. Лета, когда над Орденом Феникса не сгущались тучи надвигающейся опасности, потому что никакой опасности больше не было, да и Ордена Феникса, как такового, уже не существовало. Была ночь. Ничем не примечательная, похожая на все остальные, которых в прошедшем мае было немало. Гермиона спала, заняв правую половину широкой кровати. Её веки были прикрыты, длинные пышные ресницы едва заметно подрагивали. Мисс Грейнджер спокойно вдыхала тёплый воздух через нос, выражая одно лишь обезоруживающее спокойствие. Сириус не спал. Сидел в своём кресле, тянул один единственный стакан вина и задумчиво глядел в окно. После переезда Гермионы в особняк вечно мутное грязное стекло в его комнате внезапно стало идеально чистым. Теперь анимаг мог видеть не только размытый силуэт огромной белёсой Луны, но и звёздное небо, улицу, редких прохожих, зеленеющий парк напротив своего дома. Просто чудо! Бродяга внимательно слушал тихое сопение Гермионы и умолял Мерлина, чтобы хоть в эту ночь тот подарил Птичке крепкий здоровый сон. Ей это было просто необходимо. Вот только Мерлин, кажется, Сириуса слушать не желал. Ближе ко второму часу ночи мисс Грейнджер атаковали пугающие видения из прошлого — девушка часто дышала, жалобно скулила, бормотала что-то совершенно нечленораздельное, дёргалась всем телом то в одну сторону, то в другую. Заметив это, анимаг отставил бокал в сторону и, ровнее сев в кресле, напрягся буквально всем телом. Секунды потекли вязкой медовой лентой, время для Блэка почти что остановилось. Через минуту жутких метаний Гермиона громко закричала и буквально подпрыгнула на кровати, уперевшись трясущимися изящными руками в матрас. — Нет! — истошно завизжала волшебница, заставив сердце в груди Сириуса испуганно замереть. — Нет! Нет! Помогите! — Гермиона! — анимаг подорвался с кресла и бросился к постели, где в истерике билась молодая напуганная гриффиндорка. — Гермиона, это я! Я здесь! Я с тобой! Ты слышишь меня? Это я! Гермиона! Мужчина сел на кровать почти вплотную к мисс Грейнджер и, бережно приобняв её за плечи, настойчиво уложил волшебницу себе на руки, прижимая хрупкий девичий силуэт теснее к своей оголённой широкой груди. Гриффиндорку колотило крупной дрожью, холодные капли пота и заледенелые девичьи ладошки ярко контрастировали с жаром, поразившим всё остальное девичье тело. Гермиона содрогалась в рыданиях, заходилась в приступах истерического кашля, бормотала себе под нос что-то невнятное. Птичка билась о прутья клетки и погибала в агонии собственных страхов. — Ты слышишь меня, малышка? Я с тобой! Слышишь? Я здесь, рядом! — Сириус пытался перекричать истошные женские стоны. Анимаг изо всех сил прижимал мисс Грейнджер к своей груди, гладил её по волосам широкой грузной ладонью и едва заметно покачивался из стороны в сторону, подсознательно надеясь, что это хоть как-то поможет. Гермиона сидела у него на коленях, влажной от слёз щекой прижималась к его шее и неосознанно грела заледенелые худые ладошки, уместив их на широкой мужской груди. Постепенно возникшая из ночных кошмаров истерика сошла на нет и гриффиндорка немного успокоилась: её дыхание выровнялось, слёзы застыли на щеках влажными дорожками. Осталась лишь мелкая дрожь, пронизывавшая тело молодой волшебницы насквозь. — Что тебе снилось? — еле слышно прошептал Блэк, запустив пальцы в пышную копну её каштановых кудрей. — Смерть, — выдохнула мисс Грейнджер и тут же громко всхлипнула. Сириус, усадив Гермиону себе на колени, крепко обнимал её обеими руками. Она была такой тоненькой, хрупкой и изящной, что, казалось, вот-вот затеряется или растворится на фоне этих грузных рук, широких плеч и массивной груди. Гармония противоположностей или что-то типа того. Блэк держал свою Птичку на руках и всё ещё где-то на периферии собственного сознания не мог поверить в происходящее. Она, вся такая лёгкая, умная, бесконечно великодушная и отважная волшебница, полюбила его, уже немолодого, сломанного изнутри мужчину с не одним десятком седых волос и прескверным характером. Сириус искал всему этому какое-то разумное объяснение, вот только его не существовало. Они просто так полюбили друг друга. Гермиона, словно в дар, была послана Блэку за не один десяток веков мучительного ожидания. У него были женщины и раньше: школьные поклонницы и мимолётные интрижки до и после Азкабана. Но анимаг не любил ни одну из этих женщин, предпочитая занимать свою голову знаниями и общением с Мародёрами. И теперь, когда от прежней компании друзей остался один лишь Сириус, война закончилась, а Волан-де-Морт был повержен, Блэк понял, что все эти долгие годы он ждал одну лишь Гермиону. Девушку, которая запретит ему обращаться с вредным домовиком, как с вещью, и попробует подружить анимага с портретами предков в его особняке. — Мы со всем справимся, — прошептал Бродяга, губами касаясь макушки мисс Грейнджер. Он не знал, чем именно они могли помочь друг другу и как должны были излечить недуг, поразивший обоих. Реально ли вообще возвести новый мир на руинах старого? Гермиона грелась в объятьях Блэка, полной грудью вдыхала его терпкий, истинно мужской запах и крохотными пальчиками изучала замысловатые иссиня-чёрные тюремные наколки, вшитые анимагу под кожу. Жуткого вида руны наводили на молодую волшебницу ужас. И при этом нравились ей до сладкого тянущего чувства под рёбрами. А Сириус чувствовал обжигающе холодные прикосновения девичьей ладони к своей груди и широко улыбался, крепче обнимая мисс Грейнджер своими тяжёлыми руками. — Сегодня тебе нужно будет вместе со мной уехать из дома, — хриплым голосом произнёс Бродяга. — Зачем?! — гриффиндорка инстинктивно вздрогнула. — Не волнуйся, мы просто поедем в гости, тебя там никто не тронет, — Блэк почти невесомо коснулся губами горячего лба Гермионы. — Я хочу тебя кое с кем познакомить. Обещаю, что буду рядом и никому не дам тебя в обиду. Мисс Грейнджер напряжённо поджала губы, а затем, шумно выдохнув, согласно кивнула головой. Она не могла спокойно спать, бывало шарахалась в страхе от собственной тени, но Сириусу она верила. И, возможно, верила даже больше, чем самой себе. Волшебница очень аккуратно выпуталась из крепких тёплых мужских объятий, чем вызвала у Блэка лёгкое удивление. Гермиона аккуратно перекинула ножку и уселась у него на коленях, уместив левую руку на широкой шее анимага, а холодной ладошкой правой руки медленно повела по мужскому торсу вниз. Она не видела его тела в полумраке, а потому двигалась по памяти, холодными пальцами цепляясь за выразительные изгибы мышц, перекатывающихся под обжигающе горячей мужской кожей, наизусть вырисовывала замысловатые узоры, вытатуированные на груди Сириуса. Она помнила каждый из них. Лица волшебников находились в нескольких сантиметрах друг от друга, гриффиндорка чувствовала горячее мужское дыхание на своих губах и прикосновения широких тёплых ладоней на своих бёдрах. В спальне царил полумрак, а единственным источником света служила огромная луна, нагло заглядывающая в идеально чистое окно. В свете её холодных белёсых лучей лицо Сириуса выглядело особо рельефным и почему-то особо привлекательным. Мисс Грейнджер медленно подняла руку с мужского торса и поднесла свою небольшую изящную ладошку к лицу Бродяги. Тонкими заледенелыми пальцами Гермиона аккуратно огладила выразительный мужской лоб, нос с едва заметной горбинкой, изогнутые линии горячих приоткрытых губ. Волшебница внимательно изучала подушечками холодных пальцев каждую впадинку и морщинку на усталом мужском лице. Она была влюблена в каждую его деталь, в каждое общепринятое несовершенство, а Сириус, в свою очередь, завороженно глядел мисс Грейнджер в глаза и не мог поверить, что всё это и вправду происходит с ним. — Что ты сейчас чувствуешь? — прошептала гриффиндорка Блэку прямо в губы. — Неважно, что чувствую я, главное — что сейчас чувствуешь ты, — Бродяга устало мотнул головой и хрипло усмехнулся. — Ты ведь и сама знаешь ответ на свой вопрос. Гермиона широко улыбнулась и смущенно захихикала, согласно кивнув головой. Сириус по собственному обыкновению запустил пальцы правой руки в пушистую копну каштановых кудрей и настойчиво увлёк гриффиндорку в поцелуй, накрыв мягкие слегка влажные девичьи губы своими. Нежный и даже несколько невинный поцелуй нарастал и креп с каждой минутой, становясь все горячее и чувственнее. И анимаг определенно вёл в этом поединке, агрессивно засасывая нижнюю губу возлюбленной, прикусывая её, а затем зализывая укус языком. Мисс Грейнджер чуть ли не утробно урчала от наслаждения, которое получала, вновь встретившись с прикосновениями горячих мужских губ. — Ты уверена, что хочешь этого? — разорвав поцелуй, тяжело прохрипел Сириус. После довольно продолжительной паузы, подобный шаг вновь казался ему каким-то очень важным и глобальным решением со стороны Гермионы. — Я бы не делала ничего, если бы не была уверена в своём решении, — еле слышно прошептала Гермиона, опаляя своим дыханием губы анимага, и улыбнулась. Блэк улыбнулся в ответ, опустил руки ниже и, подцепив пальцами края широкой пижамной футболки волшебницы, потянул ткань вверх, помогая мисс Грейнджер освободиться от совершенно ненужной одежды. Холодные лунные лучи осветили рельеф её хрупких острых плечей, обнаженной груди и крохотного созвездия родинок на выпирающих рёбрах. Сириус крепко схватил Гермиону за талию и перевернулся, резко, но при этом необычайно бережно укладывая волшебницу на подушки. Избавившись от оставшейся одежды, анимаг уместился у волшебницы между ног и один раз провёл головкой члена по её влажной плоти, от чего Гермиона затряслась в его руках, как осиновый лист, а у Блэка уже скрутило мышцы всего тела от дикого, животного желания. Он вошёл плавно, бережно, заботясь о каждом следующем ощущении мисс Грейнджер и доводя себя самого буквально до исступления. Гриффиндорка громко замычала Сириусу в губы, кусая их, и до хруста в позвонках выгнула спину, чем завела своего партнёра ещё сильнее. Анимаг грязно выругался Гермионе прямо в губы и, пытаясь сдержать себя и свою гадкую животную натуру, напрягся всем телом. На его лице тут же заходили желваки. Он сделал ещё пару движений. Мисс Грейнджер застонала приторно сладко и очень громко, инстинктивно сминая прохладную простынь пальцами левой руки. — Не сдерживайся, прошу, — балансируя на грани сладкого небытия и реальности, хрипло простонала. — Ты мучаешь себя! Сириус шумно выдохнул, грозовой тучей нависнув над хрупкой и нежной волшебницей. Венка на лбу вздулась и пульсировала. — Я боюсь тебе навредить, — анимаг двигался медленно, напряжённо хрипел и по-животному рычал от возбуждения. — Ты никогда не навредишь мне, — дрожащей ладошкой Гермиона ласково погладила Блэка по горячей щетинистой щеке. — Никогда… Сириус растянул губы в улыбке, больше похожей на животный оскал и тут же припал к податливым девичьим губам, сминая их, втаптывая в своё нёбо её полушёпот и полустон. Свободной рукой Блэк схватил гриффиндорку за горло и, вжав затылком в постель, постепенно ускорил свои движения. Она извивалась под ним, громко хрипела и истошно кричала в исступлении. Таяла, словно мёд. Анимаг не мог удержаться, чтобы не откинуть голову назад в миг чистого экстаза, тяжело дыша от ощущения того, как она пыталась брыкаться, отчаянно крутя бедрами. Гермиона ловила ртом воздух, пока он грубо входил на всю длину и, громко выдыхая при каждом глубоком толчке, зверски рычал. Волшебница жалобно скулила, и эти звуки задевали Сириуса, затрагивали самую темную его суть, в тот миг распускающуюся, подобно черной розе под умирающим солнцем. Блэк касался ее сознания своим, как только входил в нее полностью, и его глаза закрывались, когда он улавливал нить ее мыслей и чувствовал чужую агонию, проникшую в его нутро. Через пару мгновений волна оргазма накрыла обоих волшебников с головой одновременно. Втянула в свой водоворот, буквально вывернув их внутренности наизнанку. Закусив нижнюю губу Гермионы, Сириус почти утробно зарычал ей прямо в рот, а гриффиндорка, в свою очередь, истошно застонала, впиваясь своими ноготками в горячую покрытую татуировками кожу анимага. Изнеможенный Блэк рухнул на прохладные простыни рядом со своей возлюбленной, пытаясь восстановить дыхание. Мисс Грейнджер медленно повернулась к волшебнику лицом и, смущенно поджав губы, поудобнее улеглась на подушке. — Я.., — Сириус прокашлялся. — Я не сделал тебе больно? — Нет, — громко втягивая воздух через нос, Гермиона улыбнулась. — Это было прекрасно… — Я люблю тебя, — прохрипел мужчина, с трудом приподнял руку и, силой заключив гриффиндорку в свои объятья, накрыл её и себя тяжёлым пуховым одеялом. — Постарайся заснуть, хотя бы ненадолго. Завтра у нас с тобой есть важные дела. Гермиона погрузилась в сладкую полудрёму почти мгновенно. Сириус бережно гладил её по оголённой спине. Её тонкая фарфоровая кожа напоминала ему сказочно дорогой гладкий бархат. Анимаг задумчиво глядел в окно, откуда на него с небес взирали яркие звёзды. Те самые, о которых длинными тёмными ночами Блэк беседовал вместе со своей Птичкой. Тогда они не то что возлюбленными, они вряд ли были даже друзьями. А теперь… Всё изменилось.

***

На следующее утро, как только волшебники закончили с завтраком, Сириус сообщил Гермионе, что ровно в полдень они должны будут покинуть дом на площади Гриммо. Мисс Грейнджер понятия не имела, куда именно анимаг собрался её вести, однако на метлу и, тем более, на его мотоцикл она садиться отказалась, а Блэк решил особо не настаивать — эмоциональное состояние Птички оставляло желать лучшего и без стремительных головокружительных полётов на метле. Решено было воспользоваться аппарацией. По правде говоря, у Сириуса от подобных перемещений появлялась гадкая тошнота, но ради мисс Грейнджер он был готов сделать исключение. Гермиона была готова к путешествию заблаговременно, а потому волшебники встретились на первом этаже уже в без пятнадцати двенадцать, что не могло не радовать Блэка. — Ты точно не хочешь мне сказать, куда мы отправимся? — поправляя ворот своего свитера, гриффиндорка недоверчиво сдвинула брови. — Зачем, если ты через минуту увидишь всё своими глазами? — анимаг загадочно улыбнулся, выходя из темноты длинного коридора. За его спиной гневно ворчала Вальбурга, изображённая на портрете, однако, по правде говоря, Гермиона её уже не особо-то и слушала. — Что это у тебя в руках? — слегка опустив взгляд, мисс Грейнджер удивлённо вскинула брови. — Это? — Бродяга приподнял в воздух средних размеров плюшевую игрушку. — Это мишка. Если хочешь, можешь придумать ему имя. — Зачем он тебе? — непонимающе прищурившись, волшебница попыталась сдержать смех. — Он мой друг. В известном смысле. Черепом я обзаводиться не хочу, мне больше по душе плюшевые медведи, — мужчина сунул игрушку себе подмышку, а в свободную руку взял небольшую изящную ладошку Гермионы, ментально подготовившись к аппарации. Уже через пару мгновений сумасшедший межпространственный вихрь брезгливо выплюнул двух волшебников посреди небольшой безлюдной улочки. После вполне удачного приземления мисс Грейнджер, казалось, ещё сильнее вцепилась в руку Сириуса, а затем, немного придя в себя, опасливо огляделась. Свет пригревавшего солнца рассеивался благодаря полупрозрачным облакам и мягко освещал пространство вокруг волшебников. Гриффиндорка обвела взглядом пейзаж и замерла в нерешительности, чувствуя, как где-то под рёбрами рождается неприятное тянущее чувство тоски. Гермиона и Сириус оказались посреди небольшой безлюдной улицы, на которой были возведены несколько кирпичных домиков. Маленьких, аккуратных, будто кукольных. Вокруг всё цвело и благоухало, вот только мисс Грейнджер от этого почему-то не было радостно. — Что-то случилось? — заметив перемену в настроении своей спутницы, Блэк сильнее сжал её ладошку пальцами. — Где мы? — еле слышно спросила волшебница. — Графство Уилтшир, — начал анимаг. — Уилтшир? — Гермиона встрепенулась. — Да, в деревне Лэкок, — Сириус согласно кивнул головой. Мисс Грейнджер шумно вздохнула и расслабленно ссутулила плечи. Сказанная информация в какой-то мере, кажется, принесла гриффиндорке немного облегчения. — Может, ты скажешь, что случилось? — повторил Бродяга. — Мои родители жили в Уилтшире. Это место напомнило мне о доме, — Гермиона поджала губы, пытаясь скрыть тоску за тёплой улыбкой. — Где именно вы жили? — Сириус потянул свою спутницу куда-то вправо, на соседнюю улицу. — В Солсбери. Мой родной город намного больше этой крохотной деревушки, но его окраины очень на неё похожи, — мисс Грейнджер закусила нижнюю губу до белёсой отметины, глазами изучая проплывающий мимо пейзаж. Блэк ничего не ответил. Просто потому что не смог найти подходящих слов. Что вообще можно было сказать человеку, который самовольно стёр у своих родителей память и теперь был вынужден жить с мыслью о том, что они живы и здоровы, но уже никогда не вернутся? Сириус лишь прижал Гермиону ближе к себе и приобнял её за плечи, пригревая волшебницу у себя под боком. Они шли по небольшим извилистым улочкам, глазели по сторонам, наслаждались таким чуждым шумному Лондону спокойствием и тишиной. — Куда мы идём? — в последний раз решилась попытать удачу гриффиндорка. — Уже пришли! — опередил её Блэк, сначала замедлив шаг, а затем и полностью остановившись около кованной железной калитки, ведущей во дворик одного из множества здешних домов. Гермиона аккуратно выпуталась из крепких мужских объятий и, слегка пройдя вперёд, внимательно смерила здание завороженным взглядом. Этот дом не был похож на все остальные. Он не был одноэтажным, а имел целых три этажа, а также был шире других кукольных домиков раза в два точно. Ну и самой главной отличительной чертой, которая в первую очередь привлекла мисс Грейнджер, был яркий след чистой светлой магии. В этом доме явно жили волшебники. Сириус приоткрыл калитку и, галантно склонившись, пропустил свою спутницу вперёд. Гермиона шла по выложенной кирпичом тропинке и с восхищением разглядывала зеленеющие кусты, растущие в саду. Раньше она любила подолгу копаться в маминых цветах и знала многие растения наизусть, а потому знала, что уже через пару недель среди всей этой зелени распустятся разнообразные мясистые бутоны. Анимаг аккуратно приобнял мисс Грейнджер за талию и вместе с ней подошёл к массивной входной двери. Громко постучав, Сириус тут же дёрнул затёртую ручку и приоткрыл дверь. Он явно бывал здесь раньше — знал привычки и порядки здешних хозяев. — Проходи, — Блэк улыбнулся, приглашая гриффиндорку в дом. Перешагнув через порог, волшебница оказалась в просторной светлой прихожей. В груди мисс Грейнджер мгновенно разлилось какое-то необъяснимое чувство радости — она страстно любила красивые интерьеры. Стены прихожей были обклеены дорогими светлыми обоями с благородным замысловатым орнаментом, повсюду была расставлена декоративная деревянная мебель и различные безделушки, которые, в общем-то, не имели какого-то конкретного применения в быту, однако служили незаменимыми деталями роскошного интерьера. В один момент Гермиона даже словила себя на мысли о том, что она попала в особняк на площади Гриммо, только в какую-то его версию из параллельной вселенной, где всё его убранство было выполнено в светлых благородных тонах. — Где мы? — удивлённо выдавила из себя гриффиндорка. Однако Сириус ответить не успел — в соседней комнате послышались лёгкие женские шаги, оттеняемые ритмичным стуком невысоких каблуков. В дверном проёме одной из комнат появилась статная высокая женщина. Гермиона непонимающе сощурилась и слегка склонила голову влево, пытаясь рассмотреть волшебницу. Она казалась мисс Грейнджер смутно знакомой — некоторыми чертами лица женщина была пугающе похожа на покойную Беллатрису Лестрейндж. Колдунья была облачена в очень женственный и слегка старомодный наряд: шёлковая светлая блуза с оборками и пышными рукавами, длинная прямая юбка кремового цвета, расшитая дорогим плотным кружевом и изящные туфельки на невысоком каблучке. Её пышные светло-каштановые волосы были аккуратно убраны в высокую замысловатую причёску, а огромные добрые глаза тёмного цвета игриво поблёскивали на свету. — Сириус? — назвав одного из пришедших гостей по имени, незнакомка как-то не очень уверенно вышла на свет. Волшебница внимательно пригляделась, а затем, удостоверившись в своих догадках, растянулась в самой широкой улыбке, на которую только была способна, приподняла подол своей старомодной юбки и бросилась анимагу навстречу. Блэк слегка развёл руки в стороны и с наслаждением заключил женщину в свои тёплые объятья. — Меда, — тепло улыбнувшись, на выдохе выпалил Сириус. — Сестрёнка… — Живой, — выпутавшись из крепкой мужской хватки, женщина ласково погладила Бродягу по тёплой щетинистой щеке и сощурилась, не позволяя предательским слезам выступить на больших тёмно-карих глазах. — Конечно живой, как же иначе? — Блэк залился своим привычным хриплым лающим смехом, крепко сжимая в своей ладони изящную руку колдуньи. Гермиона стояла неподвижно и, словно заворожённая, глядела на женщину в упор. Гриффиндорка была уверена в своих догадках на все сто процентов. Она знала эту волшебницу, была заочно знакома с ней уже очень давно, только вот вживую встретиться им всё никак не удавалось. — Меда, а это.., — Сириус слегка прокашлялся и указал на свою молодую спутницу рукой, слегка отходя в сторону. — Гермиона Грейнджер, — женщина повернулась к своей молодой гостье лицом и ласково улыбнулась, протягивая руку в приветственном жесте. — Меня зовут… — Андромеда Тонкс, — продолжила гриффиндорка и, всё также завороженно глядя колдунье в глаза, ответила на рукопожатие. — Я слышала о тебе очень много хорошего. Ты талантливая волшебница, Гермиона, — Андромеда была чрезвычайно рада видеть в своём доме гостей. — А вы.., — мисс Грейнджер неуверенно запнулась. — Вы — мама Нимфадоры? Миссис Тонкс заметно напряглась и, улыбнувшись ещё шире, выразительно кивнула головой, изо всех сил стараясь не потерять вымученной уверенности. Ей было больно. — Да, именно так. А ещё я сестра этой блохастой дворняги, — Андромеда довольно усмехнулась и необычайно бережно погладила Сириуса по предплечью. — Ты опять за своё! — Блэк наигранно возмутился и ещё более наигранно надул губы. Мисс Грейнджер, схватившись за живот, на пару с Андромедой залилась звонким смехом. — Я хотел познакомить Гермиону с тобой и с ещё одним важным человеком, — анимаг тепло улыбнулся и свободной рукой взял гриффиндорку за руку. Миссис Тонкс согласно кивнула и, жестом поманив за собой гостей, лёгкой изящной походкой направилась прямо по коридору в комнату, из которой пару минут назад вышла сама. Хозяйка дома привела волшебников в большую просторную и очень светлую гостиную. Значительную часть комнаты занимал длинный широкий диван кремового цвета и два гигантских кресла ему в тон, обращённых к зажженному уютному камину. Интерьер дополняли резные деревянные тумбочки, хрустальные вазы, плотные дорогие обои, украшенные вензелями, и написанные маслом картины на стенах. Андромеда, изящно продефилировав мимо кресла, подошла вплотную к дальнему краю дивана и остановилась, слегка склонившись вперёд. — Кто это тут у нас проснулся? Услышал, что пришли гости, и сразу открыл глазки? — миссис Тонкс широко улыбнулась и довольно покачала головой. Гермиона зачем-то взглянула на Сириуса, хотя уже давно знала ответы на все свои вопросы. Догадливая Птичка. Блэк усмехнулся и согласно кивнул, отпуская сжатую в его ладони руку мисс Грейнджер. Гриффиндорка заинтересованно склонила голову влево и подошла ближе к дивану. На мягком сиденье, обитом дорогим шелком, лежал грудной ребёнок, плотно завёрнутый в жёлтое плюшевое одеяльце. Малыш что-то лепетал, пытался шевелить крошечными ручками, укутанными под плед, с абсолютно счастливым выражением лица пускал пузыри. Андромеда изящно наклонилась к младенцу и бережно взяла его на руки. — Знакомься, Тедди, это Гермиона. Она друг, — миссис Тонкс подошла к Гриффиндорке поближе, показывая её малышу. Мисс Грейнджер слегка наклонилась вперёд и внимательно разглядела лицо мальчика. Он радостно завизжал и инстинктивно потянулся в сторону Гермионы. — Хей, парень, смотри, что у меня для тебя есть! — перегнувшись через плечо своей спутницы, Блэк показал малышу средних размеров плюшевого мишку. — Видишь Тедди, как тебя балует дядя Сириус! Как только мы с тобой научимся говорить, ты скажешь ему спасибо, — миссис Тонкс поцеловала внука в лоб, после чего обратилась к кузену. — Поставь его на диван, пожалуйста. Анимаг довольно кивнул и бережно уместил плюшевого медведя на мягком сиденье, обитом дорогим плотным шелком. — Ты хочешь его подержать? — Андромеда искоса взглянула на Гермиону. — Я.., — волшебница неуверенно замялась. — А это не опасно для него? Внезапно гриффиндорка почувствовала тёплое прикосновение на своей талии. Слегка повернув голову вправо, Гермиона увидела лицо Сириуса. Мужчина стоял совсем близко и широко улыбался, глядя то на малыша, то на свою возлюбленную. — Не бойся, ты ничем ему не навредишь, — Андромеда слегка подалась вперёд, перекладывая Тедди на руки мисс Грейнджер. Гриффиндорка бережно прижала ребёнка груди, не в силах сдержать тёплой, однако бесконечно грустной улыбки. Война бессовестно забрала у этого крохотного, буквально плюшевого комочка жизни его родителей, оставив мальчика круглым сиротой. Несправедливо и больно. Малыш радостно завизжал, пуская пузыри, и, потянувшись маленькой ручкой к лицу Гермионы, ухватился за её пышный кудрявый локон, выбившийся из небрежно собранного на затылке пучка. Мисс Грейнджер усмехнулась, после чего её глаза широко распахнулись от удивления — некогда светлые, блондинистые волосы мальчика мгновенно преобрели насыщенный каштановый оттенок, тон в тон повторяющий цвет волос самой Гермионы. Волшебница перевела шокированный взгляд на Андромеду. — Ты нравишься ему. Тедди метаморф, каким была и Дора. Он ещё не умеет говорить, зато таким способом может выразить свою симпатию, — миссис Тонкс тепло улыбнулась и, слегка подавшись вперёд, поцеловала внука в макушку. — А со мной такого не было, — наигранно возмутился Сириус. — Потому что ты страшная и злая собака, — саркастически парировала Андромеда. — Даже спорить не стану, — пожал плечами Блэк, решив принять слова сестры за комплимент. Гермиона слегка отошла в сторону и аккуратно опустилась в большое мягкое кресло около камина, уверенно удерживая на руках Тедди. Мисс Грейнджер смотрела на него, улыбалась и молчала. Она поняла, зачем Сириус привёл её сюда, именно в тот момент, когда Андромеда передала ей в руки этого кроху, укутанного в плюшевое одеяльце. Тедди был олицетворением той самой новой жизни, нового мира, который волшебникам предстояло возвести буквально из пепла. И все эти сожаления, кошмары и страхи, оставленные войной, не стоили и выеденного яйца. На них нельзя было зацикливаться и, запираясь в четырёх стенах, пускать свою жизнь под откос. С ними нужно было мириться и изо всех сил пытаться жить дальше. Потому что было ради кого. Воспользовавшись моментом, пока за Тедди было, кому присмотреть, Андромеда прошла к выходу и почти бесшумно выскользнула из гостиной. Обернувшись, Сириус сощурился и непонимающе сдвинул брови. — Не боишься остаться с ним наедине? Я хочу выпить кофе, — мужчина погладил сидящую в кресле Гермиону по щеке. — Иди, я посижу, всё будет хорошо, — не сводя с малыша глаз, мисс Грейнджер отрешенно кивнула. Блэк довольно усмехнулся и, поправив манжеты своего сюртука, покинул гостиную, направляясь на кухню. Он знал, что найдёт сестру именно там. Андромеда стояла у плиты спиной к входной двери, от чего вошедший в комнату Сириус не мог увидеть ни единой её эмоции. Женщина, уперевшись обеими руками в кухонную столешницу, молчала. — Меда? — пройдя вглубь кухни, анимаг дал о себе знать. Миссис Тонкс испуганно вздрогнула и, мгновенно выпрямившись, поднесла руки к лицу. — Я хочу сварить Тедди кашу. Ты что-нибудь будешь? — дрожащим голосом ответила колдунья. — Нет, — мужчина грустно улыбнулся и покачал головой, медленно приближаясь к сестре. Подойдя совсем близко, Блэк облокотился на кухонную столешницу рядом с плитой и внимательно посмотрел на Андромеду. Женщина плакала. По впалым бледным щекам катились слёзы. Поняв, что её раскрыли, миссис Тонкс приподняла дрожащую руку и взяла с полки, висящей прямо над плитой, пачку неплохих сигарет. Сириус усмехнулся. Тонкими изящными пальцами волшебница попыталась открыть коробочку и достать сигарету, вот только у неё ничего не получалось — худощавые женские руки пронизывала гадкая крупная дрожь, от чего пальцы соскальзывали с крышки и не могли зацепиться ни за одну сигарету. Немного понаблюдав за мучениями кузины, анимаг устало вздохнул, настойчиво забрал из её рук пачку, вынул одну сигарету и протянул Андромеде. Достав из нагрудного кармана своего сюртука зажигалку, Сириус помог сестре прикурить. — Спасибо, — миссис Тонкс кивнула и, сделав пару шагов назад, облокотилась на обеденный деревянный стол, с наслаждением затягиваясь горьким вонючим дымом. Руки не слушались свою хозяйку, как, впрочем, и всё остальное тело — сигарета ходила ходуном в тонких изящных пальцах, отчего Андромеде приходилось прикладывать особые усилия, чтобы просто-напросто покурить. Женщина выглядело жалкой, а что ещё хуже — сломленной. — Ты ведь не куришь, — скрестив руки на груди, констатировал факт Сириус. — Откуда ты знаешь? — язвительно выдавила из себя колдунья, вновь поднося к подрагивающим губам сигарету. — Знаю, — Блэк равнодушно кивнул головой, стараясь показать сестре, настолько он уверен в своих словах. Женщина негромко рассмеялась в ответ, не в силах скрывать сидящую в её груди боль. — Их больше нет, Сириус. Их нет, понимаешь? — Андромеда прижала свободные от сигареты пальцы к переносице, в надежде сдержать подступающие слёзы. — Я разом всех потеряла. Анимаг склонил голову, будучи не в силах смотреть сестре в глаза. Он не знал, что ей ответить. Что, чёрт возьми, вообще можно было сказать женщине, мужа которой в марте убили егеря, а в мае война забрала жизнь её зятя и единственной дочери?! Ничего. Никакие слова не способны были залечить бездонную дыру в груди колдуньи. От этих мыслей становилось тошно. — У тебя есть Тедди, Меда, слышишь? — встряхнувшись, Блэк подошёл к сестре почти вплотную и взял её за свободную руку, смело заглядывая в заплаканные женские глаза. — Он ещё ничего не понимает, а потому ты нужна ему сильнее, чем кто-либо в этом сраном мире! Нет сил жить ради себя, тогда живи ради него! Пацан ведь ни в чем не виноват! Постарайся не сделать из него второго Гарри Поттера, а лучше замени ему родителей, а мы тебе поможем. Андромеда докурила сигарету и лёгким движением руки бросила окурок в изящную фарфоровую чашку. — Красивая девица, — женщина прокашлялась, настойчиво прогоняя вставший поперёк горла ком и тепло улыбнулась. Так, как, кажется, умели только женщины в окружении Сириуса. — Если хочешь промыть мне мозг, то лучше остановись сейчас. Я выслушал уже достаточно от Артура Уизли и его младшего сына, — Блэк нахмурился и инстинктивно приподнял руку в предостерегающем жесте. — Я и не собиралась, — Андромеда пожала плечами. — Вы, конечно, колоритная парочка, но она ведь девица взрослая. Это по глазам видно. Ты береги её, мне Гарри сказал, что у неё кроме тебя, засранца, больше никого не осталось. Анимаг понимающе кивнул. Мужчина не смог бы выразить словами, насколько он был благодарен Андромеде. Ему сейчас не были нужны чьи-то упрёки, лишь поддержка семьи. — Как думаешь, что бы сказал Римус, узнав обо всём? — прочесав тёмные кудрявые локоны пятернёй, Сириус задумчиво поджал губы. — Не знаю насчёт Римуса, зато точно знаю, что Дора была за вас рада, — миссис Тонкс пожала плечами. — Она тебе что-то рассказывала? — Блэк встрепенулся и слегка подался вперёд, удивлённо уставившись на сестру. — Она была чрезвычайно проницательной девочкой, — констатировала факт колдунья. Бродяга склонил голову вперёд, утопая в собственных мыслях. Прикрыв глаза, он чувствовал, как с его души сваливается тяжелый огромный валун. Сириусу почему-то казалось, что раз его племянница относилась к сложившейся ситуации достаточно положительно, то и Римус не стал бы его осуждать и бранить. «Я верю, что ты слышишь меня, старина. И я надеюсь, что ты рад за меня, потому что я впервые в жизни по-настоящему счастлив!» — Тедди обычно очень избирателен в отношении незнакомцев. Она ему приглянулась. Дети её любят, — как бы между прочим подметила Андромеда. Блэк вздрогнул и поднял на сестру растерянный взгляд. Он ведь прекрасно понимал, о чем говорила колдунья, но подобная тема все равно завела его в тупик. — Умеешь ты, Меда, поставить собеседника в неловкое положение, — у анимага спёрло в груди дыхание. — Просто скажу, что я тебя понял. Миссис Тонкс легко оттолкнулась от стола и, слегка приподняв руки, крепко обняла брата. Сириус вдохнул запах её сладких пряных духов полной грудью, тепло улыбнулся и, прикрыв глаза, бережно погладил сестру по спине. — Я люблю тебя, — Меда прокашлялась, приказывая наглому ежу в горле исчезнуть. — Я так рада, что ты жив. — Я тоже тебя люблю, сестрёнка, — Сириус вздохнул. — Я тоже тебя люблю… Когда волшебники вернулись в гостиную, Гермиона всё ещё сидела в кресле, бережно качая на руках ребёнка. Тедди молчал и завороженно глядел Гриффиндорке в глаза, придерживая крохотной ручкой кудрявый каштановый девичий локон. Мисс Грейнджер еле слышно напевала какую-то простенькую колыбельную про сказочный вальс, декабрьские холода, дрессированных медведей, лихих коней и царские дворцы, а мальчик внимательно слушал, будто и вправду понимал каждое слово этой диковиной магловской сказки. Сириус замер в проёме гостиной, облокотился плечом о косяк и, скрестив руки на груди, мечтательно улыбнулся. Как только Гермиона перестала петь, Тедди Люпин завороженно залепетал и попытался ухватиться крохотной ручкой за золотую подвеску, украшавшую шею мисс Грейнджер. — Этот кулон подарила мне моя мама, когда я была ещё совсем крохой, — гриффиндорка бережно погладила мальчика по крошечному носику пальцем. — У тебя тоже была мама, правда ты её не помнишь. Но я обещаю тебе, Тедди, что когда ты немного подрастёшь, я обязательно расскажу тебе о ней. А Сириус расскажет тебе о твоём отце, Римусе. Расскажет о каждой дурацкой переделке, в которую попадали Мародёры, если ты того пожелаешь. Мы все будем рассказывать тебе о родителях как можно чаще, чтобы ты знал их также хорошо, как знали их мы. Они были чудесными людьми и любили тебя больше всего на свете.