Взгляд

Молодой веснушчатый господин в черном с белым кимоно шел по крыльцу деревянной усадьбы вместе со своим слугой. Они свернули за угол, прошли еще немного и остановились. Господину преградили путь двое: женщина из прислуги и неизвестный в темно-синем с красным кимоно и мечом. Молодой мужчина перевел взгляд со слуги на непрошеного гостя и обратно. Женщина слезящимися, беспокойными глазами глядела на хозяина. Незнакомец избавил ее от необходимости объясняться. Он низко поклонился господину. Молодой мужчина бросил взгляд на чужой затылок, отвернулся, отодвинул дверь и вошел в дом. Обе слуги последовали за ним. Незваный гость остался снаружи. Он сел на крыльцо, спиной к дверям и просидел так, не сходя с места, до самого вечера. Когда опустились сумерки, та женщина, которая встретила его утром, отодвинула дверь, высунулась на улицу и протянула мужчине пиалу остывшего риса. Гость покачал головой. Слуга скрылась в доме. Неизвестный просидел на крыльце всю ночь. Рано утром молодой господин вышел на крыльцо в короткой юката горчичного цвета, зевнул и потянулся. Мужчина с мечом за поясом упрямо смотрел перед собой красными глазами. Господин наклонился к нему, уперев руки в боки, и нахмурился. Незнакомец и бровью не повел. Голова молодого господина была покрыта черным пушком. Длинные волосы гостя были собраны в незамысловатую прическу. Молодой мужчина выпрямился, фыркнул и мотнул головой в сторону дома. Старший мужчина медленно поднялся и вошел внутрь следом за хозяином, с трудом переставляя затекшие ноги. Имя молодого господина было Норидзуки Ясуго. Новоиспеченного слугу же звали Сэмба Ёго. Ясуго сел завтракать. Ёго сел чуть поодаль, за спиной у хозяина. Молодой мужчина взглянул на Сэмба через плечо. Слуга приблизился к господину, и Норидзуки указал ему взглядом на пиалу с рисом. Ёго взял пиалу обеими руками и протянул ее Ясуго. При этом он случайно коснулся руки молодого господина длинным рукавом кимоно. Брови Норидзуки разъяренно изогнулись. Взмахнув рукой, он выбил пиалу с рисом из рук старшего мужчины, вскочил и с криками поколотил его. На крики хозяина прибежали другие слуги и, взяв Ясуго под руки, оттащили его от Ёго. Сэмба сел и низко поклонился молодому господину. Слуги убрались в комнате и принесли Норидзуки новую пиалу риса. С того дня Сэмба Ёго всегда подвязывал рукава своего кимоно. После завтрака Ясуго одели в нарядное клетчатое кимоно цвета хурмы. Мужчина сидел в углу спальной молодого господина и наблюдал за тем, как слуга помогает хозяину завязать пояс. К обеду в хозяйском доме появилась девушка в красном кимоно с бело-голубым поясом. Сэмба был в комнате, когда Норидзуки и эта девушка обедали, обмениваясь негромкими словами и загадочными улыбками. После обеда Ясуго с девушкой поднялись наверх. Молодой господин выгнал всех слуг и затворил двери. Девушка покидала дом Норидзуки с испорченной прической и в небрежно надетом кимоно. Ёго, сидевший внизу, видел, как она шла по гравийной дорожке от дома к воротам. Ее забрала повозка. Хозяин долго не выходил из своей спальной. К нему поднялась женщина из прислуги. Она помогла Норидзуки спуститься по лестнице и провела его по коридору в сторону уборной. Сэмба через щель мельком увидел бледное, с зеленоватым оттенком, лицо Ясуго. Молодой господин был в исподнем. Остаток дня хозяин провел в постели. Ночью Ёго опять не сомкнул глаз, время от времени поднося к губам Норидзуки пиалу с водой и обтирая его лицо и шею влажной тканью. Лишь на рассвете мужчина улучил несколько часов сна, когда молодой господин крепко заснул. Сэмба показалось, что Ясуго разговаривает во сне, на языке совсем не похожем на японский. Хозяин проснулся в полдень, пышущий здоровьем, и после завтрака отправился в город, взяв с собой Ёго. Норидзуки привел слугу к портному. Снимая мерки, портной задел рукой заколку в волосах Сэмба. Та выскользнула из прически, упала на пол и разломилась надвое. Гладкие черные волосы мужчины заскользили вниз по широким плечам. Ясуго взглянул на Ёго по-другому. Молодой господин встал столбом, уставившись огромными немигающими глазами на слугу, а потом пошел и купил немного ткани темно-красного цвета без узора. Когда портной снял все мерки, Норидзуки сам подошел к Сэмба, сплел из его волос косу и завязал ее полоской ткани. С того дня Ёго не носил никакой иной прически. Через три дня слуга портного принес кимоно, завернутое в плотную бумагу и перевязанное бечевкой. Ясуго со слугой сели на татами, и молодой господин развернул бумагу. Это было кимоно елового цвета, из добротной ткани. Норидзуки пододвинул кимоно к Ёго. Мужчина низко поклонился хозяину, встал и разделся. У крепкотелого Сэмба была смуглая кожа - как у того, кто много времени проводит на свежем воздухе - и шрамы на бедрах. Слуга облачился в кимоно и показал себя молодому господину со всех сторон. Норидзуки улыбнулся и кивнул. Ёго поклонился еще раз. Через неделю к Норидзуки опять пришла та девушка в красном кимоно. Правда, на этот раз на ней был бледно-синий наряд с сиреневым поясом. Норидзуки принял ее. Девушка и Ясуго уединились в спальной. Оттуда его, с серым, как будто восковым, потным лицом вытащила женщина из прислуги через час после того, как гостья удалилась. Когда девица нарисовалась в следующий раз, Сэмба поджидал ее на крыльце. Девушка всячески пыталась протиснуться в дом, но Ёго заслонял от нее двери усадьбы своей широкой грудью. В конце концов, девица надула губы, развернулась и, широко прошагав по гравийной дорожке, исчезла за воротами. В тот день шел дождь, поэтому молодой господин не показывался на улице. Больше девушка в красном кимоно на пороге усадьбы Норидзуки не появлялась. Ясуго про нее ни разу не спросил. Сэмба зашел в закусочную, сел за столик и заказал бутылку сакэ. Примерно через час краснощекий Ёго поднялся и, твердо ступая, направился к выходу. На его столике стояла пустая бутылка из-под сакэ. В дверях он столкнулся с низким, кудрявым мужчиной с лисьим лицом и в черном кимоно. Оба встали. Кудрявый разглядывал лицо Сэмба. Слуга дернул бровью. Мужчина поджал губы и прошел вглубь закусочной с низко опущенной головой. После этой встречи Ёго весь день не ходил, а скользил по усадьбе с хмурым лицом, словно черная туча. Минула полночь. Норидзуки сидел на татами за столиком, отхлебывая зеленый чай из чашки. Сэмба смотрел на спину Ясуго и иногда тер глаза. Молодой господин глянул на слугу через плечо и махнул ему рукой. Мужчина поклонился, встал и ушел наверх. Ёго расстелил футон и лег спать. Сэмба лежал на палубе корабля, подложив руки под голову, и любовался предрассветным небом. На горизонте оно сливалось с морем. Звезды-осколки тонули на западе и выныривали на востоке, оставляя над головой Ёго круги. На палубу вышел кто-то еще и негромко окликнул Сэмба. Мужчина не повернулся. Во сне его знали под чужестранным именем Ё Иль Гу. Слуга сел в постели. Татами поблизости пустовали. Ёго спустился вниз и заглянул в комнату. Норидзуки заснул сидя, положив голову на столик. Сэмба взял Ясуго на руки и принес в спальную. Слуга уложил хозяина в свою постель и укрыл одеялом, а сам взял другой футон. Весь следующий день с лица Ёго не сходило озабоченное выражение. В день рождения Ясуго, восьмого сентября, зарядил сильный дождь. Вечером друзья Норидзуки во главе с именинником уселись на татами вокруг столика. Двери комнаты выходили в сад, где в круглом пруду, окруженном высокими елями, мигали звезды. Ясуго указал рукой на пустующее место за столиком. Сэмба пододвинулся, и кто-то из гостей налил ему стопку сакэ. С лица другого гостя, когда тот присмотрелся к Ёго, сошла краска. Молодой человек попятился и, уперевшись спиной в стену, вскочил и выбежал из усадьбы. Мужчины проводили его озадаченными взглядами. Норидзуки сузил глаза. Слуга пожал плечами и выпил сакэ. Примерно через полчаса Сэмба тяжело поднялся, вышел наружу и задвинул за собой дверь. Немного погодя, за ним, попрощавшись с Ясуго, последовал один из гостей - тот, что налил Ёго сакэ. Слуга развалился на крыльце. Гость приблизился к мужчине и глянул вниз. Глаза Сэмба были закрыты. По лицу молодого человека пробежала ухмылка - точно луч лунного света по лезвию меча. Гость сел, раздвинул ноги Ёго и развязал пояс его кимоно… Сэмба открыл глаза, приподнялся на локтях, сел и тут же вздрогнул от боли. Мужчина запахнул кимоно, завязал пояс и встал. Отодвинув дверь, он переступил порог комнаты и сел за столик, справа от хозяина. Лицо слуги оставалось непроницаемым. Утром следующего дня Ёго мылся. Он рассеянно тер мочалкой плечо, задрав голову к небу. Дверь усадьбы приотворилась, и в щели показались глаз и веснушчатая щека молодого господина. Норидзуки окинул взглядом мускулистое тело слуги. Сэмба повернулся к усадьбе боком, и Ясуго не сдержал изумленного вздоха. Бедра мужчины были отмечены полукруглыми ранками от ногтей. Норидзуки вылетел из усадьбы и подбежал к Ёго. Хозяин дернул слугу за руку, и когда тот повернул к нему голову, заглянул ему в лицо и коснулся пальцами бедра с полукруглыми отметинами. Ясуго сжал губы, свел брови вместе, не сводя глаз с Сэмба. Мужчина бесшумно сдвинул двери комнаты, сел на татами, распахнул кимоно и обнажил меч. Ёго прижал лезвие меча к животу, надавил и… Двери распахнулись, впуская взбешенного Норидзуки. Молодой господин вырвал меч из рук Сэмба и вогнал его в пол наполовину. Последовала звонкая пощечина. Слуга не посмел тронуть вспыхнувшую щеку, а лишь низко поклонился, достав лбом до татами. Ясуго ушел из дома, взяв свой меч, и вернулся поздно вечером. На крыльце его встретил Ёго. Рукава, низ кимоно и белые носки Норидзуки были запачканы кровью. Хозяин всучил слуге свой меч и вошел в усадьбу. На дне рождения молодого господина было четверо гостей. Троих он зарубил, а четвертого не оказалось дома. Того, кто тем вечером избежал смерти от меча Ясуго, звали… Три дня спустя. Сэмба встал с первыми лучами солнца и упражнялся с мечом перед усадьбой. Вдруг дверь отодвинулась, и женщина из прислуги настойчиво замахала Ёго рукой, подзывая мужчину к себе. Меж ее бровей залегла озабоченная складка, а уголки губ были скорбно опущены; лицо женщины, с глубокими носогубными складками, казалось, окаменело. Сэмба убрал меч в ножны. Слуги вошли в дом и вскинули головы - сверху донеслись крики и звуки возни. Женщина поднялась по лестнице. Ёго последовал за ней. Сэмба встал в дверях комнаты молодого господина и выронил меч. Двое взрослых мужчин из прислуги связывали Ясуго по рукам и ногам, пока тот выл и извивался. Лицо Норидзуки было все в кровавых царапинах, мелких ранках и слезах. Мужчины вышли из спальной хозяина. Женщина села на татами и принялась стирать кровь с лица Ясуго влажной тканью, но тот яростно замотал головой и бросил на Ёго взгляд исподлобья. Женщина сдвинула двери комнаты. Сэмба вытер лицо молодого господина и положил кусок ткани в пиалу с красной водой. Одно дело любоваться красотой издалека, и совсем другое - находить подтверждение ее осязаемости в прикосновениях. Ёго засунул ладонь Норидзуки за пазуху и достал оттуда белый конверт. "Прочти, когда будешь один", написано на конверте. Слуга напоил хозяина чаем с мятой и, когда тот задремал, уложил его на футон, развязал руки и ноги и укрыл одеялом. Сэмба лег на траву у пруда, разорвал конверт и вытащил несколько сложенных вдвое листков тонкой писчей бумаги и прочел: "Говорят, что тревога - признак подступающего безумия. Если так, то я уже на грани сумасшествия. Слишком много стало мыслей, от которых я не в силах избавиться. Что бы я ни делал, они все равно прорываются через все преграды, которые я возвожу. Возможно, все дело в том, что я поверил в то, что я - это не я; я слишком долго был равнодушен к себе. Теперь я расплачиваюсь за свое безразличие. Это больше, чем отказ от себя - это убийство... Человеческая душа странно устроена. Я никогда не смогу до конца ее понять - слишком много помех. Большинство людей бегут к другим людям, но есть и те, для кого общество - сборище враждебных чужаков. Я принадлежу ко вторым. Я бегу ото всех, потому что люди - слишком шумные, слишком глупые, слишком глупые, слишком глупые, слишком глупые, слишком глупые, слишком ленивые, слишком неприятные и слишком страшные. Если человек - общественное животное, то как же объяснить существование этих самых 'вторых'? Как объяснить мое существование? Чем сильнее люди хотят объединяться, тем больше появляется 'вторых'. Это станет болезнью, я имею в виду, страх общества. Как давно во мне растет эта пустота? Она той же природы, что и мое самопренебрежение. Единственное, о чем все мои мысли - смерть. Все чаще я задумываюсь о самоубийстве. Жизнь - это череда страданий и больше ничего. Храбр тот, кто прожил ее до конца, но о том, кто лишил себя жизни, нельзя сказать, что он трус, ибо стать самому себе смертью - еще большее мужество. Я не дам болезни или случаю решить мою судьбу. Моя жизнь - только моя, и мне назначать свой последний час. Я никогда не полюблю, и не буду любим, потому что мой выбор невелик: либо полюбить человека, либо человека. Но людей я на дух не переношу. Как может быть любим тот, кто сам никого не любит? Я не хочу выходить наружу. Это высасывает из меня все силы. Что же до Ёго, то на него больно смотреть. Может быть…" Последнее предложение нельзя было прочесть из-за кляксы. Сэмба бросил листки на еще влажную от росы траву и рывком поднялся на ноги. Ясуго сидел в постели, непомняще оглядываясь по сторонам. Тут в его спальную ворвался Ёго и упал на колени у постели молодого господина. Слуга заранее низко поклонился и, выпрямившись, стиснул Норидзуки в объятиях. Когда Сэмба немного отодвинулся, Ясуго выловил у него из-за пазухи белый конверт. Ёго удалился из комнаты, и хозяин распечатал конверт. "Как такой человек, как я, умудрился стать писателем? Я не умею сострадать людям, я не понимаю их чувств. Чужие слезы вызывают у меня злость и презрение. Как мне понять другого, если я почти ничего не могу сказать о себе? Меня все время бросает из стороны в сторону, из-за чего я часто не знаю, что хочу. Я равнодушный и неподвижный. Даже здесь я сам себе противоречу: сначала сказал, что ничего о себе не знаю, а затем заявил, что равнодушен. Для кого-то, кто устал от себя так же сильно, как я, сон - единственное отдохновение. Я люблю спать. Будь моя воля, я бы не вылезал из постели. Однако я заметил, что даже во сне мой мозг не знает покоя и не дает покоя моим рукам. Об этом говорит перхоть под ногтями по утрам. Собственное тело представляется мне скоплением маленьких источников большой опасности, и я стараюсь не спускать с этих источников глаз, но выходит, что я бесконечно могу повторять одно и то же. Например, рассматривать свою кожу или ковыряться в волосах. Это утомляет, но перестать я не могу, потому что мне кажется, что если я что-то пропущу, то источники пустят в ход всю свою смертоносность. Я все еще свой заклятый враг. Кажется, теперь я понимаю, что значит 'не дружит с головой'. Неиссякаемый источник моего вдохновения - страдания. Если честно, единственный источник. Говорят, русские писатели так хороши, потому что много страдают. Пострадают - и напишут что-нибудь хорошее. Это похоже на меня, хотя я не могу достоверно оценить свое творчество, потому что я то равнодушен к нему, то разочаровываюсь в нем. Я верю в то, что после смерти наступает новая жизнь. Просыпается новое сознание, если точнее. Так же, как прямо сейчас ты ощущаешь себя собой, помнишь свою жизнь, точно так же когда-нибудь ты будешь ощущать себя снова, но у тебя уже будет другая жизнь, но ты не будешь помнить ту, предыдущую, потому что сознания никак не связаны - это попросту разные тела. Поэтому я никогда не умру. Только немного грустно расставаться с моими теперешним сознанием и жизнью, потому что они неплохи, хоть и отравлены моим душевным нездоровьем".