Дождливый дым

Тяжёлый вздох сухопарого мужчины в костюме остался никем незамеченным. Он педантично пережёвывал свой сэндвич с беконом и что-то записывал в тоненькой записной книжечке. Его черная перьевая ручка методично двигалась. Туда-сюда. Выгравированный на корпусе золотой дракон, тягуче переливался под теплым светом ламп и гирлянд. Он был из тех людей, по которым нельзя сказать их точный возраст. Вроде не молодой, но и не старик. Его темно пепельные волосы были зачёсаны назад тем самым давая полный обзор на острые черты лица. Между бровями залегла та самая складка, что была присуща всем занятым людям. Тонкие губы изогнулись в усмешке. Длинные жилистые руки поправили изящные зажимы, подхватывающие бороду. Мистер Орум последний раз пробежался глазами по списку дел. Удовлетворенно дернув уголком рта, он поставил галочку рядом с пунктом «перекусить». Ещё раз ухмыльнулся чему-то своему, хихикнул и полез в портфель за бумажником. Спустя пару минут в это кафе, буквально срывая двери с петель, врывается рыжебородый и рыжеволосый мужчина в черном длинном плаще. На предложение принести меню от официантки лишь отмахивается. И ещё раз окидывает взглядом зал он спрашивает о никому неизвестном (к их счастью стоит отметить) Мистере Оруме Кларке. В ответ ему лишь советуют посмотреть втелефоном справрчнике. — Сынок, в нашем городке никогда таких не бывало. Я-то уж заметил бы… — попыхивая трубкой заметил седовласый старичок в зеленой вельветовой куртке. Он улыбнулся той улыбкой, которой улыбаются все добродушные старички и крикнул Сьюзен, что бы та налила две пинты. — За мой счёт, сынок. Видать жизнь у тебя не самая спокойная. Давай рассказывай, а старый Рональд послушает. Мне ведь страсть как любопытно, давно ведь не бывало у нас гостей… Рыжебородый посмотрел на него с минуту, а затем, скинув плащ ,рухнул на предложенный стул. А старичок все болтал и болтал. О книге, которую он никак не закончит. О покойной жене. О лучшем сыре в их городке. О том, как ему надоели соседские мелкие чиха-хуа, которых он называл породистыми крысами, чем вызвал смешок смешок. О соседях, тех самых хозяев «породистых крыс», которые такие противные, что от одного их вида оскомины появятся. Он все говорил и говорил, похоже забыв, что сам предлагал послушать. Тихо звенели ложки о тарелки, тихо пел свои песни старенький граммофон, тихо и мирно погружался в умиротворение сосем ещё юный Боб Клаус Дарквелл на время позабыв о своей погоне; о ребенке, спавшем на заднем сидении джипа; о том, что два дня назад привычное предстовление о мире было разрешенно.