***
Домой они едут в тишине. Парни пытаются переварить новости, а Джеймс в детском кресле обнимает Мегги — свою первую куклу. Заметив, что ребёнок заснул, Луи кладёт ладонь на колено возлюбленного и тихо говорит: — Ну, видимо, у нас ничья, верно? — Видимо… — также тихо проговаривает Гарри, глядя на то, как пальцы Томмо мягко отбивают незамысловатый ритм по его коленке. — Ты не злишься на меня? Из-за того, что Джеймс — гамма, из-за того, что это, возможно, моя вина? — Твоя вина? Ты думаешь, то, что Джеймс — гамма, это плохо? — уточняет Луи, поглядывая в зеркало заднего вида, настроенное так, чтобы он мог видеть сына. — Малыш, я не злюсь на тебя, вовсе нет, просто я немного растерян. Правильно ли мы воспитываем его? Что, если ему нужно особое воспитание? Чёрт, мы даже не знаем, какой пол будет его привлекать. — Мы можем почитать обо всём этом в интернете, — тихо предлагает Гарри. Дома они укладывают сына спать, а сами читают разные форумы в поисках информации. Но уже через час или около того Томлинсон закрывает ноутбук, чем вызывает удивлённый взгляд мужа. — А может быть, к чёрту это? Джеймс — наш сын, мы и так прекрасно справляемся с его воспитанием. Ещё никто ни разу не говорил, что он плохо себя ведёт или дразнит других детей. Эти пять лет мы только и делали, что каждый по-своему воспитывал его. Ты больше воспитывал его как омегу, а я — как альфу, мы можем продолжать в том же духе. — Да, но что, если мы делаем что-то не так? С уст Гарри это звучит так, словно они попали в самую безвыходную ситуацию из всех возможных безвыходных ситуаций, но даже это не вызывает у Луи никаких сомнений в том, что они со всем справятся. Он мягко целует его в губки и говорит: — Мы всё делаем идеально, пока кто-то не докажет обратного, сладкий. Я люблю тебя. — Я люблю тебя тоже, Лу, — убирая телефон, отвечает Стайлс и целует возлюбленного. — Думаешь, он скоро проснётся? — Учитывая его любовь ко сну, которая передалась ему от тебя? — томно уточняет альфа, ласково массируя грудь омеги, давно ставшую такой же, как до беременности Джеймсом. — Если мы поторопимся, то даже успеем с узлом, что скажешь? — Меня не отпустят в декрет, — тихо отзывается Гарри, отдаваясь под приятные поцелуи мужа. — Боже, Луи… — А, что, у домохозяек бывают декреты? — шутит Томмо, покусывая его ключицы. — Уверен, что твой менеджер поймёт. Стайлс всё-таки выучился на актёра, но пока успел сняться только в паре реклам и социальных видеороликах. Тем не менее кудрявый бы не отказался от второго ребёнка прямо сейчас, потому что он уже соскучился по младенцу на руках. Луи беспардонно стягивает со стройных ножек омеги домашние шортики вместе с нижним бельём и ведёт дорожку жадных поцелуев от колена по внутренней стороне бедра до пениса парня. Стеснительно отводя взгляд и прикусывая внутреннюю сторону щеки, Гарри тихо что-то бормочет, но тут же задыхается от удовольствия, когда Томлинсон берёт его член в рот до самого основания. — Боже, Боже, Лу… — Тише, Хаз, иначе нам придётся объяснять Джеймсу, чем мы здесь занимаемся, — предупреждает Луи, лаская аккуратные яички парня. — Ты уже так сильно течёшь, детка… — И этими губами ты целуешь нашего сына? — отзывается Гарри, который сам не раз использовал грязные разговорчики. — Нужно закрыть дверь, — напоминает Стайлс. — И твой ротик тоже, — Луи целует влажную головку его пениса и сладко улыбается, отстраняясь. — Будь умницей, достань из тумбочки кляп и вибратор, я хочу поиграть с тобой. — Может быть, не стоит? Джеймс может проснуться раньше… — Может быть, мне самому закрыть твой омежий ротик? Луи закрывает дверь в спальню на щеколду, пока Гарри достаёт игрушки, выглядя немного неуверенным и смущённым. Обычно они пользуются только кляпом, чтобы заглушить стоны омеги, дабы Джеймс ничего не услышал, но остальными игрушками — только тогда, когда сын в садике или в гостях у родственников. Томлинсон вновь нависает над возлюбленным, грязно целуя его и оттягивая кудри у самых корней, на что парень тихо стонет. Отстранившись, Томмо берёт кляп, а Гарри послушно открывает рот, пока муж застёгивает ремешок на его затылке, после чего омега оказывается лежащим на животе. Луи берёт смазку с тумбы, открывает её и безо всяких прелюдий смазывает большую игрушку, начиная вставлять её и оставлять ласковые шлепки на ягодицах парня. Включив вибратор на среднюю амплитуду вибрации, альфа с упоением наблюдает за тем, как муж сжимает и разжимает кулаки, сминая в них края своей подушки. Игрушка входит глубже, и Томлинсон приказывает приподнять бёдра, поэтому Гарри встаёт на колени, грудью продолжая лежать на постели. Эти игры продолжаются в течение нескольких минут: Луи медленно вставляет игрушку, совершая поступательные движения рукой, а Стайлс тихо постанывает. Кляп заглушает все его стоны, но также не позволяет проглотить накопившуюся во рту слюну, из-за чего она течёт по губам и подбородку прямо на подушку, за чем Томмо с наслаждением наблюдает. Они всегда используют только среднюю амплитуду вибрации, потому что для «выше среднего» и «высокой» Гарри оказался слишком чувствительным. Но сейчас, видя, что Стайлс уже привык к происходящему, Луи неожиданно для него переключает вибратор на самый сильный режим, вызывая у кудрявого приглушённый скулёж. Невольно потянувшись к руке Томмо, чтобы остановить нещадящие движения, омега получает сильный шлепок по попке, и альфа переключает игрушку на режим «выше среднего», а затем вновь на «высокий». — Держи свои ручки при себе, иначе я свяжу тебя, — говорит Луи, по-настоящему трахая возлюбленного длинной игрушкой толщиной в пять сантиметров. В ответ Гарри лишь что-то стонет, но благодаря кляпу Томмо ничего не понимает и почти не слышит. — Это слишком, верно? — наблюдая за тем, как смазка ручейками бежит по бёдрам младшего, спрашивает альфа, и парень отчаянно кивает, едва ли не захлёбываясь слюной. По щекам Гарри текут слёзы от невероятного, но чрезмерного удовольствия, когда Луи неожиданно вытаскивает игрушку, выключая её и переворачивая омегу на спину, устраиваясь у него между ножек. Призывно раздвигая ноги, Стайлс совсем не сопротивляется, когда Томлинсон одним резковатым толчком входит в него без какого-либо презерватива, немного грубовато сжимая его горло. Омега невольно стонет, обхватывая пальчиками запястье мужа, и тот отпускает его шейку, чтобы дать лёгкую пощёчину за непослушание, отчего Гарри вновь стонет, цепляясь руками за невысокую спинку кровати. — Тебе нравится? — Стайлс ни на что не реагирует, полностью отдаваясь в руки возлюбленного. — Хаз, детка, кивни, если тебе это нравится. Словно вернувшись из другого мира, кудрявый отчаянно кивает, пока муж активно движется в нём. Кровать начинает скрипеть, и в молодых родителях просыпается паранойя. Что, если Джеймс проснулся? Они замирают на несколько долгих мгновений, чтобы прислушаться, но, ничего не услышав, они возвращаются к своим играм. Когда Луи чувствует, что они оба находятся на пике, он расстёгивает кляп, позволяя Гарри нормально дышать и проглотить всю слюну, что накопилась. Дабы заглушить все недвусмысленные звуки, Томлинсон целует мужа, и они оба разряжаются. Стайлс мгновенно превращается в тряпичную куколку, а Луи едва не наваливается на него сверху, спуская тугой узел. У них давно такого не было. Просто сумасшествие. Первым в себя приходит Томмо, и он ласково массирует уставшую от кляпа челюсть мужа, который тяжело дышит и, кажется, находится где-то далеко отсюда. Животик омеги, слегка вздувшийся от наполняющей матку спермы, приковывает к себе внимание Луи, и он не может не погладить его. С таким-то результатом даже гадать не нужно, залетит Гарри или нет. Вскоре в себя приходит и кудрявый, тихо постанывая от приятного чувства наполненности. — Чёрт, Луи… это было грубо. — Тебе понравилось, верно? — Мы договорились не использовать последние два режима, какого чёрта? — игнорируя вопрос, возмущается Стайлс. — Ты хоть представляешь, каково это — быть мегачувствтельным омегой с вибратором в заднице, включенном на максимум? Я чуть не умер! — Но тебе понравилось, ты кивнул, — напоминает Луи. Гарри больше ничего не говорит. Узел спадает через несколько минут, и Томлиснон отводит омегу, дрожащего из-за оргазма и времяпровождения в целом, в ванную, где набирает ему воду, пока тот отмывается от семени в душевой кабине. Затем Луи помогает ему забраться в ванну, а сам моется в душе. Джеймс просыпается ещё через полчаса после того, как родители прибрали у себя в спальне и открыли окна. — Пап, а почему у папочки синяки на шее? — недовольно спрашивает мальчик, когда они готовятся сесть за (пере)просмотр мультфильмов. Гарри испуганно смотрит на сына и подходит к зеркалу, смотря на появляющиеся синяки от пальцев мужа. В голове парня всплывают болезненные воспоминания, и Луи знает это, потому что на глазах кудрявого появляется влага. Стараясь скрыть это, Стайлс тихо говорит: — Это просто… просто грим, солнышко, мы с папой снимали кино, милый. Начинайте смотреть без меня, я скоро приду. Гарри уходит в спальню, пытаясь не расплакаться из-за накатившись воспоминаний. Через пару минут в комнату заходит виновник появившихся следов. Прикрыв дверь, Луи подходит к кровати и садится рядом с мужем, поглаживая его колено, тихо произнося: — Прости меня, я не рассчитал силу… почему ты не намекнул на то, что я переборщил? Мы же договаривались. — Я не почувствовал, что ты перебарщиваешь, я просто… я пытался дать тебе понять, что ты можешь удушать меня немного нежнее, но ты не понял… — Когда ты схватил меня за руку? — догадывается Томлинсон, смотря к покрасневшие глазки мужа, и тот кивает. — Прости, пожалуйста. Тебе было больно? — Нет, просто я понял, что это немного грубо, но мне не было больно… Просто… я думал, что всё уже прошло. Я думал, что больше не вспомню о том, что этот мудак со мной делал. Я думал, что синяки на моём теле больше не будут напоминать о нём. Но… — Покажи мне, сладкий, — просит Луи, подсаживаясь ближе и слегка приподнимая подбородок возлюбленного. — Чёрт… — Это не так уж и страшно, как кажется, — Гарри тихо защищает альфу. — Он делал хуже. — Но это всё равно пиздец! — спорит Томмо, ненавидя себя за причинённую боль этому ангелу. — Я должен был больше заботиться о том, как контролировать свою силу, а не на том, как довести нас обоих до оргазма, блять. Я должен был заботиться о тебе, а не о… — Ты заботишься, — беря его ладонь в свои, перебивает омега и мягко целует его пальцы. — Ты заботишься. Ты делаешь так много всего для нашей семьи, милый, ты делаешь очень много, и я ценю это. Ты заботишься о нашей семье, и я чувствую это. Это всего лишь синяки, Лу, они обязательно пройдут, тебе не из-за чего переживать. Ты же не пырнул меня ножом или вроде того, верно? Это всего лишь синяки. — Но я обещал не причинять тебе боль. И я не хочу, чтобы что-то напоминало тебе о Майкле или о том, что было в прошлом, потому что я знаю, какую боль тебе приносят эти воспоминания. Я хочу, чтобы ты был счастлив рядом со мной, детка. — Я счастлив, — уверяет его Гарри. — Я безмерно счастлив рядом с тобой. Даже когда вы с Джеймсом играете в футбол, разбиваете мои любимые вазы и когда наш сын разбивает колени. Я всё равно счастлив, хотя мне, конечно, очень обидно за вазы и очень досадно из-за слёз Джеймса. Но я счастлив. И я хочу, чтобы ты тоже был счастлив, потому что ты заслуживаешь этого. А эти синяки… я же знаю, что ты не хотел. — Ты говоришь так, словно у тебя стокгольмский синдром, — фыркает Луи. — Не сравнивай, это разные вещи! Ты не похититель и не насильник, ты мой муж, который никогда не поднимает на меня руку. И хотя Томлинсон даёт обещание не переживать из-за синяков на шее мужа, альфа продолжает винить себя. Эти синяки меняют всё до тех пор, пока не сходят на «нет».***
Прошло уже несколько дней, синяков почти не видно, но тем не менее это не отменяет того факта, что Гари замечает виноватый взгляд Луи в отражении зеркала. Сплюнув зубную пасту в раковину, Стайлс полощет рот и выходит из ванной, а Томлинсон вздыхает, всё-таки закрывая дверь душевой кабинки, продолжая смывать с себя пену. Разбудив сына, кудрявый ведёт его умываться в отдельную ванную комнату, которая находится рядом с детской, и Джеймс послушно следует за папой. Забравшись на невысокий стульчик, чтобы самому дотянуться до зубной щёточки и пасты, мальчик включает воду. — Да ты у нас уже самостоятельный, да? — умиляется кудрявый, целуя мальчика в макушку. — Да! — заявляет он. Немного задумавшись, Гарри тихо интересуется: — Солнышко, а ты бы хотел братика или сестричку? — Да, — довольно улыбнувшись, отвечает Джеймс. — Папа не умеет играть в футбол, а братик будет уметь! — Но твой братик будет ещё очень маленьким, чтобы играть, понимаешь? Сведя бровки к переносице, мальчик взвешивает все «за» и «против» и говорит: — Тогда не хочу. Но что-то Стайлсу подсказывает, что дело уже сделано. Приготовив завтрак, Гарри раскладывает яичницу по тарелкам, когда чувствует ладони мужа на своей талии. Луи проводит кончиком носа по шее омеги, и тот мелко дрожит от этого. — Купишь тест сегодня? — интересуется Томлинсон, отстранившись. — Или мне заехать в магазин после работы? — Я сам, — тихо отвечает кудрявый, ставя тарелку перед сыном и садясь рядом с ним. — Но ты можешь купить ещё парочку, если хочешь. После завтрака они все одеваются и выходят из дома. Луи сразу едет на работу, а Гарри ведёт сына в садик, думая после этого и зайти в аптеку. Джеймсу нравится в садике, поэтому он никогда не расстраивается по дороге туда. Передав мальчика воспитателям, Стайлс взволнованно отправляется в аптеку, прекрасно понимая, что результат будет положительным. Дома он готовит обед, решив, что лучше сделает тест при Луи, чтобы они узнали результат вместе, но, кажется, они оба чувствуют изменения в запахе Гарри и в его настроении. За последние пару дней он стал менее раздражительным, наверное, из-за того, что они наконец-то перестали спорить о том, какого пола их малыш, но Луи также чувствует, что Стайлс находится в какой-то странной эйфории, поэтому ему не очень-то нужны какие-либо тесты. Томлинсон забирает сына из садика вечером, как и всегда, поэтому уже в седьмом часу они переступают порог дома, где их ждёт кудрявый омега, приготовивший курицу и пюре, которое Джеймс просто обожает. Мальчик бежит переодеваться и мыть руки, а Луи разувается и подходит к Гарри, чтобы мягко поцеловать его в губы и, конечно же, проверить синяки на его шее. — Перестань, — тихо шепчет Стайлс, уворачиваясь. — Они даже не болят, а ты так переживаешь. — Я не могу не переживать, Хаз. Я боюсь сделать тебе больно, — отвечает Томмо, но в ответ парень лишь вздыхает. — Ты делал тест? — Нет, тебя ждал, — взглянув на него, отвечает омега. Достав из своей сумки пару тестов на беременность, Луи протягивает их мужу, и тот принимает их, направляясь в туалет, пока Томлинсон анализирует то, как всё это выглядело в тот день. Гарри не был против узла, но то, каким грубым альфа был… не было ли это похоже на изнасилование? Именно об этом он думает, когда переодевается в их спальне. Через несколько минут Стайлс заходит в комнату с тремя положительными тестами, и Луи всё-таки решает спросить: — Я никогда не сталкивался с этим, но… я же не изнасиловал тебя? То есть это не было похоже на?.. изнасилование. — Луи, — устало произносит Гарри. — Что «Луи»? Я спросил, было или не было, блять, так сложно ответить? — Я не хочу говорить об этом, ладно? — Нет. Гарри, что ты чувствовал, когда я делал всё это с тобой? Ты испугался? Тебе было больно? Это было ёбаное изнасилование? — Лу… — Стайлс подходит к нему, обнимая, но альфа отстраняется от него. — Блять, я изнасиловал тебя?! — Нет! Нет, Луи, это не так. Да, это было грубо, но мне понравилось, это не было изнасилованием, я хотел, чтобы ты делал то, что ты делал. Перестань накручивать себя, Лу, я люблю тебя, и у нас будет второй малыш. Мы оба хотели этого, всё хорошо, милый. Ты никогда не делал мне больно, Луи… Томлинсон горько усмехается. — Ты хоть знаешь, как это звучит, когда у тебя на шее синяки из-за удушья от меня? — Но это была асфикция! — не выдерживает Гарри, выкрикивая это достаточно громко, чтобы взволнованный Джеймс забежал в комнату. — Ох, малыш… — Не ругайтесь! — просит мальчик, смотря на родителей взглядом полным беспокойства. — Папочка, почему вы ругаетесь? — Мы не ругаемся, малыш, просто твой папа очень взволнован из-за того, что у нас в семье будет пополнение. Подняв сына на руки, Гарри покидает комнату, объясняя, почему братик или сестрёнка это хорошо. Уже к ужину Джеймс вдохновляется мыслями о младшем члене семьи, а родители успокаиваются, хотя Луи всё ещё злится на себя из-за того, чего не было.***
Через пару недель кудрявый всё-таки доказал, что всё в порядке, и жизнь семьи наладилась. На УЗИ подтвердили беременность и сказали, что всё проходит хорошо, поэтому парни не особенно волнуются, если, конечно не иметь в виду споры про пол ребёнка. На семнадцатой неделе парни узнали, что у них будет девочка, и они сообщили об этом своей семье. Эта беременность была намного лучше, чем беременность Джеймсом в том плане, что Гарри не страдал от токсикоза и сильных перепадов настроения. Но как бы идеально всё ни казалось, однажды субботним днём у Стайлса зазвонил телефон. Лучше бы он не отвечал. Лучше бы он вообще никогда больше не слышал об этом ублюдке… Но нет же. Майкл Симмонс покончил с собой. Вот так просто. В своей предсмертной записке он признался, что убил Энн, написал, что ни сколько не жалеет об этом, не жалеет о том, что делал с Гарри, а также рассказал, где захоронено тело пятилетней Дженнифер Сэлмон. После этого звонка Стайлс ещё очень долго не может перестать думать о Майкле, но вскоре решает, что теперь он окончательно свободен от него. И ещё более счастливым, чем когда-либо, он стал, когда родил здоровую девочку по имени Энн.