***
Гарри учит Энн читать, когда входная дверь дома открывается, что вызывает у кудрявого миллиард и один вопрос в секунду. А затем он идёт вслед за дочерью, чтобы посмотреть, кто пришёл. И каково же его удивление, когда он видит Луи и Джеймса, у которого взъерошены волосы, а на щеках и под носом разводы крови. Воротник белой рубашки заляпан несколькими бурыми каплями, а несколько первых пуговиц — оторваны. Энн испуганно подбегает к нему, чтобы обнять и узнать, что случилось, а мальчик отходит от неё на шаг. — И что это значит? — уточняет Гарри чересчур спокойным голосом. — Меня вызвали в школу. — Я не тебя спрашивал, с тобой мы ещё поговорим об этом, — в его голосе мелькает строгость, когда он смотрит на Томлинсона, а затем он смотрит на сына. — Что это значит, я тебя спрашиваю. — Мэтт опять придирался ко мне! Он сказал, что Энн — больная, потому что она никогда не играет с остальными детьми на площадке! Это и вправду так, Энн предпочитает заниматься чем-то развивающим: рисовать или учиться читать и писать, но она всё же иногда играет с другими детьми, хотя и делает это только тогда, когда это кто-то знакомый. Она просто застенчивая. Вздохнув, Гарри отправляет сына в его комнату, а Энн расстроенно смотрит ему вслед, потому что он не дал ей обнять его. Поэтому её обнимает Луи, и настроение девочки немного улучшается. — Энн, милая, пойди посмотри мультики, хорошо? — просит Томлинсон, понимая, что им с Гарри нужно поговорить. — 'орошо, папа, — с улыбкой говорит малышка и убегает в зал. — Хаз, не злись, — разувшись, просит альфа и подходит к нему, чтобы поцеловать, но Гарри не позволяет. — Ну, Хаз… Он отличается от других детей, поэтому все дразнят его, он должен показать, что он такой же, как и все… — Но не драками же! — тихо восклицает омега. — А если бы что-то случилось? Если бы Мэтт или Джеймс сломали себе что-нибудь, когда упали? Что тогда, Луи? Почему ты не думаешь о последствиях?! — Господи, да какие последствия? Они дети, что они могут сделать друг другу? — фыркает Томмо. — Ты невыносим, Боже… Джеймса могли отстранить от школы! — Кстати об этом…***
Джеймс делает уроки, сидя на кухне, пока Гарри готовит ужин, а Энн играет в кукольный домик, время от времени отвлекая папу, чтобы показать перестановку, которую сделала в одной из комнат. — Пап? — тихо зовёт его мальчик, и Стайлс смотрит на него в ожидании. — Ты злишься на меня? — Ты ослушался меня, я не злюсь, я расстроен, что ты прислушиваешься к плохим советам, — честно отвечает Гарри и накрывает сковороду крышкой, вновь посмотрев на Джеймса. — Нельзя бить людей. Что бы они ни сказали, нельзя их бить. — А что тогда делать? — отчаянно спрашивает мальчик. — Мэтт всё время дразнит меня, обзывает и говорит, что я больной, потому что я гамма! Я единственный гамма в школе! Все смотрят на меня так, словно я экспонат… — Милый, быть не таким, как все не так уж и плохо. Ты просто интересен людям, а этот Мэтт просто завидует тебе, потому что у тебя много друзей… Может быть, у него не всё так хорошо дома, как может показаться на первый взгляд, поэтому он и придирается к тебе — знает, что у нас хорошая семья. Вздохнув, Джеймс смотрит на Энн, которая в одиночку играет маленькими куколками, что-то бормоча себе под нос. До ушей папы и брата долетают лишь обрывки тихих реплик, сказанных разными тонами её голосочка: «Конечно, Стейси», «Да, Барбара», «Какое у тебя красивое платье, Саманта». «Да, папа прав, — делает вывод Джеймс. — У нас хорошая семья». Закончив с уроками, мальчик предлагает сестре поиграть вместе, и она с огромной радостью соглашается, предлагая ему поиграть за Стейси и Барбару, двух куколок-близняшек с прямыми рыжими волосами. Позже приходит Луи, замученный на работе, и Энн бежит к нему, чтобы крепко обнять и поцеловать в колючую из-за щетины щеку. Рядом с ней Томлинсон всегда становится более мягким и расслабленным, излучая ещё больше любви, чем рядом с Гарри, и омегу это всегда поражало, потому что он и не думал, что кто-то может любить кого-то больше, чем свою истинную пару. Луи обожает их детей одинаково сильно, но рядом с Энн он становится плюшевым мишкой, позволяя ей делать с ним всё, что угодно. Он позволяет ей рисовать на нём перманентными маркерами; вплетать ему в волосы разные ленточки и прицеплять заколки; клеить стразы ему на щеки и шею; высыпать блёстки на его одежду, — он позволяет ей всё. Абсолютно всё, что она только может захотеть сделать, Луи позволяет ей, потому что он буквально не может отказать ей. Новая кукла? Одежда для куклы? Ещё один кукольный домик, но на этот раз с бассейном? Почему бы и нет… — Как прошёл день? — спрашивает Луи, держа Энн на руках. — Как и всегда, готовка, уборка… Томлинсон знает, что Гарри всё ещё злится на него, потому что при обычных обстоятельствах Стайлс не отводит от него взгляд так скоро. Вздохнув, мужчина просит детей поиграть в детской Энн, и они убегают, оставляя родителей наедине. Гарри снова отворачивается к плите, стараясь не вздрагивать, когда Луи приобнимает его за талию, оставляя поцелуи на шее. У них всё отлично в плане постели, они души друг в друге не чают, у них прекрасные отношения, но подобные ситуации как та, что произошло на днях с Джеймсом, порой разрушают всю идиллию. — Ты злишься, сладкий, — шепчет Томмо, и у Гарри по коже бегут мурашки, за что он ненавидит себя. — Поговорим? — Тут не о чем говорить, — повернувшись к нему, заявляет омега, и альфа смотрит ему в глаза, настраиваясь на то, чтобы выслушать его. — Я сказал, что в этом доме нет места насилию, но Джеймс ослушался меня, потому что ты настоял на том, что Мэтт должен получить в нос! А теперь нашего сына отстранили от школы, и родители Мэтта звонили мне сегодня утром, когда ты свалил на работу! Почему-то все считают, что папочка-омега должен расхлёбывать то, что заварил отец-альфа, хотя все итак знают это! И, знаешь что, мне порядком надоело всё это! Если ты и дальше будешь продолжать подстрекать его, я… я заберу Энн и уеду к папе, а ты останешься здесь с Джеймсом и будешь расхлёбывать всё то, что он устроит! — Не смей впутывать в это Энн, — просит Луи, хмурясь. — Что ты предлагаешь Джеймсу делать? Мэтт дразнит его, придирается ко всему, что он делает, что ещё остаётся делать, кроме того, чтобы проучить его? — Господи, да что угодно! Мы можем перевести Джеймса в другой класс, в другую школу, может быть, даже в частную! Всё, что угодно, понимаешь?! — Ну, предположим, мы переведём его, и что изменится? Там найдётся какой-то другой мальчик, который будет задирать его. Гарри, нельзя просто бежать от проблем, нельзя учить этому ребёнка, иначе он всегда будет продолжать делать это! — спорит Луи. — Но драться его учить тоже нельзя! Я не хочу, чтобы пострадал он или кто-то другой, понимаешь? Чёрт, погодите-ка, конечно, ты понимаешь, ведь ты знаешь, что бывает с теми, кто чувствует свою силу! — сказав это, Стайлс в бешенстве смотрит на альфу, понимая, что до него не доходит смысл сказанного. — Господи, я не хочу, чтобы Джеймс стал таким же, как… Майкл. Отстранившись от мужа, Луи грустно усмехается, потирая щетину и стараясь как-то переосмыслить этот удар. Гарри не говорил о Майкле с того дня, как узнал о его самоубийстве, а теперь он сравнивает их сына с этим ублюдком, которому Томлинсон однажды чуть не сломал шею. — Ты сейчас это на полном серьёзе? — грубо уточняет альфа. — Сравниваешь моего сына с этим куском дерьма? — Нашего сына, Луи. Я не хочу этого делать, но если приучить его к тому, что насилие — это нормально, то он вырастит, думая, что это так и есть. И я не хочу… — Это Джеймс, Гарри! Это наш с тобой Джеймс, он просто не может быть насильником, какого вообще хуя ты думаешь об этом?! — Господи, я не собираюсь больше говорить с тобой, — фыркает Гарри, убирая сковороду на деревянную досточку. — Ужин готов, можете садиться есть. Я буду спать в гостевой. Собравшись уходить, Стайлс чувствует, как Луи с силой ловит его за руку и тянет к себе, разворачивая его лицом и смотря в глаза. Луи зол. Нет, он в бешенстве. — Ты не будешь спать в другой постели, — тихо проговаривает он альфа-голосом, и омега хмурится, сжимая челюсти, чтобы не сказать что-нибудь едкое. — Ещё раз ты заговоришь со мной этим тоном при ссоре, я уеду. Клянусь тебе, Луи, я уеду! — убеждает его Гарри и пытается вырваться. — Боже, да почему ты ведёшь себя как сука весь день?! — выпаливает Томлинсон и чувствует смачную пощёчину, от неожиданности отпуская парня. — Блять, Гарри… Блять, прости меня… — Закрой рот, я не хочу слышать тебя сегодня. Поговорим, когда успокоишься. Гарри уходит в гостевую, плача там от нахлынувших воспоминаний, пока в комнату тихо не заходит Джеймс с тарелкой кукурузы, стручковой фасоли и зелёного горошка, а также с несколькими сосисками. Луи подослал — задобрить. Вытерев слёзы, Стайлс тихо благодарит сына, принимая у него тарелку и ставя на прикроватную тумбочку, пока мальчик устраивается рядом с ним. — Вы с папой больше не любите друг друга? — болезненно смотря на папу, спрашивает Джеймс. — Это из-за меня? — Мы любим, просто методы воспитания вашего с Энн отца отличаются от моих, и иногда мы ссоримся из-за этого. Но это не значит, что я не люблю его, а он — меня. Мы любим, просто порой нам нужно побыть на расстоянии друг от друга, тем более, когда когда один провинился перед другим. Порой нам просто нужно подумать обо всём наедине с собой. — Обещаю, пап, я больше никогда не буду драться! Только не уезжай! — умоляет мальчик, крепко обнимая папу.***
Ночью, пока дети спят, Гарри тихо заходит в их с Луи спальню, где всё ещё горит свет. Томлинсон сидит на кровати, разглядывая фотоальбомы, которые кудрявый успел создать за эти годы, поэтому Стайлс немного удивляется этому. Заметив омегу, Луи закрывает альбом, посвящённый им, и вздыхает, не зная, что сказать. Гарри тоже не знает, поэтому он тихо подходит к постели, забирается на неё и берёт альбом с семейными фотографиями. Они молчат какое-то время. — Прости меня, я был не прав. Я хотел защитить Джеймса. Я думал, что защищаю его. Но я должен был услышать тебя, должен был придумать другой способ и… — Лу, — прерывает его Гарри. — Я тоже был не прав. Мы оба были не правы, потому что мы оба должны были придумать другой способ. И я был не прав, когда впутал в это Энн… мне стыдно за это. Я знаю, как ты любишь всех нас, но порой я бываю просто отвратительным, и я не собираюсь искать оправдания этому, потому что их нет. Но я так боюсь, что Джеймс станет жестоким… — Он никогда не был жестоким, Хаз. В этом он похож на тебя. Давай поговорим с родителями Мэтта? Может быть, это как-то поможет… — предлагает Луи, и кудрявый кивает, соглашаясь. Они убирают альбомы на место, после чего ложатся спать, прижимаясь друг к другу. Утром Гарри готовит завтрак, пока Луи одевает и умывает Энн, которая совершенно не хочет ехать куда-либо. Но другого выбора нет — её не с кем оставить, потому что парни намерены встретиться с родителями Мэтта после того, как отвезут Джеймса в школу. И Энн едет с ними. — Малышка, прошу, — громко умоляет Томлинсон, пока девчушка сбегает вниз по лестнице и забегает на кухню в одних лишь пижамных штанах. — Хаз, скажи ей! — 'аз скази ей! — передразнивает она, и Гарри тихо смеётся, видя, как Луи старается быть строгим отцом. — Милая, если ты не оденешься, Джеймс опоздает в школу, а мы же этого не хотим, верно? — Хотим, — встревает только что зашедший мальчик, и Стайлс с упрёком смотрит на него, беря дочь на руки и передавая её Луи. — Что? Я не хочу видеть Мэтта… — Мы уже говорили об этом. Вот увидишь, всё наладится, как только мы поговорим с его родителями, — успокаивает его папа.***
Гарри становится ясно, что ни о каком диалоге с родителями Мэтта не выйдет, как только в кофейню заходит длинноногая блондинка со всевозможными накачанными силиконом местами. И из-за того, что ей тридцать с лишним лет, всё это дело смотрится, мягко говоря, отвратительно. А её муж выглядит, как обычный военный. Вот только по его лицу понятно, что он не просить прощения за поведение сына пришёл, а просто отметиться, мол, «Да, мы всё понимаем, но запихните свои возмущения себе в задницу, потому что вы ничто по сравнению со мной и моей семьёй». И в принципе, Гарри оказывается прав, потому что уже через полчаса их всех выгоняют из кофейни за скандал и за то, что Стайлс выплеснул молочный коктейль прямо в лицо матери Мэтта, потому что она сказала: «Джеймс никогда никому не будет нужен, потому что он не альфа, не омега и даже не бета, а гамма. Соответственно он не имеет ни на что права, тем более повышать тон на альф и поднимать на них руку. Жалкое создание». Стоит ли говорить, что Гарри в этот момент готов был перевернуть стол и наброситься на неё, чтобы вырвать её наращенные волосы? Гарри против любых форм насилия, но, оказывается, когда дело доходит до его ребёнка, он готов рвать людей и метать ножи. Но зато Энн повеселилась, пока мама Мэтта визжала, как сумасшедшая. — Ты в порядке? — спрашивает Луи, когда они садятся на лавочку в парке, чтобы Гарри успокоился. — Похоже на то, что я в порядке? — убрав руки от покрасневшего лица, уточняет Стайлс. — Как она вообще может говорить такое о нашем сыне? Ему хочется ругаться матом, но из-за Энн это невозможно, поэтому всё своё негодование Гарри выплёскивает недовольным рычанием и несильными пинками мыском кроссовка о бордюр. Малышка, немного расстроенная тем, что чужая тётя сказала о её брате, рассматривает татуировки на руках отца, который пытается найти какие-нибудь слова, чтобы поддержать возлюбленного. — Возможно, нам правда стоит перевести Джеймса в другой класс? Или в другую школу? Мы можем позволить себе перевести его в частную школу и… — Ох, сладкий… Энн, милая, не хочешь пойти немного поиграть на площадке? — девочка согласно кивает и убегает в сторону горки. — Хаз, если ты не хочешь, чтобы мы переводили его, мы не будем делать этого. Но Мэтт не уймётся, а его родители не встанут на нашу сторону. Конечно, будет лучше перевести его в другую школу, но я боюсь, что там найдётся кто-то даже хуже Мэтта, понимаешь? — Понимаю, но что нам тогда делать? Неужели нет ни одной школы, где Джеймсу бы ничего не угрожало? — на глазах Гарри появляются слёзы, и Луи чувствует себя никчёмным из-за того, что не знает, как поддержать его. — Хаз, сладкий, — он пододвигается к нему, чтобы обнять, продолжая говорить: — я тоже очень переживаю за наших малышей, но я уверен, что всё будет хорошо, вот увидишь. Хочешь, мы можем поездить по разным школам и осмотреться там, чтобы найти подходящую для Джеймса и Энн? Конечно, Гарри хочет… Через пару недель они находят хорошую школу в получасе езды от их дома, где Джеймсу понравилось в первый же день, потому что все, узнав о том, что он гамма, восприняли это очень даже хорошо. Теперь Гарри и Луи ещё больше уверены в том, что справятся абсолютно со всем, что их ждёт в будущем.