Согласование вкусов

Творить бывает непросто. А порой даже очень — тем более, когда на носу дедлайны, Татьяна с неумолимостью часов напоминает о грядущем, а соседи по районам, кажется, заняты чем угодно, кроме того, что нужно. Лучше бы она тормошила их. И вот вроде и надо написать об этом в общую беседу, а сомнения всë-таки гложат — напишешь, и сразу у всех посыпятся отговорки, что кому-то что-то надо чинить, у кого-то вот-прям-сейчас день уборки, а кому-то вообще надо что-то обновлять… Тормошить же Мэй дело гиблое — она в этом нелëгком деле поможет мало. Если только она сама не вызовется, а значит, ей придëтся так или иначе под стиль Евы подстраиваться… Но даже если и нет, то она и сама вполне справится. Ей просто нужно развить идею… а точнее, придумать, в каком направлении. Только сейчас фантазия, увы, подсказывает немного. А значит, придётся искать вдохновение где-то ещё. В том, чтобы подсматривать некоторые задумки из чужих работ, Ева не видит ничего зазорного. В еë руках любая идея может измениться до неузнаваемости, да так, что никто и не поймëт, чем же она вдохновлялась. И совсем необязательно это должны быть работы коллег. До совсем непопулярных инди-артистов она тоже могла снисходить. Интересная мысль может прозвучать где угодно, нужно лишь суметь еë заметить. …впрочем, творчество некоторых групп она сознательно пропускала мимо. Не то, чтобы она считала его недостойным, скорее боялась, что от вида одного дорогого человека ей снова станет нехорошо. Тем более с другой. Возлюбленной или подругой значения не имело. Как оказалось потом — лишь подругой. И слушать стало как-то проще. Не сказать, что музыка дуэта «Bunk Bed Junction» нравилась на все сто, гитара Мэй казалась уж слишком громкой, но ритм Зука перекрывал все недостатки. Даже когда Ева начала встречаться с Мэй, мнения о еë музыке она не изменила. Да и вкусам Евы, по правде сказать, угодить тяжело. Лишь что-то настолько же осмысленное и чувственное может запасть в сердце, а рëв гитары от этого, по еë мнению, от этого далëк. Впрочем, даже он может быть по-своему красивым. Если его не нарушает ничто извне. Вроде голос чей-то, Ева не любит слушать музыку меньше, чем хотя бы на девяносто процентов от максимума. Иначе всего можно и не услышать. Впрочем, раз уж сеанс так грубо прервали, наушники можно и вытащить, хоть раздражения скрыть и не получится при всëм желании. — Что, мою музыку слушаешь? …Мэйдэй. Ладно, ей простить вмешательство можно. Только как она услышала? У самой же наушники в ушах. — Ну допустим, — вздыхает Ева и вытаскивает свои. — Давно ты тут? — А я знала, что наша музыка тебе нравится, — лыбится Мэй так, что не улыбнуться в ответ просто нельзя. — Она… Не так плоха, как я думала. На лице Мэй тут же появляется лëгкое разочарование, и Ева спешит добавить: — Мне стоило раньше еë послушать. — Что ж, никогда не поздно приобщиться к прекрасному! — на лицо Мэй вновь возвращается улыбка и Еве совсем не хочется затевать ненужный спор о «прекрасном». — А у тебя что в плеере? — переводит она разговор. — Неужто хочешь послушать? — Мэй улыбается ещё шире. — Я думаю, ты эту артистку очень хорошо знаешь. — Я много кого хорошо знаю, — хмыкает Ева. — Неужели ты музыку Йину слушать начала? Мэй только хихикает. — А давай-ка вот так сделаем, — вытаскивает та из плеера провод наушников. Музыка тут же льëтся из плеера. У Евы перехватывает дыхание — это она написала еë в момент с… «Но почему именно еë?» — обрубает Ева воспоминание. — …Это что?.. — неверяще спрашивает она тихо, чтобы музыка заглушила еë слова. Но Мэй всë равно слышит. — Ага, — смотрит она прямо в глаза. — Не ожидала? — Вообще нет, если честно… — честно отвечает Ева и замолкает, не нарушая музыки. Мэй тоже молчит, пока всë не затихает. — Красиво всë-таки, — тихонько говорит Мэй. — Знаешь, а ведь… А ведь и твоя музыка объективно довольно неплохая, — смущëнно отвечает Ева, будто бы чувствуя себя обязанной похвалить в ответ. — Хоть я и почти еë не слушаю. Она не совсем в моëм вкусе. — Так я и знала, — хихикает Мэй. — Может, ты хотела сказать, «совсем не во вкусе»? Ева уже и рот хочет открыть, чтобы сказать что-нибудь в ответ, но Мэй уже говорит: — Мне нужно было время, чтобы проникнуться ей. Я же раньше твоë творчество мазнëй и кривляниями считала. Как и всех остальных артистов NSR, в общем-то, — грустно усмехается Мэй. — Когда я его даже не слушала. Но сейчас мне оно, в общем-то, нравится. У тебя она приятное такое. Я ещё не понимаю, о чëм оно, но чем больше я его обдумываю, тем больше оно мне нравится. Ева находит ответ не сразу. Лучше похвалы художнику придумать сложно — тем более от Мэй… Особенно от Мэй. И это… Это не может не вдохновлять. — А мне твоё нравится тем, что оно простое и непосредственное. В нём есть огромная любовь к музыке… — Вот-вот! — кивает Мэй. — Я то же самое чувствую и в твоём. Я думаю, что если любое творчество делается с любовью, то оно уже прекрасно. — …может быть, ты и права, — улыбается Ева после небольшой паузы. — Иногда мне нужно слышать такие вещи. Тем более… когда они от тебя. Спасибо. — Всегда пожалуйста, — смеётся Мэй. — Тебе помощь нужна, кстати? — Нет. У меня появилась новая идея, так что я пока буду занята. — Ладненько, тогда не буду мешать! …Вот и причина слушать музыку «Bunk Bed Junction» почаще. И находить красоту не только в ритме Зука, но и в гитаре Мэй. И когда Татьяна снова напишет о том, что время поджимает, Ева выложит всё, что нужно. Но, конечно, о том, что это Мэй помогла, не напишет. Пусть некоторые вещи останутся в рамках творчества — а уж в том, что Татьяна поймёт всё и так, Ева не сомневается. В конце концов, она тоже умеет творить.