Я нашел все вопросы, я нашел все ответы, Все любимая просто - это ты мое лето, Это ты моя осень, это ты мои звезды, Это ты рассказала, что бывает не поздно.
Вадим Самойлов, «Позови меня, небо»
Она была какая-то неземная. Редко улыбалась, но так искренне, и постоянно искала глазами брата. Заботилась о нем похлеще их матери, которую Му Чжин не помнил — та умерла как-то внезапно. Зато их отца, До Мин Сока, у них в деревне знал каждый: он был известным мастером по металлу. Кажется, их разделял год. И она просила относиться к ней уважительно, может быть даже звать нуной. Но Му Чжину снились слишком откровенные сны с ней в главной роли лет с четырнадцати, поэтому он был против формальностей. Хотя ей в этом никогда бы не признался, даже под угрозой расстрела. В шестнадцать он признался Хён Су, что ему нравится его сестра. Он тогда напился соджу и разоткровенничался, хотя знал, что другу его сердечные переживания побоку. — А на что это похоже? — нахмурился, отодвинув от себя пластиковый стакан с соджу, который едва пригубил. Они сидели в лесу, у ручья, подальше от глаз и ушей. А то у них в деревне водилось слишком много любопытствующих. Это ужасно раздражало Му Чжина, поэтому он решил во чтобы то ни стало переехать в столицу, выучиться и стать успешным журналистом. И никогда не возвращаться сюда. — Любовь? — понимающе кивнул Му Чжин, не удивившись такому странному вопросу. У Хён Су были проблемы с эмоциями, поэтому многие считали его одержимым, чудиком и побаивались. Хэ Су постоянно ходила заступаться за брата. Му Чжин со временем привык к его странной манере общения. — Когда вижу ее, в груди как взрыв тепла. Очень волнуюсь, когда она говорит со мной. И могу бесконечно смотреть на ее улыбку. Но она редко улыбается... а еще хочу заботиться, делать ей приятное, обнимать, целовать... — Всё, хватит, — прервал его размышления. — Как думаешь, у меня есть шанс? За ней много парней ухаживает. — Без понятия, она никогда о таком не говорит и подарки выбрасывает, говорит, что это глупо. Му Чжин горько вздохнул, наливая себе еще алкоголя. Почему-то о закуске он не подумал. — Давай напьемся, Хён Су! — решительно заявил и долил еще другу. Тот поморщился, но выпил. Через пару часов, когда мир кружился, и Хён Су тошнило в ближайших кустах, их обнаружила обеспокоенная Хэ Су. —Му Чжин, придурок, ты зачем напоил Хён Су? — отвесила ему подзатыльник. —О! Хэ Су, а ты мне нравишься! — заплетающимся языком произнес, хватая ее за руку. Она хотела вырваться, но он из-за выпитого алкоголя не мог удержаться на ногах, поэтому они вместе упали на траву. А потом его стошнило на нее. Пришлось отдать ей свою кофту, пока она пыталась отстирать платье в ручье. Девушка всю дорогу ругалась, а они с Хён Су, мокрые и дрожащие (решили протрезветь, искупавшись прямо в одежде в ручье), плелись рядом. Когда она подошли к воротам дома брата и сестры, Хён Су попрощался и поспешил сменить одежду, но Хэ Су осталась стоять и сверлить Му Чжина взглядом. — Му Чжин, я готова тебя убить, ты в курсе? Запоздало пришло смущение — наверное, алкоголь немного развеялся. — П-прости, но я правда... — Ладно, давай встречаться, — посмотрела себе под ноги и ответила слишком робко для той, кто раздавала подзатыльники и проклинала их всю дорогу. — Эм... что? — растерялся. — Ты мне тоже нравишься... немного. — Точно? — недоверчиво посмотрел на нее. — Иди домой, завтра поговорим, — коротко взглянула на него. — Х-хорошо. Му Чжин дома долго стоял под душем, тёр себя мочалкой и думал, что это какая-то шутка или галлюцинация. Но на следующий день они встретились и поговорили. И все оказалось правдой…***
Тогда их мало интересовали новости большого мира — они затерялись на несколько лет в своем маленьком. Он чаще бывал дома у Хэ Су, чем у себя. Мама даже обижалась. Но он как-то умудрялся хорошо учиться (все же планы на будущее у него имелись). Зимы он почти не помнил, потому что холода больше не чувствовал во всех смыслах. Дома у семейства До всегда было тепло и пахло выпечкой, хоть и жили они втроем. Хэ Су пекла потрясающие яичные пироги или делала рисовые булочки. Он целовал ее потом, когда они оставались наедине и чувствовал запах выпечки. Она всегда смущалась и целовалась несмело, робко. Его руки, будь они неладны, всё норовили залезть ей под свободную футболку, которую она носила дома поверх спортивных штанов (но он всегда вовремя себя останавливал). На той футболке было множество неотстирываемых пятен от краски, и это казалось ему чем-то невероятно милым. Чаще всего Хэ Су проводила время в мастерской, которую ей выделил отец для ее творчества. Му Чжин любил вооружиться видеокамерой, которую ему подарил отец на день рождения, и снимать ее. Она смеялась, просила прекратить, а он любовался ею. И хотел сохранить в памяти такую — улыбчивую, нежную, хрупкую. Она рисовала цветы, портреты, натюрморты. Однажды даже нарисовала его, долго мучила, заставляя сидеть не двигаясь несколько часов. А Му Чжин вечно отвлекался: на ее улыбку, то, как она заправляет прядь за ухо и смотрит из-под опущенных ресниц. Прошло так много времени, а он до сих пор помнит, как горел тогда изнутри. Сжимал руки в кулаки на коленях, чтобы не выдать своего состояния. Почему-то тогдашнего подростка Му Чжина донельзя распалило казалось бы вполне невинное занятие. Он медленно плавился, как галлий в крепко сжатой руке. Хэ Су была слишком сосредоточена на рисунке и, к счастью, ничего не замечала. Не то он бы сгорел от стыда, потому что она была такой милой, невинной. Наверняка подумала бы, что он какой-то извращенец и выставила бы за дверь. Несмотря на то, что они встречались около года, дальше невинных поцелуев дела не заходило. Он боялся даже опустить руку ниже талии. А вдруг ей не понравится, решит, что он только об этом и думает? В конце концов можно и подождать. Как только она закончила рисунок, Му Чжин схватил куртку и быстро ретировался. И никогда она не узнает о том, как он удовлетворял себя ночью, представляя то, на что в реальности никогда не решился бы…***
Лето 2001 года было самым лучшим в его жизни. До взрыва маленького мирка оставался почти год, но тогда никто об этом не знал. Хэ Су заняла первое место в каком-то художественном конкурсе и даже ездила на церемонию награждения в Сеул. — Возможно, буду учиться в художественной академии в Сеуле, представляете? — восторженно рассказывала им с Хён Су. — Я тоже собираюсь поступать в Сеульский университет, на журналистику, можем вместе комнату снимать, — воодушевился Му Чжин. — Ты ведь тоже в Сеул после выпуска, да, Хён Су? — глядя, как Хён Су по-прежнему возится со своим плеером, толкнул его в бок. Тот враждебно посмотрел на него, быстро затыкая уши наушниками. — Хён Су хочет остаться с отцом здесь, — грустно улыбнулась, посмотрев на брата. — У него вроде бы неплохие оценки, мог бы попробовать, не в Сеульский, конечно, но... — Ему это не нужно. — Странно, я думал, что все хотят выбраться из нашей деревушки и увидеть большой мир. Это же Сеул! — Не всем это нужно, Хён Су здесь спокойно. Он хочет перенять дело отца, а для этого совсем необязательно оканчивать университет. Хэ Су легла на покрывало, приложила руку козырьком ко лбу и посмотрела в небо. — А ты? Не будешь волноваться за него? — Му Чжин расположился рядом. Хён Су, казалось, был далеко отсюда — сидел на траве и, прикрыв глаза, слушал музыку. — Буду, конечно, но отец позаботится о нем. Так будет лучше, ты ведь знаешь, что он отличается от нас. Ему было бы сложно ладить с другими людьми, а я не смогла бы быть с ним рядом всегда, как здесь. — Но, возможно, ему это и нужно. В смысле, попробовать самостоятельно адаптироваться, найти друзей, девушку, работу. Ты же не можешь всю жизнь заботиться о нем. — Ты думаешь, я чересчур опекаю его? — повернулась к нему. Они лежали слишком близко, практически соприкасались носами. И Му Чжину стало плевать на все вопросы и умные мысли — так хотелось коснуться ее губ. Он завороженно смотрел на эти губы и не отвечал. Пока не увидел ее улыбку. — Прекрати пялиться, — отодвинулась. — Извини, так о чем мы? — О Хён Су. — Он сидит рядом, мне как-то неловко обсуждать такое, — выкрутился, с трудом оторвал взгляд от нее и снова переключил внимание на друга. — Если он надел наушники и включил плеер, считай, его тут нет. — А что он постоянно слушает? — Ну, знаешь, такой немного странный певец с непонятным псевдонимом - Псай или Сай[1], недавно по телевизору его клип крутили. Хён Су нравится. Му Чжин понятия не имел, что это за Сай или Псай, он мало следил за популярной музыкой. Девчонки в классе фанатели от HOT, а парни от Fin.K.L. Они часто обменивались кассетами и журналами со знаменитостями на обложках. Му Чжин же слушал зарубежную музыку и изредка — корейские баллады. — Понятно, почему тогда он носится с этим плеером… — пробормотал, подавив зевок. Слишком хорошо было лежать вот так, в тени деревьев, возле Хэ Су, разговаривать или молчать, слушать ветер или шум ручья. Можно закрыть глаза и думать, что так будет всегда — они вместе, счастливы, влюблены и беззаботны…***
Тем летом случилось еще одно важное событие. Дождливой ночью возле его порога стояла промокшая до нитки Хэ Су. Родителей Му Чжина дома не было: поехали в Сокчхо к каким-то дальним родственникам на свадьбу. Му Чжин уезжать никуда не хотел и клятвенно обещал, что за три дня не натворит дел. По хозяйству дел прибавилось, но зато теперь он мог приглашать в гости ребят. С Хэ Су они виделись сегодня днем: она решила целый день провести в мастерской. Господин До оповестил об этом его с порога, и парень решил не мешать ей, просто заглянул на пять минут поздороваться. И вот теперь она здесь: сгорбилась в своей толстовке с капюшоном и дрожит от холода. — Заходи, быстрее, — буквально затолкал ее внутрь. — Замерзла? Сейчас согреешься. Снимай свою кофту и иди на кухню. Хэ Су была слишком молчалива и покорна. Она стянула кофту и послушно пошла на кухню. Му Чжин уже суетился возле электрической плитки. Делал чай, доставал печенье. Девушка по-прежнему молчала. — Что-то случилось? — Хён Су снова дразнили, они пытались отобрать у него плеер... Но я успела вовремя, — всхлипывает, роняя слезу в чашку. Му Чжин растерялся, не зная, что ответить. Хён Су не кажется нормальным подростком: он чересчур отстраненный и безэмоциональный. Смеется, когда другим не до смеха. И хмурится, когда кто-то выдает остроумную шутку. А еще часто спрашивает, как стоит себя вести и чувствовать. Многих он пугает, некоторых раздражает. Только Хэ Су может поладить с ним. Местные кумушки говорят, когда они проходят мимо, мол, в семье не без урода. Урод, разумеется, Хён Су. — Хён Су немного... странный, — мягко произнес Му Чжин. — Он отличается от других, но он никогда никого не обидит — Хён Су не способен на ненависть. — Как и на любовь, да? — Не знаю, — еле слышно произнесла, а потом громче продолжила: — Можно я... останусь у тебя? — вскинула на него свои невозможные глаза-омуты. — Хён Су что-то мастерит, отец уехал по делам. А я не могу сидеть дома. Хотела... побыть с тобой. — Конечно, оставайся, — нервно улыбнулся, хватая горячую кружку и тут же обжигая и пальцы, и язык. Тогда у него не было каких-то коварных планов, но волнения и трепета — в избытке. Он постелил ей кровать со свежим бельем, пока она мылась, затем старательно отводил взгляд, чтобы не смотреть на нее. Она была в его футболке и спортивных штанах, которые ей были явно великоваты. Хэ Су в этом наряде выглядела слишком домашней и родной. Будто они жили вместе много лет, и каждый день делили вместе. Он достал футон и лег в родительской комнате. Сна не было. Гулко билось сердце. И часы тикали на полке. Быстрее бы утро, с тоской думал Му Чжин, глядя на кусок звездного неба в небольшом окошке. А потом тихо открылась дверь, пропуская внутрь электрический свет. Она стояла в одной футболке, босая, с распущенными волосами. — Я... — теребила край футболки и, наверное, прикусывала губу, но свет бил в лицо, поэтому он видел только размытый силуэт. — Тебе страшно? Дождь вроде бы прекратился и грозы нет, — зачем-то пробормотал Му Чжин, неловко барахтаясь, пока наконец не подскочил на ноги. — Нет, я… — резко захлопнула дверь и приблизилась к нему. — Можешь лечь со мной, я не... — нервно сглотнул, глядя на нее в темноте. Она часто дышала, медленно протягивала руку к его лицу, но не решалась дотронуться. — Я хочу с тобой... — не закончила фразу, а просто подалась вперед и поцеловала. Медленно, нежно. Му Чжин все еще боялся сделать лишнее телодвижение — просто сжимал ее плечи. Они долго целовались, и он наконец решился: углубил поцелуй и мягко протолкнул язык в чужой рот. Она охотно ответила и обняла его за шею. Такая близость — слишком для него. Девушка прикасалась к нему своей грудью, которая была скрыта лишь тонкой тканью футболки. И он чувствовал острые соски и горячие полушария. Руки непроизвольно спускались с плеч ниже, к талии. — Мы можем лечь? — произнесла отчего-то шепотом, отрываясь от него. — Д-да. Он слишком волновался, хотя представлял разные сценарии их близости сотни раз. Но в реальности — он неопытный девственник, а она слишком красивая и хрупкая. Одно дело — бросать пошлые шуточки в компании таких же придурков, оценивая прелести знакомых девчонок. Другое — дрожащими пальцами гладить ее нежную кожу, боясь оставить следы. А затем — путаться в одежде. И ловить чужие вздохи. Прикосновения. Пульс. Первый раз — это сумбурно, неловко и слишком откровенно. Первый раз — это слишком близко, завораживающе и оглушающе. Не из-за физического наслаждения, которого не так много, как показывают в порно (он смотрел на кассете у одноклассника). А из-за переполняющих эмоций и новых ощущений. Хэ Су всхлипнула, когда Му Чжин немного резко вошел в нее. Он в ответ поцеловал ее изломанные губы. И, кажется, ее глаза блестели от слез в темноте. Он шептал что-то ей на ухо. Она шумно дышала. И со свистом выдыхала, когда он ускорялся. Все закончилось довольно быстро и совсем не феерично. Он успел вспомнить в последний момент, что они не предохранялись, и поэтому кончил ей на живот. Затем быстро поцеловал, вытер своей футболкой. Она растерянно улыбнулась, и они сходили вместе в душ. Там была только небольшая душевая кабинка, где они с трудом помещались вдвоем, да и вода была прохладная — бойлер не успел нагреться. Там он тер ей спину мочалкой и шептал на ухо, какая она потрясающая. И там же сумел доставить ей удовольствие пальцами, чем был невероятно горд (все же не всё с ним потеряно). И когда она дрожала от его прикосновений, он чувствовал себя очень счастливым. И шептал без конца «люблю». Когда они лежали потом вдвоем, в темноте, разморенные и уставшие, она сказала: — И я люблю тебя, даже слишком… Почему «слишком» он тогда так и не понял, но переспрашивать не стал. Притянул ее себе в объятья, и они уснули так, накрывшись одеялом. А утром их разбудил стук в дверь: это Хён Су наконец-то заметил, что сестра не ночевала дома, и пришел отыскать ее. — Отец приехал утром, но я сказал, что ты спишь, так как рисовала допоздна, — холодно сказал парень, придвигая к себе чашку с чаем, который заварил растрепанный Му Чжин. — Извини, что я не предупредила тебя, — пристыженно прошептала, потирая шею с небольшим засосом. Все же следы он оставил, но Му Чжин, глядя на Хэ Су, ни о чем не жалел. Наоборот, хотелось подарить ей весь мир. Такое странное чувство. Он бы и замуж ее позвал, да только знал, что у нее есть грандиозные планы на будущее, но это успеется. — Нуна, вы занимались сексом? — в своем стиле, прямо в лоб, выпалил Хён Су, а потом наблюдал, как сестра отводит взгляд и краснеет. — Эй, следи за языком, — дал ему подзатыльник Му Чжин. Хён Су только поморщился, но тему развивать не стал. Для него это все равно темный лес. То далекое летнее утро 2001 года начиналось солнечно, каким и отпечаталось в памяти. А в душе у Му Чжина тогда крепло что-то великое и всеобъемлющее. Такое, что не просто вырвать с корнем.***
Когда Му Чжин скопил немного денег, подрабатывая то посыльным, то помощником по хозяйству у соседей, он поехал в город и купил Хэ Су подарок: красивую цепочку с кулоном. Продавщица долго говорила о значении камня, но он ничего не понял, кроме того, что значение положительное. Она смущенно улыбнулась и попросила надеть ей на шею цепочку. А потом носила не снимая. А иногда неосознанно, задумавшись, сжимала в ладони кулон и улыбалась. Он был рад, что делал ее счастливой. Что еще Му Чжин помнил о том лете? Много сумбурных образов и ярких красок: брызги ручья, зеленый лес, ее красные от поцелуев губы, мягкая на ощупь кожа. Однажды они пробрались в амбар к старосте и долго целовались на стоге сена, которое безбожно кололось и лезло в глаза. Оказывается, нарушать правила весело. Быть безрассудными — так пьяняще. Быть влюбленными — так приятно… А через год на этом месте прольется кровь, и это событие разделит жизни троих ребят на до и после... Но это потом, не сейчас. Она прикусывала запястье в моменты близости, чтобы громко не стонать. Му Чжин потом поглаживал следы от зубов и смеялся. Они слишком забывались, будто оказывались на краю мира только вдвоем. Под своим личным куполом счастья. Но мир хотел пробиться сквозь него: Хэ Су звонили подруги, звали гулять, Му Чжина ребята постоянно звали погонять мяч на футбольном поле, родители просили хоть иногда бывать дома. Время утекало, рассыпалось в пальцах как песочное печенье стоит сжать кулак. Но когда влюблен — впервые, искренне, — думаешь, что это навсегда. И ничто никогда не сможет разлучить вас. Ни дожди, ни ветра, ни метели, ни человеческая молва. Однако последняя оказывается самой коварной. В середине осени к Му Чжину пришли кошмары. Нет, они и раньше у него были, как и у всех, но теперь стали мучить каждую ночь. Он даже боялся засыпать. И вроде бы сумел себя успокоить и внушить, что в подвале у господина До был лось, но в глубине души что-то шевелилось темное, жгучее. Он ненавидел ночи. А еще больше — утра. Когда кошмаром становилась окружающая действительность. В школе получалось немного забыться на уроках. В перерывах встречался с Хэ Су, но теперь тяжело было оставаться с ней наедине. Он по-прежнему любил, но все больше уходил в себя, отдалялся. Наверное, боялся, что она что-то поймет, заглянет к нему в глаза и... Хён Су раздражал отчего-то больше всего. Раньше он нормально переносил его холодный взгляд и смирился с отсутствием эмоций. А сейчас, казалось, там есть, как и у него, что-то еще. И Му Чжину не хотелось на дне его глаз увидеть оживший ночной кошмар. И его кидало то в дрожь, то в пот. Он вроде бы успокаивался, даже спал крепко по ночам и обнимал крепко Хэ Су. Потом срывался на Хён Су, обзывая уродом. Хэ Су просила, умоляла, увещевала его: он не виноват, он другой, но все еще безобидный, не надо. Он соглашался: да, не прав, Хён Су ничего не делал. И все повторялось вновь. А потом уже их отец покончил с собой и открылась шокирующая правда. А потом — Хён Су стал изгоем и воплощением зла. А потом — Му Чжин бросал в него камни и слова-камни — в Хэ Су. А потом — разорванная цепочка нашла приют вместо травы у него в шкатулке. А потом — глава деревни умер от ножевых ранений в том самом амбаре, где когда-то два влюбленных подростка целовались до беспамятства и забывали имя, близких, дом, себя... Ох, как же тогда он возненавидел Хён Су, а еще больше — себя. Влюбленного, жалкого, мучившегося от бессонницы и плачущего от бессилия, сжимая в руке треклятый кулон. Все солнечные и летние воспоминания были перечеркнуты крест-накрест, облиты бензином и подожжены. И стало невыносимо пусто и безветренно внутри. Первая любовь Му Чжина закончилась кровью, кошмарами по ночам, ненавистью и глухой тоской. Но время вроде как лечит, нет?..***
...И снова эти глаза горной лани напротив. Она вернулась, понимаешь?.. На душе смута со сполохами счастья. Ага, почти 20 лет — шутка ли? — но все как прежде и все совсем по-новому. Он не хотел снова связываться с ней или с Хён Су. Снова вспоминать, вытаскивать наружу, перетряхивать. Будто бы восемнадцати лет недостаточно! — Это я, я убила старосту. Он не поверил сразу. Ну как она могла, его хрупкая, его нежная, его добрая Хэ Су? Но что-то в ее облике заставило понять: это правда. И когда за ней с писком захлопнулась дверь. Он включил погромче песню, которую они слушали вместе много лет назад в мастерской, когда она лепила из глины его лицо и улыбалась. Правда — отрава. Ложь — искушение. Он давно понял это и смирился. Потому что врал себе много лет и понимал, что только благодаря этому не свихнулся. Он убедил себя в том, что кругом враги, и вся деревня была центром какого-то вселенского заговора против несчастного Му Чжина. А тут вдруг оказалось, что все могло быть иначе. Что-то вынудило Хэ Су воткнуть нож в другого человека. Дружелюбную, вежливую отличницу Хэ Су. Все смешалось: черное и белое, небо и земля, любовь и ненависть. Она ушла. А он ночью думал о том, что могло бы быть, если бы вернуться в то лето. И все вычеркнуть с легкой руки: поцелуи, сияющие глаза, нежные руки, звонкий смех, запах трав и шум ручья. Думал: нам бы в лето, всем троим. Снова в беззаботность и глупость. Туда, где нет темноты, кошмаров и бессонницы. Чтобы мы снова почувствовали вкус жизни и кто-то обязательно пообещал, что все будет хорошо. Но вот же лето за окном — и тепло, и солнечно. Но он не чувствует ничего и мечтает попасть в параллельную вселенную. Словно это лето — блеклое и невзрачное по сравнению с тем, неповторимым оригиналом образца 2001 года. А ведь мир не изменился — все тот же воздух, все те же краски. Изменились они, всего лишь они сами. А вместе с ними их маленький, хрупкий мир-шар. Реальность проткнула его тонкой иголкой, безбожно, жестоко. И они стояли на ветру, обнаженные, никому не нужные. Новый мир был огромен и тоже по-своему прекрасен, но больше ничто не защищало их от угроз внешнего мира. Однажды, когда ему было совсем скверно, он пытался найти себя здесь, в новом мире. Ведь все себя находят или теряют окончательно. Хотелось найти. Он зависал в каком-то баре, цедя стакан виски — напиваться не хотелось. К нему подошла женщина, пыталась поговорить. И он подумал: если с алкоголем не сложилось, то можно попробовать перебить физической близостью. Все закончилось в мотеле разворошенными простынями и запахом чужого тела, который его раздражал, поэтому он подолгу стоял под душем. И, в конце концов, он оказался в кресле у психотерапевта. У врача было очень запоминающееся звездное имя — Ли Мин Хо. Он еще рассказывал, что родители актера когда-то отдыхали с ним на Чеджудо, и он спас их от развода, поэтому они назвали сына в его честь. И говорил он об этом с такой гордостью, словно действительно верил в свою ложь. Му Чжин на первом сеансе говорил мало — всё слушал увлекательные и невероятно правдивые истории доктора и пил чай с жасмином. Видимо, у того была своя методика налаживания контакта с пациентом. Когда начались вскрываться старые загноившиеся раны, он не выдержал и перестал ходить к мозгоправу. Может, боялся обнаружить в темноте монстров пострашнее. Или не хотел расставаться с этими. Он не знал, и самокопанием перестал заниматься. Что помогло ему и привело в чувства лучше любых сеансов у мозгоправа со звездным именем — это проведенные несколько дней связанным в подвале у Хён Су. Он даже хотел поблагодарить того, хоть и звучало это совсем уж нездорово. Но в своей адекватности он сомневался уже давно, а в адекватности Хён Су — и того дольше. Как только детектив Ча с ним справляется?.. Он сидел там, разглядывал старые вещи, слушал тиканье часов и думал. Внезапно так невыносимо захотелось жить. Неважно как, где и кем — просто вставать утром, пить кофе, тащиться на работу, ругаться с начальством, ужинать какой-то вредной едой вроде жареной курочки и рамёна, смотреть идиотские шоу, брать интервью у пластиковой старлетки, ждать зарплаты, копить на отпуск, ненавидеть погоду за окном… Ладно, пусть он и не жил вовсе, а существовал. Но ему хотелось, чтобы эта карусель продолжалась. Может, ему повезет. Может, он выберется из той выгребной ямы, в которую себя загнал. Может, получится. А ведь сколько раз думал, что можно разом закончить всё! Когда слышал, что очередной айдол покончил с собой из-за затяжной депрессии, надышавшись угарным газом, проскальзывала постыдная мысль: может, к лучшему. Сейчас же решил: нет. Он слаб и ничтожен. Ему нужна его жалкая серая жизнь, потому что она одна и его…***
И когда Хэ Су показывала ему свою жалкую жизнь — пустую квартиру со снотворным на тумбочке и перегоревшей лампой, — он понимал, как много они потеряли и как мало приобрели. Ей казалось, что Му Чжину удалось спастись, выбраться и зажить яркой жизнью. Ну как же — известный репортер, теперь на волне популярности той старой истории наверняка получит и повышение, и прибавку. Будет ходить в караоке с коллегами, ужинать с разными людьми, возможно, женится на какой-нибудь элегантной дамочке. Хэ Су слишком тонула в своей боли, чтобы разбираться в несчастьях других. Когда-то он хотел подарить ей мир, а теперь дарит торшер. Вот и ирония, и трагедия жизни. Хуже всего, что они и другие, и такие же. И чувства в наличии, может уже не такие острые, ослепительные, но любовь не исчезла, не растворилась в воздухе. Жаль только, что она не спасала и не утешала. Хэ Су пыталась оттолкнуть, закрыться. И нужно было дать ей понять, что по-прежнему живет в нем — не только воспоминания и горечь. — Я люблю тебя с тех пор, как впервые увидел… И цепочка, которую так бережно хранил, снова вернулась к своей владелице. Он бы и сердце свое вернул, но поздно, пусть остается у нее. Так надежнее.***
И все повторилось вновь. Не хотел ввязываться во все, но не смог остаться в стороне. И серая жизнь казалась теперь далекой и нереальной, потому что штормило так, что только держись. Погони, встречи с бандитами, опасность, старые скелеты, вытащенные из чужих шкафов. И он решил себе признаться в том, что ему нравилось. Нравилось куда-то (и к кому-то) спешить, помимо работы. Спасать, рисковать, строить планы. Сидеть рядом с ней на полу и не отводить взгляда. Защищать и оберегать. Как должен был, как мог бы тогда, восемнадцать лет назад. Но он не мог. Ну какой из него защитник? Так, заигравшийся в детектива и супермена неудачник. Поэтому Хэ Су лежала там, на операционном столе, с ножевым ранением. Она бы сказала, что это карма мстит ей за старосту. А он бы возразил: это все моя вина, я обещал и не уберег. Терять ее не хотелось, слишком многое потеряно и так. И он не отходил от нее, все держал за руку. Персонал больницы возмущался, но спускал на тормозах. А когда она открыла глаза и увидела его рядом, то сказала: — Я видела тебя во сне и не хотела просыпаться. Му Чжин сам и не понял, как начал плакать. Слезы как-то сами катились по щекам, он смахивал их, смущаясь своей слабости. Порой и ему снились такие сны. Но всегда просыпался, а реальность обхватывала его своими ледяными руками. Но сейчас он радовался, что она здесь, живая, а не там — во сне, на грани жизни и смерти. Одними губами, глядя, как рядом суетятся медсестра и врач, он сказал снова: — Люблю тебя. Хэ Су не увидела этого, однако наверняка почувствовала. Даже слегка улыбнулась. Остальное казалось таким крошечным и мелочным. Она жива — это главное. И был арест, и суд, а затем — оправдательный приговор. А затем на пороге его квартиры, как много лет назад, она стояла, промокшая до нитки. — Ты чего зонтик не взяла? — пропустил ее внутрь. — Забыла, — просто пожала плечами. — Чаю или заказать что-нибудь? Я не очень хорошо готовлю, — замялся. Хэ Су отрицательно помотала головой и принялась выбираться из толстовки. Му Чжин слегка растерялся, но из вежливости отвернулся. За эти несколько месяцев они не впервые оставались наедине, и никто не пересекал черту. Просто старые знакомые, напарники или друзья. Не больше. Не вспоминали ни горячечные поцелуи, ни ласки, ни торопливый секс на продавленном диване в мастерской восемнадцатилетней давности. Забыли, вычеркнули, проехали. Было и было. Первые — не значит единственные. Первые — не значит навсегда. — Му Чжин, — к его плечу прикоснулась ее теплая ладонь. Он резко повернулся и уставился на нее расширившимися глазами. — Хэ Су… Он не помнил ее такой и не узнавал. Слишком смелая и отчаянная. Соблазнительная и откровенная в своей наготе. Вот только все это больше походило на издевательство или подачку. Будто она решила дать ему что-то, а затем исчезнуть наутро. — Ностальгия? — прикрыв глаза, вымученно произнес, отказываясь поддаваться. — Нет. Открой глаза, Му Чжин, — твердо произнесла. — Оденься, мне это не нужно, — открыл, но только чтобы повернуться и уйти в другой конец комнаты. — Можно мне побыть эгоисткой? — шепотом. — Мне надоело винить себя и посыпать голову пеплом. И жить вполсилы и прятаться по углам. — Не понимаю, как это связано. — Я помню, Му Чжин. Помню всё хорошее, а плохое забыла. Не полностью, но больше не позволю ему отравлять себе жизнь. Голос все приближался, пока она не остановилась за его спиной. — Это так не работает, Хэ Су. Я не противоядие, — чувства в полном беспорядке, и, кажется, он уговаривал сам себя больше, чем ее. С ней не будет просто так. Переспали и пошли дальше. Ему уже не восемнадцать, чтоб придавать такое значение простому действу между двумя взрослыми людьми по взаимному согласию, но… С ней по-другому. Слишком на пределе — сил, эмоций, ощущений. Сон закончится, и он проснется в холодной постели. Почему хоть раз это не может стать реальностью?.. — Я знаю, глупый. Но как ты думаешь, почему я стою здесь голая и уговариваю тебя заняться со мной сексом? — протянула к нему свои руки и обвила ими его талию. Снова касание и тепло. Она слишком теплая. Это опасно — согревшись, выходить в метель. — Ты хочешь вспомнить что-то или забыть, — выдохнул через зубы. — Нет. Все, что для меня дорого, я не могу забыть при всем желании. И ты не важен, Му Чжин… — замолчала, — ты дорог. Поэтому мне больно было уходить от тебя, а сейчас безумно стыдно стоять здесь так и предлагать себя. Но я не сбегу из-за этого. Не в этот раз. — Зачем ты..? — с болезненным стоном расцепляет ее руки и поворачивается. — Не говори так, если не хочешь остаться. В смысле со мной и надолго, а не до утра. Хэ Су усердно кивает. — Восемнадцати лет достаточно, ты так не думаешь? Му Чжин улыбается, поглаживая ее щеку. Она такая… реальная, не как в воспоминаниях или снах. Никакого флёра загадочности и невесомости. Может, с возрастом розовые очки спали, но ему так больше нравится. Между ними много всего: и ошибок, и слов, и чувств. А на деле — всего-то ткань его футболки. И свободный доступ к отбивающему свой ритм сердцу. Хэ Су забирается к нему на колени и жадно целует. Они уже обнажены и нетерпеливы. Никаких поблажек и промедлений. Затем был горячий чай. И разговор о погоде, новом развлекательном шоу на центральном канале, его последней статье и чудовищных пробках на дорогах в час-пик. О том, что не сбылось, но должно вот-вот. О том, что обязательно будет. О том, что торопиться не стоит, но так хочется наверстать упущенное. И о любви ни слова. Это по умолчанию — через года, расстояния и боль. Утром Му Чжин проснулся в теплой постели и понял: теперь надо привыкать к новой жизни. И совсем не хотелось возвращаться: в лето, прошлое или сон. Ему здесь нравится. С ней.