Poison

      Уиллоу всегда была хорошей девочкой.       Достаточно хорошей, чтобы следовать правилам и продолжать улыбаться, даже когда о тебя вот уже в который раз за день вытирают ноги и поливают грязью - порой буквально. Достаточно умной, чтобы молча выслушивать очередные бесконечные унижения от бывших подруг, не навлекая на себя еще большие неприятности, и достаточно терпеливой, чтобы изо дня в день подавлять ненависть, разрастающуюся изнутри, подобно самой смертельной злокачественной опухоли, отравляющей само ее существование. Осторожно, Уиллоу, не дай ни единой капли просочиться наружу.       Потому что так надо. Потому что никто из них - даже собственные родители - не поймет, каково это: чувствовать, как яд нестерпимо жжется по венам, закипает внутри жгучей кислотой, превращая в пытку каждый вздох. Каково беззвучно рыдать по ночам, ощущая, как зараза пожирает все, что когда-либо было в тебе доброго и светлого, подпитываясь завистью и злостью. Уиллоу ведь хорошая девочка, а хорошие девочки должны быть милыми и послушными.       Хорошие девочки никогда не стали бы тайком запираться в ванной, надеясь, что хотя бы так, вместе с кровью, яд сможет наконец покинуть никчемное, ни на что не годное тело, сбежав по водопроводным трубам.       Уиллоу всегда нравились ядовитые растения.       Стоит только коснуться хрупких, беззащитных на вид лепестков - и мгновенно пожалеешь. И только ей одной смертоносные побеги не причиняли вреда, ласкаясь, тянулись своими лозами, будто знали, принимали за свою; бесконечно долгими ночами убаюкивающе шептали, пели колыбельные, слышные одной только Уиллоу, отгоняли кошмары.       С ними одними Уиллоу могла быть самой собой, болтая на будничные темы, как с лучшими друзьями, которых у нее никогда не было - пока, наконец, не лишилась и их: профессор настоял на том, чтобы худшая в классе ученица посвящала больше времени созданию скверн вместо бесполезных отвлечений, а родители не предприняли даже попытки защитить дочь. Конечно, ведь хорошие девочки должны заботиться о своем будущем, самое время оставить глупые забавы с растениями в детстве, Уиллоу.       В тот день раковина насквозь пропиталась тошнотворным запахом яда, а Уиллоу - мыслями о том, что в аду, скорее всего, не так уж и плохо. В месте, где нет ненавистных скверн, а сильные не готовы вцепиться в глотки слабым ради веселья, уж точно не может быть еще хуже.       Уиллоу всегда была хорошей девочкой. И от этого только страннее смотреть в зеркало, видеть, как на месте недавних порезов распускаются свежие ядовитые бутоны, и понимать, что зараза победила. Оказалась сильнее, с треском разбив уже давно прогнившую от ненависти и бессильной злобы маску хорошей девочки на тысячу осколков - не собрать, не склеить, не восстановить даже магией. А на ее месте проросла прекрасная белладонна - поначалу неприметная, но смертельно ядовитая для любого пожелавшего протянуть руку к изящным изумрудным побегам, любимица Уиллоу.       Так странно иногда складывается судьба - острые шипы и красота даже самых изысканных роз оказываются бессильны, а яд, так долго казавшийся проклятьем, оборачивается единственным спасением, подарившим долгожданный глоток свободы.       Свобода Уиллоу пахнет терпкой ведьминской белладонной, расцветающей поверх старых шрамов, а ее нестерпимая горечь кажется слаще всего на свете. Уиллоу вдыхает ее полной грудью, до головокружения - и не может надышаться, ощущает полностью, до самых кончиков пальцев - и не может начувствоваться.       Впервые так звонко и легко рассмеявшись, Уиллоу точно знает - хорошая девочка осталась умирать где-то там, далеко, среди битых осколков и собственных изрезанных в кровь ладоней, где ей и положено встретить свой жалкий конец. Ну и пусть - нет ни в этом мире, ни в ином другом таких правил, которые способны были бы сдержать ее теперь!       Уиллоу даже ее не жалко - ну, разве что самую малость. По ней некому будет скучать, да и, по правде говоря, незачем - хорошая девочка Уиллоу Парк всегда была слишком хорошей, чтобы по-настоящему заботить кого-то, вот уж ирония.       А Луз готова голыми руками вырывать с корнем ядовито-горькие побеги ненавистной белладонны.