your bad romance

Окна завешаны плотными шторами, которые раскрыты ровно настолько, что бы спокойно ориентироваться в музыкальной комнате. Никаких ярких лучей света с блёстками пыли. Для Пятого это задний план, уловленный периферийным зрением. Харгривз стоит у дверного проёма, сунув руки в карманы, прислонившись к стене. Он смотрит на фортепиано, и сидящего за ним самого себя. Сейчас это все больно напоминает картину сюрреалиста, в тёплых шоколадных тенях с чистотой белых клавиш и разноцветием картин на стенах. Пятый, как бы он себя не уверял, что пора бы уже, до сих пор не мог привыкнуть к Файву, к его нахождению рядом, в Академии, в их доме. Такой же как он, но другой. Проживший 45 лет в другом апокалипсисе. Так же любящий кофе, но мешая его с огромным количеством сахара. Так же с любовью и восторгом вспоминая о своей Долорес. Любящий кровь на своих руках, вкус смерти, звук капающей с оружия крови. Он слушает игру Файва, намеренно медленно дыша. Пятый хорошо знает эту мелодию и мысленно представляет, как бы он сам играл её. Файв заканчивает и оборачивается к нему. Пятый не то что бы скрывался, но чувствует себя уязвленно от того, что его присутствие заметили так просто. — Знаешь что это за композиция? — Задаёт вопрос Файв, разминая пальцы, с не успевшими зажить, но уже вновь сбитыми костяшками. — Да. Отец часто заставлял её играть. — Это было правдой. Заметив склонность детей к чему либо, Реджинальд тут же устраивал им полное обучение, не заботясь, мимолетным ли было увлечение. Файв отводит взгляд вниз, Пятый улавливает малахитовый отблеск. Его глаза ведь такие же? Пятый не мог понять, желает он отыскать максимум различий, или стереть между ними любую разницу, принять их идентичность. Сейчас он исследует оба варианта. — Мне всегда велели играть другую. Ненавижу её теперь. — Просто замечает Файв. И Пятый в восторге, это часть его жизни, другой, ещё деталь к образу, ещё одно различие. — И что за произведение ты играл? Пятому, кажется, действительно интересно. Файв не даёт названия, просто возвращается на пол оборота к инструменту и одной рукой наигрывает мелодию. Пятый не узнает её, но ему она нравится. Он уже хочет попросить Файва сыграть её полностью, даже с какой-то язвительностью и принципиальностью. Он почему-то уверен, что Файв ему не откажет сейчас. Словно сейчас они открыты друг для друга, могут говорить без страха, в прогрессии следуя друг за другом, отвечая откровенностью на открытость. Как две объединенные клавиши — тронь одну и зазвучит вторая, и так по количеству звёзд во Вселенной, пока не пересчитают их все. Файв продолжает что-то наигрывать, даже уже повернувшись к нему. Мальчик на секунду закусывает губу. Кажется, она разбита. — У тебя не получалось сыграть какую-то композицию? Харгривз не знает, почему тот интересуется этим. Но готов отчечать и он кивает, называя произведение. — Мне никогда не удавалось сыграть связующую и заключительную партию. Но отец вновь и вновь наказывал играть именно их. Файв заинтересовано поворачивается к нему полностью, убирая пальцы с клавиш, оставляя затухающий звук расплываться по комнате. — Лучше всего у меня выходили именно эти партии. Неожиданно, он отсаживается в сторону, будто приглашает Пятого сесть рядом. Тот недоуменно смотрит на него. — Что ты хочешь? Файв даёт неожиданное предложение. — Давай сыграем её вместе. Пятый фыркает. Он давно не садился за инструмент. Одно дело наблюдать и вспоминать свою игру, другое — действительно сыграть. — И зачем? Файв недолго ищет объясняющую отговорку. — Хочу узнать как она звучит на самом деле. Пятый тихо вздыхает и молча перемещается к фортепиано, садясь рядом с Файвом. Он хочет размяться. Они идеально умещаются на стуле, будто так и надо, им даже не приходится сесть ближе друг к другу. Но инстинктивно хочется это сделать. Они оба уговаривают себя в том, что это от прохлады в помещении. Пятый начинает главную партию, на ходу вспоминая ноты, не позволяя себе запинаться дольше дозволеного. Файв наблюдает за ним, запоминая правильные звучания, и едва не пропускает момент, когда должен играть он. Заключительную партию они играют вместе и Пятый чувствует тепло рук Файва, когда они рядом, а клавиши после его касаний будто раскаляются. Пятый хочет закончить мелодию, но это партия Файва, и он не успевает предупредить или перехватить инициативу, просто не может заставить себя разрушить момент. Но рука уже протянута к клавишам, как и ладонь Файва. Пятый вынужден накрыть его пальцы своими, заставляя себя едва касаться горячей кожи. Никто не сбивается с ритма и они вместе играют последние ноты. Кажется, будто это Пятый ведёт Файва, но он лишь машинально двигает кистью, сосредоточившись на воспоминаниях о заучивании этой сонаты. Пятый смотрит словно сквозь инструмент. Если он отпустит взгляд на клавиши, он точно запнется, сосредоточившись на своих чувствах. А чувствует он много и ему интересно, что ощущает Файв. Отражает ли он его состояние, ощущает ли он, как похолодели пальцы Пятого, как он старается едва касаться его? У Пятого начинает нервно подрагивать нога, но Файв, кинув быстрый взгляд, накрывает его бедро своей горячей ладонью и Харгривз немного успокаивается. Еще пара нот. На финальной, Пятый наконец прикладывает больше усилий и по-настоящему касается Файва, чуть соскальзывая на клавишу. Они сидят с замершими на клавишах пальцами, слушая стихающую волну звука. С ней вместе успокаивается и сердцебиение. Файв не спешит убрать ладонь с его бедра. В комнате будто похолодало на несколько градусов, в он чувствовал, насколько прохладные были руки у Пятого. По крайней мере, сейчас он не хочет думать о настоящей причине. — Теперь я понял, почему именно эту. Пятый хочет кивнуть, но это движение не отличимо от покачивания при вдохе. Хочется просто сидеть и дышать, не двигаясь. — Она действительно красива. Файв кивает и после глубокого вдоха, словно он хочет запомнить этот момент, исчезает в искрах ряби. Температура упала ещё сильнее. Пятый повторяет недавнее действие Файва — точно так же всего на секунду закусывает губу. Харгривз думает о своей комнате и через мгновенье оказывается на её пороге, видя, как Файв убирает руку со стола и снова растворяется в лазури. Кажется, он взял сигареты.