И ты даже не знаешь, что я тебя ждал

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
412
переводчик
сефи бета
Eswet бета
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
31 страница, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
412 Нравится 9 Отзывы 96 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Шэнь Цзю остановился, глядя на дорогу, уводящую вниз с горы, и одинокую фигуру в чёрном, преградившую путь. — Ты не пропустишь меня? — спросил он, пряча за веером усмешку. Ответом ему был лишь решительный блеск в глазах Юэ Цинъюаня. При этом вид он имел довольно мрачный, словно человек, ожидающий казни, и Шэнь Цзю стало тошно. Что за фарс. — Зачем ты делаешь это, шисюн? — протянул он, приближаясь, и сложил веер, позволяя увидеть выражение своего лица. Но к его большому раздражению, Юэ Цинъюань едва ли вздрогнул. — Ты действительно хочешь встать у меня на пути после всего, что сделал со мной? Юэ Цинъюань закрыл глаза, губы сомкнулись в тонкую линию, но ничем больше он не выдал, что вообще слышал слова Шэнь Цзю. Раздраженный, Шэнь Цзю попытался просто пройти мимо, но Юэ Цинъюань схватил его за локоть, удерживая мягко, но непреклонно. — Ты серьезно? — Да, — наконец ответил Юэ Цинъюань. — Я не могу позволить тебе ходить в квартал красных фонарей каждую ночь. Ради блага ордена. Жаркое облако горечи разрасталось в груди Шэнь Цзю, и он попытался вырваться. — Мне плевать! Нет такого правила, что мне нельзя пойти, а ты пока еще не глава ордена. Что ты сделаешь, если я просто убегу, а? Хватка мгновенно усилилась. — Не надо. — Ты будешь драться со мной? Юэ Цинъюань глянул на него. Шэнь Цзю нисколько не сомневался, что в настоящем бою Юэ Цинъюань легко одержит верх: прославленный ученик главы ордена и он, неумелый заклинатель, начавший обучение слишком поздно, — победитель был известен с самого начала. — Не буду. Не успел он открыть рот, чтобы спросить, а что же дальше, как Юэ Цинъюань потащил его назад, к обиталищу учеников пика Цинцзин. Желчь подступила к горлу Шэнь Цзю, когда он понял, что задумал Юэ Цинъюань. — Нет, отпусти меня. Отпусти меня! — кричал он, отбиваясь веером и кулаками, но без видимого результата. Это же должно было причинять боль. Наверняка. Как унизительно. — Ты ублюдок, — выплюнул он, багровея. — Кем ты себя вообразил? Думаешь, мы все еще живем на улице? Думаешь, я твоя собственность? Ты — ты бросил меня там умирать. Юэ Цинъюань споткнулся. Со спины нельзя было разглядеть, какое у него сейчас лицо, да у Шэнь Цзю и не было на то желания. Он просто хотел, чтобы его отпустили. — Если хочешь, чтобы я тебя отпустил, — наконец мягко сказал Цинъюань, — тогда обнажи меч. Заставь меня. Поверь, это ранит меня куда меньше, чем твои слова. — Ты… Ты! — Шэнь Цзю прикусил язык. Как он смеет! Как он смеет? Злость была так сильна, что в горле ощущался привкус крови, поэтому он бросился на Юэ Цинъюаня, собираясь выцарапать себе свободу, если придется. Однако Юэ Цинъюань просто перехватил его за запястья, притягивая еще ближе. Вблизи его лицо было очень бледным. — Сяо Цзю, — грудь Шэнь Цзю сдавило, — остановись. Мы почти рядом со спальнями, все услышат. — Тебе какое дело? — огрызнулся Шэнь Цзю. Злость пульсировала в венах, дурманила разум. Ему хотелось орать. — Ты заботишься о своей репутации, и я тоже. Если другие узнают о твоих вылазках… Кровь вскипела и ударила в голову, а затем Шэнь Цзю накрыло жутким ощущением спокойствия. Он перестал сопротивляться и взял себя в руки, глубоко размеренно дыша. — Верно. Шисюн столь заботлив, что обременил себя наставлением своего шиди на путь истинный. Я должен быть признателен. Хватка на запястьях ослабла. Шэнь Цзю воспользовался этим для атаки, желая стереть это полное надежды выражение на ненавистном лице: — Однако не намерен ли шисюн оказать те же услуги, что мне предоставляли во время моих вылазок? Чтобы возместить мои потери? — Сяо… — Не зови меня так, — рявкнул он. Сердце колотилось как бешеное от злости и предвкушения. Что же прекрасный, грациозный Юэ Цинъюань будет делать теперь? Шэнь Цзю держал его, словно бабочку на булавке — без шанса выбраться. Брови Юэ Цинъюаня мучительно искривились, его обычно доброе и прекрасное лицо исказилось в агонии. Шэнь Цзю пришел в восторг. Он обожал гладить Юэ Цинъюаня против шерсти и выводить из равновесия. По правде, это все, что у него теперь было. — Так да или нет? — спросил он, насмехаясь. — Если нет, то просто отпусти меня уже. Лицо Юэ Цинъюаня внезапно прояснилось, и он сильнее сжал пальцы на запястье Шэнь Цзю. Кончики впивались туда, где бьется пульс. — Хорошо… если ты в самом деле этого хочешь. Затем он потянул Шэнь Цзю в другом направлении, и Шэнь Цзю с упавшим сердцем понял, что они идут в покои Юэ Цинъюаня. Почему. Почему Юэ Цинъюань никогда не поступал так, как ожидал от него Шэнь Цзю? Он был так потрясен, что не сразу осознал: они уже почти дошли, и тут его охватила паника. Он просто хотел вызвать отвращение… у него не было никакого желания… желания… — Даже если ты уже жалеешь о своих словах, я тебя не отпущу, — сказал Юэ Цинъюань, заметив, что Шэнь Цзю пытается вывернуться. — Я не отпущу тебя во второй раз. Так нечестно. — Ты не всерьез, — сказал он больше для себя самого. Юэ Цинъюань обернулся, смерил его холодным взглядом. — Еще как всерьез. Сейчас увидишь. Дверь в комнаты Юэ Цинъюаня закрылась за ним, внося некую ноту окончательности. Внутри было почти пусто: лишь простая кровать в углу, стеллаж для хранения свитков в дальнем конце, окно, впускающее свет, письменный стол и аккуратная стопка одежды. Шэнь Цзю задумался, была ли причиной этой скудости их прежняя нищета, поскольку Юэ Цинъюань точно мог позволить себе гораздо большее, даже не имея за спиной влиятельной семьи. Шэнь Цзю, наоборот, собирался окружить себя роскошью и богатством, когда станет первым учеником и затем хозяином пика. Он не намеревался жить как монах. В этом не было нужды. — Присядь где-нибудь, — сказал Юэ Цинъюань, наконец-то отпуская его. — Сперва я помоюсь. Они правда собираются это сделать? Пульс Шэнь Цзю участился. Он присел на кровать, пальцы зарылись в белые простыни. Да, он сам сделал предложение, но он никогда не ожидал, что Юэ Цинъюань не только согласится, но и начнет готовиться. Что он собирался делать? Шэнь Цзю ходил в бордели спать, а не делить ложе с кем бы то ни было. Однако признаться в этом он не мог. Как не мог и произнести вслух, что толпа мужчин вокруг напоминает ему о вещах, которые он предпочел бы забыть. И у него не было никакого желания переспать с Юэ Цинъюанем. Но в то же самое время… Ему было любопытно. Он ничего не мог с этим поделать. Как Юэ Цинъюань будет себя вести в подобной ситуации? Со своим братом к тому же. Они все же были братьями, больше, чем братьями, неважно, кровными или нет. Когда-то они были семьей. Во рту у Шэнь Цзю стало кисло. Мысль о том, чтобы все это осквернить… Может, это и к лучшему. В итоге Юэ Цинъюань станет таким же испорченным и грязным, как и он сам. Вероятно, это лучший способ разрушить чистый, неприкосновенный образ. Это свяжет их узами, которых Юэ Цинъюань не сможет отрицать. Свяжет чувством стыда и бесчестьем. Да, он может сделать это. Мысль о том, чтобы испачкать безупречные одежды, пропитать их своей грязью, оставить нестираемые отметины на белоснежной коже, — это было лучшее открытие, что он мог когда-либо сделать. Просто колючих слов не хватало. Он мог заполучить тело Юэ Цинъюаня и навеки опозорить его. Дверь тихо отворилась, пропуская Юэ Цинъюаня внутрь. Шэнь Цзю поразился, увидев его. За время своего отсутствия Юэ Цинъюань умылся, снял верхние одежды и заколку, так что длинные прямые волосы его заструились по спине мягким черным водопадом. На нем был лишь простой нижний халат, достаточно тонкий, чтобы едва скрывать линии тела и силу, таящуюся внутри. Шэнь Цзю сглотнул: он не был больше уверен, что сумеет исполнить задуманное. Юэ Цинъюань опустился на колени перед Шэнь Цзю, обхватил ладонями его ступню и снял носок. Проделал то же с другой ногой, затем поднялся и аккуратно отложил оба носка в сторону. Далее он потянулся к заколке Шэнь Цзю и умело извлек ее, пропустив сквозь пальцы его волосы, рассыпавшиеся по плечам. Все это было так знакомо, так болезненно знакомо. Когда они были детьми, Юэ Ци часто заботился о нем. Он даже носил Шэнь Цзю на руках, когда они ходили просить милостыню, и они часто спали вместе, чтобы согреться холодными ночами. Ничего, кроме нежности, не приносили пальцы Юэ Ци, когда он прикасался к Шэнь Цзю. Но Юэ Цинъюань не был Юэ Ци. Юэ Ци умер давным-давно. Он должен был умереть давным-давно. Ощущение знакомых прикосновений на лице, знакомого тепла на коже… Шэнь Цзю казалось, что его сейчас стошнит. Он перехватил руки, нежно гладившие его щеки, и вызывающе уставился на Юэ Цинъюаня. — Если собираешься вести себя со мной как с женщиной, то прекрати сейчас же. — Сяо Цзю… Шэнь Цзю впился ногтями в ладони Юэ Цинъюаня, стараясь сделать побольнее. — Я говорил тебе не называть меня так. Ты тупой? Лицо Юэ Цинъюаня дрогнуло — и превратилось в ничего не выражающую маску. Ни злости, ни печали. Ни надежды, ни огорчения. — Как пожелаешь. Пусть будет так. Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделал? — Что? — переспросил он насмешливо и лишь чуть-чуть нервно. — Хочешь пойти на попятную? — Нет. — Юэ Цинъюань выдержал паузу, прежде чем продолжить: — Ты хочешь раздеться сам? — Да, — ответил Шэнь Цзю. Он собирался приступить к этому с открытыми глазами и спокойным разумом. Если раздевать его будет Юэ Цинъюань, это еще больше выбьет из колеи. Он поднялся с постели и отвернулся, чтобы не видно было, как сильно дрожат его руки, пока он разоблачается и скидывает одежду прямо на пол. Повернувшись обратно, он обнаружил, что Юэ Цинъюань и не подумал раздеться, но по крайней мере наблюдал за Шэнь Цзю. Не то чтобы он чего-либо не видел ранее, но тогда они были детьми. Шэнь Цзю был решительно настроен не краснеть и не смущаться. В конце концов, сейчас его чувства не так легко проявляются на лице. Держась за эту мысль, он двинулся вперед и с уверенностью, которой не испытывал, плюхнулся на колени Юэ Цинъюаня. Обвил его шею руками, а талию — ногами и вдохнул чистый нежный запах. — Что ж, шисюн. Я весь твой. Что будешь делать? Он спрашивал, потому что сам понятия не имел, что нужно делать. Он не знал, девственник ли Юэ Цинъюань, но надеялся, что тот знает хоть что-то. В детстве на него всегда можно было положиться… Шэнь Цзю потряс головой. Это не имело никакого отношения к детству. Этот человек был всего лишь незнакомцем в теле Юэ Ци, и Шэнь Цзю совершенно не знал его. Нужно перестать так думать. Юэ Цинъюань обнял его за шею и притянул в поцелуй: неуклюжий и неуверенный, однако крепкий и теплый. Сердце Шэнь Цзю подпрыгнуло в груди, и там, где их кожа соприкасалась, начало покалывать. Шэнь Цзю никогда не испытывал такой близости с кем-либо, не сопровождавшейся при этом насилием и болью. Он замер, позволяя целовать себя, пока не стало трудно дышать. Он мягко толкнул Юэ Цинъюаня в грудь, их губы разомкнулись, и только тонкая нить слюны теперь соединяла их. Шэнь Цзю уставился на нее отчасти брезгливо, отчасти зачарованно. Юэ Цинъюань был таким же человеком, как и он. Пусть ярким и сияющим, возвышающимся над всеми, недостижимым… но они вылезли из одной дыры. Они все еще были людьми. Люди могут ошибаться. Руки почти незаметно дрожали. Шэнь Цзю дернул Юэ Цинъюаня за одежду, голос слегка срывался, когда он заговорил: — Сними это. А то нечестно. Тонкие одежды легко упали на постель, сбившись под ними. Юэ Цинъюань приподнял Шэнь Цзю за бедра и пересадил на кровать, и теперь они оба были полностью обнажены. У Юэ Цинъюаня было отличное тело: четко очерченное и крепкое, полное силы — и ни единого шрама на коже. У Шэнь Цзю когда-то их было столько, что и не сосчитать. Он удалил их все, чтобы ничего не напоминало о прошлом. Он не мог сказать того же самого про свое сердце. От вида безупречного тела Юэ Цинъюаня в нём опять вскипела злость: Шэнь Цзю вплел пальцы в волосы Юэ Цинъюаня и снова притянул в поцелуй. Как только их губы соприкоснулись, Шэнь Цзю приоткрыл рот и укусил чужую нижнюю губу до крови. Юэ Цинъюань не оттолкнул и не попытался остановить его, позволяя терзать свои губы, удерживать голову. Вкус крови во рту был знаком, но не радовал: слишком уж легко все получилось. Шэнь Цзю это быстро надоело, и он остановился и отвернулся. — Доволен? — спросил Юэ Цинъюань ровным голосом. Шэнь Цзю взглянул на него и отшатнулся, увидев, что натворил. Тонкий ручеек крови, невыносимо яркий на бледной коже, сбегал по подбородку Юэ Цинъюаня. Шэнь Цзю подавил инстинктивное желание вытереть его и как-нибудь облегчить боль. Вместо этого он хмыкнул и прищурился. — Ты ужасно целуешься. — Я знаю. Это мой первый раз, так что прояви немного снисхождения. Все это было сказано с обезоруживающей улыбкой, которая исчезла так же быстро, как и появилась, и Шэнь Цзю осталось лишь ловить ее призрак. А затем до него дошел смысл сказанных слов. — О, — выдохнул он, чувствуя растерянность. Если никто из них не знал, что нужно делать… Вытерев рот, Юэ Цинъюань одарил его коротким внимательным взглядом. — Ты будешь еще кусаться, шиди? — спросил он. Шэнь Цзю мотнул головой, чувствуя себя так, будто уступил какой-то рубеж, о котором и понятия не имел. Однако долго об этом задумываться не вышло, поскольку Юэ Цинъюань навалился на него всем весом и завладел его ртом. Соленый металлический привкус крови ощущался на губах, неумелый язык надавливал снова и снова, пока Шэнь Цзю не открылся навстречу — сдаваясь, позволяя делать все, что угодно. Юэ Цинъюань протолкнул колено между его ног, разводя их в стороны и оставляя его абсолютно беззащитным. Его рука обхватила вялый член Шэнь Цзю. Это было бы неловко, но Юэ Цинъюань и сам был не то чтобы возбужден. Однако лежать бревном не имело смысла, поэтому Шэнь Цзю позволил Юэ Цинъюаню прикасаться к себе и ласкать, как тому вздумается. Губы касались его горла и плеч, одна рука выглаживала бока и грудь, другая двигалась на его члене, и спустя некоторое время тело Шэнь Цзю пробудилось. Его кожа начала нагреваться, тепло тела Юэ Цинъюаня почти что удушало, а в груди и внутренностях словно змеи свивались кольцами. Его член наливался кровью с постыдной скоростью, твердея в руках Юэ Цинъюаня. Шэнь Цзю испытывал возбуждение и прежде, но ни на кого не направленное и ни к чему не ведущее, поэтому обычно он либо игнорировал его, либо решал вопрос механически. В конце концов, что еще тебе доступно, если ты избит до полусмерти и заперт в сарае. Впрочем, когда ты заклинатель-ученик, возможностей еще меньше. Туда, где он проводил ночи, он ходил всего лишь спать. Поэтому он никогда… Это было совершенно незнакомое ощущение — возбудиться на кого-то, в чьем-то присутствии, так уязвимо и так очевидно. От стыда ему захотелось сжать ноги. — Держись за меня, — прошептал ему прямо в ухо Юэ Цинъюань, начав наглаживать всерьез. Шэнь Цзю подчинился, до крови царапая его предплечья, теряясь в удовольствии. Его спина выгибалась каждый раз, как пальцы Юэ Цинъюаня смыкались на головке члена, сжимая, потирая, пачкаясь в выступающей влаге. Прежде чем он успел это осознать, Шэнь Цзю уже тяжело дышал и толкался в руку Юэ Цинъюаня. Тот снова поцеловал его — и продолжал до тех пор, пока, неожиданно для себя, Шэнь Цзю не выплеснулся ему в руку. Разрядка ослепила своей быстротой и беспощадностью, лишила дыхания и рассудка. Он пробормотал что-то неразборчиво Юэ Цинъюаню в рот, выгибаясь и изливаясь до конца, прежде чем бессильно упасть на кровать. Было так хорошо. Но также странно и неправильно. Шэнь Цзю открыл глаза — когда он успел их закрыть? — и увидел, как Юэ Цинъюань отодвигается, чтобы вытереть руки об одежду — свою собственную, не Шэнь Цзю. Он опустил взгляд, и непрошенная и приятная расслабленность после полученного удовольствия мгновенно исчезла, когда он понял, что Юэ Цинъюань был нисколько не возбужден. Он сыграл на теле Шэнь Цзю, словно на хорошо настроенном инструменте, но сам остался абсолютно безучастен. Верно, Шэнь Цзю забыл. Юэ Ци… — нет, Юэ Ци был хорошим актером, но были моменты, в которых притворяться он не умел. Он даже не мог расплакаться, когда они просили милостыню для пропитания. Его рот лгал, но тело было честным. Неужели быть с ним так же отвратительно для Юэ Цинъюаня, как пытаться вызвать жалость богатеньких прохожих на улице? Необходимое зло? Нечто неприятное, что нужно просто перетерпеть? У Шэнь Цзю внутри что-то болезненно сжалось, в то время как мысли беспрестанно роились в голове. Он не допустит этого. Он не может. Он сел и схватил Юэ Цинъюаня за руку, прежде чем тот успел встать с кровати. — Куда это ты? — спросил он, не обращая внимания на то, как сорвался его голос посреди фразы. — Разве мы не закончили? — Юэ Цинъюань был спокоен и собран, даже волосок из причёски нигде не выбился. Шэнь Цзю почти готов был ударить его. Вместо этого он рассмеялся, пытаясь выглядеть как можно более холодно. — Если ты так думаешь, ты и вправду очень неопытен, шисюн. Получив в ответ недоумевающий взгляд, Шэнь Цзю надменно продолжил: — Ты меня совсем не удовлетворил. Ты знаешь, как происходит секс между двумя мужчинами? — Нет, — признал Юэ Цинъюань с легким оттенком испуга. Откровенно говоря, Шэнь Цзю тоже не знал. Однако кое-что долетало до его слуха в одном из тех порочных мест, которые Юэ Цинъюань так не одобрял. Тогда он просто отбросил это знание как ненужное, но здесь и сейчас кое-какие обрывки припомнились ему, подсказывая, как именно им нужно продолжить. Он указал пальцем на вялый член Юэ Цинъюаня и заявил: — Ты должен использовать его, чтобы удовлетворить меня. Они оба посмотрели вниз, и Юэ Цинъюань поджал губы. — Или ты намерен отступить после всего, что уже сделал со мной? — Удовлетворение заворочалось в животе, когда он увидел, как на лице Юэ Цинъюаня промелькнула досада. — Да, шисюн, мне нужно, чтобы ты поимел меня этим. Иначе как же ты удовлетворишь меня? Долгое время Юэ Цинъюань молчал. Шэнь Цзю начал задумываться, не слишком ли далеко он зашел. Не пора ли подобрать одежду — вместе с остатками чувства собственного достоинства — и наконец сбежать? Но Юэ Цинъюань заговорил: — Это в самом деле удовлетворит тебя? — Да. — И, сказав это, Шэнь Цзю немного развел ноги и крепко прижался к Юэ Цинъюаню, следуя тому, что видел в борделях и что бездумно запомнил, не придавая этому особого значения. Уложив голову Юэ Цинъюаню на плечо, он одной рукой перебирал его волосы, а другую как бы невзначай опустил к низу живота. — Или ты страдаешь бессилием? — Ты можешь взять все, что захочешь, шиди, я не откажу тебе. Если я вообще могу тебе это дать. Восторг, который Шэнь Цзю испытал, найдя трещину в броне Юэ Цинъюаня, улетучился. «То, чего я действительно хочу, ты мне никогда не сможешь дать, Юэ Цинъюань». Он проглотил эти слова и сжал пальцами член Юэ Цинъюаня так же, как только что делали ему самому, а затем начал гладить. Это было странно и немного тревожно, но в то же время близость не была ошеломляющей или подавляющей. Или была, но не в том смысле, который мог его испугать. Юэ Цинъюань, судя по выражению лица, все еще сохранял самообладание. Нечестно! Тело Юэ Цинъюаня довольно скоро начало отвечать на ласки — у самого Шэнь Цзю это заняло больше времени. Но в отличие от него же, выражение лица Юэ Цинъюаня ничуть не изменилось. Он смотрел немного в сторону, словно всего лишь позволял себе немного наслаждения. — Шиди, — неуверенно позвал Юэ Цинъюань, когда рука Шэнь Цзю замедлилась. — Я… Я не знаю наверняка и не хочу ранить тебя, но я думаю, нам понадобится что-то, что сможет облегчить проникновение. — Я слышал, — Шэнь Цзю немного прочистил горло, — что можно использовать слюну. Он даже не врал. Юэ Цинъюань поглядел на него с сомнением. Шэнь Цзю в целом не боялся боли, но почему-то мысль о том, что именно Юэ Цинъюань причинит ее, была… Он не знал, что думать об этом. — Я могу это сделать, — ровно произнес Шэнь Цзю. Он поднял руку — ту, что только что была на члене Юэ Цинъюаня, — ко рту и осторожно понюхал. Затем лизнул. Это было… приемлемо. — Шиди… Он запустил два пальца в рот, игнорируя протесты Юэ Цинъюаня, и начал их сосать. Сперва очистил их, затем как следует смочил слюной. Спрятал лицо у Юэ Цинъюаня на плече и сунул руку себе между ног, надавливая на отверстие. Оно не поддалось. Сжав зубы, он протолкнул палец внутрь тугого кольца мышц и поморщился. Было не так уж больно, скорее очень неудобно. Он покосился на штуку у Юэ Цинъюаня между ног и сухо сглотнул. Может быть. Может быть, он откусил больше, чем сможет прожевать. Юэ Цинъюань все еще смотрел на него с заметным беспокойством, и сердце Шэнь Цзю сжалось в груди, болезненно и сильно. Мягкий стон непроизвольно сорвался с его губ, а затем он протолкнул пальцы внутрь себя как можно резче. Ужалило. Обожгло. Он не обращал на это внимания, растягивая себя, игнорируя боль и неудобство. Он видел, как все сильнее хмурился Юэ Цинъюань, но лишь безмятежно улыбнулся в ответ. Когда боль немного уменьшилась, а движение пальцев стало довольно свободным и плавным, он вытащил их и сделал глубокий вдох. — Прости за ожидание, шисюн. Теперь я готов. — Ты уверен? — спросил Юэ Цинъюань. Дыхание его (наконец-то) стало тяжелым. Будучи так близко, Шэнь Цзю видел, как ресницы трепетали каждый раз, как тот моргал, как его зрачки расширились, когда он заметил изучающий взгляд Шэнь Цзю. Как вздрагивал его кадык, когда он сглатывал. Ровный ритм биения его сердца нарушился, когда Шэнь Цзю предложил себя. Шэнь Цзю лег на спину, неохотно отодвигаясь от тепла, и раздвинул ноги, зная, как это должно выглядеть со стороны. Наконец-то он смог достать Юэ Цинъюаня способом, о котором даже не задумывался раньше. Он видел его вязнущим в чувстве вины и печали, злости и разочаровании, но никогда не видел, чтобы тот вел себя так беспомощно и неуверенно. Все его изящество и спокойствие рассыпались, оставляя лишь изломанный образ человека, не знающего, что ему делать. Но это было еще не все, конечно. Иначе Шэнь Цзю не стал бы так унижаться. Шэнь Цзю всегда думал о себе как о трущобной крысе. Суетливой, грязной и уродливой, питающейся объедками, проводящей дни напролет в беспрестанной борьбе за выживание. Он никогда не смог бы жить в лучах солнца. В то время как Юэ Цинъюань — не Юэ Ци — был словно феникс, парящий в облаках, величественный и прекрасный. Недостижимый. Но не теперь. Везде, где Шэнь Цзю прикасался к нему, он оставлял свой след. Своими грязными руками он марал прежде незапятнанную кожу: кровью, потом, слюной; он пометил тело Юэ Цинъюаня во многих местах. Но, конечно же, было еще сердце — он собирался разрушить и его. Еще сильнее, чем уже это сделал. Теперь каждый раз, когда Юэ Цинъюань будет смотреть на него, он будет вспоминать Шэнь Цзю, распростертого в его постели, обнаженного и раскрытого. — Давай, — поманил он, опустив ресницы. Юэ Цинъюань безмолвно подчинился, склоняясь над ним со сложным выражением лица. Однако он больше не задавал никаких вопросов. Вместо этого, он взял член в руку и направил к отверстию между ног Шэнь Цзю. Как только головка прижалась к чувствительному проходу, Шэнь Цзю дернулся. Он действительно приготовил себя, однако этого было явно недостаточно. Будет кровоточить. «Значит, — прозвенело в голове, — пусть кровоточит». Пусть Юэ Цинъюань осознает, что он сделал. — Быстрее, — поторопил Шэнь Цзю, притягивая Юэ Цинъюаня к себе за плечи. Член начал проникать — ужасно медленно, преодолевая сопротивление. Раздраженный и изнывающий от боли, Шэнь Цзю обхватил Юэ Цинъюаня ногами за бедра и заставил втиснуться полностью. Боль была… невероятная. Это был другой вид боли, отличный от той, что он испытал в поместье Цю. Его словно бы разрывало пополам, боль распространялась от низа спины до самой макушки. Все тело горело, пульсировало в агонии, и понадобился весь самоконтроль, чтобы не закричать. Он отлично умел не кричать. — Шиди, ты… в порядке? — спросил Юэ Цинъюань, на его лице проступало напряжение. А его глаза — его проклятые глаза были полны беспокойства. — Просто… минутку, чтобы привыкнуть, — выдавил Шэнь Цзю кое-как. Потребовалась больше, чем одна минутка. Это могло бы длиться бесконечно, если бы Юэ Цинъюань не пытался успокоить и утешить его, гладя по голове и щекам, и Шэнь Цзю просто не смог этого больше выносить. Он подвигал бедрами, все еще чувствуя неприятную заполненность и боль. По-прежнему все горело, но с этим можно было справиться. — Двигайся, — приказал он, сморгнув; фигура Юэ Цинъюаня над ним расплывалась. Пока он пытался понять, почему все такое размытое, Юэ Цинъюань послушался и начал двигаться. Сначала медленно, одновременно бесконечно осторожно прикасаясь к нему, затем быстрее, когда Шэнь Цзю стал отвечать. Было все еще слишком медленно, а руки были слишком нежными, поэтому, как только ему перестало казаться, что спина горит в огне, Шэнь Цзю отпихнул чужие руки от лица. — Я, кажется, говорил тебе, — сказал он сквозь сжатые зубы, — не обращаться со мной как с женщиной. Или ты такой тупой, что тебе нужно все повторять по пять раз, чтобы ты запомнил наконец? При этих словах движение бедер Юэ Цинъюаня немного сбилось. Он выглядел так, словно Шэнь Цзю ударил его мечом наотмашь. Но это все еще был Юэ Цинъюань, воплощение сдержанности. Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Когда через мгновение он открыл их, на его лице не осталось и следа прежней теплоты. И хотя Шэнь Цзю именно этого и добивался, у него мурашки пробежали по коже. Юэ Цинъюань одной рукой обхватил оба запястья Шэнь Цзю и пригвоздил их к постели у него за головой. Он проигнорировал испуганный вздох Шэнь Цзю и принялся с силой вколачиваться в него. Маленькая комната — скромная обстановка, тусклый лунный свет из окна — наполнилась звуками их грубого соития. Это было еще более постыдно, чем Шэнь Цзю ожидал. Нестерпимое жжение сменилось тупой болью, но его руки были неудобно вытянуты, и все его тело начало казаться чужим. Шэнь Цзю снова пришел в себя, только когда заметил, что Юэ Цинъюань даже не смотрит на него. Он вперился невидящим взглядом в угол комнаты и двигался совершенно безмысленно. Он по-прежнему был тверд внутри, но… не было ни страсти, ни желания. То немногое, что было, Шэнь Цзю погубил своими же руками. Этого он и добивался. Тогда почему он ощущал такую пустоту? Почему чувствовал себя таким жалким? Почему он никогда не мог одержать победу над этим человеком? С тяжелым сердцем, с болью в теле и онемевшими конечностями, Шэнь Цзю прошептал — или проскулил: — Ци-гэ… Он сразу же захлопнул рот. Почему, почему, проклятье, у него вырвались именно эти слова? Это не Юэ Ци. Конечно же нет. Так почему сейчас? Почему его язык предает его? Юэ Цинъюань замер в такой неподвижности, что его можно было принять за статую. Когда он ожил снова, опустил голову и посмотрел на Шэнь Цзю широко раскрытыми глазами, его губы дрожали: неприступная стена, которой он себя окружил, рушилась. — Как… как ты меня назвал? Шэнь Цзю зарылся лицом в подушку, скорчившись в хватке Юэ Цинъюаня, и проигнорировал вопрос. — Сяо Цзю… посмотри на меня, пожалуйста? — Юэ Цинъюань отпустил его руки и низко склонился на Шэнь Цзю, складывая того пополам и пытаясь заглянуть в глаза. — Сгинь, — с трудом проговорил Шэнь Цзю, продолжая прятаться в подушку. Он понятия не имел, какое у него сейчас выражение лица, и в любом случае не желал показывать этого Юэ Цинъюаню. Лучше уж умереть. — Не смотри на меня в такой момент! — Хорошо, хорошо, хорошо, — повторял Юэ Цинъюань, разрываясь между слезами и восторгом. — Позволь… позволь Ци-гэ позаботиться о тебе, ладно? Прежде чем Шэнь Цзю успел огрызнуться снова, Юэ Цинъюань продолжил трахать его. Но теперь он не был ни холоден, ни сдержан. Темп был неистовым, и Юэ Цинъюань явно был увлечен происходящим — насколько Шэнь Цзю мог заметить краем глаза. А еще он, казалось, был в отчаянии — из-за чего, Шэнь Цзю понятия не имел. Юэ Цинъюаню не понадобилось много времени, чтобы кончить. Пожалуй, даже меньше, чем нужно, чтобы палочка благовоний сгорела наполовину. Излившись, он тут же скатился в сторону и начал наводить порядок. — Стой, — сказал Шэнь Цзю насколько мог твердо (на самом деле никакой твердости в нем не осталось). — Прекрати это. Ты не… Ты не… — Я знаю, я знаю, — ответил Юэ Цинъюань, которого более не трогала холодность обращения. Затем кое-что привлекло его внимание, и он спокойно произнес: — У тебя кровь. Дай мне сделать все как надо. Шэнь Цзю замахал руками в знак протеста, но на него просто не обратили внимания. Юэ Цинъюань вытер его, нанес лечебный бальзам на нежное отверстие, сменил простыни, чтобы они могли лечь на чистое. Шэнь Цзю сдался где-то на середине: казалось, никакие слова сейчас не достигали ушей Юэ Цинъюаня, а он сам был слишком разбит, чтобы сказать что-то по-настоящему ядовитое. Если бы Юэ Цинъюань вышвырнул его из дома прямо сейчас, у Шэнь Цзю не хватило бы сил дойти до своей комнаты. Когда его бережно укутали одеялом, а свет погасили, Шэнь Цзю уставился на фигуру Юэ Цинъюаня на другой стороне кровати. Как бы он хотел иметь при себе меч, чтобы заколоть его, но Сюя остался у входной двери. Возможно, он мог бы одолжить Сюаньсу. Было бы легко перелезть — на самом деле вовсе нет — и обнажить Сюаньсу, пока его хозяин спит. Было бы так легко воткнуть меч Юэ Цинъюаню между ребер. Было бы так легко обхватить руками длинную изящную шею Юэ Цинъюаня и сломать ее. Так легко, и все же Шэнь Цзю ничего не сделал. Он просто очень устал. Может, как-нибудь в другой раз. Сейчас он будет спать, а завтра придумает, как повернуть эту ночь себе на пользу, как превратить ее в хорошо наточенный клинок, чтобы ранить Юэ Цинъюаня. Спустить его с небес на землю. Ведомый жаждой крови, а может, просто озябнув, Шэнь Цзю скользнул к Юэ Цинъюаню по узкой кровати и вжался лбом в его широкую спину, сдаваясь сну. Пока что. Мелодичное женское пение заполняло чайный домик, услаждая слух разношерстной публики. За столом у дальней стены, возле окна, сидели двое юношей в черных одеждах, по виду явно благородные. Перед каждым стояла чашка с чаем и сладости. Солнечный свет из окна заливал стол, оставляя прочее в тени. И в этой тени сидел другой молодой человек, в зеленом одеянии, с веером за поясом, и деликатно попивал чай, прислушиваясь к чужому разговору. Один из компании, тот, что постарше, носивший имя Чжоу Фан, отставил чашку и тихо вздохнул, угрюмо уставившись на закуски. — Это достойно сожаления. Другой, помладше, звался Вань Чжэнь — ясноглазый молодец с надменным подбородком. Он запустил руку в блюдо со сластями, с интересном поглядывая на Чжоу Фана. — Насколько я знаю, это вполне заслуженно, не так ли, шисюн? — Не все талантливы от природы, — сказал Чжоу Фан, поигрывая чашкой. — Мне следует просто сдаться. — Юэ-шисюн уже какое-то время является главой учеников. — Я знаю, — сказал Чжоу Фан, удрученно вздохнув. — Конечно же, он лучший среди нас. — Лучший, — ответил Вань Чжэнь. — Но не идеальный. — Что ты имеешь в виду? Сидевший в тени при этих словах выпрямился. — О, до тебя не доходили слухи? — Вань Чжэнь приподнял бровь. Он был довольно нахальным юношей, склонным получать выговоры от шифу за неподобающее поведение. Но, судя по всему, толку от них не было никакого. — О том, чем Юэ-шисюн занимается по ночам в последнее время? Чжоу Фан моргнул, нахмурившись. — Ты говоришь про эти безосновательные обвинения насчет того парня с пика Цинцзин? Как там его, Шэнь Цинцю? Младший кивнул. — Юэ-шисюн не пытался опровергать эти обвинения. — Ему и не нужно, верно? — сказал Чжоу Фан. — Они настолько возмутительны... — Или же он не может, ты не думал об этом? — Уголок губ Вань Чжэня ехидно вздернулся, в глазах заблестел порочный огонек. — В конце концов, Юэ-шисюн… нет, Юэ Цинъюань был сиротой. Кто-то, пришедший с улиц… кто знает, какую жизнь он там вел? Вполне естественно, что он может и не быть так безупречно чист, как старается показать. И потом, всегда остается тот случай. — Ты имеешь в виду, когда он исчез на целый год? — Его очень строго наказали, верно? — насмешливо сказал Вань Чжэнь. — Я думал, шифу убьет его. Он был близок к этому. Чжоу Фан отпил чаю и скривился, поняв, что тот давно остыл. — Да, вот только он искупил свои ошибки и снова обрел расположение учителя, словно никогда и не терял его. Так что я не вижу, как это может помочь мне. Кроме того, — сокрушенно произнес он, — Шэнь Цинцю — это совсем другое дело. Он известен своей надменностью и холодностью. — Он всего лишь змей, скрывающий свою истинную натуру, — насмешливо заметил Вань Чжэнь. — Я достаточно о нем слышал от учеников пика Байчжань. Песня, доносившаяся снизу, сделалась пронзительнее: певица плакала о неизбежном расставании возлюбленных, чью историю она воспевала до сих пор. — Даже если так, трудно поверить, что Юэ Цинъюань рискнет своей репутацией и шансами возглавить орден — ради развлечений. Да еще и с мужчиной, неужто? — Да, — отозвался Вань Чжоу, поедая еще одно пирожное с явным удовольствием. — Возможно, вина лежит вовсе не на нашем Юэ-шисюне. Возможно, Шэнь Цинцю соблазнил его, чтобы уничтожить. Он ведь старший ученик второго по рангу пика. Рано или поздно он будет претендовать на статус хозяина пика. Если же он получит власть над главой ордена, то будет иметь власть и над всем орденом, даже не будучи частью пика Цюндин. Рот Чжоу Фана изумленно приоткрылся. — Это… это так подло! Шиди, если это правда, то Шэнь Цинцю и вправду настоящий змей. Он хочет получить власть таким низким способом! — Он запнулся, размышляя. — Однако не совсем понимаю, зачем бы ему это. Человек в зеленом слегка закатил глаза, изображая гнев. Однако ему было так любопытно, что он не собирался призывать к должному уважению по отношению к обсуждаемым персонам. Пока что, по крайней мере. — Шисюн, — протянул Вань Чжэнь. — Ты хоть иногда выходишь наружу? Или ты только учишься, закрывшись у себя, и спишь? Ты знаешь хоть что-нибудь про Шэнь Цинцю? Следовало бы спросить: почему ты знаешь о нем так много? Вань Чжэнь беспечно продолжил: — Этот Шэнь Цинцю не только самый взрослый из учеников, принятых в орден, у него еще и изначальные способности так себе. По крайней мере, так было. По-своему он довольно выдающийся человек и умудрился выделиться среди учеников своего пика, что вполне понятно. Он завоевал расположение своего шифу и вскоре вознесется на высшую для ученика позицию. Шэнь Цинцю также хорош в боевых искусствах. — Он постукивал пальцем по столу, словно о чем-то задумавшись. — Однако наш Юэ Цинъюань всегда был неестественно благосклонен по отношению к нему. Вокруг них вечно царит очень странная атмосфера. — Я слышал об этом краем уха, — признал Чжоу Фан. — Но меня это совершенно не касалось, потому я не придавал этому значения. — Шисюн, — снисходительно произнес Вань Чжэнь. — Ты слишком беспечен. Неудивительно, что ты проиграл в гонке за статус лучшего ученика. Тебя никогда не выдвинут на пост хозяина пика. Ты просто умрешь, запершись в своей собственной комнате, один-одинешенек. — Что за чушь! — повысил голос Чжоу Фан, заставив оглянуться сидевших поблизости людей. Заметив чужие взгляды, он взял себя в руки и посмотрел на своего собеседника. — Не забегай вперед! — Мои извинения, шисюн, шиди забылся, — сказал Вань Чжэнь с лукавой улыбкой. Чжоу Фан только вздохнул, прекрасно зная, с кем имеет дело. — В любом случае, несмотря на все странности, этот Шэнь Цинцю многого достиг, не считая того, что он уступает талантом Лю Цингэ, например. — Это можно сказать практически про любого. — Конечно же. — Вань Чжэнь допил чай и отодвинул чашку, как бы ставя точку. — В нашем ордене не слишком пекутся об иерархии, и старшинство — это всего лишь нечто, к чему мы с уважением относимся в наших сердцах; оно вовсе не навязывается. У каждого пика есть своя цель и своя значимость. Кстати говоря, так же верно то, что место главы ордена все еще овеяно несравненной славой, и только ученики нашего пика могут занять его. — Верно, так и есть, — кивнул Чжоу Фан. — Все это правда, но к чему ты ведешь? — Я веду к тому, что… ты собираешься это есть? — Вань Чжэнь указал на тарелку с нетронутыми закусками возле локтя приятеля. Тот молча подвинул тарелку к нему. Вань Чжэнь схватил один кусочек и сразу засунул в рот. — Шэнь Цинцю — человек больших амбиций. Но в нашем ордене, став частью пика, ты в нем и остаешься, если только не начинаешь искать места хозяина пика Байчжань. Принадлежность к пику Цинцзин соответствует темпераменту и способностям Шэнь Цинцю, но не его жажде силы и богатства. Это видно по его глазам. Он хочет большего, чем у него уже есть. Он жадный ублюдок, и единственный способ продвинуться дальше позиции хозяина пика — это получить власть над всем орденом, а для этого ему необходимо использовать свои странные отношения с без-пяти-минут главой ордена. Глаза Чжоу Фана с каждым услышанным словом открывались все шире. Если поставить вопрос так, то все обретало смысл. Он и представить себе не мог подобного коварства! Но в то же время ему в голову пришла одна мысль. Как у Вань Чжэня получалось так легко видеть Шэнь Цинцю насквозь, учитывая его загадочность? Сам Чжоу Фан едва ли замечал, как Вань Чжэнь приходил и уходил, однако этот парень знал все о Шэнь Цинцю. Не потому ли, что Вань Чжэнь очень походил на Шэнь Цинцю с точки зрения безграничных амбиций? Однако он не произнес этого вслух, прислушиваясь к тому, что еще может сказать его остроглазый шиди. — Конечно же, можно предположить, что в данном случае за Юэ-шисюном никакой вины нет, потому как, хотя его прошлое неизвестно, а принимаемые им решения не всегда хороши, он все еще благородный человек. А Шэнь Цинцю — нет. У него есть некая власть над Юэ Цинъюанем, которую он использует, чтобы разрушить чужую репутацию. Каждую ночь он приходит спать в комнаты Юэ Цинъюаня — не думаешь, что это очень подозрительно? — Это и вправду… — Ты думаешь, они просто спят там? На мгновение в голове у Чжоу Фана стало очень пусто. — Ну, что еще они там могут делать. Я знаю, знаю, Шэнь Цинцю может быть сущим подонком, но Юэ-шиди совершенно не похож на… что-то такое. Я просто не могу этого вообразить. — Тогда почему он прикрывает Шэнь Цинцю? — спросил Вань Чжэнь. — Если они не состоят в подобных отношениях, почему Шэнь Цинцю каждое утро выходит из покоев Юэ Цинъюаня? Почему сам Юэ Цинъюань не опровергает обвинения? Почему принимает сторону Шэнь Цинцю? Это очень сильно раздражает Лю Цингэ, но ты видел, чтобы эти двое в последнее время дрались? Чжоу Фан помотал головой. — Юэ Цинъюань — лучшая защита для Шэнь Цинцю, даже если ради этого нужно ложиться под него… Чашки со стола позади них полетели на пол с громким звоном. Однако собеседники успели заметить лишь вспышку зеленых одеяний и длинные прямые волосы, мелькнувшие перед глазами. У обоих мгновенно пересохло в горле. «Не мог же это быть…» Они выкинули эту мысль из головы и, заплатив по счету, поспешно ушли. Пусть говорить о подобных вещах и не запрещено, однако довольно неловко, когда тебя ловит на сплетничанье сам предмет сплетен. Они утешали себя тем, что даже если это и вправду был Шэнь Цинцю, по крайней мере, он никак не мог им отомстить. Юэ Цинъюань открыл глаза в темной холодной комнате, где он пребывал в одиночестве. Всю ночь он медитировал, сидя на полу, и ждал. Но тот человек так и не появился. Он встал и подобрал меч, пристроив на привычное место, а затем покинул комнату. Путь снаружи ему освещал лишь слабый свет зимних звезд, изо рта вылетали облачка пара. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз ощущал холод. Он не мог полететь на пик Цинцзин, поэтому пошел по мосту, и к моменту его прибытия небо на востоке подернулось нежным пурпуром. Почти наступило время пробуждения учеников и начала занятий. Обычный шум и гам просыпающихся детей, стоны и зевки, вызванные ранним подъемом, ропот перед началом занятий. Все это было так невинно, в отличие от него самого. Иней хрустел под его ногами, когда он направился к жилищу, назначенному старшему ученику пика Цинцзин. Однако это ненадолго: его путь был определен, и его будущее вело к вершинам орденской иерархии. И тогда нынешний старший ученик будет обитать в уединенной бамбуковой хижине посреди такого же бамбукового леса. Здесь царила тишина в соответствии с данным этому месту названием. Юэ Цинъюань нарушал здешний покой самим своим присутствием. Он остановился на пороге хижины, замешкавшись, охваченный безнадежностью. Беспомощный. Поднял руку, чтобы постучать, но поразмыслив, просто открыл дверь и вошел. Шэнь Цзю лежал на постели, запутавшись ногами в простынях, и спал. Юэ Цинъюань медленно выдохнул. А ведь он даже не заметил, что все это время задерживал дыхание. Он никогда ранее не был в комнате Шэнь Цзю, поэтому воспользовался случаем, чтобы осмотреться. Комната была маленькой, но не пустой. По стенам висели полки со множеством свитков; письменным столом постоянно пользовались, судя по темному пятну на краешке и сложенным бумагам: тушь на них еще не просохла. Кисточка была тщательно вымыта и отложена в сторону, хотя некому было отругать Шэнь Цзю за беспорядок. Комнату наполняли цвета: мягкие зеленые и нежные голубые — этот пик был известен ими. Простыни и покрывала укрывали стройное тело Шэнь Цзю, словно небо и трава, мягкая и сочная, слабый аромат персиков и лилий пронизывал все вокруг. Юэ Цинъюань присел на кровать, глядя на того, кто там спал. Шэнь Цзю был в последнее время… беспокойным. Юэ Цинъюань подавил желание дотянуться и накрыть голую лодыжку, высунувшуюся из-под простыней, — не желая все разрушить, разбудив Шэнь Цзю сейчас. Холод сочился внутрь. Было ли виной тому его слишком шумное дыхание или же сон Шэнь Цзю оказался слишком чуток, но внезапно Юэ Цинъюань столкнулся взглядом с парой сонных глаз. Солнечный свет еще не пробрался в комнату, было довольно темно, но Шэнь Цзю сразу же узнал его. Он всегда узнавал. — Почему ты здесь? И правда, почему? — Ты не пришел сегодня, — сказал Юэ Цинъюань, чувствуя себя глупо. Какое право у него было появляться на пороге дома Шэнь Цзю, прикасаться к нему? Он потерял его в момент безумия: злость и отчаяние затмили разум, и он осквернил самое чистое, что было в этом мире. Он не знал, что такое абсолютное зло — до той ночи. Очертания тела Шэнь Цзю отпечатались в его памяти, запах его крови, жар его нутра — подобно отравленным шипам они проникли в его душу, заставляя ее кровоточить. Юэ Цинъюань боялся, что это никогда не прекратится. — И поэтому ты пришел ко мне? Это раздражает, — сказал Шэнь Цзю. Юэ Цинъюань не мог не согласиться. — Я волновался. — Не стоило. Шэнь Цзю всегда просил невозможного. Ему стоило лишь попросить, и Юэ Цинъюань вырвал бы собственное сердце и преподнес на блюдечке. Не было такой боли, какую он не был готов причинить себе, только чтобы стереть память об одном-единственном неизгладимом шраме на теле Шэнь Цзю. Но сам Шэнь Цзю желал рассечь их обоих одним и тем же клинком, чтобы захлебываться кровью друг друга. — Ты в порядке? — Я сказал тебе, — голос Шэнь Цзю заледенел, — ты раздражаешь. Я не желаю тебя видеть. Юэ Цинъюань отдернул протянутую было руку и сжал в кулак в рукаве, чтобы спрятать дрожь. — Почему? — спросил он, уже зная ответ. Это знание не могло освободить его, оно лишь втягивало его глубже в паутину слов и поступков Шэнь Цзю, обвиваясь вокруг шеи словно удавка. И он позволял. Он позволил бы ему что угодно. За исключением, возможно, этого. Шэнь Цзю швырнул Юэ Цинъюаню в лицо свой халат, руки его тряслись, глаза покраснели, рот искривился в оскале. У Юэ Цинъюаня упало сердце. Он стянул ткань с лица, отказываясь замечать исходящий от неё слабый успокаивающий запах Шэнь Цзю, который долго хранил в сердце. Опустил глаза, смял в пальцах край рукава, не в силах произнести ни слова. — Потому что ты надоедливый. Я ненавижу тебя. Ненавижу твое лицо. Не хочу тебя больше видеть. Ты бросил меня умирать, ушел навстречу счастливому будущему, отлично устроился в жизни и забыл обо мне? И все еще ожидаешь, что я впущу тебя в свою жизнь снова? Позволю прикасаться ко мне? Ты этого не заслужил. Шэнь Цзю ни разу не повысил голос, говоря ровно и четко, будто наполняя грудь и живот Юэ Цинъюаня расплавленным железом, твердевшим там холодно и тяжко. Клинок снова ударил точно в цель. Юэ Цинъюань медленно моргнул и позволил мягкой ткани выпасть из онемевших пальцев. Он встал, сам не помня как, оправил одежду и посмотрел на подушку позади Шэнь Цзю. — Хорошо, я ухожу, — сказал он подушке, затем развернулся и вышел. Он не запомнил, как вернулся обратно, умылся и занялся своими обычными делами. Он не смог бы вспомнить, что именно делал. Ночью, как бы долго он ни медитировал, ни покой, ни сон не шли к нему. Он подозревал, что уже никогда не сможет обрести их. Шэнь Цзю лишил его последней защиты, и совершенно справедливо. Нужно было просто научиться с этим жить. Просто — но невыносимо тяжело. Иногда по ночам Шэнь Цзю придвигался ближе к Юэ Цинъюаню, когда думал, что тот спит. Его пальцы и губы скользили по лицу Юэ Цинъюаня. Они никогда не доходили до конца после первой ночи — никто из них и не пытался, но иногда Шэнь Цзю тесно прижимался, обвиваясь вокруг Юэ Цинъюаня, и удовлетворял себя. Иногда Юэ Цинъюань помогал ему, иногда просто бережно обнимал его. В большинстве же случаев Шэнь Цзю отталкивал его руки и скалил зубы, словно дикий зверек, и грудь Юэ Цинъюаня наполнялась давно позабытым теплом. К концу третьего дня он достаточно отчаялся, чтобы наплевать на установленные им самим ограничения, и направился к пику Цинцзин. Он бесшумно проник в жилище Шэнь Цзю и улегся в постель, положив Сюаньсу рядом с собой. Повернувшись во сне и обнаружив Юэ Цинъюаня, Шэнь Цзю от потрясения свалился с кровати, болезненно вскрикнув. Юэ Цинъюань сел и протянул руку, предлагая помощь. Рука, как и ожидалось, была грубо отвергнута, а бледное лицо Шэнь Цзю налилось кровью. — Что ты вытворяешь? — прошипел он. — Я пришел спать. — Я сказал никогда больше не показываться мне на глаза, — голос Шэнь Цзю все еще дрожал от злости. — Выгони меня, если хочешь, — сказал Юэ Цинъюань, улегся спиной к нему и закрыл глаза. Мгновением позже его сильно пихнули в спину, но он отказался замечать это и продолжил лежать как можно спокойнее. Будучи не в силах сдвинуть его, Шэнь Цзю, казалось, сдался. Затем что-то холодное и длинное скользнуло по горлу, слегка задевая кожу. Юэ Цинъюань не двинулся. На мгновение лезвие замерло, потом прижалось сильнее. Он задержал дыхание, почти с нетерпением ожидая, что произойдет дальше, и давление пропало, а лезвие исчезло так же быстро, как и появилось. — Ты действительно беспечен, — протянул Шэнь Цзю с непонятной интонацией. — Ты правда думаешь, что я тебя не убью? Юэ Цинъюань ничего не ответил. — Но, конечно, ты прав, — продолжил Шэнь Цзю. — Если я хочу преуспеть, то я ничего не могу сделать с нашим прославленным шисюном, который скоро станет главой ордена. Ни грязные слухи, ни обвинения не могут запятнать твой возвышенный облик. Но я — другое дело. Кто хочет сохранить голову при себе, должен держать ее пониже. Мне следует делать то, что от меня ждут, пока меня не повысят, а это будет еще не сейчас. Думаешь, у меня есть время играться с тобой? — Сяо Цзю, о чем ты говоришь? — спросил Юэ Цинъюань, обернувшись, потому что больше не мог это терпеть. На этот раз Сюя был направлен ему в горло, кончик нежно касался кадыка. — Я не раз говорил тебе не звать меня так. — Ну, Шэнь Цзю, — беспомощно произнес Юэ Цинъюань, пальцы бесполезно теребили края рукавов. — Я не понимаю, из-за чего ты так зол. — Шэнь Цинцю, — непреклонно сказал Шэнь Цзю. — Не забывай. Я заслужил это имя. Мне пришлось продираться сквозь ад, в то время как ты легко заполучил все благодаря своему таланту. Ты никогда не поймешь мою обиду — ты этого не пережил. Я не так удачлив, как ты, и тебе об этом известно. То, что ты видишь перед собой, ты сотворил своими собственными руками. Юэ Цинъюань на мгновение представил, как лезвие быстро и четко рассекает его горло, словно воду. Было бы не так больно. Крови было бы меньше. Он умер бы легче. Его глаза распахнулись — когда они успели закрыться? — разум опустел. Шэнь Цзю — нет, Шэнь Цинцю был прав. Перед ним было его собственное творение, вылепленное его руками и закаленное его поступками. — Чего ты от меня хочешь? — прошептал он, еле выталкивая слова изо рта. — Я хочу, чтобы ты ушел, — повторил Шэнь Цинцю все так же жестоко. — Я хочу, чтобы тебя не было. Меня тошнит от одного твоего вида. Ты разрушил мою жизнь, ты несешь за это ответственность, но остаешься таким недосягаемым. Юэ Цинъюань, ты мне отвратителен. Внезапно в памяти Юэ Цинъюаня возник непрошеный образ маленького мальчика, наступающего ему на ногу. Полный ребяческой злости, мальчишка развернулся и выплеснул ее на него, а Юэ Ци только снисходительно улыбнулся, ожидая, пока тот успокоится. Воспоминания разворачивались в его разуме разрозненными нитями: в детстве, когда они все время были вместе, он понимал Шэнь Цзю лучше всех. Все эти счастливые и печальные воспоминания, наложенные друг на друга, Юэ Цинъюань бережно хранил, словно цветок меж страниц любимой книги. Пока не потерял сяо Цзю. Это был единственный способ отделить хорошее от плохого. С него достаточно. Юэ Цинъюань голыми руками схватился за лезвие — Шэнь Цинцю не ожидал нападения и не смог противостоять, когда меч оттолкнули в сторону — и повалил его на кровать, придавив сверху, крепко сжав пальцами плечи. Глаза Шэнь Цинцю распахнулись в удивлении, поскольку он не ожидал, что Юэ Цинъюань даст сдачи в ответ на его безжалостные слова. Обычно — всегда! — тот спускал ему с рук любые попытки ткнуть его в больное место. — Ты прав. Я ужасный и отвратительный человек. Я делал вещи, которыми не горжусь, но раз уж не в моих силах исправить прошлое, все, что я могу — это попытаться сдержать обещание впредь. Если ты не хочешь видеть мое лицо, то тебе и не придется. Я буду приходить каждую ночь, но внутрь заходить не буду. Я буду спать под твоей дверью. Он отодвинулся так быстро, как только мог, освобождая замершего Шэнь Цинцю. Подобрал Сюаньсу и вышел, прикрыв за собой дверь. Затем уселся на холодную землю, скрестил ноги и закрыл глаза, приступив к медитации. Его сердце словно было поймано в глазу бури: безмятежное в самом центре хаоса. Только дышать было трудно. Шэнь Цзю хотелось чем-нибудь швыряться. Это было бы нетипично для него — делать подобное на публике, но очень сложно было сдержаться, когда он видел Юэ Цинъюаня, сидящего напротив с таким невозмутимым лицом, словно ничего особенного и не происходило. Как свеженазначенный глава ордена он организовал небольшое собрание, и старшие ученики, как всегда, сопровождали своих хозяев пиков. Шэнь Цзю стоял позади кресла, разгневанный, терзая пальцами деревянную спинку. Юэ Цинъюань ни разу не посмотрел на него с момента их прибытия, словно они и не были знакомы. Словно Юэ Цинъюань не сидел уже несколько месяцев под дверью дома Шэнь Цинцю каждую ночь, как верный пес, ожидая, когда его пустят. Шэнь Цинцю и не пускал, конечно, но он же не ожидал, что тот будет упорствовать так долго. На вторую ночь он едва не впустил Юэ Цинъюаня, но все еще был зол и расстроен, поэтому сдержался. Теперь, конечно же, он не знал, как это сделать. Это немного напомнило ему о тех временах, когда он сидел взаперти, а Юэ Цинъюань снаружи слушал его болтовню. За исключением того, что сейчас между ними была лишь тишина. Предыдущее поколение должно было уйти в отставку вскоре после смены главы ордена. Даже хозяин пика Байчжань принял решение — вполне ожидаемое для всех — уйти вместе с остальными. Кстати говоря: Лю Цингэ, эта заноза в заднице Шэнь Цинцю, сейчас как раз разговаривал с главой ордена. Встреча закончилась, пока Шэнь Цинцю стоял как в тумане, и большинство хозяев пиков уже ушли в сопровождении своих старших учеников. Его собственный шифу стоял в стороне, наблюдая, как он сам сверлит взглядом Юэ Цинъюаня. Лю Цингэ сегодня не хмурился. Он был официален и вежлив, когда не был враждебен, и вел себя просто безупречно, беседуя с Юэ Цинъюанем. И Юэ Цинъюань отвечал тем же, дружелюбно улыбался и смотрел ласково. Шэнь Цинцю подумал, что его вывернет наизнанку, если придется глядеть на это и дальше. Он повернулся на пятках и встал рядом с шифу. Изящно прикрывая лицо веером, его шифу являл собой истинный образец того, каким должен быть ученый: изысканным, утонченным, благородным до мозга костей и со скрытыми глубинами, коих никто не может постичь. — Цинцю, — тихо сказал он, когда они вышли наружу. — Уже почти настало время тебе взять на себя пик Цинцзин. Шэнь Цинцю склонил голову. — Ученик не достоин щедрости шифу. Веер закрылся, являя лишенное возраста лицо его учителя, пристально смотревшего на него. — Цинцю, — по-прежнему обманчиво тихо сказал он. — Я выбрал тебя из многих, потому что верю, что ты сможешь стать хорошим хозяином пика. У тебя есть то, что нужно, чтобы возвыситься над остальными, и ты уже показывал это ранее. Я также верю, что ты способен на гораздо большее, чем можешь себе представить. Его взгляд скользнул к залу, который они недавно покинули. Намек ясно читался в его глазах. Шэнь Цинцю внутренне ощетинился, но его глаза были по-прежнему опущены, а лицо спокойно. — Осталось ждать недолго, — сказал хозяин пика Цинцзин. — Цинцю. — Да, учитель, — почти механически ответил Шэнь Цинцю. — Я надеюсь, ты не забудешь, что олицетворяет наш пик. Ты должен будешь всегда воплощать его принципы в жизнь. — Ученик обещает не растратить зря доброту учителя, — сказал Шэнь Цинцю, низко склонив голову, чтобы спрятать выражение лица. Да плевать ему было на все, если он мог получить желаемое. Место хозяина пика было его единственной целью с тех пор, как он пришел в орден Цанцюн. Но в одном его шифу был прав: он не мог позволить чувствам сбить себя с толку, когда дело касалось Юэ Цинъюаня. В голове всплыла улыбка, которой он одарил Лю Цингэ. Воспоминание было едким и горьким. Никто не имеет на это права, а меньше всех — избалованный молодой господин вроде Лю Цингэ. Шэнь Цинцю давно знал, что его сердце мало; в нем не было места для многих вещей. Если он может получить только одну вещь, он уже будет счастлив. Он мог бы заполнить свое сердце лишь чем-то одним — ни для чего другого не осталось бы места, но оказалось, что Юэ Цинъюань уже успел занять его собой. Шэнь Цинцю пока не собирался сдаваться. Не из-за длинных языков, недовольных взглядов или кинжалов во мраке. Все это было неважно, в конце концов. Кроме того, Юэ Цинъюань уже получил повышение, и Шэнь Цинцю тоже скоро должен. Тогда он будет вторым после Юэ Цинъюаня. Он сможет… жить с этим. Пока Юэ Цинъюань принадлежит лишь ему. Когда они жили на улице, Юэ Ци принадлежал ему, в большей или меньшей степени. Были и другие дети, но Шэнь Цзю всегда был незаменим для Юэ Ци, хотя бы из-за того, сколько денег приносил. Он не хотел бы потерять свою значимость теперь. Ему нужно было что-то сделать, и срочно. Этим вечером, прежде чем тьма окутала все кругом, Шэнь Цинцю отправился к жилищу главы ордена. Оно по-прежнему было довольно скромным: в ордене Цанцюн вышестоящие не стремились произвести впечатление внешним видом. Их выделял талант. Лишь учебные залы и комнаты соответствовали тому, что ожидалось от прославленного ордена: все эти павильоны, достигающие облаков, огромные залы, где ученики могли сидеть и заниматься в тишине и покое, и роскошные сады, и зелень, в которой утопают жилища. Хотя пик Цюндин не мог похвастаться мирной атмосферой и буйной зеленью пика Цинцзин, он все еще никому не уступил бы по производимому впечатлению. Шэнь Цинцю прошел мимо блистательного Зала Цюндин и далее, пока не достиг невзрачного здания на задворках. Оно казалось таким лишь из-за предшествовавшего великолепия, хотя и было в хорошем состоянии, а сад вокруг полнился прекрасными, нежными цветами. Он прошел мимо по мощеной дорожке к входу, попутно подготавливаясь к встрече. По пути сюда он наткнулся на многих учеников пика Цюндин, заработав несколько странных и несколько презрительных взглядов, но никто еще не осмелился его остановить. Самым главным препятствием была его собственная слабость. Возле небольшого пруда во внутреннем дворике ученик кормил рыбок. Он испуганно вскочил, когда заметил подошедшего Шэнь Цинцю. Ученик был совсем юным и, вероятно, не знал Шэнь Цинцю в лицо. — Шисюн, вы здесь, чтобы увидеться с главой ордена? — спросил парнишка, откладывая в сторону корм для рыб и отряхивая руки. — Я доложу. — Нет нужды, — сказал Шэнь Цинцю, взмахивая веером. — Я сам доложу о себе. Продолжай заниматься своим делом. Парнишка слегка поник и вернулся к рыбкам. Шэнь Цинцю мгновенно позабыл о нем и вошел с тревожно бьющимся сердцем. Внутри новый дом Юэ Цинъюаня был украшен с куда большим вкусом, чем предыдущее жилище. Хотя у Шэнь Цинцю и не было времени обратить внимание на детали. Юэ Цинъюань сидел за письменным столом, кисть была зажата в его руке, пока он изучал отчеты, сложенные возле локтя. Не было никаких признаков, что он заметил приход Шэнь Цинцю, поэтому у того было время поколебаться перед принятием решения. Поклонившись как положено главе ордена, он объявил: — Приветствую, Чжанмэнь-шисюн. Скольжение кисти Юэ Цинъюаня не прекратилось. Он лишь тепло ответил: — Входи, шиди. Присаживайся. Я скоро закончу. Можешь налить себе чаю, если тебя это не затруднит. Он сделал, как было сказано, и сел возле Юэ Цинъюаня, заметив, как черное ханьфу почти что поблескивает при свете лампы. Юэ Цинъюаню шло. Власть была ему к лицу. Шэнь Цинцю налил себе немного чаю, забывшись в его аромате, и постарался не замечать ширящееся между ними двумя расстояние. Юэ Цинъюаню не понадобилось много времени, чтобы закончить свою работу, как он и обещал. Он отложил кисть, скрутил последние свитки и сложил в аккуратную кучку. Налив себе свежего чая, он, наконец, встретился с Шэнь Цинцю взглядом. Лицо его оставалось закрытым. У Шэнь Цинцю в горле пересохло. — Что привело тебя сюда в такой час? — наконец произнес Юэ Цинъюань, сжалившись над ним. Узлы в сердце Шэнь Цинцю медленно развязывались, даже если он пытался удержать их, как только мог. Без них у него не оставалось совсем ничего. Он не мог этого вынести. — Я пришел поздравить тебя, шисюн, — сказал он, с трудом удерживая ровный тон. Прошло довольно много времени с тех пор, как Юэ Цинъюань занял это место, и он сидел под дверями жилища Шэнь Цинцю почти каждую ночь — за исключением случаев, когда действительно не мог освободиться. Шэнь Цинцю болезненно ощущал каждый его приход и уход. Так что повод был наглой ложью, и он был уверен, что Юэ Цинъюань знает об этом. Однако он также знал, что Юэ Цинъюань не станет уличать его в этом. — Спасибо, — мягко улыбнулся в ответ Юэ Цинъюань. Свет отражался от этой улыбки, такой же мягкий, и впивался куда-то глубоко под ребра Шэнь Цинцю, лишая его воздуха и здравого смысла. Он взял себя в руки. — Я хочу попросить Чжанмэнь-шисюна отныне перестать приходить к моему дому. Улыбка исчезла с губ Юэ Цинъюаня, будто стертая мокрой тряпкой, и его прекрасное лицо заметно побледнело. Шэнь Цинцю продолжил: — Это тебе не подобает. Если ты желаешь, шиди будет приходить к тебе каждую ночь. Он не осмеливался встретиться с Юэ Цинъюанем взглядом. Наступившая тишина душила; впервые Шэнь Цинцю не знал, чего ожидать. Наконец, Юэ Цинъюань слегка выдохнул и сказал: — Тогда я прошу шиди приходить, когда бы он ни пожелал меня увидеть. Мой дом всегда открыт для тебя. Никто не станет чинить тебе препятствий. Шэнь Цинцю лишь склонил голову в ответ. Вскоре Юэ Цинъюань прибрал на столе и поднялся, предлагая ему руку. — Идем, пора ложиться спать. Приняв предложенную руку, Шэнь Цинцю последовал за Юэ Цинъюанем в спальню и позволил раздеть себя. Он разрешил Юэ Цинъюаню хлопотать вокруг него, распустить волосы и слегка причесать перед сном. Он улегся рядом с Юэ Цинъюанем и скользнул под покрывало, чувствуя себя словно в давно позабытой грёзе. В этом полузабытьи, когда Юэ Цинъюань потушил свет и улегся рядом, Шэнь Цинцю потянулся, взял его лицо в ладони и прижался своими губами к его. В дыхании Юэ Цинъюаня слегка чувствовался аромат чая, который они недавно пили, такой цветочный и с капелькой меда. Когда Шэнь Цинцю собрался сделать поцелуй глубже, между их телами проскользнула рука, мягко, но решительно оттолкнув его. В тусклом свете комнаты выражение лица Юэ Цинъюаня было невозможно прочитать. — Спи, шиди, уже поздно. И больше он ничего не сказал, оставив Шэнь Цинцю наедине с тьмой. Он продержался около месяца, проглатывая свою гордость и злость, словно кровавый сгусток, и приходя к Юэ Цинъюаню каждый день. Всякий раз его приветствовали ласковые слова и нежные руки, но Юэ Цинъюань даже не смотрел на него дважды. И когда они спали рядом, тот держался на расстоянии, всегда вне досягаемости, как если бы они были в зале совета. Учитель Шэнь Цинцю сообщил ему о своих планах вскоре отправиться в уединение. Приготовления к собственному повышению и отъезду шифу утомляли достаточно, чтобы не оставалось сил разбираться с Юэ Цинъюанем. Шэнь Цинцю приходил к нему все реже и реже, будучи очень занят, и наконец переехал из своего старого жилища в бамбуковый домик, где долгое время обитал предыдущий хозяин пика. Занятый переустройством по своему вкусу, он уже более недели не видел Юэ Цинъюаня иначе как во время совещаний. Сидя на новой кровати, застеленной свежим бельем, со спускающимися сверху тонкими занавесками, Шэнь Цинцю позволил усталости взять свое. Долгие годы он старался и смирялся и наконец-то смог забраться на вершину. Он не будет равен Юэ Цинъюаню, но они встали бок о бок. Он не видел никакой проблемы в том, чтобы подчиняться Юэ Цинъюаню, до тех пор, пока никто не стоял между ними. Вино, выпитое в честь празднования, было совершенно безвкусным. Ничто из достигнутого его не удовлетворяло. Он может стоять рядом с Юэ Цинъюанем, он может спать в его постели, и о нем будут заботиться как о ребенке — но все это было ему не нужно без самого важного. Он хотел быть кем-то большим. Всегда хотел. И Юэ Цинъюань продолжал отказывать ему в этом. Шэнь Цинцю упал на кровать и уткнулся лицом в простыни, борясь с самим собой. Может, лучше будет прекратить все эти шашни с главой ордена. Просто стать идеальным хозяином пика Цинцзин, как того всегда хотел его шифу. Оставить мирскую суету и стать таким же чистым и спокойным, как пик, хозяином которого он является. Разве не этого он когда-то желал? Стать благородным бессмертным, который плюет на все мирское и с удобством восседает средь облаков, занимаясь лишь своими собственными делами? Теперь у него есть все. По логике, ему больше ничего и не нужно, но тогда почему в его сердце такая пустота? Ему хотелось что-нибудь сломать. Ему хотелось нарваться на драку с Лю Цингэ, хотя он прекрасно знал, что это закончится горьким поражением. Снова. И всё же хотелось, потому что последующие злость и отвращение дадут ему опору. Заполнят пустоту. Он отлично понимал, что эту пустоту внутри него сможет заполнить лишь ненависть. Ничего другого не смогло бы занять его сердце. В глазах нестерпимо защипало. Шэнь Цинцю не плакал. Он уже давно перестал плакать и не собирался начинать сейчас. Отныне плакать будут его враги. Ему надоело корчиться на земле, словно крыса. Он будет летать в небе, такой же недоступный, как и идеал в его воображении. Шэнь Цинцю закрыл глаза, собираясь уснуть, когда дверь его жилища открылась. Незваный гость ступал тихо, но не пытался скрыть свое присутствие. Шэнь Цинцю сел в постели, сердце заколотилось, и тошнота подступила к горлу, когда он понял, кто это. — Шиди, ты не спишь? — спросил Юэ Цинъюань, заходя внутрь. Шэнь Цинцю не ответил. Слова застряли в глотке, когда он увидел, как причина всех его страданий входит в дверь. Юэ Цинъюань положил небольшой сверток на подставку возле двери и продолжил: — Я принес тебе немного чая с пика Цюндин. Я подумал, что ты уже обустроился и будешь отдыхать. — Почему, — спросил он, с трудом проталкивая слова сквозь сухое горло, — ты здесь? Юэ Цинъюань замялся на секунду и с любопытством посмотрел на него. — Я пришел сюда спать? Я знаю, что ты был занят, поэтому… — Вон, — рассвирепел Шэнь Цинцю. Он был сейчас совсем беззащитен, и появление Юэ Цинъюаня застало его врасплох. Он так старался укрепить свое сердце, а этот ворвался и разрушил все стены, которые Шэнь Цинцю пытался выстроить. Как несправедливо. Игнорируя скрытое в его тоне предупреждение, Юэ Цинъюань прошел в комнату и присел рядом. — Ты выглядишь таким уставшим, — заметил он, касаясь лица Шэнь Цинцю пальцами и заправляя за ухо выбившуюся прядь. — Тебе нужно отдохнуть. Шэнь Цинцю оттолкнул чужую руку. Смятение и отчаяние бурлило в нем, выметая любые разумные доводы. Схватив оскорбившую его руку за запястье, он выкрутил ее, пытаясь опрокинуть Юэ Цинъюаня на постель. На мгновение перед глазами мелькнули взметнувшиеся одежды и волосы, и Юэ Цинъюань оказался распростерт под Шэнь Цинцю. Глава ордена выглядел ошеломленным, — что говорило о том, насколько беспечен он был рядом с Шэнь Цинцю, — но времени на злорадство не было. Другой рукой Шэнь Цинцю обхватил горло Юэ Цинъюаня — пальцы точно на пульсе, и как легко было бы его оборвать! — Шиди, что ты делаешь? — Заткнись, — резко ответил Шэнь Цинцю и начал сжимать запястье Юэ Цинъюаня с силой, почти достаточной, чтобы сломать тонкие кости. Тогда Юэ Цинъюань, очнувшись, свободной рукой оторвал его от себя и перевернулся, оказавшись сверху. Шэнь Цинцю ждал этого. Он попытался врезать Юэ Цинъюаню по лицу, а промахнувшись, ударил в живот. Удар сопровождался отрадным звуком, и Шэнь Цинцю немедля боднул открывшегося противника в лоб. Он не вспоминал о боевых искусствах; это была драка уличных крыс. Пока Юэ Цинъюань был оглушен, он снова ударил его по лицу, рассекая губу и пуская кровь. Темное удовлетворение покатилось вдоль хребта. Но это было все, чего Шэнь Цинцю смог добиться внезапной атакой. Сузив глаза, Юэ Цинъюань наконец применил силу и усмирил его в несколько секунд. Губа Юэ Цинъюаня немного припухла и кровоточила, заколка съехала, волосы растрепались, лицо было белым как бумага — он выглядел совершенно ужасно. Шэнь Цинцю уже много лет не видел его таким взъерошенным и помятым, и в этот раз все выглядело хуже, чем в предыдущий. Они оба тяжело дышали — причем вовсе не из-за недавней драки, Шэнь Цинцю знал это. Его руки были задраны над головой, и Юэ Цинъюань крепко сжимал их. Боль растекалась до самых плеч. Шэнь Цинцю прикрыл глаза и прикусил губу, пытаясь не заскулить. Жесткая хватка исчезла мгновенно, и по его щекам заскользили нежные руки, заглаживая причиненный вред. — Прости, — хрипло произнес Юэ Цинъюань. — Я не хотел. Прости. — Заткнись. Юэ Цинъюань вздохнул и убрал руки, но все еще придавливал Шэнь Цинцю к кровати своим весом. Вероятно, чтобы тот снова не попытался атаковать. — Что случилось? — спросил он, проводя рукой по его взъерошенным волосам. — Я ненавижу тебя, — выплюнул Шэнь Цинцю. — Зачем ты так? — отчаянно спросил Юэ Цинъюань. — Что тебя беспокоит? На этот раз Шэнь Цинцю плюнул ему в лицо, потому что не мог сделать ничего другого. Его ребяческая выходка была встречена очередным глубоким вздохом, пока Юэ Цинъюань утирался. — Ты так сильно хочешь, чтобы я ушел? Настолько, что в ход пошли такие способы? Что ж, хорошо. Я уйду, как ты того желаешь. — Тяжесть исчезла, когда Юэ Цинъюань соскользнул с него, все такой же грациозный, и начал приводить одежду в порядок. — Теперь, когда ты стал хозяином пика и прочее, полагаю, всему этому стоит положить конец. — Он обвел рукой пространство между собой и постелью Шэнь Цинцю. — Я тебе больше не нужен. Все звуки исчезли вместе с этими словами. Шэнь Цинцю видел, как губы Юэ Цинъюаня двигаются, что-то говоря ему, но ничего не слышал. В голове нарастал грохот, заглушая все прочее, и Шэнь Цинцю вскочил с постели, даже не успев понять как. Запястья все еще ныли: единственное, что он ощущал в своем онемевшем теле, было то место, где Юэ Цинъюань прикасался к нему в последний раз. Одежды, мягкие и гладкие, смялись в пальцах Шэнь Цинцю, когда он вцепился и дернул Юэ Цинъюаня назад. Хотел бы он сейчас иметь под рукой Сюя. Хотел бы проткнуть их обоих насквозь одним быстрым ударом и положить всему конец. Если Юэ Цинъюань снова покинет его, он просто этого не вынесет. Он уже пытался, многажды, и куда его это привело? Он уже потерял Юэ Ци. Теперь ему нечего было терять. Шэнь Цинцю был как в тумане, когда прижимался к Юэ Цинъюаню словно любовник, ребенок, и утыкался лицом в эту широкую, когда-то надежную спину. Послышалось, как Сюя зашевелился в ножнах на своем месте, но как только Шэнь Цинцю погрузился в знакомый аромат волос, меч снова затих. Он едва держался на ногах, задыхаясь, но не желая отпускать, когда Юэ Цинъюань обернулся и попытался заглянуть ему в лицо. Наконец, сдавшись, Юэ Цинъюань обнял Шэнь Цинцю и прижал к себе так сильно, как тому хотелось. Так Юэ Цинъюань и отнес его в постель, бессильного и несопротивляющегося, и аккуратно уложил, как бесценную жемчужину — в бархатную шкатулку. Шэнь Цинцю спрятал лицо у него на плече, когда тот улегся рядом, все еще удерживая Цинцю в объятиях. Когда сердце наконец успокоилось и туман рассеялся, Шэнь Цинцю приподнялся и молча прижался к губам Юэ Цинъюаня, болезненно невинно. Именно Юэ Цинъюань сделал поцелуй глубже. Он обхватил затылок Шэнь Цинцю ладонью и пылко отвечал ему, пока кости Шэнь Цинцю не начали плавиться от его жара. Цинцю закрыл глаза, пресекая все попытки Юэ Цинъюаня отодвинуться. Казалось, прошли часы, прежде чем он наконец насытился — удовлетворение и тепло гудели глубоко в костях. Напоследок Юэ Цинъюань мягко поцеловал его в лоб и поудобнее устроил Шэнь Цинцю в кольце рук, нежно перебирая его волосы. — Это так ужасно, — снова обретя голос, хрипло спросил Шэнь Цинцю, — быть со мной? Глаза Юэ Цинъюаня потемнели. — Прикасаться ко мне? — отчаянно настаивал Шэнь Цинцю. — Тебе настолько противно? Скажи мне, Ци-гэ, не молчи. — Нет, — с болью в голосе произнес Юэ Цинъюань. — Это потому что ты Сяо Цзю, а я… — Ты что? — Я не хочу осквернять тебя своим прикосновением, — ответил он, зажмурившись. Губы у него дрожали. В уголке рта была полоска засохшей крови, густые темные ресницы на бледном лице повлажнели. Шэнь Цинцю было до смерти смешно. Что за абсурд. Он скорчился, живот сводило от смеха и тошноты. Что за идиот, думал он. Что ты за дурак такой, Юэ Ци, совершеннейший идиот. — Сяо Цзю? Шэнь Цинцю разогнулся и обвил руками плечи Юэ Цинъюаня как мог крепко. — Тебе не приходило в голову, что мне плевать на это? Лицо Юэ Цинъюаня сказало все, что было нужно. Вздохнув, Шэнь Цинцю толкнул его и оседлал. Спустившись ниже, Цинцю обнаружил, что Юэ Цинъюань вовсе не так равнодушен, каким казался. Удовлетворенный, он наклонился, чтобы снова поймать губы Юэ Цинъюаня в поцелуй. — Ты дурак, — сказал он без капли яда в голосе, избавляя Юэ Цинъюаня от одежды и подставляя ночному воздуху. Юэ Цинъюань приподнялся на локтях, чтобы взглянуть на Шэнь Цинцю, склонившегося, чтобы взять его полувставший член в рот. — Сяо Цзю, ты не можешь… Тот тихо хмыкнул, и Юэ Цинъюань заткнулся. Вес и тепло Юэ Цинъюаня у него во рту были незнакомы, но не нежеланны — не неприятны, по крайне мере. Шэнь Цинцю уже не мыслил категориями привлекательности, однако легкий румянец на обычно бледных щеках был несравненно прекрасен. Он сохранил этот образ в памяти, заглатывая глубже. Член в ответ налился кровью, твердея во рту, почти заставляя задыхаться, но это было неважно. Цинцю немного отодвинулся и начал сосать чувствительную головку, следя за тем, как Юэ Цинъюань непроизвольно подается бедрами навстречу. Выступившая смазка почти застала его врасплох, но он наслаждался этим, как наслаждался всем, что этот человек мог ему дать. Движения бедер Юэ Цинъюаня стали резче и четче, когда член толкался туда и обратно. Шэнь Цинцю обхватил руками то, что не мог принять, и позволил неглубоко иметь себя в рот. Дышать было тяжело, и губы болезненно растягивались, но в то же время Шэнь Цинцю был рад этому. Это было что-то, доступное лишь ему. Что-то, чего никто никогда больше не увидит — в противном же случае Шэнь Цинцю позаботится, чтобы это было последним, что они увидят. Юэ Цинъюаню не понадобилось много времени, чтобы кончить, локти подогнулись, когда он упал на кровать, вторгаясь глубже в рот Шэнь Цинцю и заставляя его давиться семенем. Гордость не позволила ему поперхнуться, и он проглотил все без остатка, несмотря на выступившие слезы. Это было его право. Шэнь Цинцю желал этого больше, чем чего-либо другого: эту сторону Юэ Цинъюаня. Их прежние отношения не подлежали восстановлению, а новые начались хуже некуда, но, похоже, он нашел некий баланс. Место, вырезанное им между ребер Юэ Цинъюаня, куда он спрятался словно крыса в нору. Ранее напряженное тело Юэ Цинъюаня расслабилось, он схватил Шэнь Цинцю за руки и притянул к себе. Аккуратно вытер его лицо черным рукавом и пальцем провел по распухшим губам. Лицо его помрачнело. — Прости, — сказал он — снова; так бессмысленно. — Я не думал… — Заткнись и спи, — проворчал Шэнь Цинцю. — А что насчет тебя? — осторожно спросил Юэ Цинъюань, но не попытался потянуться ниже. — Все хорошо, — ответил Шэнь Цинцю. — Я не хочу сейчас разрядки. Позволь мне прочувствовать это. Он хотел, чтобы Юэ Цинъюань также ощутил то, что прижималось к его телу, пока они находились так близко — словно клеймо. Он бы клеймил Юэ Цинъюаня самим своим существованием, если бы мог, но то, что было прямо сейчас — выглядело вполне приемлемо. Близко к его настоящему желанию. Если бы он не любил Юэ Цинъюаня так сильно, то дыхание, которое он ощущал на своих щеках, давным-давно было бы прервано. Так они и уснули: переплетясь в объятиях, жизнях и сердцах друг друга — неразрывно, как и задумывалось. Шэнь Цинцю наконец почувствовал, что после долгих-долгих блужданий вернулся домой.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.