Крючок

Пит размотал удочку и, нацепив на новенький крючок наживку, забросил ее в озеро, а сам поудобнее устроился на мягкой травке. Этот отпуск уже успел стать лучшим за всю историю группы, по крайней мере, для Пита: Джон мотался по магазинам, присматривая очередную дичь для его коллекции дичи, а Кит бухал, или проводил время с девушками, или взрывал туалеты (но Таунсенд об этом ничего не слышал, поэтому и не сердился). Роджер же увязался с гитаристом на базу отдыха под предлогом «наладить взаимоотношения», и сегодня, в первый же день, куда-то пропал, не удосужившись даже сказать, куда. «Ну и хрен с ним» — думал Пит, с легкой улыбкой наблюдая за поплавком. Солнышко пригревало, белые пуховые облака отражались в темном зеркале воды, вокруг было тихо, лишь кузнечики изредка подавали голос да легкой стрелой проносились стрекозы. Где-то послышался плеск: за деревьями — маленький пляжик. Разомлевший в тепле, Таунсенд блаженно прикрыл глаза и улыбнулся, очевидно, забыв про удочку и намереваясь вздремнуть, но его внимание в самый последний момент привлек прыгающий поплавок. — Вот и первая красавица! — радостно крикнул Пит, подсекая. Вспыхнул поплавок, сверкнул алмазом крючок… зажатый в зубах юноши с налипшими на лицо темными волосами, белозубой улыбкой и массивным крестиком на сильной загорелой груди. — Мог бы и получше приманку выбрать, Таунсенд, — юноша откинул мокрые пряди назад, не прекращая улыбаться и светить прекрасными голубыми глазами прямо в напуганную внезапным появлением душу Пита. — До сих пор во рту воняет червями. — Роджер?! — гитарист выпучился на коллегу. Удочка с глухим шлепком упала на берег. — Я, я. Знаешь, Пит, у тебя очень острый крючок. Я чуть губу себе об него не вспорол… — А ты чего его вообще в рот брал, селедка? — разозлился Пит. — Придурок. Младенец. Идиот. — О, ты ревнуешь? — сдержанно хохотнул Роджер, по-прежнему держа крючок во рту. — Могу взять в рот кое-что другое… — Болван, катись отсюда! Не смешно! — заорал Пит на блондина, не поднимая удочку — он знал, что его эмоциональность может сыграть злую шутку с очевидно обкуренным вокалистом, и крючок — порвать тому рот. Тогда уж налаживания отношений точно не произойдет, а вот распад, причем группы, — вполне. — Ну ты же хотел поймать рыбу, вот он я! — Роджер зашагал к берегу, потом опустился в воду и пополз, пошлепал, как крокодил, цепляясь руками за дно. — Волосы намокли, признаю, но ты же знаешь, какие они красивые. Золотые! Хочешь, я буду твоей золотой рыбкой? Могу исполнить любое твое желание… — еще пара метров, и Пит заметил голый зад Долтри, сверкающий на солнце, как бильярдный шарик. Два шарика. — Мое единственное желание — чтобы ты свалил! Пошел отсюда, ундин чертов! Роджер еще какое-то время взирал снизу вверх соблазнительным, по его мнению, взглядом, полагая, что Пит шутит, но лицо Таунсенда было таким грозным, а глаза источали такую злость, граничащую чуть ли не с ненавистью и презрением, что не решился продолжать. Долтри, порозовев, опустил глаза, поднялся на ноги и выпустил изо рта крючок. — Червяк в озере. Извини за него, я думал, что прокатит, — мило улыбнулся Роджер и покраснел еще сильнее, потом развернулся и пошлепал на глубину. — Хороша водичка! Не хочешь искупаться? — Уйди, селедка..! Роджер пожал плечами и плюхнулся в воду, обдав Питера холодными каплями, как душем, а гитарист опустился на траву, пытаясь перекипеть, не бросаясь с кулаками на перепекшегося на солнышке коллегу, и не рассмеяться на все озеро: спереди у Долтри был любовно примотан большой листок кувшинки. — Но мы все равно с тобой встретимся! Ночью… в одном номере… в одной постели… Пит швырнул в озеро какую-то ветку, цыкнул языком и уткнулся лицом в траву, раздумывая над местью в виде червей в сэндвиче или под подушкой. Одно только плохо — они с Роджером и впрямь спят вместе в одной постели.