То, что лишнее

      Вернон проснулся первым. Он привык вставать очень рано, однако сегодня точно проспал бы, если бы не бьющее по глазам утреннее солнце, каким-то образом нашедшее его в глухом шатре. Неприятно. Он поворочался в попытке убрать от лучей хотя бы лицо, поежился: отчего-то ему было зябко с одного бока и очень тесно с другого. И лишь спустя несколько секунд он вспомнил, где сейчас находится и с кем. Открыл глаза.       Уставился на окно, на простой деревенский витраж, составленный из мутных кусочков стекла неясного происхождения. В обычных кметских домах, как правило, вообще не было стекол, а, значит, конкретно эта хата принадлежала не меньше чем солтысу. Хотя по остальному убранству сложно было судить так однозначно. Роше точно помнил, что закрывал ставни на ночь, но Иорвет, видимо, в какой-то момент успел открыть их, дабы не пропустить наступления утра.       В целом, правильное решение. Вот только сам-то он до сих пор спал, отвернувшись к стене и накрывшись чужим мундиром по самые брови. Ему явно было и тепло, и уютно. И свет из окна, конечно, не мешал.       Роше звучно шмыгнул носом и, привстав на локте, постучал пальцами по каштановой макушке.       — Эй, подъем! Уже часов девять, не меньше.       Из-под синей ткани донеслось невнятное «угу» и ничего больше. Иорвет даже не пошевелился, и только плечо его по-прежнему размеренно вздымалось в такт дыханию.       — Осаду проспим, остроухий! — еще раз попытался воззвать к чужому рассудку Вернон, однако безрезультатно.       Вздохнув, он выбрался из кровати и, растирая друг о друга холодные руки, принялся воскрешать очаг. К сожалению, от прежнего огня не осталось даже искры, и пришлось заново искать что-то для розжига и раздувать то хилое, что едва занималось от березовой коры и сена. Наконец, у него получилось, и он поставил на край печи кадку с водой: хорошо, если хоть немного нагреется. О бритье, разумеется, речи уже не шло.       Пока грелась вода, он собрал из остатков снеди две приличные порции на завтрак. На удивление, после вчерашнего его не терзало похмелье, и он чувствовал разве что мутную сонливость из-за того, что провалялся в кровати дольше чем надо.       В утреннем оцепенении всё казалось ему не совсем таким, как накануне, да и весь предыдущий день — далеким и необыкновенно долгим. Вернон собирался покинуть деревеньку на рассвете, но, в сущности, уже тоже не было особой разницы: час или два — всё одно. Зевнув, он согласился сам с собой, что рыбак никуда со своего места не денется. Ну а если Иорвет не успеет просушить и тем самым запорет свои собственные зажигательные стрелы, это будет его личной проблемой. Роше со своей стороны сделал всё возможное и даже больше: предоставил ему шанс, информацию и лодки.       И сам же за это заплатил, причем очень недешево. Не то чтобы жалел, скорее уже нет, но до сих пор не знал, как к этому относиться. После проведенной с кем-то ночи всегда несколько непонятно и неловко, а теперь-то в особенности. Хорошо, что эльф не открыл глаза раньше него и не полез с объятиями и поцелуями. Как ни крути, а необходимо было в первую очередь освежиться: кожа была липкой, а во рту как-то кисло и погано. Романтический флер совместного подъема в действительности редко когда бывал таким уж романтическим.       Роше не стал дожидаться, пока вода в деревянной кадке станет горячей — этого могло не случиться и до заката. Скинув одежду, он забрался в бадью и начал намыливаться, намеренно делая всё очень громко, чтобы разбудить, наконец, своего сообщника. И в итоге это сработало.       Недовольно промычав что-то, эльф завозился и перевернулся на другой бок. Протяжно вздохнул, а потом буркнул:       — Ранний подъем, знаешь ли, крестьянская привычка.       — Ну а ты прямо аристократ, да? — с усмешкой откликнулся Роше. Ему понравилось, что фраза, с которой тот начал, была вполне себе нейтральной, ни к чему не обязывающей. — Не будь у нас дел, я бы даже будить тебя не стал: дрыхни хоть до второго Сопряжения.       Иорвет, в общем-то, был с ним согласен, но промолчал. Буквально каждая мышца у него противно ныла, и все кости, словно накануне ему хорошенько досталось в потасовке. Ну, неудивительно — двухдневную поездку до Флотзама никак нельзя было назвать легкой прогулкой. И теперь, пытаясь привыкнуть к этой боли, он поворочался еще, зевнул и сильно потянулся, упершись ступнями и ладонями в обе спинки кровати, отчего опасно заскрипела вся конструкция. Затем протер кулаком свой здоровый глаз. Яростно почесал шрам на другой щеке. Взъерошил и без того спутанную шевелюру.       Вернон искоса посматривал на него со своего места, но чуть позже отвернулся, принявшись растирать себя полотенцем. Когда и с этим было покончено, он напоследок хорошенько прополоскал рот.       — Я всё. Валяй, твоя очередь плескаться, — сказал он эльфу. — Тут еще полно воды.       Однако тот не торопился. Он нашел себе занятие поинтереснее: подперев щеку ладонью, наблюдал за тем, как темерец одевается. Под его пристальным взглядом движения того на какое-то время стали скованными и торопливыми, но потом это прошло. Должно быть, привык уже или просто сделал над собой усилие.       Иорвет же в который раз мысленно отметил, что так и не обнаружил на нем ни одного партака, что было весьма необычно для человека его занятия и происхождения. И хотя ему было любопытно почему так, он всё же решил не спрашивать о причинах их отсутствия. Пусть это останется тайной. Мелочью, в которой ощущалось проявление его характера и личности в целом. Как, например, и то, что несмотря на внешнюю суровость, Вернон тщательно следил за растительностью на своем теле: в отличие от большинства других человеческих мужчин, тем более военных, он аккуратно и регулярно подстригал ее не только на голове, но и в паху. Из санитарных соображений, разумеется, никак не эстетических, однако в этом также, не считая всего остального, было что-то очень будоражащее.       — Вода стынет, — меж тем напомнил ему Роше, несколько раздраженно встряхивая свою рубаху, прежде чем вновь натянуть ее.       Он думал о том, как сам совсем недавно с похожим удовольствием и вполне откровенно следил за туалетом бордельной девицы. Та крутилась у зеркала и прихорашивалась, но он, конечно, ни в коем случае не стал бы делать то же самое. И всё же стоило сейчас немного подыграть остроухому. «Пусть полюбуется, раз так хочет», мысленно пожал он плечами и стал специально затягивать процедуру. Вот только по какой-то причине к его собственным щекам вдруг прилила кровь. Он чертыхнулся и стушевался, что не осталось незамеченным для Иорвета.       — Уже иду, — отозвался тот, еще раз скользнув взглядом по его стройным ногам, плотно обтянутым прошитыми штанами.       Затем поднялся с кровати одним быстрым, ловким движением, словно кот, — куда только делась сонливость? — и, подскочив к Роше, заключил его в объятия, не отказав себе в удовольствии даже немного оторвать его от пола. Второй капитан буркнул было неодобрительно, но его стиснули и дернули к себе так резко, что он чуть опешил. Чужая ладонь скользнула вниз по его животу и накрыла достоинство, нетерпеливо сжала несколько раз, погладила. Он собирался сразу же отстранить ее, но, как оказалось, такая ласка была даже приятна, да и с эльфом ссориться не хотелось, пусть и следовало дать ему понять, где находятся берега.       — Тебя так легко продавить, — Иорвет улыбнулся ему своей бледной улыбкой, хотя во взгляде его читалось привычное превосходство. — Так легко подчинить себе.       Роше хотел возразить ему, что вовсе не так уж и легко, и вообще, при других обстоятельствах он бы… Но тот добавил:       — Жаль, что я не знал об этом раньше, — и, словно желая сгладить, качнулся вперед и мягко прихватил его губы своими. В теплом его дыхании ощущалась нотка чего-то хвойного, чем эльфы обычно чистят зубы, да и весь он опять был настолько обезоруживающе внимательным, что лишь последний хам мог оттолкнуть его сейчас. Роше залип в поцелуе, бездумно водя руками по его шелковистой коже, и остановился только когда понял, что еще немного и придется возвращаться в постель.       Выражение лица Иорвета стало еще более насмешливым. Прищелкнув языком, он отпустил темерца и в свою очередь взялся за кадку, намереваясь помыться.       «Ничего-ничего», успокаивал себя Роше, опускаясь на ближайший стул, хотя обычно сидел на другом. «Осталось совсем недолго. Терпи. Просто терпи». Кусок хлеба, что он сунул в рот, показался ему безвкусным, как бумага. Но чуть позже, когда он взял себя в руки и даже ни разу не повернулся на плеск воды, хлеб обрел свой обычный вкус. Очень при этом неплохой: добротное зерно, выращенное добротным кметом и приготовленное добротным пекарем до сих пор было свежим.       Наконец, плеск прекратился, и Иорвет тоже уселся за стол. Как обычно, наискосок от Роше, и вновь поглядел на него, чуть прищурившись. Заметно было, что настроение у него просто замечательное, да и в целом он казался отдохнувшим и выспавшимся. Покачав головой, он вдруг произнес негромко, чуть нараспев:       — Aenye inne me — aen bourreau mearbhallann,             Evellienn aenyen te elaine’t shed smaelann…       — О, боги, опять он за своё, — возмущенно проворчал Вернон, морщась: язык остроухих, да еще и рифмованный. — С самого утра что ли, ты серьезно?!       Эльф тихо рассмеялся в ответ. Реакция эта была ему не в новинку, и не стоило придавать ей особого значения. В общем-то, ему просто было необходимо как-то выразить свое состояние, а в душе он скорее радовался тому, что в отличие от лирического героя остальной части стиха, который предпочел задушить свои чувства в зародыше, ему хватило смелости и упорства добиться своего.       — Знаешь, — протянул он и повертел в руках яблоко, прежде чем откусить от него, — я удивляюсь, что ты до сих пор не умеешь хоть немного на Старшей Речи. Ведь не такая уж она и сложная. Даже для тебя.       — А зачем мне это? — пожал плечами капитан. — Переводить твои вирши? Торговаться с городскими эльфами? Ну так они и на всеобщем грамотнее меня изъясняются.       Иорвет задумчиво жевал, приподняв брови.       — Я немного не о том. Естественно, что городские, если у них осталась хоть капля достоинства, не стали бы разговаривать с dh'oine на Hen Llinge. Но ведь в твои руки столько наших попадало… И не все из них знали всеобщий. По существу, у эльфов Синих Гор не так много возможностей выучить ваш язык.       Вернон кашлянул. Похоже, что «белка» решил совсем доконать его напоследок.       — Ты мелешь чушь, и сам прекрасно об этом знаешь, — ответил он. — В какие такие мои руки попадало много твоих? Если ты про допросы, то любому известно, что допрашивать вашего брата — зря время тратить.       У него была одна догадка, с чего вдруг эльф прицепился к нему с этой темой: возможно, он с отрядом на досуге навестил ущелья, где от руки поехавшего ведьмака погибли их товарищи, и, не досчитавшись одного трупа, решил выяснить, где он. Как бы то ни было, Роше счел нужным умолчать о судьбе парня, ведь не менее поехавшая «белка» мог и не оценить его милосердный жест. Или неправильно его воспринять.       — Но ведь ты допрашивал.       — Ну да, было дело. Поначалу у меня имелся для этого один штатный переводчик. Всё как полагается: нос длиннее его самого, за очками глаз не видно, но зато в самих оксенфуртах обучался и эльфий язык знал наверняка даже лучше, чем ты.       — Последнее звучит весьма сомнительно. Но, ты говоришь, «был»? Что же с ним стало?       — Поначалу он трудился весьма неплохо. До какой-то жести его не допускали, но предварительное и заключительное, так сказать, следствия он высиживал. И вот однажды, — Роше протер чистой тряпкой нож, прежде чем порезать им остатки окорока, — парниша спелся с одной из допрашиваемых эльфок. Пробовал помочь ей сбежать. Уж не знаю, соблазнила она его, или запугала, но в итоге мне пришлось вздернуть обоих. И больше я таких не набирал.       Иорвет хмыкнул.       — Вот видишь, а мог бы всё делать сам, и у эльфов не было бы ни единой возможности провернуть свои коварные фокусы. С таким-то следователем, как ты.       У капитана кусок в горле застрял, но спустя паузу он продолжил как мог невозмутимо:       — А смысл? После того случая я окончательно убедился в том, что проще и эффективнее вести стрельбу на поражение. Так оно и оказалось.       — Ну а Черные? Разве ты не работал с ними на протяжении обеих войн?       — В то время я еще не занимался разведкой. По крайней мере, официально, и всё больше имел дел именно с «белками» в тылу. Выслеживал и разорял их стоянки. Конечно, пробовал что-то посерьезнее, но мои тогдашние потуги в шпионаж вызывали лишь приступы хохота у главы разведки. Так вот, мне еще долго пришлось доказывать, что я нечто большее, чем простой солдафон из низов, чье дело лишь убить или обезвредить.       — Могу его понять: из тебя шпион — что из гусенка лебедь.       Роше стиснул зубы и со злости чуть не саданул ножом себе по пальцу.       — Это ты еще Талера с мечом не видел! Вот где цирк. Зато я полон многих других достоинств, которых ему не достает.       — Вспыльчивость — одно из них, надо полагать?       — А как же!       Он угрюмо поерзал на месте. Было очень неприятно, что обычно до предела зашоренный Иорвет порой видел его буквально насквозь.       — О чем стишки-то были? — всё-таки спросил он чуть погодя, причем не без любопытства.       — Они не стоят твоего внимания.       — Да ладно тебе! Ну как хочешь.       В целом смысл тех строк был понятен Вернону, ему не понравилось лишь само их звучание. В мирное время он часто напоминал себе, что неплохо было бы периодически освежать Старшую Речь, но попросту не мог отделаться от чувства некоей гадливости, когда слышал ее. Еще и Фольтест, как назло, любил порой что-то зачитать на эльфском, когда находило настроение. Но вот что удивительно: из его уст всё это звучало совсем иначе, не вызывало отторжения.       "Огонь внутри меня...", значит", повторил он про себя и тут же переделал: "Ага, и шило в гузне. Должно быть остальная часть стиха именно об этом". Впрочем, некоторые слова действительно были для него в новинку. "Мербхалан? Вроде слышал же где-то. А, к черту! Сейчас совсем не до того".       — Со скоя’таэлями в Темерии уже покончено, — сказал он. — Ну а оседлые эльфы скоро и сами забудут Старшую Речь. На ней будут говорить лишь колдуны да ученые в своих узких кругах. Я не хочу показаться еще грубее, чем есть, но признай, что это логично и разумно — тот, кто в меньшинстве принимает правила большинства. В том числе и язык, и обычаи и законы, и многое другое.       Тут Иорвет кинул на него долгий взгляд, многозначительно ухмыляясь.       — Тогда тебе тем более стоит взяться за уроки.       — Почему это?!       — Это правда надо объяснять?       Он сказал это настолько спокойно и непринужденно, что Вернон не нашелся, чем возразить и лишь молча уставился прямо перед собой: конечно, ему было ясно, о чем речь. Понимание это холодком пробежалось по его спине и осело где-то в желудке, а перед мысленным взором вдруг появилось отвратительное белое жабо над черной парчой и золотая цепь с треугольной подвеской.       — Кстати, что там с Лето? — как ни в чем не бывало продолжил Иорвет. — Вы уже нашли, где он прячется?       — Вроде того. Мои люди подозревают, что он укрывается в старых краснолюдских шахтах вместе с обоими своими товарищами. Почему ты спрашиваешь?       — Почему бы и нет? Он лишил меня доброй части отряда, ну а я желаю ему скорой, но очень мучительной смерти.       — Он найдет ее. Но не раньше, чем выполнит миссию с Хенсельтом и выдаст мне своего заказчика.       Второй капитан пожал плечами.       — От него что, до сих пор не было никаких движений?       — Нет. Сидит, ждет чего-то. Поговаривают, что реданскую делегацию.       — Поговаривают? — глаз эльфа вдруг сузился в щелку. — Кто?       — Это просто догадки каэдвенских дворяшек, ранее состоявших в заговоре. Лично я склоняюсь к тому, что заказчиком может быть и Радовид. Тоже амбициозный сукин сын, если посудить.       Он тщательно прислушался, предположив что именно сейчас Иорвет скажет нечто полезное по этому вопросу.       — Хм. Не знаю, не знаю. Я не слышал, чтобы ведьмаки хоть раз упомянули Реданию в своих разговорах.       Нет. Бесполезно: даже если пленный «бельчонок» что-то там и слышал, то его начальник, до последнего торчащий во Флотзаме, явно нет.       — Опять никаких доказательств, — Вернон начал терять терпение. — И зачем тогда рассуждать о том, на что пока никак не повлияешь? Сейчас мы должны думать исключительно о нашей диверсии, а с мотивами Лето я разберусь позже, когда изловлю его.       Он сказал это как можно увереннее, хотя всё равно подспудно ожидал глумления, каким недавно одарил его Детмольд, над способностями Синих Полосок и его самого, как их лидера. Но «беличий» атаман отнесся неожиданно серьезно к его словам.       — Я хочу попросить тебя кое о чем.       — Мм?       — Как поймаешь его, вне зависимости от мотивов и причин его поступков, обязательно добей.       — Я и так собирался. Он же порешил Фольтеста!       — В твоей компании есть один весьма сомнительный тип, — Роше было ясно, что он говорит о Геральте, — который может тебе помешать, переубедить. Потому что ведьмаки, как и ведьмы, весьма солидарны друг с другом. Поменьше слушай его.       — Я разберусь, — бросил темерец. Не хватало еще чтобы бандит диктовал ему, как жить и как работать. И без его умных слов доверия к седому ведьмаку особо не было, ведь тот по глупости и неосторожности допустил смерть вверенного ему монарха. И пусть он сделал это нечаянно, на этот случай есть одна замечательная поговорка — «За нечаянно бьют отчаянно».       — Конечно разберешься. Ведь такой гранит силы воли, как ты, мало что способно сбить с толку. И всё же я хочу, чтобы ты пообещал мне это.       — Ты необыкновенно многого хочешь. И того, и этого. Глядишь, физиономия с другого бока треснет.       — Просто избавься от ублюдка и остальных, — Иорвет придвинулся к нему поближе и требовательно провел ладонью вверх и вниз по его бедру, — и от Цинтии, если у меня самого не получится.       — Слушай, — Роше сглотнул, мысленно желая чтобы рука эльфа забралась еще чуть повыше, — у тебя ведь будет возможность достать ее в Лок Муинне. Мы знаем теперь, что она направилась именно туда вместе с остальными Черными, и, если что, вновь сможем скооперироваться. Как только с моими делами будет покончено, так и быть, я постараюсь помочь. Хотя про нее еще ничего не доказано. Если она тебе просто не нравится, это еще не повод злить нильфов.       — Я найду доказательства, Вернон. Я уверен, что Саскию отравила именно она. Девка тоже не должна уйти безнаказанной.       Поколебавшись, тот всё-таки кивнул.       — Ну вот. Другое дело, — во взгляде Иорвета отразилась признательность.       После чего ладонь его исчезла, оставив после себя лишь неявное тепло.       Роше же вновь посетовал на несправедливость того, насколько легко остроухому каждый раз удается завести его, и теперь мучительно соображал, как бы самому однажды взять над ним верх. Показать ему, кто тут мужик в конце концов. И при этом он смутно понимал, что результат будет чуть более, чем предсказуемый.       Иорвет между делом осматривал розу памяти на предмет первых признаков увядания. Провел пальцем по краям лепестков, пригляделся внимательнее и вздохнул с облегчением — нет, она была свежа, как и прежде. Это позволяло сделать некоторые выводы, хотя судить однозначно было еще рано.       Он и без нее прекрасно знал, что испытывает к Вернону. Чувства эти имели мало общего с красивой легендой. Они были чуть иными, чем те, что случалось с ним раньше: в них теперь много чего намешивалось, но и много чего не хватало. Безопасности, например. Доверия. Но чувства были. И были подлинными. Грели его изнутри, если не сказать — сжигали. Весь вчерашний вечер и ночь, и потом, пока он спал, и как только проснулся и вновь увидел темерского капитана. Необъяснимые, не поддающиеся логике, однако именно тем и прекрасные, они разрастались и расцветали очень знакомым ему образом. Но, по сути, о чем они были?       Поэтому ему необходимо было убедиться. Расставить, так сказать, все точки над и.       — Ладно, время не ждет, — Роше встал, шумно отодвинув стул.       Надел на себя всю оставшуюся амуницию, потом на всякий случай зарядил свой арбалет, проверил наличие всего оружия, однако уходить всё же не торопился. Следил за тем, как Иорвет несколько раз перепоясывает свою короткую стеганку незнакомым, хотя и явно не новым, желтовато-зеленым кушаком.       — А где твоя броня-то? Ты так и пришел? — спросил он, наконец.       — В стирке. Долгая дорога и встреча с трупоедами сказались на ней не лучшим образом.       — Вот как. Впрочем, потом тебе однозначно стоит заменить хотя бы кольчугу. Твоя — полнейшее дерьмо, я хочу сказать: в пальцах расползается.       Эльф ожидаемо возмутился:       — Вообще-то она почти новая! Два года не прошло, как я снял ее с какого-то скеллигского пирата.       — В самом деле? А выглядит так, словно была ношена тремя поколениями наемников, после чего с десяток лет ржавела под землей. Вместе с тем пиратом.       Иорвет юмора не оценил и лишь непонимающе покачал головой. Тогда Роше добавил уже мягче:       — Надо было ее сначала хорошенько почистить и натереть маслом. А если порой не носишь — тем более. И не хранить в сыром месте. Ты не знал?       — Нет. Seidhe обычно кольчуги не используют. Но впредь буду знать, — совет и правда показался ему ценным. — Благодарю.       — Как говорится, спрашивай. Может, еще на что хорошее надоумлю.       Роше сам не понимал, почему вдруг заговорил с ним так участливо. Должно быть, опять одежда была виновата. В ней Иорвет сам на себя не походил, да и на вчерашнего оседлого эльфа тоже. Теперь его было не отличить от рядового скоя’таэля: он казался совсем юным и каким-то незначительным. Кем-то, над кем легко взять шефство. Вернон опять поймал себя на намерении приблизиться к нему и одарить фамильярной, почти собственнической лаской, и на этот раз не стал воздерживаться.       Скользнул рукой вокруг его узкой талии и привлек к себе. Потом сжал еще крепче, заставил невольно опереться на стол в поисках опоры. Иорвет же своим полным повиновением несколько удивил капитана, если не сказать больше — воодушевил. Того бросило в жар от одной мысли о том, что не так и долго будет вновь освободить остроухого от одежды, да и до кровати всего ничего — пара шагов.       — Вот так-так, — протянул эльф, непринужденно закидывая руки на его плечи. — Я догадывался, что вчерашнего тебе покажется мало, и ты…       Однако на этом его заткнули поцелуем, горячим и настойчивым. Он вновь оказался совсем не против и охотно прогнулся навстречу, отвечая с не меньшей настойчивостью. Роше подхватил его колено снизу и привычным движением подтянул к своему бедру. Оставил увесистый шлепок на его поджарой ягодице, увлекая его самого всё ниже к столешнице. Так завелся, что на полном серьезе принялся наощупь разыскивать тесемки на его штанах.       — Сейчас я сам тебя поимею, — пробормотал он, игнорируя чужой смешок над своим ухом.       — Неужели собрался побыть сверху? — спросили его, при этом не делая попыток ни помочь, ни помешать.       — Да, собрался. Пора и тебе узнать, наконец, еще одну грань «обоюдного удовольствия».       — Это замечательно, но в принципе-то… меня и так всё устраивает, — Иорвет вдруг твердо, почти болезненно сдавил его запястье.       Он не переставал улыбаться, хотя взгляд его уже был холодным и колючим.       — Мы ведь обсуждали это раньше, — добавил он.       — Не помню такого.       — Зато я очень хорошо помню. Как и условия нашего договора. А в особенности слова, которые ты тогда употребил.       — Ну и что? Плевать на тот договор. Будто в нем всё дело.       — А. Стало быть уже не в нем?       Роше уставился ему в глаза, чувствуя, как его опять словно опрокидывает навзничь.       — Стало быть, — продолжил эльф, — ты теперь тоже ко мне неравнодушен?       Он погладил мужчину по щеке, видя как быстро и заметно бледнеет его шероховатая от щетины кожа. Вернон не выдержал и отвел взгляд. Он не знал, что сказать, но и подтверждать не собирался. Тем более, что всё и так было предельно очевидно.       — Понятия не имею, о чем ты, но не путай одно с другим, — отозвался он в итоге.       — Я и не путаю. И тебе не советую, — он вновь оглядел темерца сверху вниз, по-хозяйски и оценивающе. — Всё останется как есть. И это я буду иметь тебя, Роше. Из раза в раз. Сияющий ты рыцарек в дорогом мундирчике.       Тот молчал, едва сдерживая негодование. Иорвет явно знал чем брать: свои слова он подкреплял до странности уязвимым, почти раскрытым положением корпуса, почти нежным движением ладони вверх по чужому предплечью. Вернон хотел высвободиться, но не мог. Его со страшной силой влекло к этому эльфу, к его телу, к сложенным в чуть ли не угрожающей ухмылке губам. Он целовал бы их еще, прихватывал своими, играл с его языком, упиваясь тонким привкусом его слюны.       — Ну а если тебе так не терпится сделать что-то из того, что обычно делаю я, — скоя’таэльский атаман ощутимо надавил на его плечо, — то ты всегда можешь отсосать у меня. Да хоть прямо сейчас. Ведь я частенько тебя этим радую.       Роше всё так же молчал, медленно переведя взгляд вниз. Еще немного и он в самом деле опустился бы на колени и принял в рот, напрочь позабыв о своем намерении восстановить статус-кво. Однако кое-как ему удалось собрать остатки гордости. Особенно после того как он вспомнил недавние иорветовы слова про его слабую волю и податливость. «Пошел ты, тварь. Это ты должен меня умолять. Ведь это тебе надо, никак не мне».       — В следующий раз, — ответил он, в свою очередь улыбнувшись, криво и через силу. Не так-то просто ему было справиться со смесью ярости и возбуждения, которые испытывал. — В следующий раз обязательно. Если с поджогом всё пройдет, как надо, я тоже тебя порадую.       — Что же, тогда я очень постараюсь, — уверил его Иорвет вполне искренне, не распознав или пропустив мимо ушей издевательский тон в его голосе.       Они обменялись еще одним коротким поцелуем. После чего Роше, наконец, отстранился, одарив его при этом таким долгим и многообещающим взглядом, что того буквально заколотило изнутри.       А потом Иорвет спохватился:       — Ты свой цветок забыл.       — Черт побери. Ну конечно, цветок, — Вернон с сомнением поглядел на протягиваемый ему бутон. — Нет, пусть он пока побудет тут. Заберу его через два дня, как раз перед отплытием.       — Забери сегодня.       Роше цокнул и всплеснул руками.       — Послушай, ведь это же роза, да еще и такая пахучая. Куда по-твоему я спрячу ее в военном лагере? За ухо заложу? И потом, Геральт легко сможет почуять ее.       — Если так, то он почует ее и через два дня.       — Эх. Я ценю твой жест и твою сраную сентиментальность, но ставить под угрозу всю конспирацию из-за какой-то травы — уже слишком, не находишь?       Иорвет опустил взгляд на розу, погладил большим пальцем ее лепестки.       — Это не простая «трава», Вернон.       — А золотая, да?! Только не говори мне, что это какие-то эльфьи традиции, и в своей приверженности им ты видишь ее в совершенно другом цвете и качестве. Так же, как и каэдвенцы, которым белая, как снег, комета видится кровавой.       — Ты угадал наполовину.       — Тогда изволь просветить!       — Это роза памяти, и ее дарят в знак… — он на секунду запнулся: очень тяжело было подобрать слова, — в знак особенной симпатии.       Роше громко фыркнул и ткнул в его сторону пальцем.       — Знаешь как далеко у меня сидит эта «особенная симпатия»? Я ее под печенью порой чувствую.       Он еще гневно походил туда-сюда, но в итоге выругался вполголоса и протянул руку.       — Ладно, давай сюда твою «симпатию».       — Просто сохрани ее на какое-то время. Кроме прочих, она обладает одним удивительным свойством, которое ты обнаружишь, хотя и не сразу.       Вернон демонстративно просунул короткий стебелек в люверс шнурка на груди.       — Теперь доволен? Спрячу ее в сундук. Не знаю ни про какие свойства, но там она благополучно засохнет и послужит в качестве гербария. Буду, что называется, помнить и хранить.       Иорвет успокоенно кивнул. Стоило бы уточнить, что она не засохнет — по крайней мере, не должна, — но эта информация сейчас вызвала бы только новые насмешки. Так что позже, не всё сразу.       — Сделаешь мне еще одно одолжение?       — Ты что, совсем чокнулся?! — вскинулся темерец. — Что еще тебе нужно?       — Когда я был во Флотзаме, твои люди вовсю рубили лес. Напиши своему новому коменданту прекратить это. На Севере — если не на всем свете — осталось не так много таких мест.       — Напишу, чтоб тебя, — отмахнулся тот и, подцепив с комода свой арбалет, направился к двери. — Всё. Бывай.       Он собирался еще пожелать эльфу удачи с операцией, но не стал — после всей той наглости, что пришлось от него вытерпеть, уже просто язык не поворачивался. Благо, хоть про шеврон не прозвучало ни слова. Будь Фольтест жив, Роше рискнул бы намекнуть ему, что за проведенное со скоя’таэльским атаманом время заслуживает отдельной медали.       Отойдя от дома на довольно приличное расстояние, уже будучи на тракте, он вновь вытащил розу и повертел в пальцах, не понимая, чем она сможет его удивить. «Очередная тупая эльфская сказка». Цветок между тем издавал аромат, вполне различимый даже для него, человека. Нельзя было позволить этому запаху пропитать дублет: если Геральт распознает его, который, быть может, помнит с самих флотзамских руин, то сразу поймет связь между его, Роше, отлучками и нападением партизан на лагерь Хенсельта.       По-хорошему нужно было совсем избавиться от розы, выкинуть ее в придорожную чащу — не станет же Иорвет спрашивать о судьбе своего подарка, — но он передумал и лишь спрятал ее в карман штанов, намереваясь переложить в какой-нибудь дальний ящик сразу, как представится возможность. Ничего страшного, если по пути она немного помнется. Всё равно ведь завянет.       

***

             Оба стражника у врат Металлургов посмотрели на Иорвета несколько странно, но только поприветствовали и ничего не спросили про его долгое отсутствие, равно как и про увесистую волчью шкуру, которую тот с довольным видом нес скрученной под мышкой. Зато он поинтересовался у них, не искала ли его Саския.       Краснолюды отрицательно покрутили головами. Такой ответ принес ему одновременно и облегчение, и беспокойство, ведь именно к нему первому у нее должны были возникнуть различные вопросы, в том числе по поводу отравления. Но, может, она до сих пор чувствовала себя неважно. Или нашлись другие дела. Не было и новостей по поводу новых отрядов, и мысли об этом вновь камнем легли ему на сердце. После короткого отпуска с Роше он вновь возвращался всё к тем же проблемам и задачам.       Сгрузив шкуру на пол полутемной казармы, он вгляделся в лица присутствующих. Эльфы заметно оживились по его возвращении, хотя никто не решился выяснять, где он пропадал добрую половину суток.       Он уже собирался окликнуть Элеаса, но тот сам поднялся к нему навстречу с дальней от двери лежанки, где спал до самого его прихода.       — Почему ты еще валяешься? — резковато обратился к нему Иорвет. — Уже день на дворе. И я не помню, чтобы вчера отправлял тебя на ночную вахту.       — Извини, — пробормотал тот. — В твое отсутствие ничего не происходило, и я прилег всего на минутку.       Остальные не подтвердили и не опровергли его слова.       — Элеас, я позволяю тебе шляться, где вздумается, когда нет нужды замещать меня, но ведь ты лейтенант! Почему такое халатное отношение к своим обязанностям?       На бледных скулах офицера обозначились желваки, однако ответил он спокойно и примирительно, заверив что такого больше не повторится. Иорвет еще какое-то время буравил его взглядом, потом бросил:       — Объяви всем нашим построение.       Воодушевленное состояние, оставшееся у него после Вернона, начало понемногу сходить на нет.       Элеас замешкался было, но всё же вышел из казармы, и тогда тот повернулся к Томасу, который так и лежал у огня, а возле его головы виднелись наполненные какой-то субстанцией плошки. Конечно, нельзя было ожидать, что парень поправится так быстро, но, в принципе, он уже должен был хотя бы раз ненадолго прийти в себя. Силиэн, чья очередь была дежурить возле больного, не смог сказать по этому поводу ничего обнадеживающего.       — Всё время только спит, — добавил он и, заметив что капитан поднял одну из емкостей и принюхался, пояснил: — Это, хм, любимая еда Томаса, низушковые соленья с пряностями. Я подумал, что… может, если он почувствует аромат, то это его разбудит. К сожалению, он даже не заметил. Нашатырный спирт, который мы подносили ему до того, тоже не оказал никакого действия.       Иорвет промолчал. Затем присел на корточки рядом с лежанкой и осторожно отвел с лица спящего юноши темные прядки, накрыл ладонью его лоб — никаких признаков слишком высокой или слишком низкой температуры. Кожа была умеренно теплой, что внушало некоторую надежду. Он задержал бы руку подольше, но понимал, что это никак не сможет помочь страдальцу. Да тот, казалось, и не страдал больше. По крайней мере, не метался и не стонал. За ним был хороший уход: ребята из отряда явно не только регулярно промывали его раны, но и поменяли на нем одежду, освежили его волосы, чтобы он не лежал в грязи.       — Мы не считали убитых во Флотзаме и в других местах, — вновь заговорил Силиэн. — Редко когда удавалось забрать тела. Еще реже — похоронить, как надо. И тем больнее видеть, как кто-то умирает сейчас, за стенами. В безопасности.       — Он еще не мертв, — напомнил ему капитан.       А потом краем глаза заметил наблюдающего за ним Аэлреда, чьи светлые брови по какой-то причине сошлись над переносицей в гримасе, очень похожей на недовольство. Однако стоило повернуться и посмотреть на мальчишку в упор, как тот стушевался. Отчего-то он был смурным, а на локте у него красовалась широкая ссадина, которую он неловко пытался перевязать сам. Эмма, сидевшая рядом с ним, настойчиво предлагала ему свою помощь, но когда он с возмущением отмахнулся, она ругнулась и сердито стукнула его по макушке. Только тогда он смирился.       Иорвет поднялся на ноги и указал на его руку.       — А с тобой что?       — Пустяк. Тренировался с мечом и оступился.       Сложно было представить себе, как это могло произойти с одним из самых ловких и способных парней в отряде, но ничего не поделаешь — придется оставить его в городе. Не хватало чтобы и он тоже подцепил на свою рану какую-нибудь заразу из грязной реки.       Аэлред еще раз встретился взглядом с командиром и вновь отвернулся, с досадой покачав головой. Складывалось впечатление, будто ему есть что сказать, но меньше всего Иорвету хотелось сейчас выслушивать его путаные и эмоциональные взбрыки.       Что-то было не так. В атмосфере царило какое-то напряжение, причины которого он не знал, и никто не торопился ему объяснять. Впрочем, они могли быть подавлены состоянием Томаса. Ведь по сути Силиэн прав: одно дело потерять кого-то на поле боя, и совсем другое — быть рядом со своим больным товарищем и не знать, как помочь ему, и что с ним в итоге станет.       Между тем вернулся Элеас, и Иорвет вышел вместе с ним на улицу. По дороге к Вергену он еще не раз успел подумать о том, какое количество стрелков возьмет с собой на диверсию. Даже вместе с теми, кто присоединился по пути, его отряд едва ли насчитывал три десятка. И не всем из них можно было участвовать в таком деле, по разным причинам. Ни о каких шестерых на лодку не могло быть и речи — лишь самый необходимый минимум.       «Двое гребцов обязательно, иначе нас просто завертит по течению. Одного поджигателя хватит, если скорость стрельбы у него на уровне. Точность уже не так важна. И один стрелок против преследователей и часовых — вот он-то должен быть точным. Итого, двенадцать бойцов на трех лодках».       Эльфы, в том числе и те, что были вызваны от дежурства у мглы, выстроились на площадке перед казармой в несколько рядков, и он пересчитал их на два раза. Но то ли после утренних споров с Роше у него всё еще было мутновато в голове, то ли и в самом деле не хватало троих.       — Бернет, Улиг и, кажется, Витор. Где они? — повернулся он к своему лейтенанту, уставившись на капельки пота, выступившие на его белой, как мел, верхней губе.       Элеас сделал сосредоточенное лицо и, заправив черную прядь за ухо, принялся внимательно пересчитывать сам.       — Я назвал имена достаточно громко, — перебил его капитан. — Будь они тут, уже отозвались бы.       — Да, точно. Ничего не понимаю, — растерянно озирал тот скудные ряды.       Иорвет пересекся взглядом со стоящими впереди всех ветеранами Тернаном и Шефре, которые ранее весьма охотно помогали Киарану, если у того случались трудности. Сейчас их лица не выражали ничего особенного. Аэлред угрюмо смотрел себе под ноги. Эмма поигрывала длинной черной косой, глядя в сторону казарменной двери.       — Капитан, — наконец, с некоторой ленцой в голосе начал Шефре, — мы с Терном можем сходить поискать уклонистов. Может быть, они зависли в таверне? Или купаются в ручье.       Раздалось несколько смешков, но большинство других заметно поежились от этого предположения: кто добровольно полез бы в воду в это время года?       — Идите, — кивнул он, и оба приятеля с готовностью отделились от построения, машинально проверяя сабли на своих поясах.       Сам же он принялся выбирать тех, кто больше всего подходит для предстоящей задачи. Решил отправлять их на условленную точку группами по четверо, чтобы не привлечь внимания вергенцев и не вызвать вопросы. Чтобы о его планах не узнала Саския.       — Послушай, — вдруг вновь обратился к нему Элеас, когда первой группе были даны указания, а остальные пока были распущены, — у меня есть кое-какие догадки насчет пропавших.       — Да ну? — Иорвет сложил руки на груди. — Почему раньше не сказал?       — Не хотел, чтобы другие слышали. Не слишком, может быть, и разумные эти догадки.       — Говори.       Элеас глубоко вздохнул, словно на что-то решаясь. А затем рассказал ему о суккубе. Под прямым взглядом атамана он с большим трудом, запинаясь, признался в том, что и сам ходил к ней несколько раз. Уверил, что это уже в прошлом. И что она наверняка не представляет серьезной опасности, что в округе есть и другие монстры, жертвой которых могли стать пропавшие эльфы. Могли. Но, может, и не стали. Может, они еще вернутся. Но скорее всего парни, в отличие, разумеется, от него, до сих пор продолжают наведываться к ней.       Иорвет дослушал его до самого конца, до тех пор пока слова у того совсем не иссякли. И подумал о том, что за всеми делами и заботами краем сознания не забывал лично отмечать каждого из своих солдат. Пусть он не всех помнил точно по именам — при прежней текучке, тем более когда отряд был больше, это порой бывало бессмысленно — но по лицам уж наверняка. И вспомнил, что кого-то из этих троих не видел уже пару дней, а с кем-то, с другой стороны, пересекался буквально накануне. Некоего строгого распорядка дня, кроме дежурств у мглы, для своих он не вводил, и они в целом жили достаточно вольно, разве что им нельзя было без его разрешения покидать город. При этом обязанность ежедневно пересчитывать бойцов всегда лежала на заместителях. Они должны были знать кто где находится в каждый отдельно взятый момент.       Наконец, он медленно, нарочито спокойно проговорил:       — И я узнаю об этом только сейчас? Перед самой осадой?       — Суккубы обычно не агрессивны, — развел руками тот. — Сам я легко порвал с ней, и посчитал, что другие смогут так же. Ну и потом, ты же понимаешь, что ребятам, особенно молодым, нужно время от времени развеиваться, а в Вергене нет борделя. И эта красавица…       — Ты ходил к продажной девке до последнего, Элеас. И проводил там столько времени, что на основные свои функции у тебя не оставалось ни минуты. Равно как и сил. Вот почему с недавнего времени ты такой дохлый.       Кроме прочего, его возмутило, что и другие ему ничего не сказали. Конечно, каждый жил своей жизнью, насколько возможно обособленной — они не люди и не краснолюды, чтобы кучковаться и лезть друг другу в душу, — но не в таком же случае! Хотя причина, по которой они скрывали информацию о поселившемся неподалеку существе, была предельно ясна. В самом деле, лучше бы Верген действительно обзавелся борделем.       Не дожидаясь какого-либо отклика, Иорвет продолжил:       — Ты прекрасно понимал всю опасность, и подверг ей остальных. Сознательно.       — Нет, я не знал! Я просто предположил, что они тоже могут ходить к ней. И даже сейчас это неизвестно наверняка.       — Ты должен был сообщить мне о ней сразу.       Лицо Элеаса приняло какое-то неясное выражение. Нет, очевидно что он не смог бы отказаться от своей любовницы. И заерзал только теперь, когда замаячила вероятность того, что демоница могла причинить вред другим.       — Сообщить? А когда, позволь спросить?! — внезапно накинулся он на командира. — В какой момент? Тебя самого то и дело не бывает на месте. И сегодня не было целую ночь! Я собирался сказать тебе еще во время поездки, но ты велел мне заткнуться!       Настолько бессовестного вранья Иорвет стерпеть уже не мог. И не должен был. Размахнувшись, он врезал солдату с такой силой, что тот не удержался на ногах и отлетел. Повалился навзничь, держась за щеку, но тут же вскочил и подобрался, как зверь, готовый к обороне.       — Долго ли разобраться с твоей рогатой шлюхой?! — рявкнул капитан, приближаясь к нему. — Из-за ваших шашней мы, возможно, лишились троих! Сам ведьмак был тут, и ты его видел, но промолчал.       На шум потихоньку начали сбредаться горожане, и им обоим пришлось сбавить тон.       — Иорвет, прости меня! Я правда подвел. Я… я был околдован ей.       На него было жалко смотреть — до того несчастным и загнанным он выглядел. В принципе, ему можно было поверить: суккубы порой настолько подчиняют себе волю своих жертв, что те перестают соображать, что делают. Лишь единицы могут сознательно вырваться из-под этого влияния. И всё-таки Иорвет был зол. До такой степени, что готов был убить своего лейтенанта прямо на месте.       — Зачем тогда сейчас признался, что спал с ней? Думал, я посочувствую тебе и прощу?       — Нет. Потому что, — Элеас грустно усмехнулся, — без меня вы не найдете ее жилище. Она не пускает к себе посторонних, открывает только тому, кто ей интересен и кому стоит доверять. И пока еще она доверяет мне.       Он поднял глаза на командира, уже зная, что именно тот скажет ему. Что прикажет сделать. Однако в этот момент как раз вернулись оба ветерана. Прежде чем заговорить, они зачем-то переглянулись между собой. Поглядели на Элеаса, вытирающего кровь с лица.       — Мы обнаружили Бернета и Витора, — доложил Шефре. — Первый и правда был у реки. Вот только не купался, а служил лакомым блюдом для накеров и ворон. А второй, судя по всему, не поделил что-то с гарпиями — те изодрали его только так. Нам бы ведьмака сюда. Своими силами мы уже явно не справляемся.       Иорвет сделал медленный и глубокий вздох. Он имел примерное представление о том, какой вред может причинить суккуб, и раз в случае тех двоих дело не в ней, то так всё выглядит еще запутаннее: зачем они пошли к накерам, к гарпиям? Никто из них не был кретином, чтобы попытаться в одиночку уничтожить всю популяцию чудищ.       — Продолжайте поиски Улига, — сказал он бойцам. — Но сначала заберите тела погибших, пусть краснолюды похоронят их в катакомбах. И если потом кто-то из наших захочет сходить попрощаться с ними, то я запрещаю. До тех пор, пока не будут устранены все монстры. Естественно, — подчеркнул он, — при помощи вергенского гарнизона.       Он предполагал, что в условиях малочисленности отряда новость о смерти нескольких товарищей сама по себе негативно повлияет на моральное состояние остальных. Но еще худший эффект окажет вид их изувеченных останков. Знай он о том, что происходит, сделал бы всё, чтобы задержать Геральта в городе!       — Ну а ты, — бросил он неприязненный взгляд на лейтенанта, — сейчас идешь и ищешь себе пару-тройку добровольцев: к вечеру у меня должно быть не меньше сотни зажигательных стрел. И если хоть одна из них не загорится или окажется никчемной, я лично сделаю еще столько же, подожгу их и засуну тебе в задницу, по одной. И будь уверен, они поместятся там все.       Кто угодно другой допустил бы, что это лишь метафора, словесная угроза, но только не отлично знающий своего атамана Элеас.              Вскоре нашелся и последний пропавший. К сожалению, он тоже был мертв. Лежал покусанный и истощенный среди руин сожженной деревни, что неподалеку от вергенских ворот. Иорвет осмотрел его вместе с Шефре и его приятелем. Тут сомнений не было: Улиг был почти досуха выпит, причем совсем недавно, и других повреждений на его теле не было.       Вызванный из казармы Элеас подтвердил, что как раз неподалеку и находится логово демоницы, на что эльф в полосатой маске, который явно слышал об этом впервые, пораженно воскликнул:       — Чего, суккуб? Здесь, у Вергенских стен? То есть, ты знал о ней, а мы нет, — он укоризненно прищелкнул языком. — Вот ведь сучка: сколько раз я ходил мимо руин и ничего не заподозрил. Получается, что просто не приглянулся ей или как?       Лейтенант с отвращением поморщился — следовало бы напомнить Подранку, почему он не интересует женщин и уже не заинтересует никогда, — однако вместо этого повернулся к Иорвету:       — Так как ты предлагаешь избавиться от нее? Сомневаюсь, что она уйдет добровольно.       — Просто убьем ее, — отозвался тот.       Последовало долгое молчание.       — Она очень сильная и владеет магией, — уточнил черноволосый эльф. — Тут действительно нужен ведьмак.       — Ведьмака у нас нет и не будет. И вот что, Элеас: раз уж ты утверждаешь, что она откроет логово только тому, кому доверяет, то тебе и разбираться с ней. Тем более, что ты успел основательно ее изучить.       Вновь повисла тишина, но под давлением взглядов остальных офицер не стал затягивать с ответом и решительно покрутил головой. Во всем его облике читалась вполне определенная эмоция.       — Что же, понимаю, — пожал плечами Иорвет. — Хорошо, что у меня всё-таки есть надежные люди, на которых всегда можно положиться. Шефре, Тернан — суккуба устраните вы.       — Охотно, капитан, — тут же оживился первый, доставая саблю.       Другой сделал то же самое. В ожидании дальнейших распоряжений он совершил несколько широких махов, чтобы размяться, затем опустил клинок на плечо.       — Пошли выманивать твою подругу, — сказал он Элеасу.       Тот, однако, опять начал нервничать и колебаться. Он знал этих двоих, и ему не понравилось то, что именно они должны были выполнить приказ. Не надо было глядеть в воду, чтобы догадаться — выполнение затянется надолго, по причинам, известным всем присутствующим. И всё же кроме них больше некого было отправить. Это были самые сильные и невозмутимые бойцы в отряде. Те, у кого ни при каких обстоятельствах не дрогнет рука.       — Так и быть, — в итоге согласился он, — ее жилище совсем рядом. Я начну говорить с ней, и когда вход откроется, вы спуститесь вниз.       Уже на месте он еще раз глянул на Иорвета, усаживающегося на торчащий из земли кусок стены.       — Я не хочу смотреть. Разрешишь мне уйти?       — Ты остаешься.       Начали подтягиваться любопытствующие обеих рас из числа дозорных за мглой. И не только они, так как новости о любом происшествии распространялись по городку мгновенно. Пришел Аэлред, который в последнее время особенно любил всюду совать свой нос. За ним на некотором отдалении плелся Силиэн. Его смена закончилась, и он был сонный, но пропустить такое явление как суккуб не мог. Пришла даже обычно безразличная ко всему Гиттан, встала отдельно ото всех и сунула руки в карманы.       — Надо приступать, пока тут весь Верген не собрался, — заметил Элеас. — Если будет стоять галдеж, она не отзовется.       Ему не понравилось такое количество наблюдателей. Иорвету тоже, но он не стал никого прогонять, только велел отойти от люка подальше и умолкнуть. Пусть видят, решил он, это послужит уроком всем.       Наконец, прочистив горло, лейтенант сделал то, что от него требовалось. Неожиданно было услышать от него особенно командный тон — остальным всегда казалось, что уж с такой-то дамой он точно должен был лебезить и пресмыкаться. Ну а она, снова вопреки ожиданиям, не послала его на все четыре стороны и пусть ничего не сказала в ответ — или сказала только ему, но мысленно? — тут же распахнула лючок. Запахло серой, однако сама демоница при этом не показалась.       Первым в подвал спустился Тернан. Он не торопился, дабы не напугать ее раньше времени. Следом за ним отправился его друг, одними глазами улыбнувшись удивленному женскому вскрику, сразу перешедшему в разъяренное рычание. Послышались смутные звуки ударов и звон клинка, а потом Шефре аккуратно прикрыл за собой крышку, и вновь стало тихо.              Все переглядывались в ожидании, не зная наверняка, чем закончится поединок двух эльфов и владеющего магией суккуба. Элеас поначалу ходил кругами, кусая губы, а потом сел неподалеку от капитана, но, ясно чувствуя его отторжение, не рядом.       Иорвет был глубоко разочарован в нем и понимал, что больше не хочет иметь с ним никаких дел, однако пока не было никакой возможности изгнать его или убить: предатель всё еще был нужен отряду. И некого поставить на его место. Это было понятно и без слов.       Тот долго сидел в оцепенении, опустив голову, и вновь вскочил, когда спустя время люк, наконец, распахнулся. Показавшаяся в нем рыжая макушка и скуластое угрюмое лицо под ней не оставили сомнений, кто стал победителем. Заметно возбужденный, светящийся довольством Тернан выбрался наружу, таща на своем плече что-то, отдаленно напоминающее свежесодранную овечью шкуру. Эльф в маске, на котором, впрочем, маски уже не было — она болталась где-то на шее — утомленно выдохнул, указав на ношу приятеля:       — Всё, тварь повержена. Принимай работу, командир.       Иорвет встал со своего места и подошел осмотреть результат. Вокруг так и стояла тишина, в которой особенно громким казалось заполошное дыхание двух солдат, их смешки и обмен фразочками.       Под лучами солнца на бесформенной, безобразной куче влажными бусинами блестела кровь. Она осталась на кустиках травы, которой поросли руины, быстро пропитала утоптанный песок вокруг лючка. Тело суккуба было настолько изуродовано, что едва можно было понять, где у нее лицо, а где грудь или живот, где ноги — всё было покрыто сплошной сеткой резаных ран. С большим трудом угадывалось лишь то, что кожа у нее была чуть смугловатой, а волосы — темными.       Пораженный увиденным Элеас медленно перевел взгляд с нее на двух приятелей, которые уже вовсю занимались вытиранием рук и оценкой ущерба, нанесенного одежде и здоровью.       — Ах вы мрази… — прошептал он беспомощно.       — Что не так? — бросил ему Шефре.       — Вам было приказано только убить ее, а не исполосовать до кровавой каши!       — Так мы и убили, как видишь. К тому же пришлось повозиться: очень уж горячая попалась девчонка. Я полагал, что нас огнем припекут, но эта швырялась чем-то вроде молнии из посоха. Ну а когда лишилась его, пустила в ход ногти, рога и даже зубы.       Тернан с усмешкой провел пальцами по своей челюсти, где наливался синим большой кровоподтек. На обеих его кистях, и без того покрытых шрамами, виднелись новые вспухшие росчерки.       — А еще говорят, — продолжил его товарищ, — что они лучшие любовницы. Как по мне, так себе середнячок. Ни шатко, ни валко. Но ты меня удивляешь. Неужели тебе жаль упырицу, которая так жестоко расправилась с нашими ребятами, а? — затем он огляделся по сторонам. — Что, вам всем жаль?! Тогда гляньте на Улига. На то, что с ним стало.       Большинство в ответ промолчали, но кто-то даже отрицательно мотнул головой.       — Так-то! Выходит, только Элеас у нас такой жалостливый.       Иорвет собрался уже прекратить это обсуждение и велеть всем уходить, но тут заговорил Силиэн:       — Суккубы не убивают. Они… — он чуть осекся под взглядом больших, как два флорена, светло-голубых глаз Шефре, — я читал, что им незачем. Им… другое надо.       — А, ну раз ты читал, — ветеран выразительно пожал плечами, не окончив фразу. — Впрочем, может, конкретно эта была особенной, м? И ей не только «другое» надо. Верно я говорю, капитан?       — Мне откуда знать? — отозвался тот. — Я не совокупляюсь с животными и не разбираюсь в их пристрастиях.       Лейтенант вскинулся было, но лишь понуро отвел глаза. Аэлред, до того молчавший, неопределенно фыркнул, зато Шефре широко улыбнулся, что в его случае смотрелось непередаваемо ужасно.       — С животными, — протянул он, — эх, точнее и не скажешь.       — Всё, хватит! — оборвал его Иорвет.       Он отдал несколько распоряжений: Улига похоронить, как остальных, труп суккуба сжечь, а зевакам — разойтись. Элеас напоследок бросил долгий, полный ненависти взгляд на Шефре. Тот говорил нарочито быстро, менял тему, но зря при этом думал, что никто не запомнит его слова про «середнячок».              Когда ушел и сам атаман, на площадке между сожженных домов остались лишь двое ветеранов да Силиэн. Обращая мало внимания на последнего, те разводили костер для суккуба, деловито обсуждая его хатку. Отмечали чем там можно поживиться. Затем Тернан еще раз придирчиво осмотрел труп и принялся отпиливать ножом один из рогов. Что-то пошло не так, и рог треснул, а эльф, ругнувшись, взялся за второй.       — Зачем тебе этот хлам? — спросил его Шефре, подняв забракованный и подкинув его на ладони.       — Трофей, — буркнул тот, не отрываясь от своего занятия.       — Пф. Хвастаться тем, что трахал суккуба? Каково достижение. Надеюсь, однажды вновь окажемся в Велене, ну а там их — что твоих утопцев в пруду.       Он бросил рог Силиэну и тот был вынужден поймать его. На самом деле юноша испытывал смешанные чувства, находясь в их компании, но одно осознавал с полной уверенностью: стоило гордиться тем, что такие, как они, принимают его и разговаривают с ним. Ни разу он не слышал от них по-настоящему жестоких подколок на свой счет. Тернан научил его нескольким важным приемам в покер, ну а Шефре уже не счел нужным закрывать в его присутствии лицо.       — Должно быть, ты получил эти увечья во время Второй Северной? — запросто поинтересовался он у старшего, прямо глядя на его обкорнанные по самый череп уши и нос, на изодранные чем-то вроде плети или батога губы. Удивительно, но с первого взгляда нельзя было понять, что конкретно с ним не так: настолько выразительным и самобытным было лицо Шефре, не смотря ни на что. — Говорят, тогда часто именно так северяне наказывали эльфов-разведчиков, попавших к ним в плен.       Тот посмотрел на него внимательно, после чего звонко расхохотался. Тернан тоже издал смешок.       — Ну, Сили, всё не совсем так. Хотя моя история тоже весьма прозаична, — он закинул локоть на плечо молодого эльфа. — Как-то раз я забавлялся с одной девицей, из dh'oine, и не разузнал заранее, кто она и что. Оказалось — дочка самого ипата. Для меня-то это пустой звук, но не для его дружинников. Они поймали меня и принялись готовить к утренней казни. Полагаю, что перед повешением я должен был лишиться еще и мужских причиндалов, но обошлось: я ухитрился сбежать. И вот мне до сих пор неясно, чего они были так злы на меня? Девка ведь в целом осталась жива и оклемалась потом. По слухам, даже родила кого-то. В общем, несправедливое наказание, я считаю. Но людишкам виднее.       Силиэн промолчал. Рука Шефре жгла его через гамбезон, и от этого было очень неприятно, но скинуть ее он не решался. На этот раз он точно знал, что тот не шутит, и рассказ его правдив от и до.       — Ладно, чего стоять? Сили, помогай, — старший велел ему взять суккуба за ноги, а сам подхватил ее под плечи. Вместе они затащили труп на доски.       Тернан мог бы сделать это одним движением, но почему-то не стал. Наблюдал только за их действиями и зевал, почесывая грудь.