Teufel!

— Хей, ты оглох? — незнакомый, хриплый голос доносится сквозь музыку в наушниках. Гилберт отрывается от разглядывания иссиня чёрного сырого асфальта, поднимая голову на оклик. Вот чёрт. Над городом сгущаются тучи, а над Гилом проблемы. — Это наша территория, плати если хочешь жить, — наперебой рявкают из обступившего его кольца, корча рожи кто кривее. хочется ущипнуть себя, чтобы проснуться, ну не может быть настолько карикатурно киношной банды в жизни. На попытку честно уладить всё нормальной человеческой речью ехидно отзывается внутренний голос: «А чего вообще ты ожидал от дворового сброда?». «Действительно, чего, о великий стратег?» — от самоиронии глаза сами собой закатываются, как жаль, что главарь шайки принимает это на свой счёт. В челюсть прилетает жалкая пародия на правый хук, пару зубов точно выбило бы будь удар каплю сильнее. Кольцо тоже приходит в движение, как по команде со всех сторон налетают пинки и удары, буквально куда глаза глядят, достаётся и печени, ещё не пришедшей в себя от последнего «культурного отдыха трио», и рёбрам, с которых так долго сходят гематомы. Полчаса до чёртовой дистанционной лекции. Эти отморозки вообще не входили в его планы. Чей-то тяжёлый ботинок втаптывает некогда белый кроссовок в сырой асфальт, ожог от кипятка, полученный вместо утреннего чая, отзывается сотней иголок пронзивших тонкую кожу ступни. Гил только шипит от боли, крепче сжимая зубы, за гулом крови в ушах даже не слышно пустых выкриков, будто немое кино развернулось вокруг. Очень похоже на пары австрийского зануды, что особо взъелся на него сегодня. Байльдшмид мысленно пожелал ему сломать очки чуть сам же не осуществил проклятие, неловко налетев на преподавательский стол. Не его день. Определённо. Кажется его даже вырубает на какое-то время, во всяком случае открыв глаза он видит только рюкзак, валяющийся неподалёку и пару капель собственной крови, затерявшейся в тёмной смоле. На солнечное сплетение точно камнем давят, язык сводит от металлически-солёного привкуса, а левый глаз заливает тёмно-красная пелена. У одного наушника не хватает резиновой насадки, экран телефона разбит и грозится поглубже воткнуть пару осколков если неверно затронешь. Лекция началась минуту назад. Прохожие с опаской косятся на побитого парня, обходя как можно дальше по кривой, за это немец даже благодарен им, не хватало ещё лишних вопросов. Слайды рассыпаются на пиксели, складываясь в сюрреалистичный узор трещин, лектор бубнит одному ему понятные слова, вероятно, тупо зачитывая с презентации. Пофиг. Потом перепишет, а энку побитой рожей не закроешь. Главным испытанием становится лестница, рассеченная бровь не прекращает фонтанировать, лишая видимости на один глаз, на рёбрах кажется сыграли вместо ксилофона. Да когда уже этот дурацкий день закончится?! — Аккуратнее, — глухо произносят где-то за наушниками, голос не удаётся различить, но чёрт возьми. Гил взрывается. — Teufel! Да не могу я! — наушники не удерживаются, выпадая из ушей, так резко он вскидывает голову, зло щурясь на соседа. Гневная тирада застревает в горле, парой ступенек выше стоит Иван Брагинский, человек, что лишь пару месяцев назад переехал в квартиру напротив и просто самый приятный и адекватный его сосед. Однозначно не тот с кем хотелось бы портить отношения. Молодец, старина, даже здесь ты прое- — Заходи, у тебя кровь, это надо промыть и обработать. Стоп, что? Иван поднимается на площадку, серьёзно раскрывая перед ним входную дверь. Гилберт непонимающе смотрит на русского, решаясь подняться только после приглашающего кивка в сторону виднеющейся прихожей. Был ли это свет включившийся в кухне или действительно лучи прямиком из рая осветили массивную фигуру соседа Байльдшмид не понимает, но через пять минут уже сидит за столом посреди узкой кухонки и греет руки о чашку с каким-то травяным чаем, пока Ваня колдует с мокрым комком ваты над его бровью, вырывая сдавленное шипение. В коридоре едва слышно ворчание лектора из динамика. — Как вообще это случилось? — Брагинский кивает на кучку упаковок от пластырей, да вату у початого бутылька перекиси, неспешно отпивая чай, Гил кривится вспоминая сколько сахара туда было добавлено, но мысль сформулировать не может. — Просто неудачный день? — неуверенно отвечает он, приподнимая не пострадавшую бровь, — Спасибо за всё, но я пойду, не стоит грузить тебя ещё и этим, — второпях бормочет немец, вставая из-за стола, кажется Ивана это не устраивает, чужая рука крепко хватает его за запястье. — Нет, ты останешься и расскажешь всё с самого начала, — маленькая морщинка между бровями намекает на безоговорочную серьёзность соседа и честно? Этот день был достаточно дерьмовым, хватит, можно и пожаловаться. До наступления темноты он так и не возвращается в свою квартиру.